*****
«…Чей-то окрик заставил его резко обернуться, вскидывая меч, узкую полоску снежно-белой стали длиной два с половиной локтя. Лезвие зазвенело, столкнувшись в воздухе с широким, почти в ладонь, лезвием, зазвенело мелодично и радостно, словно сам клинок пел от восторга, окунаясь в этот неожиданный бой, как в огненную купель. Соннери видел руку, уверенно державшую меч. Рука была очень похожа на его собственную, только тонкое запястье наливалось силой при каждом выпаде, стремительном и легком, чтобы, оттолкнув чужое лезвие, попытаться найти брешь в обороне его хозяина. Скорость, с которой шел бой, была недоступна Соннери. Он не продержался бы и двух минут при таком темпе. Но для того, в чьем теле он пребывал, этот темп был, похоже, привычен, и он не только с легкостью выдерживал его, но и успевал танцевать вокруг противника, нападая со всех сторон и заставляя его больше уворачиваться и обороняться, чем нападать. И противник, лица которого Соннери почему-то не мог разглядеть, в какой-то момент не выдержал, открывшись для удара. И свое-чужое тело Соннери мгновенно отреагировало. Один молниеносный выпад – и вот уже противник валится навзничь, роняя меч. Соннери выпускает клинок, оставляя его в уже мертвом теле, и некоторое время просто стоит, внимательно вглядываясь в странно затуманенный лик убитого. Потом наклоняется, выдергивает меч, на котором не осталось ни капли крови. Он по-прежнему сияет нетронутой белизной.
-Ты хорошо держался, - произносит за спиной незнакомый женский голос. Соннери снова переводит взгляд туда, где лежало мертвое тело, но его уже нет. Только легкий дымок стелется по земле.
-Только ты не сумел понять, что перед тобой не реальный противник, а призрак, сквозь который достаточно было просто пройти, не отвечая на его вызов. И тогда он не смог бы причинить тебе вред. Ты понимаешь меня?
-Не совсем, анта, - произносят губы Соннери прежде, чем он успел подумать над тем, что было сказано.
-Он питается твоей боевой энергией, Нарк. Понимаешь? Ты начинаешь сражаться с ним – он сражается с тобой. Ты хочешь убить его, пройти к цели любой ценой – и у него возникает такое же желание. Он - отражение тебя самого.
Нарк! Молния вспыхивает в голове, опаляя память. Нарк! Отец!.. Но откуда я это знаю?! Что это? Кто я? Откуда я?! Как я могу видеть во сне то, чего никогда не видел в жизни, да и не мог видеть?! Ведь это происходило задолго до моего рождения! Я не понимаю!!..»
ХХХ
-…Нери! Проснись, Нери!..
Детский голос вырвал Соннери из власти странного сна. Он резко сел на куче палых листьев, заменявших постель, встретившись с золотыми глазами Торика.
-Тебе что-то снилось, - тихо сказал он. – Ты кричал во сне…
Соннери ткнулся головой в землю, приходя в себя.
Прошло полторы недели с тех пор, как они ушли из полка. Возвращаться они не собирались, пробираясь все дальше и дальше на восток, все дальше и дальше от обжитых мест, где их уже искали. Соннери не очень-то поверил Тейти. Но спустя два дня после ночного разговора он услышал за спиной слово "оборотень", произнесенное вполголоса, но с таким расчетом, чтобы проходивший мимо Соннери услышал его. И когда в спину дохнуло холодом ненависти, сменившимся жаром зловещей радости от предвкушения предстоящей публичной казни (он так и не осознал, откуда в его голове вспыхнуло понимание всего этого) – Зверь понял, что его служба окончена. Ответа на его вопрос тут не было, да и не могло быть.
