СТЕФАНИЯ
Женский образ, отражаясь в серебряном зеркале, улыбался мне доброй, и одно-временно игриво-насмешливой улыбкой. Я смотрела в глубину своих карих глаза, и не осознавала сейчас себя в отражении. Я видела молодую особу со смуглым красивым лицом, густыми каштановыми волосами, отливающими сиреневыми бликами, и удивлялась и радовалась своему теперешнему облику. Эта женщина в зеркале мне нравилось, я любила ее, я любила каждую минуту своего бытия. И от этого в улыбке теплилась доброта.
Я посмотрела на свое тело, облаченное в бирюзовый кафтан, из-под которого бы-ли видны зеленые облегающие штаны. Такую одежду носят обычно всадники на-шего княжича молодого Радима Светлоокого. При мысли о нем внутри кольнуло, да сильно так, немножечко волнением, немножечко азартом, и сильнее всего - ку-ражом. Я теперь знаю, что испытывают люди, играя с властью и ее законами. И от этих переживаний моя улыбка делалась насмешливо – игривой.
Стоит сказать, что я мало кого боюсь на этом свете. Тем более, обладая Силами ведуньи, что дарует отец-Небо возлюбленным детям своим.
Оторвавшись от самосозерцания, я бросила взгляд на стол, где лежали мои не-изменные спутники. Кинжалы, походная книжечка, разнообразные артефакты, что насобирала я в процессе Пути, которым шла с самого детства. Шла, осознавая себя кем- то большим, чем была…. Я открывала способности, удивительные и пу-гающие, принимала дары, обучалась у невидимых учителей. Чувствовала повсю-ду духов, помогающих мне, и хранителей, дарованных каждому живому существу во всей вселенной.
Еще раз бросив взгляд в зеркало, я быстрым шагом покинула гостеприимную ком-нату, которую хозяйка постоялого двора держала специально для меня. Звали хо-зяйку все Матушкой Матреной. А сама женщина была моей дальней родственни-цей по мужской линии, и хранительницей моей маленькой тайны.
Постоялый двор Матрены располагался не в самом городе, а сразу за воротами городскими, что для моего теперешнего положения беглянки было весьма кстати.
Я прислушалась к голосу, что нашептывал мне что-то как бы изнутри моего соб-ственного сознания….
« За шелковой волной волос,
за взглядом разноцветных глаз,
ползет туман из тьмы миров,
в пучину увлекая вас…»
- «Нас»? - хмыкнула я себе под нос. - Это интересно. А разноцветные глаза – еще и сказочно. Ну, посмотрим…
Сбежав вниз по крутым ступенькам, я увидала Матушку, стоящую около пышущей жаром русской печи. В печи, даря ощущение уюта, трещали дрова, и пеклись пышные пироги с капустой. Рядом с Матреной суетилась румяная молочница, расхваливая свой товар, и шустро переливая молоко из своих пузатых крынок в кувшины с зелеными лягушками внутри. Так уж повелось в Светлограде, что каж-дая хозяйка лягушек в кувшины сажает, чтобы молоко не портилось, и долго оста-валось свежим да холодным.
До меня донесся окающий быстрый говорок молочницы:
- Ну и народишко-то шептаться по углам стал, прогневили мы отца-Небо, да Зем-лю-мать, коли попускают они этакое злодейство...
Увидев меня, молочница осеклась – все знали, что ведуньи служат упомянутым словоохотливой торговкой богам - и поспешила проститься.
- Что, в дорогу собралась, голубка? - всплеснула руками Матрена, увидав мою по-ходную сумку, перекинутую через плечо. Я развела руками, смущенно улыбаясь.
- Да заметила я тут намедни, что княжич-то наш Светлоокий уж больно горяч, то и дело невинных голубок обжигает. А те потом горе горькое мыкают: незамужние, да без детворы веселой, что делает жизнь женщине осмысленней и полнее...
- Не ты одна это заметила, деточка, не ты одна, много уже люда ропщет… - глаза Матрены погрустнели.
- Ну и вообще, Матушка, ты же знаешь мой секрет… - я подмигнула своей родст-веннице, которая была хоть и дальняя, а ближе и душевнее человека у меня не было. Да и не будет, наверное…
- Знаю Анечка, знаю, - мягко сказала она, погладив меня по макушке. - Богов свет-лых да милостивых тебе в дорогу, и Хранителей всех твоих в помощь, - благосло-вила, в общем.
Я горячо расцеловала в предчувствии долгой разлуки Матрену, выскочила на улицу, а там мой конь редкой белой масти уж оседланный стоит. Все же догады-валась Матушка, что уеду я на рассвете, святая она женщина!
