Лора

Павел Малов-Бойчевский
(Рассказ)

1

Это была необычная женщина. По возрасту почти ровесница матери, она выгодно отличалась от нее стройным, миниатюрным телосложением и веселым, не утратившим девчоночьей непосредственности характером. Она была давняя материна подруга по работе. Куда-то надолго уезжала, была замужем, но жизнь не сложилась и она вернулась. Звали ее тоже необычно: Лора.
Вовка как зачарованный смотрел на нее, пока Лора, распахнуто улыбаясь, обнималась в коридоре с матерью и здоровалась, по-мужски, за руку с хмурым, как всегда чек-то недовольным отцом.
– Ну а ты меня, думаю, не помнишь, Володька? – весело обратилась она к парню. – Ты тогда вот такой еще бегал, – Лора со смехом показала рукой какой тогда был Вовка, – в солдатиков всё играл.
– Он и сейчас играет, – вставила мать и Вовка обиделся.
– Правда? – Лора заразительно рассмеялась. – Неужели еще играешь, Вовка?
– Лоботряс растет, ничего делать не хочет, – подал голос отец.
– Да ну вас! – Вовка фыркнул и ушел в свою комнату.
– Ну зачем вы так, Петр Егорович? – услышал он за дверью укоризненный голос Лоры.
«Тоже мне работяга нашелся, – переваривая в душе обиду, подумал Вовка. – Всю жизнь на стройке проишачил, а ни черта не заработал. Хоть бы паршивый мотоцикл купил. Вон у Генки Креста пахан давно на «Москвиче» рассекает».
Вовка прилег на диван с книгой, но отчего-то не читалось, хоть книга была интересная: «Чингиз хан» Яна. Мысли неизменно возвращались к неожиданной гостье. Ее не по возрасту стройная фигура и обаятельная внешность приятно волновали воображение. Томило предчувствие чего-то тайного, непознанного, что давно пробудилось в крови и просилось на волю... Вспомнилась сегодняшняя ночь, полная сладостных видений и мучительных мальчишеских грез. И потому не захватывала яркая картина лихих атак стремительной и непобедимой монгольской конницы и не трогала печальная участь поверженных в прах городов некогда могущественного государства Хорезм-шахов.
Вовка знал, что по случаю приезда гостьи будет застолье, – его тоже пригласят к столу, и ждал этого момента с внутренним трепетом и нетерпением.
Когда он вошел в кухню, Лора сидела в центре стола и приглашающе улыбалась ему, кивая на свободный стул рядом. Во рту у неё горело два золотых зуба.
– За приезд, – подняла мать стопку водки и почему-то взглянула на сына.
Вовка взял такую же стопку, выпил одним махом и, немного помедлив, желая показать гостье, что пить водку для него дело вполне привычное, неторопливо закусил соленым помидором.
Лора, в очередной раз улыбнувшись, отпила половину стопки. Заметно повеселевший отец посоветовал не оставлять «на слёзы».
– Ничего, женские слезы – вода, Петр Егорович, – беззаботно заметала гостья.
Мать подложила ей салата и пододвинула тарелку с хлебом.
– Ты всё такая же, Лора, ничуть не поправилась, – сказала мать, женщина упитанная и крупнотелая.
– Фигуру соблюдаю, – блеснула своей ослепительной улыбкой Лора.
– От женихов, небось, отбоя нет? – лукаво подмигнула мать.
– Пошла за свое! – хмыкнул отец и взялся за бутылку.
– Какие, Нэля, в наши года женихи? – Лopa заразительно рассмеялась и прикрыла маленькой сухощавой ладошкой свою стопку, куда отец хотел добавить водки. – Наши женихи давно семьями пообзавелись, детей наклепали. У самих уже женихи растут.
При последних словах она искоса кинула взгляд на Вовку. От него это не ускользнуло. Хмель тихим пламенем разливался по телу, приятно будоража воображение. В голове плавали обрывки ночных видений; выпукло вырисовывались стройные, соблазнительно обтянутые бежевым капроном ноги Лоры, фотографически отпечатавшиеся в глазах.
Вторая стопка полыхнула в крови костром, когда в него подольют бензина. Щемяще захотелось вплотную прижаться к Лоре, как у матери, спрятать лицо у нее на груди.
Наверное, какая-то незримая надмирная энергия исходила от Вовки, обволакивая соседку, прочно соединяя их в одно целое. Лора заговорила с ним, повернув голову, ласково заглядывая в глаза. Вовка ничего не слышал, оглушенный звуком её голоса, ослепленный проникающим сиянием ее голубых глаз, видя перед собой только ее губы – чуть влажные от помидорного сока.
– Смешной ты какой, Володька! – Лора шутя провела пальцем по его носу. – Усы отрастил... Мужчина!
– Девки, наверно, проходу не дают? – повернулась она к хозяйке.
– Куда там. Подкладнем дома сидит, никуда не выходит, – махнула рукой мать. – Весь в батю.
