Людочка. Закат любви

Юрий Бахарев
Предыдущий тект: http://proza.ru/2019/04/11/401

 Перипетии романтических встреч

Наши отношения с Людой постепенно, но неуклонно клонились к закату.   
Почти все наши романтические  встречи теперь проходили у меня дома.

А однажды очередное такое свидание с Людой закончилось серьезной ссорой.
Как-то перед зимними каникулами, когда я был уволен с субботы  до конца  воскресенья, а мама должна была с утра уйти на дежурство, мы с Людой, расставаясь субботним вечером, договорились, что  она придет ко мне утром, и мы  проведем  воскресенье у меня  дома.

Так и случилось. Люда пришла в 10 часов утра, и я, ожидая её звонка, открыл дверь. Соседки по квартире были дома, и слышали, что кто-то ко мне  пришел. Меня это мало беспокоило, так как соседи были достаточно тактичными, чтобы не лезть в мои дела.

Почти месяц прошел с момента  нашей  последней близости, поэтому  мы не долго сдерживали  себя и без рефлексий поддались нахлынувшему потоку эмоций.

Когда же, часов в двенадцать, раздался звонок, то я подумал, что пришли к соседям, и выходить из комнаты не стал, но, на всякий случай,  быстро  надел брюки и тельняшку.  По голосам, доносящимся из коридора, я понял, что пришел Володя Сладовский и, предупредив девушку, что это мой приятель, вышел его встречать.

«Привет, Володя! Как ты догадался, что я дома»? - начал я разговор, останавливая его возле стенного шкафа.
«А я вчера поздно  вечером видел тебя из окна, когда ты маршировал по Московскому проспекту в сторону своего дома, и понял, что тебя  отпустили с ночевкой.

 Я  тебе проспорил книгу и решил, что пора её отдать», - с этими словами он протянул мне том Элизе Реклю в «мраморном» переплёте.
«Да, было дело, помню. А книгу эту мне давно хотелось иметь», - сказал я, принимая увесистое, еще дореволюционное, издание.

« Раздевайся, вешай пальто в стенной шкаф. Только, не очень торопись, я не один. Дай возможность моей подружке причесаться, чтобы  выглядеть эффектнее».

С этими словами я заглянул в комнату и увидел, что Люда, успев набросить на диван покрывало, стоит одетая, прихорашиваясь перед зеркалом.
«Я, наверное, не вовремя пришел, тогда  пойду », - засмущался  приятель.
«Да нет, проходи, а то, если я тебя не пущу, то соседки подумают, бог знает что!» – сказал, я, приглашая его войти.

«Познакомься, подружка, это мой друг Володя Сладовский!»- сказал я, пропуская приятеля вперед.
Девушка кокетливо ему улыбнулась и протянула  руку.
«Очень приятно, меня зовут  Люда. А когда меня называют «подружка», мне не нравится», - сказала она, как будто делая мне замечание за демонстрацию близких отношений.

«Ну, значит, я никогда не буду тебя так называть, хотя и очень бы хотелось. Я еще летом видел у Паши твою фотографию, и сразу сказал, что ты очень красивая», - напористо начал  Володя, целуя протянутую руку.
«Спасибо за комплимент, ты тоже  симпатичный», - сказала девушка и не без торжества взглянула на меня.

«Так, может быть, я тут лишний?» - спросил я, кладя том Элизе Реклю на стол  и делая вид, что обижаюсь.
Пикантность ситуации дополнял пояс с чулками, лежащий на стуле, который Люда не успела спрятать. Но я видел, что  Володька заметил эту интимную деталь и, засмущавшись, стал собираться.

«Было очень приятно познакомиться с тобой, Люда, но мне надо идти. Я приходил только отдать Паше книгу», - с этими словами он еще раз поцеловал девушке ручку и направился к двери.

Я не стал его задерживать и  вышел в коридор проводить друга.
«А она еще лучше, чем на фотографии! Помнишь, что ты мне обещал?» - тихо сказал Сладовский, надевая пальто.
«Помню, конечно!» - буркнул я, считая, что Володя шутит.

Когда я вернулся в комнату, Люда  смущенным тоном сказала: «А Володя симпатичный. И деликатный. Он всё понял, но ни словом, ни жестом не дал это понять».
«Да, он хороший парень, и, наверное, один из самых умных, кого я знаю. И еще, мне кажется, ты ему приглянулась!» - ответил я.

«Я это почувствовала», - сказала Люда просто.
«Давай перекусим, а потом сходим в парк погулять», - предложил я девушке. Мы так и сделали, и через полчаса уже вышли со двора дома, направляясь к Парку Победы.

И тут случилось то, из-за чего мы с Людой первый раз серьезно поссорились. Вина, без сомнения, была моя. Но всё произошло так быстро, что я не сумел сориентироваться в ситуации.

Заворачивая за угол дома, я увидел в нескольких шагах от себя, идущую навстречу, одноклассницу Лику Гоголеву, с которой у меня, со школьных времён, были романтические отношения. С ней двумя днями ранее я разговаривал по телефону, уверяя, что хочу её видеть.

Я бросился к ней навстречу, радостно улыбаясь, и  замечая, что Люда не идет за мной, а подозрительно смотрит на мои маневры.
«Привет, Лика, как я рад тебя видеть, прекрасно выглядишь!» - сказал я, беря её за руку.
«Стоило только захотеть, так тут же и увидел!» - ответила Лика, вспоминая наш телефонный разговор.

Тут я заметил, краем глаза, что Люда повернулась и медленно пошла в другую сторону.
«Беги скорее, уйдет твоя девушка», - с насмешкой шепнула мне Лика. Её ирония сделала своё дело.

«Почему ты решила, что  побегу за ней? Я её на привязи не держу, пусть уходит, если хочет!» - сказал я и услышал, что Люда убыстрила шаг.
«Нехорошо это! Нельзя так делать», - возразила  Лика.

Я и сам чувствовал, что это нехорошо, но уже «закусил удила».
«Выбор сделан, я иду с тобой!» - сказал я безапелляционно.
«Но мне надо на почту, а оттуда сразу домой. У меня на сегодня другие планы», - сказала Лика, и я  понял, что ей не по нраву моя выходка.

«Хорошо, значит, провожу тебя домой», - сказал я, бодрясь, но испытывая угрызения совести.
Я проводил девушку до подъезда и пошел в парк, не только  расстроенный произошедшим, но  и разочарованный, что Лика не оценила мой выбор.