Той ночью Тейти снова подсел к его костру. И рассказал, что, судя по легендам и преданиям, далеко на востоке есть море Девяти Ветров, которое никогда не успокаивается. На нём всегда буря и ни один корабль не осмеливался углубляться в его пределы. Но там, под защитой неприступных кордонов бушующей Стихии лежит Архипелаг. На котором располагается страна оборотней – Мариссена. Страна, которой правит оборотень, но в которой тем не менее живут люди. Там оборотни не считаются изгоями, их не боятся, не гонят, не уничтожают… Это счастливая страна.
-Если ты доберешься туда, ты останешься жив, - заключил Тейти, поднимаясь. – Там давно не сторонятся таких, как ты.
-Почему ты помогаешь мне? – подчиняясь внезапному порыву, спросил Соннери. – Ты прозвал меня Зверем, но это мне не в новинку, меня так зовут с детства. Только зачем ты пытаешься спасти мне жизнь? Разве это не противоречит постоянно действующему приказу об уничтожении всех встречающихся по пути оборотней, колдунов, астрологов? Ты же хороший солдат, Тейти. Зачем?
-Я не хочу носить твою кровь на руках, - повторил Тейти, – и мне больше нечего добавить. Я чувствую, ты… не такой, как все. Ты… в чем-то выше меня, всех нас, только я пока не понял, в чем. Ты, наверное, и сам этого не знаешь, а когда узнаешь – никто тебе будет не указ.
Тогда-то ему впервые пришли на ум эти странные строки, смысла которых он тогда не понял:
- Скажите мне, где родина моя?
Ведь здесь меня боятся с колыбели!
Мне жизнь все время снится не моя –
И я ликую сталью острия
И меч свой остужаю в чьем-то теле…
Тейти внимательно посмотрел на него и ушел, не прибавив больше ни слова.
И вот теперь, спустя неделю, - этот сон. Который в точности соответствует произнесенному чужим тоном пятистишия, тоном человека, пережившего то, о чем говорит.
-Знаешь, Торик, сегодня во сне я был в теле своего отца, – сказал Соннери. Мальчишка бросил раздувать затухающий костер и подсел к нему.
-Я видел, как он учился владеть мечом, - тем же отстраненным тоном продолжал Соннери. – Его учила женщина, он называл ее Анта… Никогда не слышал такого имени.
Торик насупился.
-Это не имя, - тихо сказал он, думая, что Соннери не услышит его, но парень резко поднял голову.
-Откуда ты знаешь?
-Знаю, - мальчишка засопел, жалея, что вообще раскрыл рот. – Мама рассказывала.
-А что же это?
-Это значит "учитель". Аэнт – если мужчина, анта – если женщина.
-Кто ты, Торик? Почему у тебя золотые глаза?
-А ты свои давно видел? – ядовито осведомился мальчишка. Соннери едва сдержался, чтобы не дать ему подзатыльник.
-Во-первых, отвечать вопросом на вопрос неприлично, - наставительно сказал он. – А во-вторых, я не девчонка, чтобы то и дело глаза свои разглядывать. Понял?
-Понял, - слегка ошарашенно ответил Торик. – Только у тебя зрачки стали вертикальные, как у зверя.
-Что?! – не поверил Соннери. – И давно?
-А с того самого дня и стали, - будничным тоном сообщил мальчишка. – Я думал, ты знаешь.
Так значит, он стал меняться не только внутренне? Он сумел сдержать в себе Зверя, но глаза у него стали звериными. Почему? Может, они снова станут нормальными, если выпустить Зверя окончательно, а потом снова загнать обратно? Но Торик! Неизвестно, зачем Зверь рвется наружу, но уж точно не для игры. Мама, ну почему ты не рассказала мне всего?! Зачем молчала? Я не знаю, что мне делать, и рядом нет никого, кто мог бы помочь мне в этом. Я не хочу выпускать его, боюсь потом не справиться с ним, чтобы снова стать человеком, но с каждым днем мне становится все труднее удерживать его в себе. И я знаю, что рано или поздно я не выдержу, он вырвется и мне останется только надеяться на сообразительность Торика и его ноги, которые унесут его подальше от меня…
Соннери очнулся, почувствовав детскую руку на своем плече.