– Ты зато всю жизнь по санаториям! – встрепенулся отец, задетый материными словами.
– Завелись, – с досадой посетовал Вовка.
Пить уже было нечего, слушать пустую болтовню родителей не хотелось, но уйти из кухни не хватало духу. Притягивала Лора. Он так и не нашелся, что ей ответить и глубоко жалел об этом. Разговор перекинулся в другое русло и взрослые заговорили о своих делах, мало интересовавших Вовку. Всё это он уже слышал десятки раз.
– Пойди музыку что ли поставь, – предложила мать.
Вовка ушел в свою комнату и поставил кассету с Высоцким. Он знал, что мать не любит этого певца, называя «хрипатым», но поставил Высоцкого не для нее, а для Лоры. Eмy почему-то хотелось, чтобы ока услышала выворачивающий наизнанку душу голос Высоцкого, точно передающий состояние самого Вовки.
Рвусь из сил, изо всех сухожилий,
но сегодня опять, как вчера... –
с надрывом закричал Высоцкий и у Вовки сжалось сердце. К горлу подступил ком, стало трудно дышать. Захотелось рвануть на груди рубаху.
В квартиру позвонили. По голосам в коридоре Вовка определил, что приехали родственники. Все голоса перекрывал визгливый, грамматически неправильный полукрик полуразговор неродного деда по матери, армянина Макара Давидовича, которого отец в трезвом виде уважительно величал Давидовичем, а в пьяном, незлобно, – Персом или Персогоном. Мать называла отчима дедом Макаром или Персилой – в зависимости от настроения.
Макар был потешным безобидным армянином. Как и всякий русский, среди которых он прожил всю жизнь, любил выпить, а, выпив, пел одну и ту же украинскую песню: «Выпрягайте, хлопцы, коней...». Только вместо «выпрягайте» у него почему-то было «запрягайте». Так ему, наверное, больше нравилось. Вовка долго считал эту песню армянской. Макар ужасно коверкал слова. Он не имел ни малейшего понятия о падежах, путал мужской и женский роды. Бабка, сколько помнил Вовка, воевала с Макаром из-за его патологического пристрастия к спиртному, много раз выгоняла из дому, а когда он упирался – колотила кочергой.
Гости шумно расселись в кухне. Они наверняка прихватили с собой бутылку-другую и Вовка пожалел, что ушел из-за стола. Хотелось ещё выпить, а главное, увидеть Лору.
Высоцкий продолжал выматывать душу своей «Охотой на волков» и Вовке казалось, что это его самого обложили со всех сторон егеря. Казалось, что это ему нужно, минуя все запреты, метнуться под флажки. Неожиданно возникла навязчивая идея: под шумок, пока родители заняты гостями, спуститься в магазин и купить бутылку вина.
Вовка быстро отсчитал нужную сумму денег и собрался выходить из комнаты, как вдруг дверь мягко отворилась и вошла Лора. В руке у нее были сигарета с фильтром и зажигалка.
– Володя, можно я у тебя покурю? – спросила она, но в тоне ее не было просьбы и произнесла она это из простого приличия, заранее зная, что отказа не будет.
Она села на диван напротив стола с магнитофоном, небрежно закинула ногу за ногу и чиркнула зажигалкой. Володька тоже закурил и несмело присел на самый краешек дивана.
– Хорошие песни! – похвалила запись Лора. – Если бы ты знал, как я люблю Высоцкого!
– А матери не нравится, да и вообще – почти никому. Особенно женщинам. У нас только пацаны его любят, – поддержал разговор Вовка.
– Я без ума от него, – повторила свое признание Лора. – Я поживу пока у вас, ты почаще его ставь.
Bовкa помертвел от радости, услышав, что Лора будет у них жить. У них было три комнаты. Вторая спальня после замужества старшей сестры пустовала.
– У тебя есть девушка, Володя? – неожиданно спросила Лора и уставилась на него немигающим заинтересованным взглядом.
– Нет, – отрицательно качнул головой Вовка и смущенно отвел глаза в сторону. Он не мог долго смотреть на нее. Казалось, она проникает своим взглядом в самую душу, читая отраженные в его глазах тайные мысли.
– Что ты такой стеснительный, Вовка, ну в самом деле? – переменила тон Лора, пододвинулась к нему почти вплотную и, шутя, повалила головой к себе на колени, взлохматила чуб.
У Вовки перехватало дыхание: затылком он ощутил пружинящую упругость ее ног. Слабо сопротивляясь, принял предложенную игру.
Лора была пьяна и, казалось, не замечала, что происходит с парнем. Как женщину, ее немного волновало его смущение. Они возились минут пять и в продолжении этого времени Вовкина голова находилась у нее на коленях.
– Ну всё, побаловались и будет! – решительно встала Лора, поправляя смятую юбку. – А Высоцкого мы еще послушаем. Ты почаще его включай.