Чувство, что я поступил дурно, не покидало меня, и я решил поехать к Люде домой и попытаться оправдаться перед ней.
«Нехорошо, если Люда расскажет о случившемся своей матери, тогда мне точно оправдаться не удастся», - думал я, подъезжая к её дому.

На звонок  дверь открыла Люда.
«Зачем ты явился? Уходи, раз ты ушел с ней!» - закричала она с надрывом.
По тому, что она не сдерживает крик, я понял, что дома ни кого нет. А раз она не пытается закрыть дверь, значит, не всё потеряно и переговоры возможны.
«Давай поговорим спокойно», - сказал я как можно мягче, и спросил: «Дома кто-нибудь есть?»
 
«Нет, но к двум часам должны прийти родители, и мне стыдно говорить им, как ты  поступил со мной, но ещё противней ругаться с тобой из-за этого. Поэтому лучше уходи и не приходи больше», - сказала девушка тише и слезы потекли по её щекам.

«Действительно, пока мы сами не разобрались в наших делах, незачем втягивать родителей. Пойдем на улицу, погуляем и спокойно всё обсудим. Готов признать, что я был не прав, но ты сама меня спровоцировала, когда повернулась и пошла  в другую сторону», - начал  я  убеждать девушку
.
«Хорошо, я пойду с тобой, но только потому, что  стыдно перед родителями говорить о причине ссоры», - тихо сказала Люда, снимая с вешалки пальто.
Я услужливо помог ей одеться, и мы вышли на улицу. Я глянул на часы. Было около двух. «Давай спокойно разберемся в случившемся происшествии», - предложил я девушке.

«А что тут разбираться, ты демонстративно бросил меня и пошел с другой. Непонятно только, зачем ты вернулся? Наверное, та девушка тебя прогнала, а ты опять ко мне прибежал? Кто она такая?» - опять заговорила Люда гневным голосом.

«Это моя одноклассница, с которой я не виделся почти два года. У меня всегда были с ней хорошие отношения, и естественно, что я обрадовался, когда неожиданно встретил её. Я с ней даже ни разу не целовался. Сейчас у нее своя жизнь, у меня своя. Но почему я не имею права обрадоваться человеку, с которым не только два года учился, но и вместе ходил в туристский поход по Карелии!?» - стал  я успокаивать девушку.

«Не ври! У тебя наверняка было назначено с ней свидание. Ты заранее подговорил Сладовского, чтобы он меня увел, а сам хотел уйти к ней. Но Володя не захотел участвовать в  твоей афере и тогда ты  решил выйти к ней со мной и демонстративно бросить меня», - фантазировала Люда.

«Нет ничего проще - проверить! Она сказала мне, что вечером идет в театр, значит сейчас наверняка дома. Где она живет, я знаю. Поехали, прямо  у нее и спросишь», - сказал я как можно более убедительно.
«А что, ты думаешь, я испугаюсь? Поехали!» - с этим словами она пошла к подходившему к остановке троллейбусу.

Троллейбус оказался полупустой, и мы сели рядом на свободное сидение. При этом Люда пропустила меня к окну.
«Хороший знак», - подумал я, - «девушка не хочет, чтобы я вставал, если троллейбус наполнится». Я попытался взять подружку за руку, но Люда руку убрала, засунув под борт пальто.

«Не сердись, сейчас все разрешится, и ты увидишь, что все твои подозрения напрасны», - продолжал я уговаривать девушку.
Она молчала, но мне показалось, что гнев её уже не так суров.

На углу Невского и Садовой  мы вышли и пересели в трамвай третьего маршрута, в то время ходившего по всему Московскому проспекту.
Нам опять повезло. Народу было немного, и мы  устроились на двухместном сидении, слева по движению вагона.

Я продолжал убеждать девушку, что происшествие – просто недоразумение. И не без успеха. Сначала девушка не убрала руку, когда я взял её кисть в свою, и перестала возражать на  мои доводы.

 Потом, когда мы подъехали к улице Фрунзе, и я  предложил выйти, Люда заявила, что раздумала вести прямые переговоры с моей школьной подругой и, помолчав, добавила: «Едем к тебе. Я верю, что не было злого умысла, но ты должен извиниться, что не нашел способа не допустить такого исхода».

«Именно этого и хочу»,- как можно ласковее сказал я.
Через двадцать минут мы  входили в  квартиру. Свет у соседей не горел, похоже, их дома не было. Как мирятся поссорившиеся влюбленные, добравшись до постели,  рассказывать нет смысла.
 
Ушли мы через три часа,  наведя в комнате  идеальный порядок. Оба искренне считали, что инцидент исчерпан. Но, как показали дальнейшие события, трещина в наших отношениях только расширялась

Новый год в Усть-Ижоре

Новый 1963 год мы  опять провели с Людой вместе, но уже  в составе большой компании, которую организовал Саня Сысоев. Он предложил мне, Саше Игнатову и Вите Молодожёну  вместе с нашими подружками встретить Новый год в доме его девушки Любы в Усть-Ижоре.

Усть-Ижора - это  небольшой поселок, входящий в черту города и являющийся его ближайшим пригородом. Поселок расположен вдоль Невы, у слияния с ней Ижоры. Я ранее там не был, но знал, что Усть-Ижора - самое древнее поселение на территории Ленинграда.

Это поселение,  еще в двенадцатом веке, упоминалось в послании римского папы Александра III к Упсальскому епископу, и мне было интересно там побывать. Тем более, что именно здесь новгородский князь Александр Ярославич в 1240 году одержал победу над шведским войском, получив свое прозвище - Невский.
 
С Людиными родителями я заранее договорился, что мы встречать Новый год будем за городом, а к середине дня первого января я доставлю Люду домой. Мы должны были отправиться в Усть-Ижору с Новогоднего вечера, организованного в клубе училища.

 Предполагалось, что если мы уйдем с танцев часа за два до полуночи, то успеем и добраться, и вовремя накрыть на стол, тем более, что всё необходимое было заранее приобретено.

 Всё получилось по плану. За сорок минут до Нового года мы всей компанией сошли с пригородного, насквозь промерзшего  автобуса, остановившегося почти рядом с  бревенчатым домом с занесенной снегом крышей, где нам предстояло провести Новогоднюю ночь.

 Но дорожки к дому были аккуратно расчищены, окна дружелюбно светились, из трубы поднимался легкий дымок. Чувствовалось, что нас здесь ждали. В доме было хорошо натоплено, а в большой горнице, куда мы прошли из просторной прихожей, стол был уже сервирован.

