(Отрывок из повести "Настя в стране чудес, или Зазеркалье по-американски. Часть третья".)
"Больше всех рискует тот, кто не рискует".
Они не просто рисковали – они ужасно хотели выжить. Сначала спасались от погони, теперь вынужденно объединились со своими преследователями. Аграфена была их единственной надеждой и спасением.
Смертоносное болото с его черной трясиной наводило кошмар и вселяло ужас. Наступающие сумерки только нагнетали и так уже накаленную атмосферу. В отличие от Ведьминого леса, тишину постоянно прорезали какие-то странные непонятные звуки. Временами слышался отдаленный женский смех, а иногда – приглушенный детский плач. Болото жило своей дикой жизнью, совершенно чуждой и непостижимой.
Вода поднялась уже выше колен, а палки то и дело стали увязать в тягучем липком иле. Надвигающаяся темень заставляла щуриться и приглядываться.
Вдруг невдалеке из-за высохшей покосившейся сосны вышла необыкновенно красивая босая девушка в длинной белой рубахе до пят. Она остановилась и стала расчесывать длинные распущенные волосы. То ли из-за дымки стелющегося над водой тумана, то ли из-за наступающих сумерек, а может, по причине усталости глаз и нервного перенапряжения, но она казалась нереально прозрачной, словно призрак.
Непонятно откуда около нее появились еще две девушки с такими же длинными распущенными волосами. Создавалось впечатление, что они просто материализовались из молочного тумана. Одна из девушек с венком из белых лилий на голове была обнажена. Подруги начали о чем-то негромко беседовать. Потом, взявшись за руки, стали водить какой-то сумасшедший фантасмагорический хоровод, при этом красавицы что-то пели. Временами доносился их веселый смех. Они перемещались по водной глади, словно эфемерные водомерки. Девушки как будто парили над черным стеклом болота.
Во всем этом зрелище было что-то таинственное, притягательное и завораживающее.
– Свят-свят-свят! – перекрестился Барсук. – Боже, да это же русалки!
- Да, вы, сударь, правы, это действительно русалки, – тихо подтвердила Аграфена. – Грешные неприкаянные души несчастных, наложивших на себя руки утопленниц. Давайте, господа, поскорее обойдем это проклятое поганое место от греха подальше.
Идя уже по пояс в черной зловонной воде, путники старались ни на шаг не отставать от Аграфены и ни в коем случае не смотреть в сторону русалок, поскольку девушка категорически всех предостерегла, что устоять перед губительными чарами прекрасных утопленниц невозможно. Коварные соблазнительницы заманили в чавкающую прожорливую топь уже не одну невинную душу.
Из-за хлюпающих звуков вырывающегося из глубин болотного газа казалось, что трясина дышит, словно притаившийся в засаде голодный кровожадный хищник.
- А почему русалки без рыбьих хвостов? – неожиданно спросил Генри Джонс-младший. – В книжках и на картинках они все с хвостами.
- Это потому что те, кто писал о русалках или рисовал их, на самом деле никогда ничего подобного не видели, а лишь слышали пересказы, обросшие вымыслами и толкованиями, – объяснила мальчику Аграфена.
Затянувшие небо мрачные хмурые тучи стали быстро превращать мутные вечерние сумерки в вязкую ночную тьму. Разорвав это грязное рыхлое месиво, высунулась гигантская оскаленная кроваво-желтая голова полнолунного ночного адского светила. В его бледном мерцающем свете мертвые высохшие деревья, которые торчали из блестящей, как зеркало, черной воды, выглядели зловещими сатанинскими символами. Болото исполняло какую-то демоническую увертюру, как будто готовило незваных гостей принять участие в своей бесовской вакханалии с фатальным трагическим финалом.
- Смотрите, болотные огни! – вытянул руку Генри Джонс-старший. – А газеты писали, что все это выдумки и дремучие суеверия.
