I.
Сказал апостол Павел, обращаясь к эфесянам:
«Наша борьба не против плоти и крови, но против начал, против могуществ, против миродержцев тьмы века, против порочности и низости духов наднебесных».
Какое поучение находим в словах сих? Во-первых, что царство наше, если и воюет, то не железным мечом, поражающим плоть и проливающим кровь, но мечом духовным, который плоти не поражает, но подрубает корень порочной воли: начало, лежащее в основании её, – ведь всё перечисленное, кроме «плоти и крови», суть основания воли. Это значит, что для нас важно победить не плотскую внешность греха, а саму волю, рождающую грех. Кроме того, ежели брань нашу ведём мы под водительством царя своего, Христа Иисуса, то сказал Он, яко царство Его не из этого государственного порядка, не из этого мироустройства происходит. Следовательно, его империум, подобающий царю, действует не через плоть, а каким-то иным образом, – во всяком случае, не угрозой лишений и смерти.
Конечно, только совершенно порочное царство держится на насилии, и оно не устоит. В обычном царстве насилию предшествует авторитет власти: признание и уважение отчества и патриаршества. Относительно царства Христова можем определённо сказать, что в нём целиком господствует принцип добровольного подчинения, и отсутствует насилие: что от Христа не исходит угроза наказания. Напротив, во Христе человек находит прощение и милость. Всем, кому по закону уготована Геенна огненная, Иисус царь предлагает забвение грехов. Это приводит под его руку всё гордое Каиново семя, не желающее смириться под угрозой наказания. Человек, видя безусловное уважение его достоинства и свободы, избирает Его Суд, тем самым признавая Его царём. Он добровольно принимает бремя, которое этот царь возлагает на него, поскольку его не принуждают силой; и это позволяет человеку внутренне очиститься – освободить свою волю (мотивацию) от страха и стяжания. Он видит. Что царь ничего не требует для себя, даже поклонения, но просит почтить Его в лице ближнего: предлагает открыть источник Жизни в ближнем;
о котором забота Его как о меньшем брате, но который столь же ценен, как Сын, и столь же неисчерпаем в Матери и Отце, стоящем за ним.
«Бремя моё легко» – говорит Иисус. И это действительно так, ибо Любовь есть природное начало Космоса, соединяющее всех существ в гармонии и радости жизни, как открыл Эмпедокл. Достаточно лишь открыть в себе это Начало, и оно будет действовать в тебе, не требуя с твоей стороны больших усилий. Прощение (забвение грехов), даруемое Царём, есть способ открытия Любви в человеке, поскольку именно вытесненное сознание своей греховности: боязнь обнаружить свою порочность: ненависть к собственным несовершенствам, переносимая на других: страх перед порочностью ближнего: желание обезопасить себя приводят к отчуждению и ненависти к ближнему. Неверие в прощение отделяет от Царя. Человек боится открыться Судье так же, как боится открыться себе и ближнему. Он хочет стать невинным, прежде чем предстать перед Судьёй. И он взваливает на себя непосильную задачу исправления себя, исправления собственной порочности. Исполнение этой задачи понуждает его предпринимать отчаянные усилия по искоренению греха из своей воли. Он ненавидит грех, и через это опять же ненавидит людей, ибо люди грешны. Однако, считая себя христианином, желает исполнить заповедь любви. Это рождает такую логическую химеру, как формула: «Любим грешника и ненавидим грех». Сочетание, совершенно невозможное к исполнению: рождающее лишь фальшивую гримасу любви, прикрывающую поистине адскую жестокость. И что же ещё, кроме Ада, может породить самовольное действие по избавлению себя от первородного греха? Задача невозможная и бремя непосильное, а гордыня, заставляющая прятаться от Отца, – сатанинская. И все усилия бесплодны, ибо только царь своим прощением может избавить от греха, сделав его ничтожным перед лицом другой, чистой воли, которую обретешь в Нём.
«Я Христов» – говорит о себе апостол Павел. Но «христов» ли Павел, который говорит о «борьбе»? Разве не принадлежит он к той партии, которая хочет исправить свою волю на путях Вражды – Начала, противоположного Любви, по Эмпедоклу? Ибо, что есть борьба, как не вражда? Так против каких «начал» призывает бороться апостол Павел, опираясь на начало вражды? Судя потому, что бороться он собирается на небесах, затевает он не меньше, чем Армагеддон, – но против кого? Если Христос есть Любовь, то значит против Христа, ибо борьба есть вражда – начало, противоположное любви.
Так кто же он, этот Павел? Не принадлежит ли он к партии того вождя, который сказал своим последователям: «мы должны превзойти в праведности фарисеев». Эти слова вложили в уста Христа, но разве Иисус не обличал таких людей, показывая тщету их усилий, когда говорил, что сколь бы не был праведен человек в поступках, в помыслах всё равно согрешает? А контролировать помыслы – дело пустое, невозможное к исполнению.