Правда, вместо деликатных рюмок и новогодних фужеров были стограммовые стопки и граненые стаканы. Девчонки, руководимые Саниной подружкой Любой, уверенно исполняющей роль хозяйки, быстро организовали импровизированный банкет.

 За несколько минут до боя курантов мы уже  расселись вокруг стола. Особых разносолов не было, зато водки было много. Рыжий взялся помогать хозяйке разливать напитки, и щедрой рукой налил всем под завязочку. Но мы так промерзли в стылом автобусе, что первый тост, «за прошедший год», прошел на ура.

Тут же, чтобы успеть к бою курантов, стали разливать по стаканам холодное шампанское. Успели вовремя. Выпили «по полной» вместе со всей страной. Сразу стало весело и захотелось еще выпить.
«Третий тост за наших прекрасных дам!»- закричал Молодожён, как будто услышав мои мысли.

«Мужчины пьют стоя!» - загалдели все, почти хором. Мы опять выпили «по полной» и с азартом  набросились на закуску. Вскоре на столе, кроме соленых огурцов  и квашеной капусты, найти было нечего. Но водка-то оставалась! И появилось желание  танцевать. Значит, банкет продолжается!

 Я, вместе  со всеми, танцевал и веселился, периодически обмениваясь тостами и партнершами в танцах, пока не увидел, что моя Людочка совсем захмелела. Она пыталась танцевать, но ноги её уже плохо слушались.
 «Всё, мы больше не пьем, а  одеваемся и выйдем подышать на улицу», - сказал я, беря Люду под руку.

«Пойдем, только одеваться не надо, мне жарко». Мне с трудом удалось её уговорить надеть шубу, но от шапки она категорически отказалась. Мы вышли во двор и подошли к калитке, ведущей на улицу. Мороз был приличный, а звездное небо чистое.

Чувствовалось, что если постоять без шапки минут двадцать, то можно и обморозиться. Видимо, заметив, что мы ушли, вышла хозяйка дома и, обратившись ко мне, сказала: « Пойдем, уложишь её поспать, я приготовила место».

« Спасибо, Любочка! Ей действительно лучше лечь», - поблагодарил я. Люба пошла вперед, а я, обняв Люду за плечи, повел её за ней.  Хозяйка провела нас в маленькую комнату с узким окном, в которой была неширокая тахта, покрытая байковым одеялом. У окна стоял одинокий стул.

 «Укладывай её здесь. Под одеялом простыня есть», - распорядилась хозяйка и вышла из комнаты.
Я снял с Люды шубку и усадил девушку на тахту. Она не сопротивлялась, а только слегка покачивалась. «Посиди здесь, я сейчас вернусь», - сказал я и понес шубку в прихожую, так как в комнате её некуда было положить.

Когда я вернулся, то увидел, что Люда сняла туфли и, не раздеваясь, легла поверх одеяла. Я помог ей снять платье, повесил его на спинку стула и, не снимая с неё белья, уложил девушку под одеяло. Глаза у неё уже были закрыты, и она казалась спящей.

«Ладно, пусть поспит. Это еще лучший вариант, Могло быть и хуже», - подумал я, намереваясь вернуться и продолжить банкет.
Но только я попытался встать с края тахты, как услышал жалобный Людин голос: «Не уходи, посиди со мной, мне плохо»!

«Хорошо, посижу, только скажу всем, что для нас банкет закончен», - ответил  я девушке.
Я вошел в горницу. Веселье было в самом разгаре. Я попросил Рыжего сказать всем, что, Люде нехорошо, а я её пасу. Против обыкновения, он не стал язвить, а просто кивнул головой.

Когда я вернулся к своей девушке, то увидел, что она крепко спит.
Мне больше ничего не оставалось, как  раздеться и лечь рядом. Через пару минут, я уже спал.

Очнулся я от Людиного шепота: «Проснись, я хочу в туалет, проводи меня».
В доме было тихо, а в комнате полумрак из-за света уличного фонаря, проникающего через окно. «Наверное, уже утро»,- подумал я и поглядел на часы. Было без десяти пять.

 Мы встали и, не одеваясь, крадучись пошли в прихожую. «Я первая», - шепнула девушка и юркнула в туалет.
«Хорошо, хоть удобства не на улице», - подумал я, нервно переступая с ноги на ногу и радуясь, что  нет очереди.

Через пять минут мы  лежали, обнявшись  под одеялом, довольные, что мы одни и, как минимум, четыре часа наши.
До осмотра исторических достопримечательностей Усть-Ижоры так дело и не дошло.

Знакомство с Пряжкой

Зимние каникулы я проводил дома и как-то решил заглянуть к Володе Сладовскому, которого не виделся с того дня, как познакомил его с Людой.
Дверь открыла его мать и, пригласив зайти, сказала: «Володе нет дома, но зная, что вы давно дружите, мне хотелось бы поговорить с тобой и попросить  об одной любезности».

«Готов помочь, если это в моих силах. Я Вас внимательно слушаю», - ответил я, теряясь в догадках.
« Володя тебе рассказывал о своих проблемах с университетом?» - спросила она, видимо не зная, с чего начать разговор.

«Мы последний раз виделись в конце января, но обстоятельства не располагали к откровенности. А в июле он мне говорил, что у него «хвосты» за четвертый семестр», - ответил я, вспоминая летний разговор.

«Его уже отчислили за неуспеваемость, но это не главное», - Эльвира Исааковна на минуту замолчала, подбирая слова.
«Когда он узнал, что его отчислили и не дадут возможности исправить задолженности, он устроился работать кровельщиком и упал с крыши.

 Весь ноябрь пролежал в больнице с сотрясением мозга и сейчас он очень болен», - тихо сказала она и заплакала.
«Но я видел его недавно, и хотя поговорить не удалось, но он показался мне вполне здоровым», - попытался я успокоить её.

« От последствий   падения его вылечили, хотя на год дали инвалидность. Однако, дело не в травме.  У него подозревают шизофрению,  и, боюсь, что несчастный случай только ускорил процесс»- сказала Эльвира Исааковна, вытирая слезы.

« Я еще в прошлом году заметила, что с ним что-то не так. Иногда, без видимой причины он стал прятаться от меня, не пускать в свою комнату. Малейшее моё замечание в его адрес выводит его из себя. А после падения наши отношения стали еще хуже. Он перестал кушать то, что я приготовлю. Мне кажется, он боится, что я его отравлю», - сквозь слезы проговорила она.