– Господи, да это же навьи, – заикаясь, выдавил из себя трясущийся от страха Барсук и опять перекрестился.
- Кто? – ошарашенно спросил Генри-старший и тоже на всякий случай осенил себя крестным знамением.
- Навьи, мистер Джонс, это тоже неприкаянные скитающиеся души, которые не могут покинуть этот мир без отпевания и погребения, – ответила ему Аграфена. – Только это не заблудшие чада, наложившие на себя руки, а убиенные мученики. Кого-то из них загрызли волки, кого-то поглотила трясина или зыбучие пески, а кто-то погиб от руки человеческой. Последние наиболее опасны, потому что одержимы жаждой мести.
Мутные болотные огни, словно гигантские клопы, насосавшиеся человеческой крови, перескакивали с дерева на дерево и стремительно забирались по ним как можно выше, будто выслеживали очередную случайную добычу в надежде внезапно поразить ее сверху в смертельном броске. Нервы невольных участников разворачивающейся кошмарной дьявольской феерии были напряжены до предела.
- Боже! – вдруг воскликнул Генри Джонс-старший. – Я всегда считал себя просвещенным человеком. Я смеялся над всеми этими суевериями и искренне жалел людей, которые боялись повстречать в лесу лешего или какого-нибудь оборотня. Если я расскажу Петру, что здесь видел и слышал, то он мне просто не поверит. Да нет, он сразу же направит меня на обследование в сумасшедший дом!
- Но вы ведь все видели своими глазами, мистер Джонс, – возразила ему Аграфена. – Мы часто слишком уж высокомерно и пренебрежительно относимся к фольклору как к источнику знаний, в котором рассказывается о необъяснимых для нашего понимания вещах, стараемся отнести услышанное к разряду суеверий и вымыслов. Многим из нас так проще и легче жить. А вы вспомните Гамлета. Ведь никто не посмеет утверждать, что Шекспир был непросвещенным человеком. И уж тем более обвинять его в суеверии... А каменный гость Пушкина? Можно привести множество примеров. Вы скажете, что все это аллегории. Может быть. Но как знать? Нет дыма без огня. Вопрос веры каждый человек решает для себя сам. Суть вещей от этого не меняется. Меняется лишь наше отношение к этой сути.
Сенька Казанский всю дорогу молчал. Он многое пережил в своей недолгой шалопутной жизни. Но события последнего дня перевернули все его сознание. Никогда раньше он не ощущал себя таким ничтожным, жалким, беспомощным и беззащитным.
«Человеческая жизнь не стоит и ломаного гроша в этом диком вселенском балагане неистового бытия, – рассуждал Сенька. – Сегодня ты царь, а завтра, захлебнувшись собственной блевотиной, будешь вот таким паршивым огненным наперстком. И будет твоя грешная неприкаянная душонка вечно скитаться по этому гнилому вонючему болоту с единственной целью – проломить кому-нибудь череп только лишь потому, что тот бедолага живой и настоящий, а ты – уже нет».
Продвигаясь по болоту, все уже смотрели только на спину впередиидущего, стараясь не оглядываться по сторонам. Вода наконец-то стала потихоньку спадать. Постепенно путники начали выходить на небольшие островки и даже на значительные участки суши. То тут, то там уже мелькали мохнатые лапы живых сосен. Аграфена остановилась и отбросила в сторону свою слегу.
- Все! – провозгласила она. – Топь осталась позади. Зыбучих песков тоже больше не будет. Слава Богу, господа, что наше путешествие через Марьину заводь ночь лишь только краем зацепила и нам не пришлось встречать ее возле проклятого омута. Ночью на болоте может произойти все, что угодно, ни приведи Господи. – Она бросила прощальный взгляд в сторону уродливого гнойного нарыва Марьиной заводи и глубоко вздохнула. – Ну, с Богом!
Девушка перекрестилась и твердым шагом уверенно направилась в сторону таинственного темного леса, допивающего с края черное, смердящее гнилью, поганое болото.