2

Вовка не зная любит он свою мать или нет. Временами, когда она была доброй и ласковой, казалось, что любит. Но когда она становилась раздражительной, придирчивой по пустякам и оттого невыносимой - он её ненавидел. А раздражительной и придирчивой мать была почти постоянно.
Мать, сколько себя помнил Вовка, по причине легочной болезни ездила в санатории. Однажды, после очередной поездки, в порыве счастливого откровения, рассказала девятилетнему Вовке о том, что у него чуть было не появился другой отец, какой-то военный, предложивший матери в санатории руку и сердце.
В следующий материн отъезд Вовка наивно поведал ее историю запившему отцу. Отец был ревнив до безумия. Разразилась буря. В санаторий матеря была послана «страшная» по содержанию телеграмма с категорическим приказом немедленно возвращаться. Телеграмма, даже после Вовкиного редактирования, была до такой степени косноязычна и безграмотна, что девчонки телеграфистки долго хихикали, разбирая плод отцовского пьяного красноречия.
Мать лечения прерывать не стала, прислала лаконичную телеграфу: «Что стряслось доктора не пускают буду той неделе нэля».
Получив материну депешу, отец усадил Вовку с листом бумаги за стол, поставил рядом три бутылки вина и стал диктовать. Вовка еле успевал записывать. Некоторые наиболее ругательные слова он пропускал, кое-что добавлял от себя. Телеграмма получилась длиннее первой. Отец грозил матери всяческими карами, обзывал «змеей» и «потаскухой» и обещал продать сад.
Когда и это не подействовало, он снял с  книжки все деньги и запил. Квартира на неделю превратилась в притон. Вовка с сестрой в ужасе убегали из этого кошара. Сестра шла ночевать к бабке на соседний поселок. Вовка находил закадычного дружка Генку Креста и слонялся с ним допоздна по улице. Возвращался он, когда всё стихало. Осторожно переступал через пьяного отца, спавшего в коридоре, и крадучись пробирался в кухню, где в грязных залапанных стаканах оставалось еще вино, а в пепельнице – скрюченные окурки...
Вовку мать с тех пор не то чтобы невзлюбила, а холоднее стала относиться к нему. Мать не может не любить собственного ребенка, но Вовку мать любила как бы по расчету, экономно взвешивая на весах сердца свои чувства, словно боясь перелюбить. С детства не видевшая ничего хорошего, ценой жестокой экономии по крохам слепившая немудреный материальный достаток, мать всегда и всё жалела. Она жалела свои старые, латаные перелатаные юбки и перешивала их для дочери, а после нее кроила из них брюки Вовке. Она жалела выбрасывать со стола объедки и сливала с тарелок в свою, доедая за всеми. Кусочки хлеба она сушила в духовке и пила с ними чай. Вечерами она как надзиратель ходила по квартире и выключала за всеми свет – экономила электроэнергию. Ей было жаль носить новые вещи, которые лежали в шифоньере годами и в конце концов их пожирала моль. На базаре, предке чем купить какой-нибудь килограмм картошки, она измучивала всех продавцов, скрупулезно проверяя каждую картофелину, а если дома обнаруживала хоть одну гнилую – ложилась и буквально заболевала от переживания. Когда ей в магазине подсовывали брак или – обсчитывали, она отыгрывалась на домашних: бранилась с мужем и колотила детей. Самыми кошмарными были еженедельные капитальные уборки квартиры. В такие дни Вовка с утра убегал из дома, а когда возвращался вечером – еще с улицы слышал доносившийся из их квартиры шум скандала.

