Август

Игорь Денисов
"Смысл жизни - сама жизнь".
Гёте.

Август.

Уже, конечно, не июль (холодно в рубашке, надо было куртку накинуть), но ещё и не сентябрь. Август это август. В пыльно-зелёном наряде, с золотистой, пока ещё не бросающейся в глаза накидкой. 
Утро.
На востоке сквозь "хрущёвки" спального района, раздвигая оранжевым боком остывшие за ночь панели и кирпичи, продирается испуганное, теряющее силу солнце. Совсем скоро оно вырвется на свободу, даря всему, до чего сможет дотянуться: уже не жару, а комфортное тепло. Разбуженный им молодой ветерок расшевелит застоявшийся воздух, взбудоражит его и свежим вихрем пронесётся по проспектам и бульварам, заскакивая по пути в раскрытые окна, дабы сообщить всему миру о зарождении нового дня. А вдоволь наигравшись пустыми пакетиками из под чипсов и весело катающимися по асфальту алюминиевыми банками, быть может, наконец угомонится, предпочитая мусору настоящую схватку с тёмно-синей наползающей на город тучей. Отгонит её, разметает по небесному склону на сотни... тысячи пушистых сочных облаков. Или же, врезавшись в стену дождя, набухнет влагой, окрепнет и сытым зверем вернётся обратно в авангарде разгулявшейся грозы, прекрасный в своём предательстве к солнечному лучу.
Август не июль и не сентябрь. Август это август. С тусклой улыбкой припозднившегося отпускника в ожидании бабьего лета.
Радуга.
Каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Прямо передо мной. Говорят, за радугой начинается рай. А что это такое - рай? На мой взгляд, ни что иное, как место, где каждый получает то, к чему стремится. Творец - признание, честолюбец - славу, влюблённый - ответное чувство. Одним словом, мечту. Остров несбывшихся надежд. Или Поле чудес в Стране дураков?
Какая разница? Всё равно до неё не дойти и не доехать, даже не долететь. Хотя... хотя бывают моменты, когда до неё один шаг. Подумать только, всего один шаг. И всё. Получай заслуженное, выстраданное.
А если нет? Если обман? Если сказки не существует, а радуга - просто световой спектр? Сейчас туча продвинется чуть дальше и всё исчезнет, сгинет во мраке.
Не всё, конечно. Только иллюзия. Вон тот строящийся торговый центр, сплав бетона и стекла, останется. И моя родная школа, шедевр плановых застроек шестидесятых, неказистый вид которой центр прикрыл от любопытных взглядов следующих в него туристов, тоже останется. Вычищенная за лето, отмытая, с лёгким косметическим ремонтом. Отсюда не видно, но её двери уже распахнуты в ожидании малолетних шалопаев, ещё не понимающих своего счастья. Не подозревающих, что мозаичная арка над крыльцом школы и есть та самая радуга, ведущая в сказку. А уж в какую, страшную или весёлую, со счастливым концом или без, покажет время.
Август это август. И в городе и за городом.
Речка. 
С чистой прохладной водой и жирными, скользкими налимами, прячущимися в тени валунов. Вон она, извилистой змейкой пересекает подготовленную к сносу деревню (точно прощается) и убегает вдаль за горизонт. Помню, в детстве, с утра пораньше (примерно, как сейчас) скинешь мокрые от утренней росы штаны и бродишь по мелководью с колышком в руках. Шевельнёшь им камень, а оттуда налим покажется. Чёрный такой, важный. Плывёт царственно, не спеша, словно насмехается. Тут уж не зевай. Колышек за ненадобностью в сторону, и хватай его. Прямо руками. Это совсем не сложно - поймать, в смысле; гораздо сложней удержать да на берег выбросить. Скользит в кулаках, словно угорь извивается, а уж коли вырвется, поминай как звали. И куда только важность высокородная пропадает. Сиганёт против течения так, что пескарики мелкие по сторонам, словно кегли разлетаются, а водомерки кривоногие от изумления в ступоре застывают.
