День был что надо. Они прибыли сюда около полудня, когда местное солнце торчало в зените и высотные здания, окружающие площадь не мешали лучам насыщать людей ласковым теплом. Мир был полон созидательной суеты и уверенного благополучия. Отсутствие малейших причин для опасений в течении веков, создаёт общество которому совершенно неведом страх. К беззаботному населению города добавилась ещё более беззаботная компания из двенадцати человек. Поровну парней и девушек. Их было столько, что им было не обязательно запоминать имена друг друга. Им достаточно было обращаться друг к другу «чувак» или «крошка». Имена, их эгоистическая идентификация, всегда начало разрушения безмятежности. Спокойствие, радость, блаженство, экстаз - вот единственные стоящие достижения цели.
Память Киллоя откуда-то издалека выдала предостережение о зыбкости того, что он видит. Напоминание кольнуло короткой иглой неудовольствия и тут же бесследно исчезло.
Сейчас Киллой с трудом мог вспомнить, кто из этой компании предложил отправиться именно сюда. Он сам и не подумал бы выбраться в такое старинное место. Но ощущение общности, возникшее в этой незнакомой компании, вопреки обычным предпочтениям, увлекло его и он совсем не жалел, что покинул сумрак Оболочки.
Они шли по площади и радостно скалили молодые зубы. Вокруг было полно не менее молодого и не менее радостного народу, но они явно выделялись среди всех своей, отточенной поколениями изысканностью. Киллой видел как съёживается веселье аборигенов, сражённых совершенством прибывших.
Город и в самом деле был очень древним. Явно настоящие солнце и небо над головой, здания, отделённые улицами, соединённые переходами, нескончаемые потоки транспорта; всё это нисколько не подходило под понятие Мегаполиса. Удивительней всего в нём была набережная и морской залив. Оттуда дул лёгкий ветерок, пахнущий солёной водой и водорослями.
Этот запах тронул что-то в душе Киллоя, возможно что-то доставшееся от неизвестных ему предков. Он предложил покататься над заливом. Лёгкая в своей подвижности компания встретила идею радостными воплями. Они пошли подбирать себе судно. Прогулочные яхты, которые сдавались внаём, оказались таких старых моделей, что это вызвало в компании новый приступ веселья. Как далеко нужно отстоять от цивилизации, чтобы до сих пор выпускать такие древние суда! Отсмеявшись, они всё же выбрали себе судно по вкусу. Оно было надёжным и простым в управлении, но главное, что в его просторном салоне было полно мягкой мебели. Когда все пассажиры были на борту, яхта поднялась в воздух. Киллой задал маршрут вдоль береговой линии и предался общему веселью. Такая смешная старина всё ещё была главным объектом шуток, но бортовой бар порадовал обилием пьянящих напитков. Их вкус выгодно отличался от привычного Киллою.
Праздник единения душ и тел был в самом разгаре, когда его прервал истошный крик одной из девчонок. Она стояла полуодетая с выпученными глазами и была бы очень забавной, если бы не её крик, который она прерывала только для того, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха. Для распавшегося клубка тел сразу стала ясна причина крика. Ещё десяток голосов подхватил эту безумную ноту. Яхту несло к стене падающего с неба огненного дождя. Какой-то парень оказался рядом с пультом управления и попытался изменить курс яхты. Бестолковый манёвр только приблизил яхту к гибельному пламени. Киллой оттолкнул несчастного идиота и сам ухватился за штурвал. Ему было хорошо известно, что доверять свою жизнь можно только себе. Компания, которая совсем недавно казалось Киллою такой милой, превратилась в орущую, мечущуюся по салону толпу. Они то и дело натыкались на Киллоя, мешая управлению машиной и приводя его в бешенство. Киллой знал, что нельзя поддаваться настроению толпы и старался воспринимать паникёров как неразумную природную стихию, с которой приходится считаться независимо от настроения. Киллой заложил крутой вираж и благополучно уклонил яхту от соприкосновения с тянущимся к ней языком пламени. Он повёл яхту вдаль от опасной зоны. Едва оторвавшись Киллой попытался оценить положение. Происхождение льющегося с неба огня невозможно было себе представить. То, что его производило, терялось где-то в небесной вышине, там, куда яхта подняться бы не смогла. Мало того эта огненная стена двигалась, пожирая всё на своём пути. Морской залив как жалкая лужа исчез под ней, обратившись облаками пара. Покончив с заливом, стена двинулась на город. Недостаточно вёрткие летательные аппараты с короткой вспышкой исчезали в её рыже-огненном теле. Здания в сотни этажей чернели и во мгновенье осыпались серыми клубами пыли. Корпус яхты не пропускал звуков извне, в салоне по-прежнему играла древняя музыка ублажающая Эроса и горячащая его поклонников.