3

На следующий день в школе Вовка критическим взглядом окинул одноклассниц. Нет, ни одна из них не могла сравниться с Лорой. Конечно, красивые девочки в классе были, но всё это была красота говорящих кукол.
С приездом Лоры жизнь Вовкина преобразилась. Если раньше он возвращался из школы домой с неохотой, то теперь летел как на крыльях.
Лора встречала его после занятий, кормила, неизменно покупала что-нибудь на десерт. Затем они шли в его комнату, закуривали сигареты и до самого вечера слушали Высоцкого. Чаще всего Лора просила поставить «Охоту на волков».
– Знаешь, Вовка, я просто балдею от этой песни! Аж реветь хочется. Ей богу, взяла бы и заревела как девчонка, – говорила она в глубоком волнении.
Она поверяла ему как равному самые сокровенные чувства и Вовке, от возбуждения притупленно воспринимавшему действительность, казалось, что возле него и правда – обыкновенная девчонка, его ровесница. Хотелось обнять ее и как в первый день положить голову ей на колени. И, наверное, об этом же пел Высоцкий:
Я из повиновения вышел –
за флажки – жажда жизни сильней!
Но Вовка ещё не мог – за флажки... Он физически ощущал всю дикость и нелепость своего желания и отметал его пока что с легкостью. Но с каждой минутой ему всё труднее и труднее становилось это делать. Всё в нем бурлило и подталкивало туда, за флажки... А Лора, казалось, ничего не замечала, думая о чем-то своем и загадочно улыбаясь Вовке.
Закурив сигарету, Лора глубоко затянулась и протянула ее парню.
– Надымили – хоть топор вешай. Покурим одну на двоих, – сказала она.
На фильтре четко отпечаталась губная помада. Вовка дрожащей рукой осторожно, как святыню, взял сигарету и с трепетом поднес ко рту. Глаза закрылись сами собой, по телу пробежало блаженство. Вовка сделал еще одну затяжку и опьянел, как будто выпил вина.
– Вовка!.. Чудак, совсем испачкался, – засмеялась Лора. Послюнявив палец, провела по его губам, стирая помаду.
Он взял ее руку и крепко прижал к губам.
– Не нужно, Вова, – как о чем-то постороннем, сухо произнесла Лора и, выдернув руку, поднялась. – Скоро родители твои с работы вернуться, давай проветрим комнату.

4

Лора не строила определенных планов на будущее.
– Поживу, малость оклемаюсь, там видно будет, – говорила она Вовкиной матери.
О прошлом тоже рассказывала с неохотой. «Что было, то быльем поросло». Мать особенно и не допытывалась, с первых же дней стала предлагать Лоре вернуться на прежнюю paботy.
– Да меня не возьмут, Нэля. Ты не знаешь... – отмахнулась Лора.
– Пойди поговори в отделе кадров. Людей не хватает, – убеждала мать. – Хочешь вместе сходим?
– Хорошо, я подумаю.
Лора думала два дня, на третий согласилась...
Вернулись они обе сильно расстроенные. Вовка подслушал в коридоре обрывок их разговора.
– И долго ты там пробыла? – с нескрываемым страхом и жалостью спрашивала мать у Лоры.
– Четыре года проканителилась, – отвечала та.
– А мужики-то хоть там были?
– Скажешь тоже... Какие мужики на женской зоне? Только менты да вертухаи.
– Фу каких ты слов нехороших понахваталась... А как же насчет этого самого?..
– А сколько хочешь. Там такая любовь между бабами...
– Фу гадость. Не рассказывай больше.
– Вот я и говорю, куда мне теперь приткнуться?!
– Найдешь чай мужика, баба видная...
Женщины прошли в кухню и закрыли за собой дверь. Голоса затихли.
Вовка в задумчивости прошелся по комнате. Лег на диван, заложив руки за голову. В голове роем вихрились мысли.
«Так она – зечка! Она сидела. Она там, на зоне, черте чем занималась... Значит – можно!.. Значит – она сама хочет. А я-то дурак...».