А вот там, за старой водонапорной башней, в направлении заброшенных карьеров проходит узкоколейка. Если пройти по ней пару километров, затем взять чуть правее, ориентируясь на линию высоковольтных передач, то попадёшь в берёзовую рощу. Полную спрятавшихся в прошлогодней листве коричневошляпых боровиков и маслят. А чуть подальше - на моховой ковёр, усыпанный крепкой в это время и сладковатой на вкус от ночных заморозков кроваво-красной клюквой. Собирать - не пересобирать.
Август не июль, но и не сентябрь. Август это август. Граница между летом и осенью, между прошлым и будущим... Между жизнью и смертью.
Смерть.
Она пугает своей неизвестностью, и ею же притягивает. Почти осязаемая на такой высоте. Хочется прикоснуться, обнять и отдаться ей, наслаждаясь секундами свободного падения... и забыть, наконец. Забыть обо всём этом. Даже о той, которую люблю. О той, которая любила меня.
Она назвала меня неудачником. В её прекрасных глазах застыло разочарование... "Как-же я ошибалась в тебе". Её голос был полон металла, а губы... мягкие губы, ещё вчера целовавшие меня, презрительно скривились в усмешке.
Финиш. Крах. Зачем жить дальше?
Жизнь.
Мои воспоминания? Переживания? Надежды? Наверное, нет. Мысли? Возможно. Как сказал философ: "Я мыслю - значит существую".
Всё верно. С умным человеком не поспоришь. Существую. Просто существую. А жизнь - нечто другое. Вон она вокруг. Надо мной и подо мной. Везде. И я её часть. Пока балансирую на крыше шестнадцатиэтажки, в одном шаге от пропасти... в одном шаге от радуги, мы вместе, заодно.
Неудачник? Может быть. Хотя тот факт, что я дышу и держу в кармане весь мир, говорит об обратном. Я везунчик! Конечно так! Быть может, мне выпал шанс, один на  миллиард, родиться и получить в подарок это всё. Всё, что вижу и не вижу, но знаю, что есть. Всю вселенную. Мою вселенную. Такую огромную и такую хрупкую. С чистыми речками, крепчающим под утро ветром, манящей радугой и запахом грозового озона. С тысячей... и одной девушкой. Никто этого от меня не отнимет. Только я сам. Сам! Пусть моя вселенная погибнет вместе со мной, разлетится на осколки, постепенно сгорая в памяти других счастливчиков. Без остатка. Навсегда.



- ... Мамочка!
Олеся неосознанно сделала шаг. Шаг назад.
Во дворе несмотря на ранее утро и приближающуюся грозу уже начали собираться любопытствующие. Некоторые  направили на неё объективы сотовых телефонов, а один, самый ушлый любитель острых ощущений, нечто похожее на профессиональную видеокамеру. Подъехало две полицейские машины, скорая помощь и, непонятно зачем, пожарные.
- Оживлённо, - нервно хихикнула виновница бесплатного реалити-шоу, наблюдая за ними, как и они за ней.
Под их пристальными взглядами она чувствовала себя звездой. Этакой поп-дивой. Для остроты эффекта вновь сместилась на самый край липкой, залитой битумом крыши, раскинула в сторону руки.
Испугано вскрикнула женщина, и толпа, словно по приказу, отхлынула в стороны, освобождая место для падения.
- Красавица, не делай этого.
Уже не молодой (по понятиям восемнадцатилетней девушки), с пышными усами, в солнцезащитных очках, джинсах и широкой, скрывающей начинающее брюшко, рубашке на выпуск, мужчина остановился метрах в пяти от неё.
- Не делай этого, - повторил чуть громче. - Не надо.
- А Вы не подходите ближе, - не оборачиваясь, попросила Олеся. - Учтите, у меня прекрасное боковое зрение. В школе даже Совой дразнили.
- Понял. Учту.
- Как вы попали сюда? Через чердак не могли. Я закрыла его. Навесной замок, амбарный.
- По пожарной лестнице, - ответил незнакомец, присаживаясь на балку.
- Жуть. И не страшно было?
Мужчина выудил из кармана пачку сигарет. Повертел её в руках, о чём-то размышляя, затем вернул на место.
- Страшно. С детства высоты боюсь. Поджилки до сих пор трясутся.
- А я не боюсь, - заявила Олеся. - Подумала и поправилась: - Ну, если чуть-чуть только. Мама рассказывала, у меня папа лётчик.