Крича и гикая, я выскочила с постоялого двора, подгоняя скакуна. Белогрив лихо застучал по дороге копытами, поднимая в воздух оранжевую пыль, а меня обдул встречный ветер, яростно затрепал волосы и кожаную плетеную ленту с кистями, которая удерживала их непокорный танец. И помчались мы с Белогривом в сторо-ну леса, куда меня давненько тянуло, но все как-то не подворачивалось случая туда попасть. Спасибо Радиму, хоть на что дельное сгодился!
А ведь город наш, Светлоград, имел славу добрую, дескать князь здешний и под-данных своих любит, и с налогам не зверствует, и помогает своим, ежели обидит кто. А на самом-то деле червь в нем завелся! То ли от благости этой, то ли заску-чал Светлоокий, то ли крыша поехала…
Вышло все просто, и что в бегах я, и что скоро погоня за мной княжеская помчит-ся. Вот дар речи да способность двигаться к нему вернутся, и тогда полетим мы в скачке азартной со стражниками и, скорее всего, псами, натасканными беглецов выслеживать да преследовать в чаще лесной. Ну не, то чтобы, вообще просто, а совершенно случайно!
Бегу я, значит, ночью темной по городским улицам, перебирая четырьмя белыми лапами по каменной мостовой, чую за версту, что вокруг происходит, наслажда-юсь своей силой звериной.. ночью.. луной наслаждаюсь, значит ... А тут крик! Да такой, что жалостью сжалось даже сердце белого волка, которым я оборачиваюсь частенько и по своему велению и по воле предков своих, что в седой древности оборотнями были Белыми, людям помогали бесов гонять, да силу нечистую.
Я туда! На крик метнулась - и оказалась около домика бревенчатого, с двумя эта-жами, добротного такого, со ставнями резными, и крылечком расписным. Видно, что люди там живут веселые да работящие. Всмотрелась я третьим глазом в нут-ро домика-то - и увидела…
Комната, набитая людьми, наполненная чадом и винным перегаром...
В углу, на лавке, сидели пожилые мужчина и женщина, окруженные нахальными княжескими стражниками. Женщина плакала. Старик сжимал в руке клюку, аж кос-тяшки пальцев побелели. Он крепился, но в уголках его по-старчески подслепова-тых глаз тоже что-то блестело.
- Ну, как-нибудь... помаленьку... ну, успокойся, - гладил он по руке женщину. -
- Ага! От ласк княжих еще никто не помирал, – гоготнул детина, вольготно распо-ложившийся напротив, у стола.
- Точно, никто! Даже наоборот! - поддержали его другие такие же дюжие мужики.
Даже отсюда я почуяла, как от них несет злобой ядовитой да привычкой издевать-ся над слабыми.
- Еще довольна будет, дочка-то ваша, красавица. А то, может, и старушку кто по-радует, - захохотал, довольный успехом своей шутки, первый стражник. Старик попытался взмахнуть своей клюкой, но получил тяжелый удар сапогом в живот, охнул, упал на лавку и затих.
"Дочка?" - обратила я внимание на слова мерзавца.
И действительно, наверху… Наверху я увидела, как девушка, совсем еще дитя, - действительно, красавица, - теряет честь и судьбу свою светлую… князем Ради-мом избиваемая. Разрушает Светлоокий по своей прихоти и черной похоти, чело-веку будущее…
- Ух, и скромница дочка у вас, старичье! - снова принялись издеваться стражники. - Вон как князя нашего-светлы очи сманила над красотой своей потешиться! - и опять заржали, словно кони.
Ух и зарычала-завыла я тогда… Меня аж услышали, стражники-то княжеские. Я же была не равнодушна, ох как не равнодушна в Силе своей великой к чужому го-рю. И не могла я вот так безучастно взять и пройти мимо несправедливости, когда невинных людей обижают, а уж беззащитных - и подавно.
- Это что, волк?! - ошалел первый стражник.
- Да какой волк в городе-то??? - покрутил другой стражник пальцем у виска.
- Судя по вою, не маленький…
Я не стала дожидаться развития событий, мне хватило и того, что я увидала и уз-нала. Но решила я поутру в гости к ним зайти… как ведунья, конечно.
И вот на рассвете, взяв корзинку с орешками волшебными, пошла я к добрым лю-дям с поклоном.