-Всё образуется, - серьезно сказал Торик. – Поверь мне, Нери, все будет хорошо. А за меня не беспокойся. И… выпусти зверя. Здесь нет никого, кроме нас. Я думаю, тебе лучше научиться… ладить с ним, что ли, раз уж вы делите одно тело. Научиться здесь, где нет людей и не случится непоправимое.
Соннери внимательно посмотрел на ребенка.
-Сколько тебе лет, Торик?
-Десять, - Но Соннери про себя отметил, что мальчишка нисколько не удивился странному вопросу.
-Нет, Торик. – Соннери встал. – Нет. Тебе больше. Гораздо больше. Иногда ты забываешься и тогда говоришь вещи, над которыми десятилетний ребенок просто бы не задумался. Это мысли человека много старше. Иногда мне кажется, ты старше меня. Но в общем, ты прав. Вот только вопрос в том, как мне потом снова стать человеком?
-Если это заложено в тебе с рождения, ты сам поймешь это, – уверенно сказал Торик. – Для тебя это должно быть естественным, хотя поначалу и непривычным.
-Да, наверное, - задумчиво отозвался Соннери. – Только ты все равно залезь на дерево, что ли… Боюсь я за тебя.
Когда Торик начал взбираться на здоровенную липу, он заставил себя расслабиться. Зверь заворочался внутри него, глухо порыкивая, а потом все тело Соннери одела легкая дрожь. Одежда лопнула под напором чудовищных мускулов молодого сильного звериного тела, с лязгом захлопнулась пасть, не давая вырваться звериному реву… Соннери еще услышал, как сдавленно ахнул сверху Торик – и мир разительно изменился.
Зверь воспринимает мир совершенно иначе, нежели человек. У него особое восприятие звуков, запахов, ощущений, цвета, наконец, - это Соннери знал по рассказам егерей, которые тайком слушал вместе с другими детьми. Тайком – потому что его неизменно гнали или начинали дразнить, пока не доводили до слез. А вот у зверя, который жил в нем самом, восприятие было "половинчатым". Звуки и запахи он воспринимал как зверь, но вот ощущения и поступки оценивал с человеческой точки зрения. Это было непривычно – и привычно одновременно. Словно Соннери примерил давно забытую одежду, которая не стала мала за долгие годы, и потому все еще была удобна и естественна.
Соннери поднялся на четыре лапы. Сильные, устойчивые. Дымчато-рыжие, в черных подпалинах. Зверь осмотрелся. И внезапно проснулся голод. Дикий звериный голод, заставляющий все внутри сжиматься в комок, пасть наполнилась слюной – и зверь (Соннери не знал, в кого превратился) ринулся сквозь чащу, тенью скользя между стволами. Справиться с ним Соннери не мог. Мог только постараться не мешать своей звериной половине охотиться. Он забился в дальний уголок его сознания, изо всех сил стараясь отрешиться от того, что творил оголодавший зверь. Ему не нужна была еда в прямом смысле. Он оказался вампиром и ему нужна была только кровь.
После четвертой жертвы – молодого оленя, имевшего несчастье попасться ему на глаза, - зверь немного успокоился и по-кошачьи уселся приводить себя в порядок. Потом встал и вернулся туда, где остался Торик.
Мальчишка уже слез с дерева и ждал возвращения Соннери. Глаза его сияли.
-Я же говорил, ты ликАнтроп!
Соннери уселся напротив него. Мальчишка протянул руку и почесал его под подбородком. Это оказалось неожиданно приятно и Соннери, к своему удивлению, заурчал, как урчат все кошки при подобном обращении, только звук вышел низкий, басовитый, раскатистый, от которого мелко задрожала трава у кончиков лап. Было тепло и уютно, человеком становиться не хотелось – и Соннери улегся возле разведенного Ториком костерка, не меняя облика и справедливо полагая, что стать человеком при таком раскладе будет нетрудно.