- Серьёзно?
- Ага. У нас пол-деревни потомки героев. Подводников, лётчиков... даже один космонавт есть. Когда в районе электростанцию строили, много их по велению совести приехало. В командировку.  Стройку сдали, герои сгинули, а мы остались.
- Смешно.
- Обхохочешся, - кивнула Олеся.
Мужик ей понравился. Без наворотов и в тоже время солидно выглядит. Конечно, с такими-то усищами любой бомж солидным покажется. На Боярского чем-то похож. Хотя нет, не похож, но лицо знакомое, очень знакомое.
"Где-то мы уже встречались. Определённо. Но вот где?"
Повисла тишина.
Олеся от скуки потопталась по краю крыши, подпрыгнула. Зрители внизу ахнули в общем порыве, затем, догадавшись, что это ещё не конец, притихли в ожидании.
- Пообщаемся? - предложил наконец мужчина, прервав паузу.
- Олеся,- с весёлой готовностью представилась она. - Меня зовут Олеся. А Вас?
- Николай. Что случилось, Олеся?
Девушка вдруг вспомнила, где она. На что решилась. Ей стало совсем не весело. Под ногами пропасть, и обратного пути нет. Просто нет.
- Я... я... - от обиды и страха свело горло. - Я... меня отчислили из института.
- Бывает, - спокойно констатировал Николай.
- Выперли из общаги.
- Тоже не смертельно.
Олеся с трудом сглотнула.
- Он назвал меня сучкой. Бестолковой провинциальной сучкой.
На этот раз Николай с ответом не торопился. Снял очки, обтёр стёкла об рукав давно не глаженой рубашки, снова надел.
- Кто назвал? Твой парень?
- Да.
- Любимый?
- Да.
- Плюнь на него.
- ...Что?
- Плюнь. Тьфу, и всё.
Олеся вдруг потеряла равновесие, качнулась, но удержалась, вовремя, подобно птице поймав порыв ветра.
- Нет, - вернув контроль над ситуацией, произнесла она с сомнением в голосе. - Вы его совсем не знаете. Он просто... просто... - Затем глубоко вздохнула и добавила более уверенно: - Это всё его мать, ректор института, в котором я учусь... училась. Она ненавидит меня с тех пор, как мы начали встречаться. Всячески препятствует нашим отношениям. Уверена, что это её работа.
Николай усмехнулся.
- А я уверен в другом. Не стоит искать оправдания мужчине, хотя бы однажды назвавшему тебя сучкой. От него надо избавляться, как от дурной привычки.
- Думаете?
- Без вариантов.
- Зачем тогда жить? - заключила девушка.
После этих слов она почувствовала мгновенную решимость. Наклонилась вперёд и уже увидела себя со стороны, шагнувшей в пропасть, как вдруг...
Как вдруг над её головой спикировал голубь. Он пролетел так близко, что девушка ощутила колыхание воздуха под его крыльями. Уселся на балкон шестнадцатого этажа, проковылял по перилам. Заметил её. Умилённо и несколько озадаченно склонил голову на бок. Попугал даже, грозно воркуя в боевом танце. Сообразив наконец, что неожиданная соседка его совсем не боится, потерял к ней всяческий интерес. Похохлился ещё для приличия, а затем, видно углядев в собравшейся толпе любителя жареных семечек, камнем рухнул вниз.
"Почему мы не птицы, почему не летаем?"
Строчка, всплывшая откуда-то в памяти оказалась в тему и необъяснимым образом удержала её от прыжка.
- Не балуй, красавица, - произнёс Николай безо всякого выражения. - Я сказал, избавляться от мужчины, а не от себя. Решать конечно самой, но помни:  сделанного уже не воротишь. Стоит ли?
- Иногда стоит. Чтобы доказать.
- Кому доказать? Что доказать? Ему? Думаешь, он почувствует угрызения совести? Будет корить себя и рвать от бессилия волосы? Может быть, если действительно любит. А может и нет. Взгрустнёт для приличия, где-то глубоко в душе чувствуя гордость. Гордость самца из-за которого кончают с собой слабовольные любовницы. И будет жить дальше, всё также считая тебя бестолковой провинциальной сучкой. Или просто забудет, как плохо выученный и не попавшийся на экзамене материал. Только ты об этом уже не узнаешь. Ведь тебя не будет. Твоя вселенная лопнет и перестанет существовать. Останется лишь пассивное тело с расколотым черепом и вытекшим кровавым сгустком. Тем самым веществом, когда-то создавшим весь привычный мир. Но без него мир уже будет принадлежать не тебе, а тем зевакам, собравшимся внизу.