«Я готов сделать всё, что Вы скажете, но чем я могу помочь?»- спросил  я.
«Я была в диспансере, где он на учете, и мне его лечащий врач сказал, что его надо уговорить лечь в стационар, так как насильно, с его диагнозом и состоянием, они положить не могут.

Но со мной  Володя не разговаривает, и я не думаю, что его смогут уговорить те из близких, которых я могла бы об этом попросить», - сказала Эльвира Исааковна, продолжая плакать.

«Хорошо, я с ним обязательно поговорю, и сделаю всё, чтобы исполнить Вашу просьбу. Но могу ли я ссылаться на наш с Вами разговор, или я должен сам из него всё вытянуть?» - спросил я, уже прикидывая, с чего придётся начинать.

«Конечно, можешь, и скажи ему, что я его люблю и таким, как он есть. Но хочу для него  лучшего, поэтому и  рассказала всё тебе»,- ответила Володина мама.
« В какое время его можно застать?» - спросил я.
« До одиннадцати он всегда дома»,- ответила она, вытирая слезы.

«Я сейчас на каникулах, поэтому уже завтра приду с ним поговорить», - заверил я.
«Я рада, что ты готов нам помочь»,- сказала Эльвира Исааковна, улыбнувшись сквозь слезы.

«Если он согласится лечь в стационар, то какие документы нужны, чтобы его положить?» - спросил я.
«Направление от лечащего врача, выписка из истории болезни и его паспорт. Направление и выписка у меня на руках, а паспорт у Володи», - ответила женщина, немного успокоившись.

«Подожди секунду, я принесу документы, может быть, у тебя завтра получится его уговорить», - добавила она и зашла в свою комнату.
Через минуту она вышла, держа большой запечатанный конверт.
«Возьми, только не потеряй!» - сказала она, передавая мне конверт и открывая дверь.

«Не беспокойтесь, не потеряю. А завтра около десяти я приду к нему, и надеюсь, что всё получится», - ответил я.
На следующий день, ровно  в десть часов, я  вошел в длинный коридор и вскоре звонил в квартиру. Дверь открыл Володя. Лицо его было заспано, но сам  он уже одет.

«Привет! Ты что не заходишь? Ведь у тебя должны быть каникулы», - спросил он, улыбаясь и протягивая руку.
« Да как же не захожу, когда я здесь! Да и вчера, во второй половине дня, приходил, но не застал тебя дома», - ответил я, пожимая протянутую руку.

«Пошли  ко мне, а то мать дома, а я не хочу, чтобы она нас слышала», - потянул он меня в свою комнату, не отпуская мою руку.
Мы вошли, и Володька плотно притворив дверь, сел на диван, жестом  указав мне на кресло.

«Как сдал сессию? С Людой еще встречаешься?» - заговорил он светским тоном.
«Сессию сдал успешно. С Людой еще не расстался. Кстати, она сказала мне, что ты ей понравился», - ответил я, подделываясь под его тон. И на минуту замолчал, не зная, с чего начать уговоры. Потом, решив, что лучше не хитрить, начал прямо со вчерашнего разговора с его матерью.

К моему удивлению, он слушал меня внимательно, и не перебивая. Когда же я, пытаясь быть как можно более убедительным, стал уговаривать его лечь в стационар, он, не отвергая предложение, сказал, что для этого нужно направление из диспансера, и то, еще не факт, что положат, так как  он себя чувствует вполне хорошо.

 Головные боли прошли, депрессии нет. А главное, он уже отнес свои учебные документы в СЗПИ, и они его взяли с нового семестра, притом сразу на третий курс.

«Давай так, мухи отдельно, котлеты – отдельно. Учеба одно, лечение другое. Тем более, что если тебя положат даже на месяц, это никак не скажется на учебе в СЗПИ», - продолжал убеждать его я.

«Вообще то, я думал пройти обследование, ведь пока я на инвалидности, а её без обследования не снимут. Но нужно направление из диспансера, а его у меня пока нет», - сказал он, соглашаясь с моими доводами.

«Не беспокойся, всё есть, твоя мама об этом позаботилась», - с этими словами я достал из внутреннего кармана запечатанный конверт и прочитал адрес: «Набережная р. Мойки, 126. Городская психиатрическая больница №2».

  Володя скривился, но ничего не возразил.
«Давай, собирай то, что может пригодиться в больнице, зубную щетку, пасту, мыло и поехали, что тянуть! Если еще что-то  будет надо, я привезу. Паспорт при тебе?» - продолжал я напористо.

«Паспорт есть», - ответил Володя, и я понял, что он согласен ехать.
«Подожди, я скажу Эльвире Исааковне, что  мы поедем  в больницу», - сказал я.
«А это еще зачем? Мать со мной не разговаривает», - вяло возразил он.

«Не старайся казаться больным больше, чем ты есть на самом деле», - ответил я и вышел в коридор.  Она, видимо, меня ждала, надеясь на успешность моей миссии.

Поэтому тут же протянула мне небольшую темную сумку и прошептала: « Спасибо тебе. Я слышала разговор. Здесь всё, что надо в больнице. Если получится Володю положить, зайди сказать мне». С этими словами она зашла к себе в комнату и бесшумно затворила дверь.

Я вошел в комнату. Мой друг стоял у окна, глядя на Московский проспект.
«Собирайся! Если хочешь еще что-то взять, то клади в сумку, которую для тебя собрала мама!» - скомандовал я, чувствуя, что сейчас императивный тон лучше всего.  Володя отошел от окна, снял с полки две книжки и тетрадь и сунул их в черную сумку.

Через полтора часа мы перешли Матисов мост, перекинутый через заснеженную речку Пряжку, направляясь  на Матисов остров,  где находится одна из старейших психиатрических больниц,  известная в народе как «Пряжка».

Показав документы, мы прошли на территорию больницы, вход в которую оказался не с Мойки, а с набережной Пряжки.
Внутренний двор больницы, со всех сторон окруженный забором, обилием  покрытых снегом деревьев и кустарников напоминал заброшенный парк.

Прежде чем отправиться в приемный покой, мы решили обойти по расчищенным от снега дорожкам доступную территорию. Главный корпус больницы, довольно мрачный, представляет собой в плане  большую букву Н.
 Запомнились две старинные часовни и, несколько в стороне от главного корпуса,  православный храм.