Выяснять суть происходящего не имело смысла. Надо было выбираться из обречённого города. Турникета, из которого вышли они совсем недавно, больше не было, его поглотило пламя. Киллой, уворачиваясь от подвижных и неподвижных препятствий, вёл судно между домами.
Пламя осталось где-то за пределами видимости и компания вновь осмелела. Все выражали свой восторг перед тем как эта колымага покорилась Киллою. Опять раздались шуточки, теперь по поводу собственного недавнего страха. Но Киллой был сосредоточен, он знал, что веселье пока неуместно. Повсеместно проявлялись признаки паники, захлёстывающей город. Известие о наступающем конце привычного распространялось, вырывая горожан из блаженного оцепенения. Они умудрялись сталкивать транспорт снабжённый антиаварийной автоматикой, и обрушивать его на головы метущихся прохожих, мгновенно даря им избавление от ужаса.
Киллой прошёл на бреющем полёте над толпой, пытающейся проникнуть в здание с литерой «Т», обозначающей Турникет. Но здесь шансов на спасение не было.
Чем больше толпа и чем сильней инстинкт самосохранения у её отдельных особей, тем больше тех кому не дано сохранить в ней свою жизнь. Парализованные страхом люди делали всё, чтобы помешать друг другу спастись. Надо было двигаться туда, где люди ещё не напуганы падающим с неба огнём. Если, конечно такое место достижимо. Киллой направил аппарат ввысь в самые скоростные транспортные потоки. Поднявшись над домами, Киллой огляделся. Та часть города, по которой прошёлся огонь, превратилась в чёрную дымящуюся долину. Ни пожарищ, ни руин. Всё, что могло сгореть пожрало пламя.
Киллой видел как на крышах, в верхних этажах и в переходах между зданиями, стояло множество людей. Им не на чем было улететь. Стояночные яруса на крышах уже были пусты. Эти люди знаками пытались привлечь внимание пролетающих мимо. Они надеялись, что кто-то, из таких же испуганных как они людей, окажет им помощь. Но никто из пролетающих не хотел задерживать своё бегство. Или скорость движения огня или отсутствие свободных мест разрешало дилеммы сострадания.
В салоне яхты было полно места и даже если бы стена была гораздо дальше Киллой не подумал бы брать неудачников на борт. Меньше всего он хотел бы прибавление в атмосфере, что окружала его этого гадливого страха. Он бы избавился и от своих пассажиров, хотя бы за то, что они смотрели на него как на героя и ждали, что он будет попутно спасать прочих страждущих.
То, что устроило Киллою огненное испытание, будто отозвавшись на его желание избавиться от попутчиков, пролилось своей пламенной щедростью прямо над яхтой. Град тяжёлых капель прошёлся по верхней прозрачной половине яхты. Она выдержала быстрый натиск, но почти совсем утратила свою прозрачность. Мир за окнами принял вид неясных колеблющихся теней. Находиться в яхте стало не только опасно, но и невыносимо. Киллой, полагаясь на интуицию, повёл судно на посадку.
Близость к поверхности определилась многочисленными соударениями борта с лёгкими податливыми предметами. Удары о борт продолжались когда яхта уже скользила вдоль улицы. Эта дробь обозначила как много тех, кто пытался избежать неизбежного полагаясь лишь на собственные ноги.
Киллой первым покинул яхту, оставив тех, кого так недолго считал своими друзьями бороться за выживание в её узких дверях. Жизнь вне яхты оказалсь намного суровей. Ласковый ветер сменился знойным и нёс он теперь не запах моря и приключений, а душащий запах гари и отчаяния.