- Вы психиатр, - скорее не спросила, а заявила с утверждением Олеся, передёрнувшись от нарисованной  картинки. - Или профессиональный переговорщик.
- С чего ты взяла?
- Прыгать теперь почему-то не очень хочется.
- Тогда отойди от края, пока не сорвалась.
- Не могу. Вон их сколько собралось, потенциальных сплетников. Что они скажут обо мне? Типа струсила? Нет  уж, извините и подвиньтесь. Ведь я девушка, если заметили, и финал для меня так же важен, как и сам процесс. Нужен апогей.
- Может мне тебя силой оттащить?
- Не советую. Как Вы правильно сказали, решение принимать мне, и только мне.
Толпа внизу становилась всё больше. Полицейские оттесняли её подальше от стен дома, у которого бегали мелкие, похожие отсюда на рыжих муравьёв пожарные. Под их суетливыми действиями рождалась некая конструкция. Судя по всему, надувной мат.
- Апогей, - повторила девушка наблюдая за ними. - Взрыв. Конец всему.
Решившись, она сняла висевший на шее телефон, набрала номер, и поднесла его к уху.
- Ему? - скупо поинтересовался Николай.
Олеся молча кивнула.



Трубку сняли почти сразу. Мать.
- Девушка, господи боже мой, это уже переходит всяческие границы. Я же Вас просила и по хорошему и по плохому, оставьте Пашеньку в покое. Как ещё с Вами разговаривать?
- Но...
- Никаких но. Вы не пара для Паши. Повторяю, не пара. Примите этот факт и не позорьтесь. Подыщите более приемлемую для себя кандидатуру.
- Людмила Михайловна, пусть он скажет это сам. Передайте, пожалуйста, ему трубку. Обещаю, что больше вы меня не увидите и не услышите.
- Сколько можно? При последней вашей встрече Пашенька чётко и ясно дал понять о своём намерении расстаться с Вами. Так?
- Да так, Людмила Михайловна. Только мне показалось... хотелось бы... В общем, я считаю, что он, возможно, так не думает. Просто повторил Ваши слова.
- Девочка моя, Пашенька уже давно не младенец и способен сам обдумывать свои поступки и принимать решения. Всё, что я могу, как мать, это дать хороший совет.
- Возможно, это был не совет, а приказ.
- Не зарывайтесь, дорогая.
- Я вам не дорогая.
- Запомните и примите к сведенью, "не дорогая", может пригодится когда-нибудь. Заставлять юношу в двадцать лет любить или разлюбить никто не в силах. Кроме того, игра с его чувствами в таком возрасте чревата последствиями. Поймите, Олеся, он разорвал отношения сам, без принуждения. По его словам, Вы стали для него скучны, по человечески не интересны.
- После знаменитых добрых советов конечно? И после того, как Вы, пользуясь своим влиянием на деканат, всеми правдами и неправдами добились моего исключения из института.
- Хамство признак слабости и неуравновешенности. Приятно думать, что мой сын неплохо разбирается в людях и умеет вовремя уйти. Ну хорошо. Так мы ничего не добьёмся. Хотите ещё раз поговорить с Пашенькой, пожалуйста. Только дайте слово, что если он действительно не захочет встречаться с Вами, то Вы оставите, наконец, его в покое.
- Так и будет, обещаю.
- Я поверю вашему слову. В последний раз поверю. Но предупреждаю, если и впредь будете докучать нам своим присутствием, то мне придётся принять более действенные меры. По сравнению с которыми исключение из института покажется Вам просто благом. Надеюсь, в моих способностях на этот счёт вы больше не сомневаетесь?
- Нет, не сомневаюсь.
- Вот и ладно. Паша! Пашенька! Подойди, пожалуйста, к телефону, твоя бывшая подружка хочет поговорить с тобой. Пашуля, так некрасиво поступать. Паш... Извините, Олесенька, он говорит, что не хочет с вами общаться, а заставить я не могу.
