Гена, Лена и Бог. Love Story, проба

Фарби
Дружба возможна между равными. Между неравными возможна любовь.
 Хелью Ребане



"Все счастливые семьи счастливы, а несчастливые -- нет!" – примерно эдак провозгласил бородатый классик и не соврал ни капли.
Гена тоже всегда это подозревал, хоть и не читал «Анны Карениной». А если б прочитал, то немало бы удивился, чего бабе не хватало: сыта, одета, слуги снуют, муж непьющий… Чего им, вообще, этим бабам надо? Он, вот, Гена, супругу в свой дом привёл, работает, как зверь, машина-гараж, друзья его жену привечают, все праздники вместе…
Когда ж это началось-то?..
На детской площадке ещё, когда с дочкой гуляла. Прямо там с другой мамашей начала пивком баловаться. Баловница, блин! Добаловалась. Как Гена домой не явится – она уже датая. Он и сам выпить не дурак, но нечасто и меру знает. Когда-то представлялось, что жена, увидев его с рюмкой, станет мягко укорять, ласково так и ей захочется подчиниться. Теперь же дошло до того, что именно ей уже пару раз "скорую" вызывали, до пены у рта допивается, злющая, такие гадости говорит, что дети под диван забиваются и вылезать боятся. С некоторых пор стала ревновать непонятно к чему: рубашку порезала и даже ботинки. Иголки втыкает, колдунья хренова. На днях в тренажёрный зал собрался, только отвернулся – она спортивные штаны и майку уксусом полила. Настолько нескучно стало, что Гена теперь спит за запертой дверью в отдельной комнате, боясь, что дрожайшая супруга перережет ему горло, как Папанов Миронову из кино про стулья.
А чего ж это Гена не разводится, коли иначе, как «адом» свою семейную жизнь не называет? Да шут его знает. То ли без детей остаться боится, то ли надеется на что-то…
Гена и сам уже на чёрта стал похож, всклокоченный, взвинченный, заикаться начал.
 Выходя из дома, ежедневно просил у Боженьки, как мог, о спасательном круге. Так истово, видать, просил, что Господь услышал и подтолкнул его легонько к кабинету славного гениного приятеля – мануального терапевта. Туда сегодня – Бог это знал наверняка – одна особа должна припарковаться, спинку подправить, может у них и склеится чего. Особа называлась Леной и считала себя барышней интеллигентной, поэтому Геннадию, для привлекательности, была всучена в руки какая-то книжка. Толстая, с неброской обложкой.


-- Господи, кого ты мне подогнал? Он же через слово вставляет «на»! Путает одуванчики с кузнечиками, гамак с мангалом, далматина с дермантином, он говорит "траНвай"!
-- Ты будешь читать ему вслух.
-- Я пробовала – он засыпает на второй странице. И храпит!
-- Не всё сразу. Зато он не курит.
-- Ну, да. Только передние зубы у него всё равно тёмные.
-- Привыкнешь. Тебе же уже нравится его запах.
-- Мне не нравятся слишком брутальные интересы: рыбалка-водка-шашлык-камеди-клаб. Даже на «Винзавод» не удалось заманить, когда он понял, что там теперь галерея искусств и не наливают.
-- Ты уже посадила его на лошадь. И он таскает тебе розы.
-- А я люблю герберы! И на лошадях – я же вижу – он мучается, чтобы доставить мне удовольствие…
-- Вот видишь!
-- Господи, он опаздывает! Всегда и надолго! Ты же знаешь, я это ненавижу!
-- Должны же быть у человека хоть какие-то недостатки…
-- «Какие-то»?? Ничего, что он женат?!!
Бог был терпелив.
-- Он починит тебе стиральную машину, очарует маму и будет верен.


Гена подскочил на подушке и испуганно посмотрел на будильник: стрелка зловеще приближалась к 7:30.
-- Как ты, любимый?
-- Ужасно!
-- Почему?
-- Выходные кончились… Не хочу тебя отпускать.
-- Не отпускай. У нас ещё двенадцать минут.
Лена удивлялась, что под экстремально жарким холлофайбером они выделяют ровно столько пота, чтоб как можно сильнее приклеиться, врасти друг в друга, ведь чуть меньше и «клея» не будет, а чуть больше – тело просто смоет, уплывёт.
Гена же мечтал ещё хотя бы об одной руке. Тогда можно было бы ещё теснее переплестись и завернуться в эту женщину…
Этим утром Гена деловито произнёс два волшебных для лениного уха слова:
-- Утюг и юбку.
Дело в том, что Лена ненавидела не только опоздания, но и ещё кое-что по быту. Гладить, например. Вещи старалась приобретать, которые не мнутся. Предложение выгладить ей юбку -- а это было именно оно --  вызвало новый прилив желания и Лена-таки опоздала на работу.  Юбка осталась недоглаженной, да и Бог с ней. Есть ещё белые джинсы, их гладить не надо.

Вот ведь, какая неожиданно счастливая жизнь теперь у Лены. В субботу ездили верхом целых три часа и у Генки вроде бы стало кое-что получаться. Там же, на конюшне, для них прикончили утку. Потом дома они жарили её с яблоками, жестковато получилось, но обалденно вкусно. В воскресенье купили две пары роликов и обкатали их на ВДНХ. Чуть не расшиблись, пытаясь повторить за маститыми роллерами фигурные трюки. Один из шестнадцати подшипников приказал долго жить, бракованный. Приехали в магазин, где покупали, там  без звука заменили подшипник, даже ругаться не пришлось.
 И утро это, такое сладкое!..
Лена в столовой подходит к титану, чтобы, как обычно, налить кипятка. Уже третий год она не пьёт ни чая, ни кофе – только кипяток. Любопытным сначала говорила, что надоело чашки от налёта отмывать, потом – что так вкуснее и отстаньте. На самом же деле… Да пусть пьёт, что хочет, какая разница!
Стакан вдруг лопается у Лены в руках и крутой кипяток ошпаривает руку, живот и бёдра. Буфетчица из-за прилавка реагирует нестерпимо громко:
-- Соображать надо! Сначала чуть-чуть наливают, а уж потом!.. Иди за уборщицей, чего стоишь? Ишь, стекла-то сколько!
Лена медленно поворачивается и идёт в сторону офиса. Больно и мокро. Прикрыться нечем, надо скорей спрятаться за свой стол. Отчего-то тоскливо стало.
Позже, когда начало подсыхать,  на светлых штанах проступили от титановой воды ржавые пятна. Тут Гена и позвонил:
-- Привет, мой хороший! Представляешь, днём заезжал домой, так ОНА мне успела иголку в сумку воткнуть. Чувствую, что-то впивается…
-- Это… во сколько было?..
-- Между часом и половиной второго. А что?
-- А меня… а я как раз, в этот момент… -- и рассказала, и расплакалась.


Вечером примчался, хотя не договаривались. Привёз розы, помидоры, яблоки и пластырь с перуанской мазью от ожогов. Всю обцеловал – полечил. Но на ночь не остался. Уже в дверях пообещал, что, если не через пять, то через десять лет обязательно поедем на "шиншиллы". Сейшелы, догадалась Лена.

-- Господи, ты же сам меня уговаривал, за что ж так-то, кипятком?..
-- Я занят был. Этот олух утром утюг не выключил, а ты его ещё тряпками закидала. Пришлось дуть весь день на твой утюг, чтобы не допустить пожара. Имей в виду: в воскресенье у меня выходной, осторожней тут.

Лена вынула утюговый шнур из розетки и решила, что побудет ещё, пожалуй, счастливой.