Однако не вняли поклонники идола праведности поучениям Христа и стали на путь борьбы с помыслами и другими основаниями воли. Целая отрасль борцов с помыслами, ведущих «невидимую брань», возникла в позднейшей христианской церкви.
Христос увещевал их, доказывая, что праведность не спасает, ибо не успел ещё человек согрешить, как уже грешен в сердце своём, и уже осужден к вечному огню. Но укоренённые во Вражде, они восприняли это как вызов к борьбе на внутреннем фронте оснований воли. Именно эти основания воли и перечисляет Павел, когда говорит, о началах, могуществах, держателях тьмы и небесных духах порочности. Он хочет изменить начала, победить могущества, рассеять тьму, уничтожить злых духов. Тогда как Иисус призывает не бороться, но открыть в себе начало Любви, лежащее в основании всеединства, и этим положить конец вражде и борьбе. А также превзойти всякую праведность, ибо последняя есть не более чем вражда, изображающая любовь.
Это отсутствие борьбы в сердце христова последователя и внешне проявляется в безответности на посягательства и вызовы зла: в отрицании еврейского принципа возмездности («око за око») и призыве платить за зло добром.
Отсюда заключаем, что Павел, – во всяком случае, в данном пассаже из послания к Эфесянам, – предводительствовал «воинством христовым», тогда как Христос Иисус возглавлял пир любящих.
II.
Павел, однако, не философ, но верный богу; и мы поняли бы его неправильно, если бы предположили, что он собирается вести названную борьбу собственными силами человека, – каковой, согласно классическому эллинскому язычеству, являет собой олимпийское совершенство – Зевса в разуме, и детей Зевса, олимпийских богов, в прочих способностях души. Такому человеку нужно лишь очиститься от хтонической материи, повторив борьбу олимпийцев с титанами, чтобы воля его стала благой и способной противостоять злу. Ему тем легче это сделать, оттого что титаны уже низвержены олимпийцами в Тартар и обессилены.
Но Павел так не думает: он полагает, что воля человека порочна, разум бессилен и лжив, а душа поддаётся соблазну. Поэтому он не предлагает человеку самому сразиться с Дьяволом и слугами его, опираясь на разум и душу. Но предлагает встать на сторону Бога в войне, которую Тот ведёт с Сатаной за человека; войне, в которой побеждать будет сила Бога и доспехи Бога, и меч Его; верный же, как напарник, вассал, паж и оруженосец, будучи укрыт доспехами Бога, исполнен силой Божьей, в единстве с Ним одержит победу. То есть Павел предлагает каждому верному вступить в теснейший союз с Богом-Сыном и образовать классическую эллинскую воинскую единицу – любовную пару воинов, партнёров в битве, общников в походной жизни, и ближайших друзей в жизни гражданской. Ибо, когда он говорит «наша борьба», в общность, означаемую словом наша, он включает Бога, предполагая, что мы ведём совместную с Богом войну на небе и земле, в теснейшем союзе верности и любви с Ним.
Отсюда, он говорит: «исполняйтесь силы в Господе и могуществе Его мощи; облекитесь во все доспехи Божьи, чтобы вы могли устоять против козней Дьявола; стойте, препоясав чресла истиной, облекшись в нагрудник праведности, обув ноги в твёрдое основание Благовести, взяв щит веры, приняв шлем спасения и меч Духа».
В чём же упрекнём Павла, в таком случае? Только в монашестве. Ибо Павел, хотя и обращается к церкви Эфесской, и говорит в том же послании о церкви, как о теле Христовом, и призывает соединиться всех верных в Любви Божьей, в данном пассаже послания, о битве Бога с Дьяволом, уподобляет верного Иисусу, искушаемому Сатаной в пустыне заиорданской, – где Он пребывает наедине с Искусителем. Это – в части битвы небесной. В части же битвы земной верный уподобляется Иисусу в Гефсимании, преданному и оставленному учениками, когда пришли схватить его «миродержцы тьмы века того». И далее – Иисусу в присутствии Первосвященника и в суде Пилата. Там и тут Он противостоит земным слугам Дьявола: его воинству в общественном проявлении. И также в одиночестве, оставленный всеми, – даже Отцом, как ему кажется на кресте.
Так что, если в части небесной мы понимаем «начала и могущества», помянутые в послании Павла, как небесные престолы духов наднебесных, то в части земной под этими словами мы понимаем уже начальства и власти общественные. Соответственно, если в первом контексте «тьма» есть тьма метафизическая, как отсутствие божественного света, то во втором это тьма невежества и греха. Также, в первом контексте сила есть сила духовная, во втором – душевная и физическая. А «духи порочности наднебесные» в земном контексте выступают как бесы, вселившиеся в людей.
Но главное здесь – мы видим одинокого борющегося Бога, покинутого людьми. Ему уподобляет верного апостол Павел. Прав ли он? Разве этим не отрицает он обновление мира, наступившее по воскресении Христовом, и силу воскресения? Разве не отрицает церковь, как Град Божий на земле?