Ух, и золотило утреннее солнышко крыши городские! Заглядывало в окна горниц, ласково пробуждая хозяев встретить такой же, как вчерашний, но все-таки новый день! Мне не верилось даже, что под покровом ночи всего в трех шагах отсюда такое непотребство могло твориться, - словно сон все это был, кошмарный…
Долго я стучала в двери закрытые. Не открывали люди незнакомке, не до посто-ронних им было сейчас. Но я стояла на своем, кулак мой устал долбить, и я, нако-нец, догадалась шепнуть в щель дверную: « Знаю я горе ваше, откройте, люди добрые, с помощью пришла…»
Я бы, конечно, и сама могла замок их простеньким заклинанием открыть, но дело в том, что пускать в дом ведунью должны добровольно, если она дело светлое хочет сделать, - а иначе не получится ведовство, не пойдут потоки материи по светлому, нужному мне пути.
Вошла я в комнатку-то, что давеча видела зрением волчьим. Вижу, старуха прячет лицо за платком. Подошла, ласково отвела ее руку.
Вижу: все лицо ее в синяках! У меня аж злые слезы на глаза навернулись. И как только руки поднялись? Женщину? Мать? Вот уж поистине: кому, как не воитель-ницам Неба-отца заступиться за женщину старую, жизнь свою положившую в за-ботах о таких вот молодых, да неблагодарных? Одним движением стерла я с лица старухи следы пережитого. Эх, если бы и из сердца можно было так же вот смах-нуть печаль-кручину…..
Тут только обратила я внимание, что девушки в комнате не было. Заметив, что я озираюсь, старик пояснил:
- Не ходит горюшко-то в одиночку... Из петли мы вынули девочку-то нашу, на заре, всего час, как и прошел... Совсем житья не стало честному народу от Радима это-го! И когда только боги наши светлые конец положат его зверствам?
"Может быть, гораздо скорее, чем ты думаешь" - пронеслось в моей голове...
А старушка продолжила:
- Слава Небу-отцу да Земле-матушке, жива наша кровиночка, успели мы спасти дитя свое родимое.
Следовало помочь. Не только потому, что Отец, которому служу я, заповедал своим провозвестницам-ведуньям добро творить да слабых оборонять от бед, но и по собственному искреннему желанию исправить причиненное Радимом зло. Дала я три орешка волшебных старикам, наставляя, что, если хочет дочь их чис-тоту свою назад вернуть, пусть на закате съест их разом, да не пугается, когда Орехов дух сквозь прошлое поведет и особенно, когда обратно в свое тело исце-ленное возвращать будет.
Поблагодарили меня старик со старухой душевно, с верой в силы светлые, - а мне большего и не надобно. Мне энергия их благодарности самой ценной наградой стала.
Но неисповедимы пути Отца моего небесного! Едва я отошла от дома, мне на-встречу пышная процессия. Гляжу, а это княжна наша Власта Всеславовна, сест-рица князя Радима Светлоокого. Вся нарумяненная, разодетая… идет, семечки лузгает, и по сторонам взглядом надменным посматривает.
Княжна, завидев мой ведовской плащ, остановилась и оживленно зашепталась с подружками, мамками да няньками.
Одна из них громко, так чтоб я тоже услышать могла, выговорила:
- Как же, знаю я ее, это ведунья Стефания, на Матренкином постоялом дворе уже третий месяц ошивается…
- А ну, подойди! - поманила меня пальцем Власта.
От такого обращения меня покоробило, я остановилась, и, не подходя, повернула к ней лицо. Та, словно не замечая неповиновения, подошла сама, и зашептала, стараясь, чтоб любопытные уши ее не услышали.
- Дело у меня к тебе будет, коли не врут люди, что ты чудеса любые творить мо-жешь.
Я молчала. Ждала.
- Замуж я выхожу за управителя города Довбужа, боярина Заслава Милованыча, - в голосе княжны послышалась нескрываема я гордость.
Я едва заметно пожала плечами: а мне-то до этого какое дело, собственно?
- И вот поговаривают, будто больно он до крестьянок охоч, и что понесла от него одна ребеночка… Изведи силой своей ведовской соперницу - награжу щедро!
Я только бровь подняла, плюнула ей под ноги, и пошла своей дорогой, легкими движениями пальцев сплетая щит покровный от посыпавшихся мне вслед злосло-вий и проклятий. Вот и нажила я еще одного врага влиятельного, ну такая уж я на-тура, не умею людей судить по их происхождению, а только по поступкам и за-мыслам. Мне - то терять теперь нечего, особенно если исполню то, что замысли-ла.
Задуманное, скажу сразу, получилось – лучше и желать не приходиться! И вот в результате Я скакала по тракту, и снова в волнении переживала ту ночь.
…Княжич недолго колебался, прежде чем решился приблизиться ко мне, когда я туда - сюда бродила под его окнами….
