Начала токсикомании

Андрей Ростов
(В соавторстве с Андреем Хохловым)

Каждую ночь бабушка Допустиха слышала на кухне странные звуки. Правда, значения этому не придавала, потому что уже давно тронулась умом… Не спал и ее омерзительный внук Филя – токсикоман в системе. Основное занятие требовало больших усилий его мозга, который по весу превосходил даже мозг Ленина. Дело в том, что Филя еженощно наливал бензин в бачок унитаза, затем, припав волосатой ноздрей к трещине на бачке, жадно втягивал запах и балде-е-л, балде-е-е-л…
Правда, в последнее время странные звуки мешали токсикоману-одиночке по-настоящему сосредоточиться. Будучи любознательным от природы, он вначале даже несколько раз заглядывал вглубь бачка, однако там никого не было.
А тем временем их сосед народный умелец Селифан Опохмелов учился играть на пиле. Изрекая густым басом прибаутки типа «Пила – не юла, но жужжит как пчела, лишь бы до ума довела», он правил зубья на исконно русском музыкальном инструменте, не забывая принимать вовнутрь. «Ну и забавник», - думала еще одна соседка Опохмелова, Дарья, вздрагивая при каждом особо заливистом звуке…
Однажды утром ей в почтовый ящик бросили телеграмму: «ДОЧКА ПРИЕЗЖАЙ ФЕДЯ ХРЮКНУЛ ЦЕЛУЮ МАМА». Дарья завизжала сильней чем пилорама, цепь событий с лязгом натянулась, но коленчатая передача бытовых фактов дала холостой оборот. Женщина, расстроенная, как рояль в клубе глухонемых, бросила  телеграмму в унитаз, причитая: «Ни что ни в радость, если его с нами нет». Чтобы немного развеять горе соседки, чуткий Селифан совсем уж душераздирающе заиграл на пиле, причем ногами. В итоге сцепление между соседями вовсе полетело ко всем чертям, поскольку раскрошились последние моральные шестеренки. Выявился и вполне материальный урон – Дарьина телеграмма засорила бы любые коммуникации, а не только канализацию, угробленную еще в первые годы коллективизации.
…Оставшийся без присмотра Филя нанюхался вместо бензина горчичного газа, после чего натурально ошалел и вышел не в дверь, а в окно. Выписывая по дороге кренделя и баранки, внук Допустихи в итоге забрел на ученый совет, где его совершенно приняли за своего (Филя даже бросил белый шар в оппонента). Сразу трое кандидатов наук, завидев токсика-живчика, сразу решили сжечь свои диссертации к едрене Фене и уйти на бензоколонку - бензоколонизаторами. Позже, правда, незваного гостя вытолкали взашей за то, что он не поздоровался с профессором Заусовым-Португальским и наплевал на аудиторию (и в аудитории).
На обратном пути и вовсе неприятность вышла – Филю сцапали псевдонародные дружинники-казаки и посадили, как он понял, в камеру-обскуру. Вскоре там же оказалась и бабушка Допустиха, уплатившая за масло  в гастрономе № 17 керенками времен Ивана Грозного. «Не те керенки, бабка, - втолковывал ей старшина милиции, слизывая с пальцев коровье масло чистой воды. – Хм, и масло с 17-го года изменилось…». «Чудно, милок, бормочешь, - отреагировала на эти слова языкатая Допустиха. – Чисто как мой унитаз».
В это время из унитаза в ее квартире показался перископ, который вращался как вентилятор, и гнал штормовую волну. Данное обстоятельство сподвигло Селифана Опохмелова заиграть «Врагу не сдается наш гордый «Варяг». Под окнами как раз проходил Заусов-Португальский, который по давней профессорской привычке обобщил: «Кто-то напрягает последние мозги, а кто-то на пиле играет». Обобщив, умный Заусов-Португальский затем всё расчленил и вычленил…
В ту же ночь пилу у Селифана отобрали псевдонародные дружинники-казаки, прихватив с собой в качестве вещдока и ее вечно пьяного хозяина. Но соседи по привычке не спали еще месяц. И всё прислушивались, прислушивались…
А Селифан Опохмелов уехал на лесоповал, он там завклубом.