ДИНАСТИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ!
Екатерина Абрамова - художник во втором поколении. Я отношусь к "династическим" семьям очень положительно: маленький человек, наблюдая за мамой или папой, впитывает с детства тайны будущей профессии. Такое счастливое происхождение фактически способно заменить человеку институт или университет. Подобное произошло и с Екатериной Абрамовой: страсть к постижению мира наслоилась у неё на раннее знакомство с профессией художника. Дети невольно стараются подражать родителям, поэтому процесс такого обучения часто оказывается плодотворным: в нём нет нарочитости или принуждения. Всё происходит по велению сердца.
Екатерина Абрамова - полистилист, как выразился однажды (по другому поводу) мой друг художник Михаил Шемякин. Полистилистика, на мой взгляд, наиболее точно соответствует новейшим тенденциям в мировом искусстве. Это отнюдь не означает, что стиль мастера "плавает" или колеблется. Просто каждая художественная идея требует своего собственного разрешения, а похожие идеи образуют циклы работ. Как мне представляется, Екатерина Абрамова и мыслит, и развивается подобными циклами, а то и целыми выставками.
Например, в одной декоративно-символистической эстетике решены картины "Рыбаки" и "Время". Причём у меня сложилось впечатление, что в картине "Время" художница "выскочила" за рамки возможностей живописи как искусства. Такое иногда случается: человек так много хочет сказать, что всё это физически и духовно выходит за пределы холста. Песочные часы времени, жерновами размалывающие людей, вступают в конфликт с волнами времени. А вот ещё одна картина о текучести времени - "Вчера". Мы видим, что "сегодня" подано на стол в виде фруктового натюрморта, а вот "вчера" уже уменьшилось в размерах и белеет на заднем фоне кавалькадой "лермонтовских" парусников. А совсем маленький город за речкой - это уже, наверное, "позавчера". Это как годовые кольца у дерева - сегодняшние переживания отодвигают вдаль вчерашние, а те отодвигают ещё дальше вглубь памяти позавчерашние и т.д.
В результате матрёшка-жизнь всё растёт, а находящиеся внутри неё мелкие матрёшки прошлого всё уменьшаются...
Очень важна для Екатерины работа "Хранительница", как она обмолвилась на одной из своих выставок. Беременность для женщины не только естественна, но и концептуальна, поскольку делает её берегиней маленького мира. А поскольку, как считает Екатерина Абрамова, все картины - её дети, образ хранительницы мира вырастает за рамки продолжения себя в потомстве. Хотя, конечно же, дети - это так важно для женщины, в том числе и как потенциальные продолжатели семейной династии... Любопытно, что философский мир Екатерины дуалистичен, и пару Хранительнице составляет Хранитель. Но Хранитель, с его мужским началом, оберегает мир по-своему. Например, он ухаживает за золотой рыбкой, исполняющей желания. И, конечно, наилучшая форма для воплощения и материализации такого дуализма мышления художника - это диптих.
ТЕАТР ОДНОГО ХУДОЖНИКА
В творчестве Екатерины Абрамовой подчас причудливо переплетены Восток и Запад, средние века и современность, персонажи итальянской комедии дель арте и японские стили аниме и манга. Смыкаются время и вечность, стили прошлого зеркально отражаются в эстетике настоящего. Эманации этих художественных веяний, конечно же, переосмыслены и переработаны художником Абрамовой в её собственной манере. Например, Пьеро и Арлекин у неё зачастую - одно и то же лицо: скажем, верхняя часть фигуры "списана" с Пьеро, а нижняя - с Арлекина. Всё это вполне соответствует мировым традициям. Персонажи дель арте за несколько столетий своего существования часто меняли не только смысловую нагрузку, но и страну проживания, переселяясь во Францию и даже в Россию (Петрушка). Екатерина Абрамова рискнула применить по отношению к Пьеро и Арлекину хорошо известный русский "мичуринский" способ гибридизации. Новое, "андрогинное" существо, выведенное художницей таким причудливым образом, полу-Пьеро, полу-Арлекин, несёт в себе все характеристики своих предшественников. Это "театр одного художника" - посредством такого перевоплощения Екатерина передаёт свои состояния и настроения.