В приемном покое женщина в синем халате, к которой я обратился с вопросом, попросили нас идти за ней, и открыла дверь, ведущую в длинный, низкий коридор, обложенный черным кафелем. В коридоре горел тусклый свет, который только подчеркивал мрак  многократным отражением от кафельных плиток пола и стен.

Неистребимый, знакомый дух казармы  смешивался с резким запахом лизола. Я заметил, что с внутренней стороны  на двери, в которую мы вошли, ручки нет, хотя щелчок замка при захлопывании двери слышен был. Не было ручек и на двери кабинета, в который она нас привела, для оформления документов, и который она открыла съемной ручкой.

В светлой комнате с решетками на окнах за канцелярским столом сидела женщина в белом халате и что-то писала в толстую книгу. Мы робко поздоровались. Женщина молча кивнула и, продолжая писать, спросила негромко:

«Кто из вас сопровождающий? Давайте документы». Я вытащил из внутреннего кармана конверт и подал его.  Она коротко взглянула на меня, взяла конверт и  аккуратно вскрыла. Затем вынула содержимое, и стала внимательно изучать бумаги.

«А где паспорт больного?» - спросила она меня. Володя, не говоря ни слова, подал ей паспорт. Она так же внимательно просмотрела паспорт и, наконец, сказала, обращаясь ко мне: «Документы в порядке, будем оформлять больного на лечение. Время посещения больных можно посмотреть на входе. Там же перечень разрешенных к передаче вещей».

«Выведите сопровождающего», - приказала она приведшей нас санитарке. Затем добавила, обращаясь к Володе: « А Вы пока посидите на кушетке. За Вами придут».

Я подошел к Володе и протянул ему руку для прощания: «Я буду приходить к тебе, а ты не переживай и лечись. Всё будет хорошо».
«Надеюсь», - тихо сказал он, отвечая на пожатие. Санитарка открыла дверь, и мы нырнули  в черноту кафельного коридора, которую только усиливал яркий свет зарешеченных светильников.

  «Мрачное заведение. Кто и зачем придумал так отделать стены? Не хотелось бы здесь оказаться», - подумал я, когда сопровождающая меня санитарка, открыв съемной ручкой дверь, выпустила меня из черного коридора.
Когда я, наконец, покинув приемный покой, вышел на заснеженный двор, у меня было такое же чувство, как после  прочтения чеховской "Палаты №6".

Два дня назад я  сказал Люде, у которой каникулы уже закончились, что днем, пока она  учится, буду навещать друзей, а на сегодняшний вечер взял билеты на «Гусарскую балладу». Я посмотрел на часы, шел четвертый час и я подумал, что уже можно к ней ехать. По дороге решил, что не буду рассказывать ей ни о Сладовском, ни о разговоре с его матерью.

Закончились зимние каникулы. И снова потекла, уже ставшей привычной, курсантская жизнь с неизбежной службой, учебой, увольнениями. Несколько раз навещал в больнице Сладовского, всякий раз поражаясь мрачностью заведения.

Превратности ревности

Весной, я опять крупно поссорился с Людой.  То ли  ей надо было готовиться к контрольной, как она мне объявила, то ли у неё были какие то другие планы на стороне, но в субботу я был свободен.

Не назначая время   очередного свидания,  мы договорились, что в любой день увольнения я могу приехать к ней домой, а  уж там решим куда пойти.
В субботу я направился в клуб училища и с удовольствием провел там время, весь вечер, танцуя с Наташей, подругой Сани Рябова, который в этот день был в карауле. После вечера пошел её провожать, а так как  был уволен на ночь,  то  поехал домой.

 В воскресение  я должен был навестить в больнице Сладовского, в последний мой визит к нему, он попросил принести сигарет. Люде о болезни Сладовского я ничего не рассказывал, и мне даже было удобно, что мы не договорились заранее о встрече, и  не надо врать ей, где я был в воскресенье.

К двум часам я поехал  в больницу.  Навестив приятеля,   был рад узнать, что его через неделю  выписывают, а нехороший  диагноз у него не подтвердился. В беседе, Володя поинтересовался, не расстались ли мы  с Людой. Я, неосторожно, сказал, что пока  встречаемся, но уже «без огонька».

Володя не стал развивать эту тему, я, естественно, тоже.
По дороге  из больницы, я твердо решил, что и сегодня пойду в училищный клуб, как бы оправдывая себя за вырвавшуюся фразу «без огонька».

Воскресный вечер в клубе прошел прекрасно, симпатичных девчонок было много, и я не отказывал себе в удовольствии с ними танцевать. Явился в кубрик пол двенадцатого. Почти сразу же пришел и Рыжий и мы, усевшись на койках, друг против друга, начали «разбор полетов».

Оказывается, Сашкина девушка Рита, с которой я, в свое время, познакомил Люду, после субботнего вечера возвращалась домой одна, так как Сашка, хоть и был на танцах, но в субботу не увольнялся. В троллейбусе Рита встретила  Люду и рассказала ей, что видела как я, весь вечер, танцевал с какой то красивой  девушкой.

 Люда ей ответила, что её это мало интересует, так  как  я ей надоел, и она уже встречается с другим парнем. Сашка удивился, так как еще на прошлой неделе он видел нас  вместе, вполне довольных друг другом.

Я сделал вид, что известием не расстроен, подтвердив, что и сегодня  был на танцах без Люды. « Я думаю, что мы оба созрели, чтобы разбежаться»,- сказал я другу и прервал на этом разговор.

В следующую субботу я приехал к Люде домой и, как ни в чем не бывало,  пригласил сходить в кино. Люда охотно согласилась, и мы пошли к остановке троллейбуса. Но, как только скрылись окна её дома, меня прорвало, и  я, пересказав услышанное, заявил, что меня двойная игра не устраивает, и  ухожу от неё.

 Девушка стала оправдываться,  что она так сказала из-за обиды, что я в прошлую субботу танцевал с другой, а потом еще  пошел её провожать. Я ответил, что не по моей вине субботу мы провели врозь, и если она готовилась к контрольной, то что тогда она делала в троллейбусе в одиннадцать часов вечера?

 Люда начала оправдываться, что ей вечером позвонила  бабушка, которая живет одна, и попросила привести лекарство.
«Не убедительно, троллейбус, в котором тебя видели, не ходит по улице Чайковского»,- сказал я, напоминая девушке, что знает, где живет бабушка.

