Одним из самых существенных отличий обучения в военном ВУЗе того времени от гражданского обучения, кроме казарменного режима, отсутствия заботы о «хлебе насущном» и регламентированного до мелких подробностей быта, являлось отсутствие контактов со сверстницами, кроме недолгих часов увольнения в город.
Поэтому естественно, что любовь была одной из самых популярных тем наших дебатов. Чаще всего, такие разговоры возникали в курилке или в кубрике, перед отходом ко сну, но случались и в часы самоподготовки, в классе, когда кто-нибудь приносил из увольнения неподъемный эмоциональный заряд, который надо было нейтрализовать.
Накал страстей порой доходил до Шекспировских.
Пока же мы, второкурсники, только что отгулявшие свой первый зимний отпуск, и большинство из нас только осваивает теорию и практику отношений с этими странными существами, женщинами.
Естественно желание молодых людей разобраться в том, что же это за чудо такое любовь к женщине. Среди нас были как ребята постарше, имевшие достаточно богатый опыт случайных связей, так и совсем неопытные пацаны, до сих пор стесняющиеся даже заговорить с девушкой. Но почти все уже понимали, что любовь любви рознь.
И поэтому, когда Игорь Морозов, с которым мы эту тему уже обсуждали, сказал Толе Будкину: «Надо различать две разновидности любви к женщине», я вмешался в разговор, пытаясь подойти к вопросу теоретически.
« Для примера, назовем их вожделением и приязнью», - сказал я, определившись с дефинициями.
«Можно и так», - согласился Игорь. Ребята начали с интересом прислушиваться. До отбоя 20 минут. Тема актуальная.
«А ну поподробнее»! - попросил Толик Будкин , уже лежащий в койке.
Я начал в академическом тоне: « Вожделение - это, прежде всего, проявление рационального инстинкта рода»...
« Я бы сказал еще, безлично всеобщего в человеке», - подхватил мой академический тон Игорь.
«Приязнь же всегда индивидуально ориентирована, основана на выборе», - продолжил я.
«И, зачастую, на иррациональном выборе», - поднял пальчик Игорь.
«Ну, что вы всё усложняете, теоретики! И то и другое намешано в любви»! – вставил фразу Рыжий, развешивая полотенце на спинке кровати.
«Не скажи», - возразил я, - «эти две разновидности любви порой до того различны, что человеку кажется оскорбительной мысль о сексе с милым человеком, когда он проникнут этим иррациональным чувством любовной приязни».
«У меня так никогда не было. Если мне нравится девушка, то я хочу ее трахнуть»!- возразил Рыжий, залезая под одеяло.
«Не стремись казаться циником, про тебя и так все знают», - влез в разговор пришедший из умывальника Сынок.
« Рыжий, поверь моему опыту. Всё бывает»! – веско согласился со мной бесспорный специалист по амурным делам Витек Молодожен, раскладывая стопкой форму на тумбочке и поправляя форменный воротник.
Я продолжал, почувствовав поддержку: «Наглядное различие между двумя разновидностями любви проявляется в том, что сексуальное влечение усиливается, многократно нарастая, по мере телесного сближения с объектом вожделения».
«Это из личного опыта»? - опять вклинился в мою речь Рыжий.
Но я предпочитаю не обращать внимания на подначки и не прерываюсь: «Приязнь же, через жалость и милосердие, доходит до благоговения наоборот - при нарастании дистанции до обожаемого существа».
«Классика жанра. Лаура и Петрарка»,- поддерживает меня Игорь.
«Значит, влечение – это животная любовь, а приязнь – человеческая»? – спросил Валера Буйников, самый молодой из нашего класса.
«Нет, в каждой из разновидностей любви есть две стороны», - пояснил я, - «Сексуальное влечение может быть выражением красоты и здоровья. Возведенным до высот искусства наслаждением естественной чувственностью влюбленных. Это вполне человеческое чувство».
«С другой стороны, в сексуальном влечении может быть сильна составляющая похотливости кролика, бесчувственность к партнеру, абсолютная дозволенность, доходящая до психологической неполноценности», - подхватил мою мысль Игорь.