Со всех сторон раздавался нестройный хор обезумевших людей. Киллой обернулся. Всё пространство между домами занимала движущаяся стена. К ней вела дорога из сбитых яхтой Киллоя людей. Изрядно прореженная орущая толпа, спотыкаясь о лежащих, продолжала свой бессмысленный бег.
Кожа Киллоя покрылась мурашками, несмотря на растущую температуру. Он на какой-то миг потерял рассудок и обнаружил себя бегущим быстрее всех. Но его разум вновь сумел одолеть страх, то что бег не сможет спасти от пламени было слишком очевидно. В тесном пустом переулке на пластиковом тротуаре Киллой заметил круглую металлическую крышку. Он бросился к ней. На ходу он достал нож, щелчком выкинул и зафиксировал широкое лезвие, вставил его в паз между каменной плитой и люком, надавил и приподнял край крышки, подцепил его пальцами, раззявил щель входа на достаточную ширину, опустил вниз ногу, нащупал каблуком ступеньку вертикальной лесенки, ловкой ящеркой скользнул вниз и закрыл за собой крышку. Глаза, оказавшиеся в темноте сохранили последнее виденное на свету. Растрёпанная девушка, тесное общение с которой было прервано начавшейся катастрофой. Должно быть она бежала за Киллоем и успела заметить как он свернул в переулок. Может быть даже она связывала с ним какие-то иллюзии. Ещё Киллой успел заметить как выглядят глаза человека за мгновение до его исчезновения. Вырвавшийся язык пламени обратил девушку и всех рядом с ней в пар. Едва цепляясь за ступени, Киллой скатился по лестнице. Внизу журчал неспешный водный поток. Только сейчас Киллой почувствовал какой здесь отвратительный запах. Превозмогая отвращение он пошарил рукой в нечистой струе и почти сразу нашёл оброненный нож. Он убрал лезвие и включил фонарь в торце рукоятки. Яркий луч осветил канализационную трубу. Киллой был в ней не один. Множество мелких животных с длинными хвостами бежали от бушующего на поверхности огня. Киллой побежал топча ботинками серых зверёнышей. Они сворачивали в боковое ответвление. Этот ход был гораздо меньше размером и шёл под небольшим наклоном вниз. Не раздумывая, Киллой упал на живот и заскользил по зловонной жиже вниз. Ход всё дальше уносил Киллоя от убийственного жара и сердце уже праздновало избавление. Но тут Киллой с размаха налетел на металлическую решётку. Зверьки проскакивали сквозь неё, продолжая своё бегство от смерти. Киллой два раза толкнув неподвижную решётку плечом, издал вопль, многократно повторённый стенками трубы. Жижа, обтекающая Киллоя становилась всё горячей. Он выдвинул из рукоятки ножа микрорезак и принялся резать прутья решётки. Металл нехотя уступал струе раскалённой плазмы. Киллой разрезал десяток прутьев сверху и с обоих сторон. Жижа под ним стала обжигающе горячей. Киллой начал судорожно толкать решётку. Она поддалась под тяжестью тела и наклонилась, образовав подходящую по размерам щель. Жар совершенно не оставлял времени и Киллой бросился в эту щель. Торчащие сверху прутья сдирали кожу со спины, но эта боль была ничто по сравнению с жжением охватившем ноги. Двумя рывками Киллою удалось освободиться от капкана сломанной решётки. Окружённый клубами пара он заскользил дальше по трубе и тут неожиданно сорвался и полетел вертикально вниз.
Киллой долго лежал в полумраке своего жилища. Восстановление после снов всегда было не намного лучше самих снов. Несколько раз дрёма вновь охватывала его и он тут же просыпался от полёта в бездну. Наконец он нашёл в себе силы отлепить с висков датчики снов и запустить стимуляторы. Механические и электрические устройства приводили тело в порядок. Мышцы проминались массажёрами, потом натягивались и расслаблялись разрядами до тех пор, пока тело не обрело нужную для полноценной жизни прочность. События сна выветривались из памяти. Вскоре от них не останется и следа.