В какой бы технике ни работала Екатерина Абрамова, она всегда органична, она всегда "у себя дома". Некоторые её работы подчёркнуто поэтичны, некоторые - подчёркнуто парадоксальны, но эта подчёркнутость нигде не переходит в навязчивость. Очень интересна в этом отношении работа "Ночь". Трудно искать чёрную кошку в тёмной комнате, поэтому Екатерина изобразила ночь в образе обнажённой белой женщины на темновато-звёздном фоне неба. Такое новаторское решение вовсе не продиктовано, на мой взгляд, попыткой изобразить женственную красоту Питерских белых ночей. Так почему же ночь у Абрамовой не негритянка? Я думаю, здесь в полной мере проявилась парадоксальность мышления художницы (пушкинское: "и гений, парадоксов друг, и опыт, бог-изобретатель"). Картина "Ночь" показывает также умение художницы работать внутри жанра. Казалось бы, в основе своей эта работа - обычная "обнажёнка", ню! И Екатерина мастерски рисует обнажённую натуру! Но как же идейно и композиционно усложнена эта "нюшка"! Вспоминается Тютчев: "И бездна нам обнажена, с своими страхами и мглами, и нет преград меж ей и нами. Вот отчего нам ночь страшна!" Впрочем, ночь у Абрамовой вовсе не страшна. Она, скорее, завлекательна. Это час любовников, поэтов и убийц.
Есть у Екатерины и иные вариации на тему ночи. Идея порой "двоится", а то и троится. Иногда случается так, что тема продолжает волновать художника, а старое решение либо забыто, либо почему-то уже не устраивает. Поэт Мандельштам как-то написал два разных стихотворения с одним и тем же посылом: "Заблудился я в небе. Что делать?" Как мы видим, "тема с вариациями" существует в разных видах искусства. Но основная мелодия - тема ночи выдерживается художником Абрамовой во всех модификациях-вариациях. Это - "обнажённость" ночи. Иногда - инфернально-соблазнительная, иногда - космически-одиноческая. Ночью человек обнажён как телесно, так и душевно, и это его состояние - непреходяще.
Часто вариации тем у Екатерины Абрамовой театрализованы, и тогда она выступает ещё и в роли режиссёра-постановщика своего маленького театра. "Надежды маленький оркестрик под управлением Любви", как выразился Булат Окуджава. Особенно много ролей художница доверяет своему Арлекину. Она абсолютно убеждена в гениальности Арлекина как актёра. Роли, которые он способен сыграть в её художническом театре, пестры, неожиданны и разнообразны. Вот я, например, ни в какую не доверил бы Арлекину роль Хранителя. А Екатерина запросто идёт на эту очевидную, на мой взгляд, авантюру. Ну какой может быть из шута Хранитель? Оказывается, может. Он может хранить что-то очень маленькое, и в то же время достаточно большое, - например, чью-то тайну.
ВОЗВЫШЕННАЯ ЭРОТИКА
Может быть, в пику агрессивной порно-"культуре", а, может быть, и просто так, для души, истинные художники, следуя заветам высокого Возрождения, показывают красоту обнажённого человеческого тела как нерукотворный Храм Божий. И это - ещё одна из линий творчества Екатерины Абрамовой, подмеченная нами ещё в серии "ночных" ню. В некоторых работах Екатерины обнажённость тела знаменует собой полёт души. При этом, случается, и тело становится невесомым и парит. Как, например, в картине "Маргарита". Хотя мышцы героини напрягаются и становятся рельефными. Ничто в этом мире не даётся душе легко! Некоторые "обнажёнки" Екатерины Абрамовой почти скульптурны - ощущение такое, что художница своими руками лепит эти прекрасные тела. Поражает полотно "Растворение". Какая здесь потрясающая пластика! Словно это и не живопись вовсе, а фрагмент постановки театра пластической драмы! Скажу "крамольную" вещь: психологическая насыщенность персонажа почти не зависит от того, облекает ли одежда тело героини (героя). Раздетые люди у Екатерины вызывают те же эмоции, что и одетые. И я знаю, почему. Они не "позируют", а всецело погружены в своё состояние, так что даже не замечают - и, как следствие, не стыдятся своей наготы. Эротика Екатерины Абрамовой "целомудренна". Это особенно хорошо заметно, когда просматриваешь подряд, "встык", одетых и обнажённых. Тонкий психологизм картин Екатерины приводит к тому, что нам, зрителям, тоже не принципиально, одеты персонажи картин или раздеты.