 « Я вначале ехала на автобусе, и пересела на седьмой троллейбус только на углу Кирочной и Суворовского. Если не веришь, поедем к ней. Она до сих пор болеет. С утра у нее была мама, но она будет рада, что мы её навестим»,- продолжала настаивать на своей версии девушка.

«Твоя бабушка подтвердит всё, что ты попросишь», - сказал я, хотя в душе мне хотелось верить, что Люда говорит правду.
« Мы зайдем вместе, и ты первый спросишь. А я выйду в коридор и позвоню маме, что останусь у бабушки ночевать. Мы посидим часов до одиннадцати,  а потом сделаем вид, что ты ушел.

Я хлопну дверью и погремлю запором, как будто закрываю за тобой, а на самом деле проведу тебя в  комнату, где собираюсь ночевать»,- с видом заговорщика, сказала Люда.

« Это серьезный аргумент»,- ответил я.  А про себя подумал: «Если бы она с кем-то  крутила, то вряд ли сейчас пошла на такие сложные комбинации».
И хотя сомнения у меня оставались, я согласился на её план.

Пересев у  Кирочной улицы на автобус, мы вышли  на углу проспекта Чернышевского и улицы  Чайковского и пошли по четной стороне  в сторону Литейного.

«Нам сюда», - сказала Люда,  когда мы подошли к одной из арок, ведущих во двор. Как   обычно,  парадный ход, выходящий на улицу, был закрыт и мы зашли в подъезд со двора. На площадке первого этажа, где Люда остановилась, горела тусклая лампочка, но было довольно чисто, хотя, как и во всех в старых  подъездах,  явственно чувствовался кошачий дух.

 Открывая  входную дверь  своим ключом, Люда сказала: «До позапрошлого года, пока нам не дали квартиру, мы с бабушкой и дедушкой жили в этой двухкомнатной квартире. Когда, уже после нашего переезда, умер дедушка, бабушка взялась меня прописать сюда. Это долго не получалось, но, в конце концов, когда мне исполнится 18 лет, прописали».

«Это я!» - закричала Люда, в ответ на тревожный возглас, раздавшийся из-за   двери комнаты.
 «Снимай шинель и одень вот эти тапки»,- сказала Люда уже мне.

 «Ты с кем? С Аликом?»- снова раздался голос из-за двери. «Нет, это мой приятель, я тебе его сейчас представлю», - ответила девушка.
 «Она Аликом папу называет»,- прокомментировала Люда услышанное, почувствовав, что я насторожился.

«Подождите секундочку, не заходите, я приведу себя в порядок», - опять раздался бабушкин голос.
 «Хорошо, я пока маме позвоню, и скажу, что заночую у тебя»,- сказала девушка, снимая трубку, закрепленного на стене телефона.

Мне  сразу расхотелось заводить с бабушкой разговор, была ли Люда у неё в субботу, так как объяснения девушки, что Алик – это её отец, тоже  нуждались в подкреплении, а выступать перед посторонним человеком в неприятной роли Отелло, было выше его сил.

«Врет, не врет, - какая теперь разница. Не убегать же из-за подозрений. Посмотрю, как дальше будут развиваться события»,- думал я, пока Люда говорила по телефону и заговорщицки  мне  улыбалась.

«Заходите», - позвал голос из-за двери и мы вошли. За столом, накрытым плюшевой скатертью, сидела, седая, худощавая старушка лет семидесяти. Увидев нас, она радостно заулыбалась и, не вставая с кресла, протянула к Люде руки, с  искажёнными артрозом пальцами.

Люда подошла к ней, взяла за протянутые ладони и коротко поцеловала в щеку со словами: «Здравствуй, бабушка. Я обещала тебя навестить, и вот пришла».
«Спасибо, внученька, что не забываешь меня. А теперь, познакомь меня со своим кавалером», - попросила она.

 « Это Павел, я тебе о нем в субботу говорила», - сказала девушка, как  показалось мне, акцентируя слово «субботу». 
«Да, да помню, ты говорила. Очень приятно, меня зовут Мария Александровна»,- сказала старушка, обращаясь ко мне.

 Я церемонно поклонился: «Мне тоже Люда говорила о Вас». «И что она говорила?»- живо откликнулась Мария Александровна. «Говорила, что долго жила с Вами вместе и любит Вас», - начал  импровизировать я.
«Приятно слышать. Люда у нас ласковая, добрая девушка», - продолжила старушка « И красавица, как я её уверяю»,- сказал я с улыбкой.

«Люда, сходи на кухню и поставь чайник. В холодильнике у меня есть сухой торт, и возьми из горки индийский чай. Накрой на стол ты, а то у меня ноги совсем не ходят», - сказала старушка, ласково глядя на внучку.

«Хорошо, бабушка, я все сделаю. И посуду потом помою. Только мы после этого пойдем ко мне в комнату. У нас на той неделе контрольная по физике и Паша обещал объяснить кое-что, мне непонятное»,- ответила девушка и вышла из комнаты. В комнате воцарилось тишина.

 «Часто Вас внучка навещает?»- спросил я, чтобы не молчать.
 «Навещает, но реже, чем мне бы хотелось, но чаще чем младшая внучка. Ту, вообще, ко мне не затянешь»,- ответила бабушка с грустью.
 
 «Ну они же учатся, да и погулять хочется»,- продолжил   я беседу.
«Когда и погулять, как ни в этом возрасте. Пусть побегают, девочки они хорошие»,- согласилась со мной старушка.

В комнату вошла Люда, неся большое блюдо с нарезанным тортом.
«Возьми из серванта синий сервиз, раз мы сегодня принимаем гостя, и завари чай покрепче», распорядилась бабушка. Люда заменила плюшевую скатерть, и, расставив чашки на блюдца, вышла с заварочным чайником на кухню.

 Чаепитие заняло не более полу часа. Пока  Люда убирала со стола и мыла посуду, старушка расхваливала свою внучку,  а я охотно ей поддакивал.
Когда девушка вернулась в комнату, я взглянул на часы и сказал, подыгрывая намеченному плану: «Через полтора часа я должен уходить, так как уволен до 24 часов, поэтому, если хочешь, чтобы я тебе помог, готовь бумагу и карандаш».

«Пошли в мою комнату, у меня всё там есть, и скажи бабушке до свидания, она в десять обычно ложится»,- подхватила мои начинание Люда.
Все прошло по намеченному варианту. В пол одиннадцатого Люда вышла в коридор и, погремев запором, хлопнула входной дверью.

