Глава 1 Сладкая смерть

Инна Нестерова 2
Анна Радомирская, мой любимый соавтор и духовная сестра.
 


Да, ну и история вышла с Довбужским управителем Заславом Милованычем! Светлую жрицу за такое, пожалуй, заставили бы ответ держать перед их Советом. Ну, да я не жрица. И уж подавно не светлая. И поэтому отчитываться мне ни перед кем не приходится. Хотя последствия собственных деяний настигают и меня. Странные порой последствия. Вот как сейчас: лес, мозаика солнечных пятен на тропе, дробный перестук копыт моей гнедой Стрелы, гиканье Заславовых дружинников в полуверсте позади… Или больше? Этак они еще, пожалуй, отстанут!

Я слегка натянула поводья, и умница Стрела послушно сбавила ход. Этим пустоголовым громилам, мнящим себя воинами, ведунью не догнать никогда  - пока с ней Сила, дающая  власть над дорогами и расстояниями. Но сегодня мне хотелось позабавиться,  и поэтому я не стала сматывать тропу в тугой клубок,  а вместо этого втянула боярского воеводу Умила  в эту сумасшедшую скачку по лесу, состязание одною только резвостью лошадиной да мастерством наездника.

А началось все третьего дня, у ворот Заславова терема, в аккурат напротив Перунова дуба. Вообще-то я ехала мимо. И задерживаться в Довбуже в мои планы совершенно не входило. Но не могла же я отвернуться от рыдающей матери… точнее, еще не вполне матери… Но будущей?



Ей от роду было лет этак семнадцать. Простенький сарафан, светлые, совсем как мои, волосы, заплетенные в косу, круглое милое личико. Понять, что она ожидает дитя, по ее фигуре было еще нельзя, но ведь на то я  и ведунья, чтоб ведать, правда? Девушка сидела прямо на земле, обхватив руками колени, и в голос рыдала.

Я соскочила с лошади, приблизилась.

- Что стряслось?

Она подняла на меня глаза, и на смену отчаянию в них вспыхнула надежда.

- Ты ведунья? Ты одна можешь помочь мне! О, пожалуйста! Можешь взять  у меня все что угодно, только помоги!

- Ну, для этого мне нужно знать,  в чем дело, - я взяла девчушку за руку, помогая подняться.  – Можешь звать меня Лирэей.

- Хорошо, госпожа Лирэя. А я Румяна.

Я кивнула, и мы направились к единственному Довбужскому трактиру.  Здесь можно было перекусить и снять комнату на ночь – и при этом не опасаться, что твои пожитки достанутся какому-нибудь воришке, а кухарка вместо телятины накрошит в похлебку сухарей. Этим обстоятельством Довбуж выгодно отличался от других городков, во множестве встречающихся на окраинах Поляндских земель от Синь-реки до западной окраины Чернолесья. Ну, или отличался лет семь назад, еще при боярине Миловане Красночубе, отце нынешнего управителя. Мне тогда часто доводилось бывать тут.

Трактирщик оказался моим старым знакомцем. Он даже сумел вспомнить мое имя, что было, впрочем, неудивительно: ведуньи, должно быть, были редкими гостьями в этом захолустье.

- Ну, рассказывай, - кивнула я Румяне, заказав блюдо с острым козьим сыром и вино.

- Я ведь в тягости… - она заговорила чуть слышно и нерешительно, точно побаивалась меня. Я присмотрелась: и впрямь, побаивается. Интересно, с чего бы?

- И? – я решила ее слегка подбодрить и ласково улыбнулась. – Что же  в этом плохого?

- О, госпожа, в этом… в этом, конечно, нет, но… - девушка замолчала, спрятав от меня глаза.

Я начала терять терпение.

- Говори, или я сейчас встану и отправлюсь своей дорогой. У меня, вообще-то, есть дела более интересные, чем сидеть тут…

Румяна ойкнула и схватилась за мою руку, словно в попытке удержать меня.

- Я все скажу, госпожа, только… только… Ты, госпожа, после этого откажешься помочь мне!

- М? – я подняла брови, невнятно промычав: в этот момент я как раз сделала глоток вина. Румяне я его, разумеется, не предложила.

- Такие, как ты, учат чтить жизнь…

- Это правда, - подтвердила я, не вполне понимая, к чему клонит девушка.

- А я… я… убила собственное дитя, – последние слова она прошептала едва различимо, так, что я скорее увидела, как она произносит их, чем услышала. – Я выпила пустынь-траву… зелье…

Хм, пустынь-трава – это было серьезно.

- Давно? - Я встала и приложила ладонь к ее животу. Ребенок был жив, хотя и беспокоился, - от него исходили пульсирующие  потоки жизненной силы.

- Утром.