А ночью он снова услышал тот самый женский голос.
«…-Будь осторожен, Нарк. Ты не Меченый, но это все равно заложено в тебе. Твои дети будут Мечеными, и ты должен научить их обращаться со своим Зверем прежде, чем уйдешь.
-Я не собираюсь оставлять их! – Голос человека… отца звенит перетянутой струной, готовой вот-вот лопнуть, взорвавшись надрывным стоном. – Я не оставлю их там!
-Ты не сможешь привести их с собой, - женский голос обдает его нестерпимым холодом. – Это противоречит всем законам! Ты не смеешь привести в наш мир непосвященного!
-Анта!..
-Я всё сказала, Нарк. Если ты ослушаешься…
-Не надо! – В голосе Нарка звучит мольба – и бессилие. Он побежден. – Я никогда не забуду, кто ты.
-Так надо, - голос его собеседницы чуть смягчился, если только может подтаять сталь, зажатая в кулаке. – Ты должен понять…»
Соннери вскочил, не понимая, где он.
Ночь. Темнота. Рядом уютно сопел Торик, уткнувшись носом в его бок. Соннери, в человеческом обличье, сидел возле горячего кострища, пытаясь успокоить заходящееся бешеным стуком сердце.
Понимая, что сегодня уже не уснуть, парень принялся раздувать еще не совсем угасшие угли и вскоре первый робкий сполох пробился из-под ровного слоя золы.
Он не мог осознать, о чем был услышанный во сне разговор. Обрывки, которые никак не хотели складываться в связную картину. И еще – слова. Чужие, не понятные ему самому, но которые тем не менее рвались с языка, раздвигая сомкнутые губы.
- Непонятные слова,
Чьи-то мысли, чьи-то судьбы…
Ты права? Ты не права,
Память бешеная, люди?
Ну откуда знать могу
Я про вашу жизнь лихую?
Только все равно живу,
Плачу, в бой иду, ликую…
Торик беспокойно зашевелился и Соннери поплотнее укрыл его своей курткой. Он бы предпочел не слышать таинственного разговора, прекрасно понимая, что покоя ему уже не будет. До тех пор, пока он не узнает все до конца. Но… это захватывало сильнее и безжалостнее первого в жизни боя, когда чувство возможного вело руку прежде, чем вмешивалась логика, когда все внутри пело от восторга и звало и манило продолжать, доказать всем вокруг, что ты можешь, умеешь, понимаешь… Он хотел продолжать. Но сильнее желания доказать было желание понять суть того страха, который владел людьми уже не первый век. А после рассказа о легендарной Мариссене – вдвойне.
К утру он точно знал, куда идет: на восток.
Море Девяти Ветров ждало его.
*****
Они шли на восток. Сны продолжали донимать Соннери, но были настолько коротки и бессвязны, что, проснувшись, он предпочитал не вспоминать о том, что в очередной раз показало ему свое-чужое сознание, и вскоре сон исчезал, стирался из памяти. Соннери уже понял: если вспоминать сон, переживая его заново и пытаясь понять непонятное, он не исчезнет, мучая мозг и напрягая воображение, которое упрямо пыталось втиснуть его в привычные рамки. Соннери, человек со звериной улыбкой, устал от этого. Он не хотел больше ничего знать и понимать, кроме того единственного вопроса, заданного в самом начале пути. Остальное – не хотел.
Странно, но чем дальше на восток они продвигались, тем больше им стало попадаться людей, которые не пугались и не удивлялись необычному облику парня с синими тоскливыми глазами, зрачок которых был явственно вытянут в вертикальном направлении. А может, и удивлялись, только виду не показывали.
