Московский вирус

Владимир Степанищев
   Москва очень большой город. Большой и сложный. С одной стороны – это центр русской культуры, с другой - выгребная яма со всею вонью низменных людских страстей, со всем букетом болезней мелочной человеческой души.

   Вирус, вообще - это неклеточная форма жизни, представляющая собой автономную генетическую структуру, способную размножаться только в чувствительных по отношению к ней клетках бактерий, растений и животных. Ну и в нас, конечно. Это определение из энциклопедии. А проще говоря, это как бы гены, без гениталий. Чтобы им размножаться, им обязательно надо во что-то попасть и что-то поесть, а уж дальше они все подстраивают под себя.

   В известном смысле, человечество – это вирус. Лиши его еды, и оно умрет. Но дай ему поесть – и оно будет размножаться как саранча. Сожрав все в одном месте, оно переселяется на другие земли, где начинает снова уничтожать все вокруг, мало заботясь о том, много ли еды у него осталось. Оно плодится и плодится. Когда оно «зарывается», Господь насылает на него какую-нибудь моровую язву или, там, мировую войну, чтобы хоть как-то урезонить паразита. (Наивно с Его стороны. Он извел в двух страшнейших междоусобицах двадцатого века сто миллионов человек, а статистика говорит – пять процентов населения!). Человечество, конечно, затихает на время, зализывает раны в укромном углу, а оправившись, вырывается на свежий и чистый воздух земли и начинает пожирать планету с удвоенным, удесятеренным аппетитом. Только больное воображение таких же, как этот вирус ученых, могло назвать этот дьявольский коктейль из жиров, белков, углеводов и дезоксирибонуклеиновой кислоты – homo sapiens (человек разумный), а современные «вирусы», вовсе обнаглев, и чтобы как-то дистанцироваться от первобытного человека, заявляют, что они, мол де, homo sapiens sapiens (имея в виду, что они теперь – человеки очень-очень разумные). Этого «очень-очень разума» им хватило на то, чтобы расплодиться по всей земле до шести миллиардов. Во времена Гомера и Соломона, к примеру, на земле жило всего-то десять миллионов человек, ко времени Иисуса и Понтия Пилата – сто миллионов, современников Ларошфуко и Людовика XIII уже полмиллиарда, Ленина и Ницше – полтора, к началу правления Брежнева – три с половиной, на момент его кончины было уже пять.  Не приведи господь построить диаграмму. Получишь такую гиперболу, что впору сразу бежать на кладбище. Наше необъяснимое, казалось бы, стремление в космос, на самом деле, есть ни что иное, как подспудное понимание и страх того, что жратва скоро закончится. Кроме всего прочего, человечество – это и самый бестолковый из всех вирусов, потому, что, добропорядочные вирусы не пожирают друг дружку. А мы...

   Законы выживания вирусов действуют и в более мелких структурах, нежели наша планета. Ну, к примеру, в Москве, в москвичах. Какой только заразы здесь нет!