Ребята слушали наши рассуждения с вниманием.
«Также и любовная приязнь имеет свои две стороны. Одна является позитивной, направленная на цель соединения с объектом любви, питаемой естественным желанием возлюбленной», - наслаждаюсь я своим красноречием.
«Так я ж об этом и говорю, что самая возвышенная любовь включает в себя естественное желание трахнуть»,- опять заводит своё Рыжий.
«Не упрощай, Шурик, жизнь сложнее. Хотя часто бывает, как ты говоришь, но ведь есть же еще и романтики», - заступается Игорь.
«Вот именно», - продолжаю я, и почти декламирую: « Другая сторона является проявлением идеала любви, питаемого надуманными романтическими фантазиями негативной направленности, для которых главное - целомудренное томление и фиксация на любовном страдании».
« Но это не из современной жизни. Это из эпохи Дон-Кихота. Да и тогда уже таких влюбленных считали придурками»! – говорит Рыжий.
«Все верно, однако до сих пор такой идеал, требующий совершенно бескорыстного служения возлюбленной и соблюдения целомудренной вежливости, многим молоденьким девочкам кажется вершиной любви», - отвечаю я, и спрашиваю:
«А ты уверен, что Сынок не влюбится в девушку с подобными запросами»?
Славик презрительно фыркает, показывая полное пренебрежение к нашим предположениям.
«Сейчас среди романтических школьниц такие девочки еще попадаются», - говорит Валера Буйников.
« Если ты с девушкой встречаешься, то её надо воспитывать. Недаром говорят, что мы в ответе за тех, кого приручили», - выдает сентенцию Валера Богданов, наш комсомольский секретарь.
« Так о том и разговор, как воспитывать. Что такое в любви хорошо, а что такое плохо»? - вопрошает Буйников. Он москвич, семейный мальчик, и здесь пока никого не приручил.
Прошлой осенью завершил работу 21 съезд КПСС, и от нас уже год требуют знание Морального кодекса строителей коммунизма. Поэтому Богданов с напускной серьезностью вопрошает: « А что по этому поводу говорит Моральный кодекс»?
«Ладно, хватит упражняться в остроумии! Знаешь же, что там про любовь только к Родине и странам социализма», - пресекает смешки Саня Сысоев.
Он пока единственный партийный в нашем комсомольском классе и мы отдаем должное уважение и его званию "главный старшина" и его партийности. Поэтому все замолкают, когда он начинает говорить:
«Я думаю, что Игнатов прав, когда говорит, что для настоящей любви, такой, что никто в ней не сомневается, нужна составляющая и от приязни, и от влечения, если уж вы так любовь препарировали. На определенном этапе хороша романтическая влюбленность.
Если партнер по душе, то не обременительна и оберегающая жалость. Если считаешь своим - вполне подходит сострадание. А желание, вожделение, чувственность – это естественные реакции сексуальных инстинктов, усиливающие настоящую любовь».
На пару секунд, все замолкают. Тишину нарушает Игорь Морозов: «Есть еще одна сторона любви, про которую пока ничего не сказали. Взаимность»
«Но тут, на мой взгляд, совсем просто», - говорю я, - «Без взаимности нет любви. Может быть все остальное: от искреннего благоговения до испепеляющей страсти. Но без взаимности – это не любовь!»
Звучит крик дневального: «Отбой»!. Дежурный гасит свет. Пора спать. В темноте вспоминаю тему разговора, прикидывая на себя.
Весь второй курс я встречался с Любой. Сразу после практики пылая от страсти, до нового года все ещё довольно горячо, но начиная с января всё прохладнее и прохладнее. Как назвать то, что сейчас между нами?
«Любовь – не любовь. По большому счету вопрос дефиниций», - думаю я, и в памяти всплыло, как засмущался Садовский, когда я, на днях, знакомил его с Любой. Почему она так уверенно ответила: «Я знаю!», когда, проводив приятеля, шутливо сказал, что он в неё влюбился»?
Продолджение:
http://proza.ru/2010/09/26/3