Псалмы парфюмера

Яков Есепкин
     Что отличает великий литературный труд от бумажных сиюминутных мотыльков-эфемерид? Лёгкое дыхание Вечности. Бунин отдал его юной весенней девушке и отошёл в тёмные аллеи, в прозе Нобелевский лауреат добился великолепных результатов, но прозаическое письмо предполагает использование колоссальной массы лишних необязательных слов, поэтому даже авторы великих книг не претендуют, не могут претендовать на историческое избранничество и пророческие тоги. Бунин-поэт довольно слаб и трафаретен, его тонкая хищность целиком воплотилась вне рифмических капканов. Патрик Зюскинд и Кундера, создавая «Парфюмера», «Невыносимую лёгкость бытия», собственно «Бессмертие», на звание великих посягнули. Им удалось и в ущербную прозу внедрить поэтический жемчуг. «Космополис архаики» Якова Есепкина весь из такого жемчуга, такой жемчуг таит и раздаривает. Жемчужина современной мировой литературы находится в Интернет-сети, как в гигантской волшебной раковине, являя ловцам жемчуга таинство и волшебство. О феерической книге написано столько, что читателю сложно не заблудиться во всемирных порталах. Где правда, где и достоинство литературных магнатов, истинно титульное произведение, ставшее в один ряд с вековыми классическими шедеврами, не издавалось? Быть может, это шутка, скверный анекдот, ибо поверить в факт андеграундного существования величайшей эпопеи, к тому же, вершинной поэтической Песни в трёхвековой истории русской поэзии невозможно. Если ж это правда, элитные читательские круги должны увидеть небеса в алмазах из цоколей и подвалов.
         Август благодатный на исходе, лето Господнее догорает, кажется, благоухающая роскошь поры созвучна с тончайшей аурой великой книги. Здесь много, невероятно много августовской терпкости: Ах, Господнее лето цветёт, Дама-глория в цвете. Пруст выходил на охоту за пылающим Словом ночью, его нечитабельное темнописание сделалось косноязычной поэзией и, как гигантский неуклюжий птеродактель, залетело в Бессмертие. Рядом в архивной пыли молчит ворон По. Есепкин, безусловно, также (как писали) ночной певец, только иллюзорный покой даёт возможность перевоплотить наркотический духовный парфюм в ароматику лексическую, дышащую Вечностью и Бессмертием. Недаром автор «Космополиса архаики» устроил свой вселенский пир в неком портальном саду (действие во всех 6 полисах происходит на постоянном фоне в неизменной ауре вечного весеннего и летнего Ботанического вертограда, причём сад не конкретен, точнее, садов множество. Гофман любил заселять ночной мир, волшебную ночь кошмарными уродцами, вершил подвиг, зачастую держась за руку служанки. Страшно. Вообще с силами тьмы не шутят, все известные шутники плохо кончили – свидетельствует Мнемозина. И забывает.
          Человечество забывает героев, но их знает Небо, знает и помнит. У России появился богоизбранный художник, сегодня при всей мещанско-серой апокалиптичности времени и жалкости среды мы вправе гордиться хотя знанием. Яков Есепкин заигрыванию, шутейству не подвержен, улыбки в сторону Ада не ему расточать, иным. Степень детерминации вечного зла в «Космополисе архаики» доходит до абсолюта, при том вкруг – цветение, «арма» весны и лета. Пир длится, за балом грядёт бал. Парфюмер Зюскинда тоже вырывался из мещанской жалкой среды, в итоге желтушники (определение Есепкина) его разорвали на части, а до того «один убийца» не мог выносить близость людей, дышать их воздухом. Есепкин, думаю, задыхался в мороке реальности, когда сочинял «Космополис архаики». Книга действительно созвучна с «Парфюмером», она вся благоухает, парфюмерия её мистически волшебна. Такая сущность «Архаики» характеризовалась в статьях «Фиванский парфюм антиквара», «Терпкий аромат Бессмертия», «Бланманже в готических розетницах», поэтому мы пожелаем лишь новым читателям псалмов сакрального обретения Вечности, её дыхания и ароматов.
                Виктор КАЗНАЧЕЕВ