- Всё ясно. Я поняла свою ошибку. Паша действительно не младенец.
- Замечательно. Вы, главное, не расстраивайтесь, Олесенька. Что не делается всё к лучшему. Вы у нас, вроде, из области приехали?
- Деревня Ольховка.
- Вот и езжайте к себе на родину. К отцу, к матери. Встретите хорошего местного парня в районе, возможно малопьющего даже. Выйдете за него  замуж...
- Да-да, конечно, возможно так и поступлю. Передайте, пожалуйста, Паше на прощание...
- Что передать?
- ЧТОБЫ ОН КАТИЛСЯ НА Х...!
- Чтоооооо!!!
- Да и Вы, Людмила Михайловна, следуйте вместе с ним со своей, отдающей пошлятиной, вежливостью. В добрый путь, так сказать. По проторенной дорожке.
- Ах ты сучка недоделанная! Да я тебя... Засужу, стерва!!! Ты у меня...



Угрозы и ругательства  доносились до самой земли. И даже когда пластмассовый корпус мобильника треснул от удара об асфальт, разбитый динамик ещё некоторое время изливался нечленораздельными хрипами.
Она лежала рядом с ним в луже крови, с неестественно вывернутыми конечностями и бесстыдно задранном до пояса подолом юбки. А вокруг уже собирались самцы. Их становилось всё больше и больше. Они глазели на неё, перешёптывались, и не было никакой возможности прогнать их или хотя бы наорать. Потому что её тело теперь принадлежало не ей, а им. Только им.


Нарисованная в голове картинка собственной смерти была настолько реальна, страшна и безобразна, что Олеся от перевозбуждения чуть действительно не сорвалась. Вслед за телефоном.
Она машинально поправила сбившуюся причёску, посмотрела вниз и красноречивым общеизвестным жестом отреклась от стоящей там толпы.
- Вот вам! Не дождётесь! Шоу закончено, пора домой!
Девушка наконец смогла развернуться и подойти к мужчине.
- На меня теперь, наверно, наденут наручники, и посадят в... как там называется... КПЗ? Обезьянник?
- Смирительная рубашка больше подойдёт, - ответил тот, не подымая глаз. - Ты зачем телефон-то выбросила?
- Избавилась от тех кто считает меня сучкой. По вашему совету, между прочим. Финал не очень поэтичный, зато от души.
- Хороший выбор, а главное правильный. Я не смог в своё время.
Девушка присела рядом.
- Откуда я знаю Вас?
Николай молча снял очки и заглянул ей в глаза.
- Господи, - вырвалось у Олеси. Её поразил пустой, не искрящийся жизнью взгляд. - Кто Вы?
- Ровно год назад, день в день, я принимал решение на этой самой крыше, а ты ждала там, в толпе.
- Точно, я узнала Вас. Вы тот самый писатель, который... погодите... Вы же... тогда... некролог в газете... Не-е-е-е-е, - девушка совсем по детски погрозила пальцем. - Так не бывает. Просто не бывает. Вы - это не Вы.
Она попыталась встать и не смогла. Ставшие вдруг ватными ноги отказывались держать её.
- В тот день моя вселенная перестала существовать, - объяснил Николай. Затем надел очки и улыбнулся. - Не зависай, красавица. Я - это действительно я.
- Но так не бывает! Ведь ты... ты... ты... умер! - выпалила Олеся и, испугавшись, закрыла ладошкой рот.
- Разбился, - спокойно констатировал Николай. - Меня нет.
- П-п-п-почему я тогда... я тогда...
- Видишь меня? Не знаю. Могу только предположить. Наверное, ты слишком близко подобралась к ней.
- К чему подобралась?
- К радуге, Олеся, к радуге.
Он сказал это и направился к краю крыши. Шагнул с неё, но не упал, а пошёл дальше, навстречу приближающимся громовым раскатам.
- А что же дальше?! - не сдержавшись, выкрикнула ему в след Олеся, уже не надеясь на ответ.
Николай обернулся. Пожал плечами.
- Дальше? Сентябрь.
- Сентябрь?
- Конечно. Таков закон. За августом всегда следует сентябрь.