Через пару минут она вернулась в комнату, неся в руках курсантскую шинель и ботинки. «У бабушки в комнате свет не горит, и, судя по доносящемуся похрапыванию, она уже спит»,- сказала она, успокаивая меня и себя.
 
 В половине двенадцатого мы уже лежали в кровати, обнявшись, в полной уверенности, что и второй конфликт благополучно разрешен. Но это было, как оказалось впоследствии, иллюзия.
 
Утром, когда я уже надел шинель, а Люда вернулась,  сходив на разведку к бабушке, она зашептала: «Придется тебе уходить через окно, так как она проснулась, и хотя ходит плохо, но слышит отлично. Если мы пойдем через коридор и загремим засовом, она всё поймет».

 «Хорошо, могу и через окно, благо мы на первом этаже, да и температура плюсовая. Только ты выгляни из окна, когда я выпрыгну, чтобы меня случайно не приняли за домушника»,- ответил я, в душе опасаясь, что так и случится.

 Действительно, когда я спрыгнул на  мокрый асфальт, от меня испуганно шарахнулась старушка, проходящая мимо. Но я демонстративно помахал рукой, а в окне это же сделала в ответ моя подруга. Так что старушка только гневно плюнула, осознав, что это не грабеж, а непотребные шалости молодежи.

 Конвульсии любви

Эта вторая ссора, которая, как мне казалось, благополучно разрешилась, на самом деле стала неким водоразделом, после которого я и Люда стали всё больше и больше отдаляться друг от друга. Мы еще продолжали встречаться, но теперь  исключительно, в тех случаях, когда время моего  увольнения совпадало с мамиными дежурствами.

  Ни я, ни Люда, ни каких претензий о том, что мы стали реже встречаться, не предъявляли. Хотя у меня появилась мысль, что «ночёвки у бабушки»  - это  отработанный вариант, но я не стал выяснять. Так же, как ни разу, не подал виду, что  заметил совпадение имени Алик, озвученное бабушкой, с именем, студента, который, по словам Люды, проявлял внимание к ней на даче прошедшим летом.

Я всё чаще возвращался к этой не озвученной мысли, в то время как все реже проводил с Людой своё свободное время. Обычно, пребывал в «свободном полёте» на вечерах в клубе училища, уходя то с одной,  то с другой девушкой.

Некоторое время, когда что-то разладилось у Сани Рябова с его подругой Наташей, которая мне очень нравилась, я начал встречаться с ней. Но когда понял, что она эмоционально еще с Саней, все попытки добиться её прекратил.

Случайно, после субботнего вечера встретил, по дороге домой Лику Гоголеву и мы очень душевно погуляли и поговорили. После этой встречи наши отношения с Ликой, хотя и очень медленно, шли по нарастающей линии, и на пятом курсе завершились  браком, оказавшимся долгим и счастливым. Хотя в самом начале возобновления  с ней отношений, такой ход событий был не очевиден.

  Когда  я долго не встречался с Людой, то желание близости зашкаливало. Однако, всякий раз, возвращаясь  после очередной встречи с ней, проходя мимо Ликиного дома, корил себя, за «минутную слабость» и уверял себя, что это в последний раз. Но после некоторого воздержания всё повторялось.

Эти  контакты прекратились, в конце мая после того, как ко мне  пришел сияющий Володя Сладовский  и рассказал, что уже месяц, как он встречается с Людой,  и «он поддался соблазну». «Ты знаешь, чем она меня окончательно покорила»,- взволнованно говорил он, и чувствовалось, что ему хочется поделиться эмоциями.

«Она очень тактичный человек. У нас не сразу всё получилось, так как от волнения, или от уколов, которыми меня кололи в госпитале, у меня возникла проблема с эрекцией. Но она нашла способ, сделать так, чтобы я не рефлектировал, и всё вышло как нельзя лучше».

 Я не стал расспрашивать подробности, однако, прикинув, что я последний раз корил за себя за «минутную  слабость» неделю назад,  понял, что надо срочно прекращать с Людой все контакты.

«А  самое главное, что окончательно  определило наши отношения, и на что я уж ни как не рассчитывал, это то, что она  до меня была  девушкой»- продолжал он, в волнении, заглядывая мне в глаза. 

«А что тут удивительного, она же совсем молоденькая, ещё школу не кончила»,- как можно равнодушнее сказал я.
« Помнишь, когда я к тебе пришёл отдавать  Реклю и застал её у тебя? Я тогда был почти уверен, что вы только что встали с кровати»,- задумчиво произнес Володя.

«Да нет, конечно! К моему сожалению, у меня с ней до этого не дошло. Может быть, поэтому я и расстался с ней, что мне надоели такие постные отношения», - соврал  я, как можно увереннее.

«Кстати сказать, раз у вас все началось, помни, что она  четырьмя года тебя младше, не увлекайтесь, чтоб не залететь. Дай ей хоть экзамены сдать»,- продолжил я обрабатывать нового Ромео.

 В заключении разговора, я уверил Володьку  что  мы с Людой  разошлись вполне мирно, и просил предать ей, что  рад и за неё и за него.
 Это была моя последняя встреча со Сладовским, хотя  расстались в тот раз мы вполне дружески.

С Людой я увиделся следующий раз, только в августе следующего года, когда они прислали  мне приглашение на их свадьбу. На свадьбу я не пошел, но, по её предложению,  встретился с ней за день до торжества.

  Юра Маклин, учившийся курсом старше, с которым я в то время близко сошёлся, дал мне ключ от своей квартиры и мы  с Людой несколько часов, с упрёками и слезами, выясняли там  отношения, под звук колоколов, находящегося неподалёку храма.

 Безуспешно  пытаясь разобраться, почему погибла любовь, которая, несомненно, была. Надо сказать, только благодаря Люде, мы не переступили   моральных норм, особенно требовательных к невесте, у которой завтра свадьба.

Уже учась на четвертом курсе,  я как-то зашел домой к Володе Сладовскому, пытаясь восстановить, без видимой причины, прервавшуюся дружбу. Дома оказалась только его мама, которая, увидев меня, стала расспрашивать, почему я перестал приходить к Володе, и даже не пришел на его свадьбу.

 Я ответил что-то невразумительное.  А женщина радостно,  продолжала: « С Володей у меня отношения наладились, живут они у меня, а сейчас у них родилась чудесная девочка,  с глазками цвета  мокрого асфальта,  похожая на обоих родителей.
Девочке есть в кого быть чудесной. Мой Володя видный парень, да и Люда, с профилем греческой камеи, очень хороша. Ты видел её?»