- Тогда все поправимо, - поспешила я успокоить девчонку, усилием мысли  устраняя яд из ее кровотока. - Тебя будет лихорадить несколько дней: отрава, которая предназначалась твоей дочери, достанется тебе. Но ты выживешь, и родишь здорового ребенка. Если, конечно, снова не решишь избавиться от него…

Я специально подбавила в голос строгости и повела в воздухе рукой, намекая на свою Силу.

- Это не я!  Я не хотела! Это все он… он заставил… насильно… - Румяна снова зарыдала, размазывая слезы по хорошенькому личику.

- Он? Кто? – я была обязана спросить. Ведуньи чтут Свободу наравне с Жизнью, и раз уж я вмешалась, следовало  довершить дело.

- Заслав Милованыч, - этому ответу я почему-то совершенно не удивилась.



Если не вдаваться в подробности, то история Румяны выглядела так.  Она служила в покоях молодого боярина: следила за его платьем и помогала убирать комнаты. Ее свежее  личико привлекло внимание управителя, и девушка удостоилась его особой милости. Спустя некоторое время она почувствовала, что непраздна. Сияя от счастья и гордости, она поспешила принести эту весть любимому, но тот, к ее удивлению, не только не обрадовался, но почему-то помрачнел, нахмурился и отослал ее прочь.

Несколько дней Румяна тосковала в своей светлице, гадая, чем она могла заслужить гнев Заслава. Подруги – такие же, как она, дворовые девушки – принесли сплетню о том, что, дескать, боярин  скоро женится, и невесте его, княжне Светоградской, гордячке и ревнивице,  не след знать о прежних увлечениях суженого.

«Это неправда! Заслав любит меня всем сердцем!» - решительно заявила Румяна и прогнала сплетниц.

Наконец, один из гридней постучал в светлицу: «Велено отвести к управителю.» Просияв, Румяна последовала за парнем.

Все, что происходило с ней дальше, напоминало дурной сон. Не улыбнувшись и даже не взглянув в сторону девушки, боярин поднял со стола чашу с густой пахучей жидкостью: «Выпей!».

Привыкшая беспрекословно повиноваться, Румяна уже было протянула руку, чтобы взять напиток,  но тут внезапное подозрение заставило ее остановиться. «Что это, государь?» «Пустынь-трава,» - равнодушным голосом сообщил Заслав. Румяна ахнула: «Я не буду!»

Боярин, по всему, был готов к такому ответу. Он хлопнул в ладоши, и в дверях показались двое дюжих гридней. Оба не сводили глаз с Румяны и нехорошо улыбались.

«Ну, так сама будешь пить, или?..»

Румяна залилась слезами. Она не узнавала своего Заслава, всегда такого ласкового, улыбчивого, снисходительного… Она плохо помнила, что делала дальше. Кажется, она упала в ноги боярину, хватала его за полы одежды, кричала что-то, умоляла…



Отставив в сторону кувшин с вином, я молча слушала и присматривалась к девушке. Впрочем, то, что она говорит правду, было ясно и без ведовского зрения.

- Я поняла тебя, Румяна, - произнесла я, когда рассказчица умолкла. – Твоей вины в случившемся нет. И платы за исцеление я с тебя не возьму... И даже дам тебе кое-что.

Я аккуратно вытянула льняную нитку из рукава Румяниной рубахи, прикрыла на миг глаза, призывая на помощь силы Матери Земли и Великой Пряхи, свивающей и пресекающей нити судеб. Нитка чуть заметно засветилась в моих руках.

- Бери. Сохрани это. Когда придет твой срок, намотай на свое запястье – и роды пройдут быстро и  без боли. А после перевяжи дочери пуповину этой нитью.

- Как мне благодарить тебя, госпожа? – голос Румяны снова задрожал, а глаза стали мокрыми.

- Береги жизнь… - с этими словами я поднялась, бросила трактирщику пару монет, которые тот ловко подхватил на лету, и, не слушая больше причитаний Румяны, поднялась по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж.

Моя комнатка, как и все прочие в этом трактире, была маленькой и предельно просто обставленной.

Я сняла одежду: под длинной черной вестальей с широкими разрезанными от локтя рукавами на мне была черная же узкая безрукавка из тонкого полотна и облегающие кожаные штаны, заправленные в сапоги. Красивая обувь – моя слабость, и эти удобные, легкие сапожки из черной замши были весьма миленькими!

Волосы я обычно собираю в тугой узел на затылке – так удобнее в дороге, но спать  с такой прической – замучаешься. Вынув шпильки и позволив светлой  волне упасть на спину, я поискала глазами зеркало. Этот незаменимый в женском быту  предмет обнаружился в углу комнаты, рядом с умывальником и небольшим сундуком, предназначенным в равной мере для хранения одежды и для сидения.