Торик, верный Оруженосец, вытянулся струной, тонкий, гибкий, ловкий… Куда-то пропала детская угловатость и обидчивость, движения стали более плавными, характер – более податливым и осторожным. Но при всем этом он как-то отдалился от Соннери, стал скрытен, задумчив и… Соннери видел, что он перестал играть. Роль ребенка окончена. Теперь он был таким, каков он на самом деле, и Соннери однажды осознал, что перестал понимать его. Несколько раз он ловил на себе его пристальный, чуть напряженный взгляд. Торик словно ждал от него чего-то, ждал давно и начинал бояться, что так и не дождется.
В тот день они не успели добраться до поселка. Ночевать под открытым небом им было не привыкать и, высмотрев уютное местечко возле корней поваленного дерева, путники устроились на отдых.
За год странствий Соннери вычислил: чтобы не испытывать неудобств и не бояться, что зверь вырвется из-под контроля, достаточно "кормить" его кровью раз в пять-шесть дней. При известном усилии можно было продержать его без крови до десяти дней, но потом жертв требовалось слишком много и умирали они далеко не самой милосердной смертью. Поэтому Соннери старался не допускать больших перерывов в кормежке, с ужасом чувствуя, что ему начинает нравиться все это. Он любил своего зверя, ему нравилось быть им, нравилось бежать по лесу за обезумевшей от дикого страха добычей, которая была уже обречена в тот миг, когда на нее падал первый взгляд синих звериный глаз. Соннери научился не отворачиваться, не прятаться в глубину звериного сознания в минуты терзания жертвы, потому что в один прекрасный день понял: это тоже он, Соннери, человек, рожденный человеческой матерью от… неважно. Он – человек. Он – зверь. И все это – он один. Человек не морщится, когда с аппетитом ест жареное мясо, зверь предпочитает сырое мясо с кровью, только и всего.
Соннери научился жить в относительном ладу с самим собой. Вот только сны продолжали сниться.
-Может, тебе хотят что-то сказать? – предположил однажды Торик, и Соннери прекратил попытки отгородиться от снов.
Он не знал, кто такой Торик. Он больше не считал его просто ребенком, а сам Торик перестал притворяться им. Они шли, не затрагивая больше темы странных глаз, и молчание до поры до времени устраивало их обоих.
Соннери улегся, подложив под голову свернутый плащ – ночи были еще на удивление теплыми, только ближе к утру иногда прихватывал легкий морозец, - и стал бездумно смотреть вверх. Над ними качались редкие звезды, подмигивая, дразня. Что, путник? Ты далеко собрался? Мы с тобой. Куда ты без нас? Ну что, давай знакомиться? Наконец-то ты не спишь, смотришь… Узнаёшь? Знаешь теперь, где дорога?
Соннери слегка улыбнулся. Он любил эти минуты тишины, когда голова становилась пустой и ясной. Торик молча сидел рядом, уткнувшись лбом в колени. Соннери чуть повернул голову, посмотрел на него… Мальчишка не шевельнулся. Спал? Думал? Не важно. Соннери расслабленно закрыл глаза.
Тишина, темнота. Мягкое покрывало Ничто, сон подступает незаметно, кладет руки на лицо, сначала потихоньку, потом смелее и смелее…
«…Свет брызжет в глаза. Соннери зажмуривается, мимоходом осознавая, что тело его не слушается. Он стоит, напряженно всматриваясь вперед, в туманную дымку, за которой сейчас еще ничего нельзя разобрать, а рядом стоит еще кто-то. Человек, чьими глазами смотрит Соннери, поворачивает голову, бросает взгляд на… спутника? друга? соратника?! Золото вьющихся волос, рассыпанных по белоснежным плечам, травянистая зелень широких глаз, большие крылья за спиной. Крылья чуть подрагивают… Крылан тоже смотрит на Соннери – и реальный Соннери задыхается: Торик! Точь-в-точь такой, какой и сейчас, только взрослый. И глаза больше не золотые… Потому что вырос? Взрослый Торик (или кто-то до дрожи похожий на него) слегка улыбается – и наваждение спадает. Нет, это не Торик. Улыбка чужая, отстраненная.