При воспоминании о князе, ну опять плеваться захотелось! Ну не первый же это случай, я это доподлинно знала, скольким уже помогать пришлось, отлечивать! Я и со счета сбилась! Ладно бы он с девицами ласков да нежен был, а потом посо-бие какое из казны отчислял. Так ведь нет! Мужлан неотесанный, садист недоби-тый! И кто воспитывал только!
Уж такой я чистой горлицей прикинулась перед Радимом, такой овечкой кроткой… Ну ничья рука бы не поднялась вот так сразу головой об стол бить, что бы не бры-калась. Ну, я-то, конечно, знала, на что шла, а вот девицам… ох как не сладко приходилось, от ласк княжеских. У меня хоть искры из глаз-то посыпались, а за-клинание я четко сплела. Просто идеально. Наградила импотенцией гада и ночью оцепенения, и была такова!
Точнее, в тот же миг покинула город, бросившись на постоялый двор попрощаться с Матронушкой, ведь когда еще свидимся - то не ведомо. Ну а если совсем откро-венно сказать, то задержка на ночь в гостеприимном доме Матрены была глупой, но хотелось приключений, хотелось поиграть в салки со стражей княжеской, хоте-лось беготни и опасности. Вот такой уж у меня характер странный. Даром что ве-дунья со способностями великими, еще и на голову отмороженная, как сказала бы нынешняя Светлоградская молодежь. Вот и улепетываю теперь от княжеской стражи, сломя голову!
Наконец, после довольно изнурительной скачки по восточному тракту, мне под-вернулась возможность в лес свернуть с дороги пыльной, что я и сделала с удо-вольствием. И в тот же миг ощутила энергию отряда людей, кого- то преследую-щих. Я тут же решила, что это, естественно, по мою душу. И, шепнув Белогриву: «Ну, миленький, не подведи…» - помчалась сквозь лесную чащу. Самое смешное, что удирала я непонятно куда, полагаясь только на внутренний зов и интуицию.
А вокруг царило такое великолепие! Такой покой лесной да радость, что я, не в силах противиться благости, снизошедшей и на меня в полете скачки, погрузилась в блики, играющие на нежной листве, в ароматы лесных трав, - и унеслась ввысь вместе с пением лесных птиц. И в этом трансе божественном заставила себя уви-деть своих преследователей далеко позади. Словно не мчались они на своих ко-нях быстроногих, а еле ползли, как букашки, не поспевая за Белогривом, обрет-шим быстроту и проворство сокола. Сплела ведовство себе в помощь, значит.
Но недолго я так летала. Заклинание мое кто-то разрушил, и из-за этого те, кто должен был быть в нескольких верстах, вдруг оказались совсем рядом!
Я раздосадовано вскрикнула. Звуки близкой погони окружили меня: лязг оружия, лай гончих псов, ржание разгоряченных коней, азартные крики воинов…
Укол страха, что все может получиться не так весело, как я предполагала и пла-нировала, заставил меня пригнуться к холке коня, и удирать теперь по-настоящему, то и дело взволнованно озираясь….
И вот, о, Небо! Они!!!
Тень, мелькавшая сквозь деревья, все же не показалась мне похожей, на княже-скую стражу. Присмотревшись внимательней зрением магическим, я увидела де-вушку, мало того что по возрасту почти ровесницу, так еще и ведунью по крови и призванию - Такая же как я! И она тоже от кого-то удирала. Посмотрев и ее пре-следователей, я удивилась еще больше! Ее гнали княжеские стражники, но явно не Светлоградские, и если судить по их кафтанам, откуда-то из пограничных мест. Из Поляндских, не иначе! И это их энергию я проведала, едва проникнув в чащу лесную.
- Куда так быстро мчишься, сестра!? - закричала я подруге по несчастью, и не-ожиданно для себя, дав азарту скачки завладеть собой, - захохотала!
Гляжу, а она быстроногую конягу вороную свою в ельник завернула, да резко так, что ее погоня смешалась, путаясь в направлениях. Я последовала ее примеру, и догнала белокурую наездницу, скача теперь рядом.
- Гиблое это место! - ухахатывалась я, не в силах остановить своё неуместное ве-селье.
Белокурая ведунья смущенно пожала плечами, словно извиняясь, что ведовство мое дорожное спутала ненароком.
Впереди, среди хмурых елей вдруг возник густой туман… «Не об этом ли тумане мне был голос поутру?» - пронеслось в голове.
Душа моя екнула, оборвав истерический смех. Все перевернулось внутри, когда я поняла, что именно сюда меня тянуло,… туман меня звал настойчиво.…Или то, что скрывалось за ним…
Проводив взглядом уже успевшую потеряться в молочных клубах беловолосую ведунью и неведомо зачем ринувшегося за ней поляндского воина, я направила Белогрива прямиком в центр непроглядного облака.