5

У отца случился очередной запой. Мать, предвидя дебош и бессонную ночь, заблаговременно ускользнула к родственникам. Отец привел дружков – грязных, небритых мужчин; каких-то неряшливо одетых, развязно себя ведущих женщин к стал пить. Когда Вовка в двенадцатом часу ночи вместе с Генкой Крестом вернулся домой, веселье было в самом разгаре.
– Ничего, скоро повырубаются. Давай Высоцкого пока послушаем, – предложил Вовка.
Не обращая внимания на бродивших по квартире как лунатики хмельных гостем, они прошли в спальню. Вовка взглянул на стол, где обычно стоял магнитофон, и опешил: магнитофона на столе не было. Вовка разозлился.
– Наверно, дружки этого алкаша взяли, – кивнул он на гудящую от множества голосов кухню. – Я ему сейчас устрою!..
– Я пожалуй погоню, Вофан... – помялся Генка. – Завтра где схлестнемся?
– В роще на пятачке, как обычно, – ответил Вовка.
Проводив друга, он заперся в спальне. Ругаться с пьяным отцом расхотелось. К сердцу подкатывала неосознанная тоска.
За дверью послышалась возня, в комнату постучали. Вовка открыл и отступил в сторону, готовый, если потребуется, дать отпор любому. На пороге, пошатываясь и осоловело глядя на него, стояла незнакомая женщина. Двумя пальцами она держала за горлышко начатую бутылку вина.
– К тебе можно, Вовчик? Эти твари перепились уже все. Давай с тобой вмажем!
– Ну давай, – зло согласился Вовка.
Они выпили. Пьяная, забыв закусить, снова торопливо налила. Опять заговорила о каких-то «тварях», которые все сплошь перепились, и о том, что она всех их «видала в одном месте». Вовка курил сигарету и томительно слушал этот пьяный бред. В это время в комнате Лоры запел Высоцкий.
Вовка как ужаленный вскочил на ноги. «Так вот у кого магнитофон!» Он стремительно выбежал в коридор. Хождение «лунатиков» по квартире прекратилось. Часть пьяных разбрелась по домам, другие устроились ночевать тут же, где кого свалил тяжёлый хмельной сон. Вовка миновал зал и резко рванул дверь Лориной комнаты и тут же, как будто обжегшись, захлопнул. За короткий миг, пока дверь была открыта, он успел хорошо рассмотреть только неправдоподобно огромные, округлившиеся от страха глаза Лоры. Он успел рассмотреть только глаза. Ниже расплывалось сплошное, ослепительно белое пятно ее тела. Поразили неестественно вывернутые, как у сломанной куклы, разбросанные в стороны белые пятна ног... Кто ворочался рядом он не понял. Скорее всего отец.
А Высоцкий пел и каждое слово надрывной его песни больно вонзалось в сердце.
Рвусь из сил, из всех сухожилий,
но сегодня не так, как вчера.
Обложили меня, обложили,
но остались ни с чем егеря!

6

Лора прожила у них еще несколько дней, и уехала. Прошло много лет. Вовка отслужил в армии, женился и почти позабыл об этой давней истории. И лишь иногда, услышав где-нибудь случайно Высоцкого, он всё вспоминал. И как тисками сжимали эти грустные воспоминания, казалось бы, давно охладевшее, безучастное ко всему сердце. Становилось трудно дышать, И перед глазами начинали проплывать какие-то красные пятна, похожие на флажки из песни. И он понимал, что никогда уже ему не вырваться за эти флажки.
И тогда Вовка покупал в ближайшем коммерческом магазине водку, закрывался от домашних в спальне и пил. И ему било хорошо как в юности.
И всю ночь с ним была его Лора...


28 февраля 1991 г. – 6 мая 1992 г.