-Сейчас… - одними губами произносит он. – Уже скоро…
Откуда-то издалека доносится гудение, сначала тихое и низкое, потом все громче и выше. Крылан беспокойно переминается ноги на ногу, человек-Соннери кладет руку на эфес, а потом…
-Берегись!
Опасность пришла совсем с другой стороны – сзади. Крылан еще только начинает оборачиваться, когда человек одним толчком сбивает его с ног – и падает сам. В левом плече вспыхивает пламя…»
…и Соннери вскакивает, едва не попав ногой в горячие угли костра.
Глубокая ночь. Рядом посапывает Торик, свернувшись калачиком.
Соннери сел, машинально потирая плечо. До чего же реально все произошло! И стрела, раскрывшая при ударе о тело, словно бутон, тоже была почти реальна, и плечо болело по-настоящему, разве только раны не было. Сон? Воспоминание? Или то, что МОГЛО бы произойти, если бы не что-то, чего не понять? Снова вспомнилась Таэра. При чем тут богиня Ненависти? И вообще, разве нужно воззвать к кому-то, чтобы возненавидеть? Или отомстить?
-Иногда это помогает, мальчик, - прошелестел совсем рядом женский голос. Соннери вскинулся, порываясь вскочить, но в последний момент не стал этого делать, не желая беспокоить Торика.
-Кто ты? – Соннери настороженно озирался по сторонам. Никого. Или ему послышалось?
Тихий смех стрелой пронзил ночь.
-Не бойся. Все в порядке.
-Я знаю тебя! – Соннери осторожно двигался в сторону от костра. – Я слышал твой голос… во сне. Это ведь была ты! Покажись!
-Не время, - тотчас же отозвалась невидимая собеседница. – Пока еще рано.
-Ты знала моего отца?
-Да.
-Расскажи мне! Какой он? Кто он? И кто я?!
-Ты еще не понял? – в голосе женщины проскальзывают стальные нотки. – Ты – Меченый. Я предупреждала Нарка, что его дети будут носить в себе этот дар…
-Дар?! – Соннери вскочил на ноги, беспокойно оглянулся на Торика, но мальчишка по-прежнему крепко спал.
-Он не проснется, - сказала женщина. – Нам надо поговорить и лишние уши ни к чему. Он еще мал, чтобы понять все до конца.
-Покажись!
-Нет.
-Тогда скажи, почему ты называешь это проклятие даром?!
-Потому что это Дар. Надо только уметь правильно обращаться с ним и тогда твой зверь станет безобиден для твоих друзей и смертельно опасен для врагов. Это – твоя защита, твой щит и твоя суть воина. Он – это ты. Не отвергай себя, мальчик, и тем более не пытайся подавить его в себе. Он все равно сильнее и он все равно вырвется рано или поздно. Только потом ты не сумеешь уже остановить его, потому что он не подчинится тебе. Нарк слишком рано оставил тебя, не обучив всему, что должен знать Меченый. У нас детей учат этому с самых первых минут жизни, для них это естественно и не является ни выбором, ни помехой. Они умеют принимать себя такими, какими рождены.
-И их тоже гонят, преследуют, уничтожают?
-Нет, Соннери. Они просто живут. И то, что они оборотни, никого не смущает. Прощай.
Больше мне нечего тебе сказать. Просто прими себя, тогда другим будет легче принять тебя.
-Подожди! – воскликнул Соннери, чувствуя, что она сейчас уйдет. – Скажи мне последнее…
-Сегодня во сне ты получил стрелу в плечо? – по голосу слышно, что женщина улыбается. – Не бойся снов, мальчик. Это называется наследственной памятью, правда, такое бывает очень и очень редко.
-Что это? Что со мной происходит во сне?!
-Во сне ты проживаешь жизнь своего отца, Нарка. Он получил стрелу в плечо, когда ему было чуть больше восемнадцати, шрам остался на всю жизнь.
Шрам! Тот самый, который он помнит с раннего детства!