И тут я сказал, то, о чем потом сожалел: « Я давно её знаю. Мы с ней встречались, когда она еще в школе училась. А позже я познакомил с ней  Володю, которая ему сразу понравилась».

 По изменившемуся выражению лица женщины, я понял, что сказал лишнее.  До конца не ясно, вырвалась ли эта фраза случайно, или, так выскочила, подспудно таящаяся обида.  Торопливо раскланявшись, я ушел.
 
К Сладовским  я больше не приходил, а с Людой  еще два раза виделся.
Первый раз, когда я уже учился на пятом курсе и, пользуясь правами мичмана, часто ходил ночевать домой. Тогда я случайно, встретил её у метро.

 Мы обменялись любезностями, и Люда вызвалась  проводить  меня  до дому. Стаяла ранняя осень, почти бабье лето, и желание пройтись по парку и по бульвару проспекта Гагарина, казалось   вполне естественным.  Я стал расспрашивать о её жизни, о Володьке.

Она сказала, что Володька закончил СЗПИ и устраивается в  НИИ работать, отношения у них хорошие, дочка растёт. Сама она  работает в аптеке, очень устаёт, так как ночью девочка капризничает и не дает спать.

«Ты её, такую кроху, отдала в ясли?»-  с участием, спросил я  Люду.
«Нет, днем с ней сидит свекровь, но как только я прихожу домой, то девочка на мне. Я рада с тобой  пройтись по парку, дома ждут одни хлопоты»,- сказала она усталым голосом.

Я мысленно вспомнил о последнем разговоре с Володиной мамой.
 А Люда, как будто читая его мысли, сказала: « Она сказала мне тогда, что ты приходил, и  расспрашивала меня о наших с тобой взаимоотношениях. Что ты ей тогда сказал?»- спросила она довольно равнодушно.

Я подробно передал свои слова.
«Хорошо, хоть не ляпнул ни чего лишнего, от вас, мужчин всего можно ожидать», - сказала она тихо.
 «Потом еще Володьку расспрашивала, но он ей выдал, так, что она с ним месяц не разговаривала», добавила она более эмоционально.

«Сожалею, что сказал о нашем знакомстве»,- повинился я.
«Ладно, проехали, дело прошлое», – сказала она и замолчала.
 Несколько минут они шли, слушая шорох опавших листьев под ногами. 

В памяти у  меня, вдруг, всплыли слова известного романса: «Прошла любовь, прошла любовь, по ней звонят колокола! Прошла любовь, прошла любовь, как хорошо, что ты была».

 Наконец, Люда нарушила молчание: « А ведь я тебя сегодня не случайно встретила. Ждала тебя.  Гуляя с коляской, постоянно видела тебя выходящим из метро в это время. Обычно я возвращаюсь с работы раньше и, по требованию свекрови, сразу иду гулять с дочкой».
 
Я, не зная, что ответить,  обнял её  одной рукой и пробормотал, волнуясь: «В одну реку нельзя войти два раза. Пусть, что у нас было светлого, останется в нашей памяти».

« Ты, конечно, как всегда, прав»- сказала Люда, освобождая плечо от моей руки и оглядываясь.  У выхода  из парка на Бассейную и Гагарина, мы остановились, выбирая путь.

«Ладно, проводи меня последний раз. Только пойдем через сквер у «Малахита», а до «Дружбы» дворами»,- продолжила она холодным голосом.
 Во дворе кинотеатра мы расстались. Она пошла под арку, направляясь к своему подъезду, а я быстрым шагом пошел к дому. На душе у меня было пасмурно.

Последний раз я увидел Люду только через несколько лет.
 В то время я служил в Ленинграде  на новостроящемся корабле.  Жили мы с женой и двухгодовалой дочкой  в том же доме, в маминой квартире. Через месяц, предполагалось перебазирование в Северодвинск, где корабль должны были передавать флоту.

 Когда они прибудут на пункт постоянной дислокации, где был шанс получить  жильё, и сколько времени я буду  жить без семьи, ни кто не знал.
 В тот день дочка болела ветрянкой.  Поэтому Лика, была дома, и  на «Светлану», куда она была направлена после  института, не ходила.

Я возвращался домой часов восемь и,  подойдя к входной двери квартиры, услышал голос жены: « Вы подождите пару минут, сейчас должен прийти Паша,  сын Анны Григорьевны, ведь вы его, наверное, знаете»?
«Кто бы это мог быть?»- подумал я.

Мама  в этот день уехала к племяннице в Зеленогорск. «Кому она вдруг понадобилась?»- недоумевал я, открывая ключом дверь.
На пороге стояла смущенная Люда, застегивающая пальто с  намерением ретироваться. Я опешил и в недоумении спросил: «А что ты здесь делаешь?»
Она мне  что-то, невнятно, ответила,  и быстро вышла из квартиры.

А я не сделал даже  попытки её остановить, и расспросить о цели визита,  так как был вынужден энергично оправдываться от немедленно последовавших обвинений: « Ребенок неделю болеет, мне даже в магазин не выскочить! Ты скоро уезжаешь,  меня оставляешь на неопределенный срок, а сам  встречаешься с какими-то женщинами!»

«С какими женщинами»?- Это жена моего школьного друга», - оборонялся я, как мог.  В процессе дальнейшего разбирательства, выяснилось, что Люда пришла, полчаса назад и спросила Анну Григорьевну. Лика решила, что это  наша  родственница.

 Сказала, что свекровь в Зеленогорске, и женщины  мило поговорили о детских болезнях и проблемах с устройством таких крошек в ясли. Конец их разговора, когда Люда уже собралась уходить, я услышал под дверью.

 Пришлось рассказать, что на первом и втором курсах  я с Людой встречался, и  напомнил Лике давний инцидент, когда она могла её видеть.
 « Я с ней не связан уже много лет, и зачем она приходила, не имею понятия», - завершил он  свой рассказ.
Похоже, я был достаточно убедительным, и этот эпизод  женой стал рассматриваться, как курьёз.

 С тех пор ни про неё, ни про Сладовского  я ничего не слышал, хотя периодически, расспрашивал про Володьку у тех, кто его знал. Предполагают, что в годы массовой эмиграции в Израиль, они туда уехали всей семьёй. Хотелось бы верить, что всё у неё сложилось хорошо.



























.