ХРАМ, КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛА ЕКАТЕРИНА
Екатерина Абрамова видит красоту как разнообразие прекрасного. И это разнообразие у неё всегда индивидуализировано, кисть - узнаваема. Чисто живописные работы дополняются у Екатерины притчевыми, философскими картинами, а подчас - и просто ребусными, загадочными, парадоксальными, требующими соразмышления. Вот, например, работа "Храм". Само здание храма - сказочное, почти лубочное. Складывается ощущение, что этот храм... только для двоих. Мужчина и женщина приходят в него поодиночке - и сразу поднимаются ступенькой выше, на второй этаж. Они ещё одиноки, но уже готовы соединить свои сердца. "В единственный и безупречный, внезапный - но святой союз". Но - вот парадокс - для того, чтобы соединиться духовно и телесно, им надо... спуститься на ступеньку ниже. И только тогда, уже вдвоём, начать новый подъём. Картина поражает своей философской правдивостью, степенью проникновения во взаимоотношения "инь - ян". Впрочем, не стану рассказывать эту вечную историю до конца, пусть паломники к таинствам искусства сами подумают над этой прекрасной картиной. А вот произведение Абрамовой, решённое совершенно в ином ключе, напоминающем поздние цветные работы французского символиста Одилона Редона. "Мудрость". Какое изумительное лицо - то ли мыслителя, то ли святого! Человек настолько спокоен и погружен в себя, что лишь огненная борода выдаёт степень накала его дум. Возможно, художница "поймала" мудреца в момент медитации. Ещё одна работа Екатерины с той же идеей "храма для двоих" - "Крепость Хохенклинген". Монохромные стены крепости разрезает яркой синевой "окно в Европу", затерявшийся где-то внизу старинный немецкий городок. Как выразился поэт Иосиф Бродский, "сверху вниз сей Страшный Суд почти совсем не страшен". Двое влюблённых - здесь, в храме, их лица живыми фресками вписаны в стены крепости. А вот колокол, который явно звонит не по ним, возвышается где-то снаружи, и это - ещё одна из парадоксальных художественных идей Екатерины Абрамовой. Колокол больше нужен миру, а не храму! А храм, в широком смысле слова, можно передать и через другие образы. Даже через натюрморт, который вообще-то переводится на русский язык как "мёртвая природа". Но художнику дана власть оживлять мёртвое! Сколько потаённой жизни в натюрморте Екатерины Абрамовой "Тишина"! Полые вазы словно слушают мир, выгибая узенькие шеи-горлышки навстречу замершим в тишине звукам. Вспоминаются последние слова Гамлета: "Дальше - тишина..." Но тишина, оплодотворённая предчувствием новой жизни, нас уже больше не пугает.
«Терпение».
У художника Екатерины Абрамовой душа подвижная и динамичная. Она – человек увлекающийся. В её изображении мир требует от человека для полнокровной жизни различных душевных качеств. Вот, например, картина «Терпение». Мы видим, что на водоёме рыбачат три человека. Обращаешь внимание, что удильщики – разнополы. Поскольку женщину на рыбалке встретишь нечасто, сразу возникает мысль о том, что это не просто рыбалка. Эти рыбаки – «ловцы человеческих душ», как говорили ранние христиане. Вот только ловят они не для того, чтобы обратить неофита в свою веру. Хотя, в переносном смысле слова, можно сказать и так. Для меня очевидно, что эти люди ищут любви. Именно любовь – имя рыбы, которую они пытаются поймать на свой крючок. Об этом свидетельствует «праздничность» водоёма, да и рыбаки какие-то странные, в белых одеждах. Более того, все они одеты одинаково. И даже снасти у всех – одинаковые. А картина называется «Терпение». Терпение – может быть, самая сложная из форм жизни. Ждать – и жить надеждой. Зато – с чистой душой. На самом деле, рыбаки ловят не «рыбу», а друг друга. Через рыбу как посредника. Картина Екатерины Абрамовой – иносказание. Рыбак рыбака видит издалека. А вот вблизи – не очень. Чтобы разглядеть, необходимо терпение. Вот и терпеливый зритель, который видит картину Екатерины, может поймать свою рыбу. Крупную или мелкую – зависит только от него!
А вот уже другая лодка из картины Екатерины Абрамовой «Разность взглядов». «Любовная лодка разбилась об быт», – как выразился поэт Владимир Маяковский. Но вот что интересно у Абрамовой: в лодке гребут в разные стороны не люди, а ангелы. Понимаете! Они ещё Ангелы, но уже на пути к саморазрушению. Падшие ангелы, восставшие против Бога-Любви. Лодка ещё не разбилась вдребезги, и крылья ещё величественны. В этот момент – между величием и падением их и схватывает зоркий глаз художника Екатерины Абрамовой. Но лодка любви – не подводная! Можно спрыгнуть в воду и доплыть до берега. А там – начать новую жизнь.
«С ВЕЧНОСТЬЮ НА «ДРУЖЕСКОЙ НОГЕ»
Один из циклов картин Екатерины Абрамовой называется «Вечное». Картины о любви, о которых я поведал вам выше, тоже вошли в этот цикл. Почему бы и нет? Это вокруг отдельных личностей кипят споры, останутся они в вечности или нет. А вот чувство любви как руководило людьми десятки тысяч лет назад, так вдохновляет их и поныне. Чувства человека – часто преходящи. Чувства человечества – всегда вечны.