-А слова, которые часто приходят? Иногда до сна, иногда – после… Что мне делать с ними?
-Ничего, - голос звучит глуше, будто женщина отвернулась. – Говори, произноси их, тогда тебе будет проще и легче принять сны, которые вскоре станут не такими уж безобидными, как до сих пор. Только не позволяй сну овладеть тобой, Соннери, не путай сон с явью и тогда все будет хорошо. Ну, а если поверишь, что всё происходит с тобой-реальным и тебя убьют во сне – ты погибнешь наяву.
-Постой!..
Но она больше не отозвалась.
- Волнение поступков не моих
И горький вкус чужого пораженья…
Я к ним уже привык... почти привык,
И жизни эти словно бы мои,
Сознания чужого порожденья.
Соннери бродил между сонных стволов, касаясь руками их шершавой поверхности, а слова рождались в голове сами собой, словно кто-то внутри него произносил их. Значит, говори, станет проще? Что ж…
- Сотни раз я умирал
Под мечом орды татарской…
И вовсе не понятно, что это за "орды татарской". Но раз уж говорю все это не я…
…И в короне восседал,
Обличенный властью царской.
Это было бы неплохо, побыть правителем. Такую жизнь я бы прожил с бОльшим удовольствием, тем более, что все это не по-настоящему.
- Становился кем хотел,
Предавал и сквернословил…
А вот это бы не хотелось! Последнее это дело, предательство…
- За друзей на дыбе пел,
За себя молчал на воле…
Тоже мало радости. Дыба… Явно что-то из орудий строгого допроса. Ну зачем? Чтобы заранее знал, к чему готовиться, так, что ли?
- Чьи-то души пережив,
За себя вслепую прожил.
Прошлым я не дорожил,
Будущего – не тревожил…
Ну, всё, что ли? Кажется, всё.
Неужели же всё это мне предстоит пережить?! Предательство, смерть, царскую корону, песни, молчание… Это слишком много для одной жизни. И тогда, кто бы ни сказал эти слова, он прав: за самого себя я буду жить вслепую. И не потому, что не знаю, что станет со мной в следующую минуту, а потому, что сны будут ярче, насыщеннее, привлекательнее, может, даже опаснее, но от этого не менее манящими. Захочется жить там, а не здесь, а это плохо. Ну почему именно я? Я же живой человек, я должен жить своей жизнью, какой бы она ни была, но жить, полной грудью вдыхая каждый ее миг! Потому что все это мое, я вправе что-то изменить, от меня что-то зависит, за меня никто не сможет решать, наконец!.. Иначе…
- С недавних пор мне снятся сны как сказки.
Я ухожу, но я вернусь, поверьте!
Наверное, им не хватает ласки,
Чтоб выжить в нашей дикой круговерти…
Соннери даже не сразу осознал, что эти слова ему никто не диктовал. Это – его собственное, его мысли, его переживания…
-Значит, я все еще человек?! – метнулась паническая мысль. От меня еще что-то зависит?! Я что-то могу сверх того, что подсказывают сны?!
-Конечно, - неожиданно произнес за спиной голос Торика. Соннери даже подпрыгнул. – Конечно, ты человек, и ты не зависишь от снов. Это вообще опасно, верить в сны. Они обманчивы и изменчивы и способны вывернуть все наизнанку, назвав белое черным так, что ты поверишь, тебе захочется поверить в это, потому что тогда все станет гораздо проще… А так нельзя. В жизни вообще не бывает – проще. Бывает просто по-другому.
-Сколько тебе лет, Торик? – тихо спросил Соннери. Мальчишка отвернулся, пряча глаза.
-Одиннадцать. Это не мои слова. Так говорил отец. Так меня учила мать… пока не ушла однажды ночью, чтобы больше не вернуться.
-Наверное, мы с тобой одинаковые, - вздохнул Соннери, обнимая его за плечи. – Идем. Уже светает.
Мальчишка кивнул, не поднимая головы.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