На умывальнике стояли два кувшина, полные подогретой воды. Я умылась, расчесала волосы и, не тратя времени на охранное ведовство – Довбуж был местечком спокойным и мирным,  - отправилась в постель.

Судя по всему, назавтра мне должны были понадобиться свежая голова и изрядный запас сил.

До утра меня никто не потревожил.



Отыскать в окрестностях Довбужа ведьму, снабдившую Заслава зельем, было нетрудно. Во-первых, она была единственной ведьмой в этих краях, а во-вторых, от ее обиталища исходили столь явственные потоки первобытных Сил Разрушения, что ошибиться не оставалось никаких шансов.

Жила  довбужская ведьма, как водится, на окраине леса. Достаточно близко к городу, чтобы можно было добраться пешком, не слишком утомившись, и в то же время достаточно далеко, чтобы отбить у праздных любопытствующих охоту шататься к ней без дела.

В нескольких шагах от ее землянки я остановилась. Ведьма, без сомнения, уже почувствовала мое присутствие, и то, что она не спешила выйти ко мне навстречу, могло говорить только об одном: она была занята каким-то делом, прервать которое, не испортив, было нельзя. Желания узнать подробности ведьминских ритуалов я не испытывала.

Ведьм и ведуний многие путают. Но тем не менее, наши пути  и предназначения совершенно различны. Мы, ведуньи, хранительницы Равновесия, не вмешиваемся в дела ведьм. Во всяком случае, до тех пор, пока те не переступают черту, за которой Разрушение превращается в Хаос.

Дождавшись, когда в глубине землянки послышится хриплый кашель и торопливое шарканье шагов, я приблизилась к двери.

Навстречу мне шагнула женщина, еще не старая, но уже стоящая на пороге увядания. Будь она простой смертной, я бы сказала, что ей около сорока пяти или пятидесяти лет, но Сила продлевает годы, и ведьме, несомненно, было гораздо, гораздо больше.

- Госпожа желает приобрести зелье? – вопросительно склонила голову ведьма.

Мы обе знали, что это не так, и вопрос был лишь способом завязать разговор.

- Может быть, - проговорила я. – А может быть, и нет… Я слышала, ты варишь пустынь-траву… Очень опрометчиво применять Силу таким вот образом.

- Госпоже должно быть известно, что это не запрещено таким, как я. Да и ведуньи сами порой помогают тем, кто не хочет становиться матерью, не так ли?

- Ты права. Только наши зелья препятствуют зарождению новых жизней, а твое оборвало бы уже существующую… и не по воле будущей матери. Ты продала напиток мужчине, ведьма! – я   обличающе  простерла руку, и в полумраке землянки на кончиках моих пальцев вспыхнули искорки моей Силы.

Ответа не последовало – и правильно. На месте ведьмы я бы тоже не стала искушать посвященную ведунью.

- Думаю, ты понимаешь, что тебе придется кое-что сделать, чтобы восстановить равновесие? – ведьма кивнула. – Тогда вот моя цена: ты дашь мне амулет сладкой смерти.

Ведьма побледнела:

- Но ведь для такого придется пожертвовать многие годы моей жизни…

- Ну, ты свободна выбирать, - проговорила я, собирая на кончиках пальцев сполохи Силы.

- Нет, госпожа, не спеши… Я сделаю  тебе амулет.

- Значит, договорились, - я мягко улыбнулась. – Если тебя это утешит, то скажу, что мне нужно лишь однократное проклятие. Я слышала, что такой артефакт забирает у создательницы меньше годов?

- Благодарю, госпожа, - в голосе ведьмы послышалось облегчение. - Я догадываюсь, для кого ты используешь его. Заслав-управитель, да?

- Хоть ты и чрезмерно любопытна, - но да, для него. И, кстати, доведись ему обратиться к тебе за исцелением, ты  откажешь, поняла?

- Да, госпожа. Боюсь, после этого мне придется покинуть эти места. Боярин не переносит, когда ему отказывают, а в гневе скор на расправу.

- Это меня не касается, ведьма.

Она проворчала что-то, достаточно тихо, чтобы это не выглядело попыткой перечить моей воле, взяла с полки  какие-то пузырьки,  связку кожаных ремешков, еще какие-то мелочи, и, повернувшись ко мне спиной, принялась раскладывать все это на низеньком столике, приткнувшемся в углу землянки.

Я присела на сундучок, стараясь не смотреть в сторону ведьмы.

Спустя час или около того амулет был готов.  Принимая его, я заметила, что руки ведьмы иссохли и покрылись сетью морщин.  Я перевела взгляд на ее лицо. На меня смотрела старуха, в которой лишь с трудом угадывалась та  крепкая женщина, которая встретила меня утром.

- Ну, что же, мы в расчете, - произнесла я. – Впредь будь осмотрительнее…

Ведьма промолчала.



Въехав в довбужские  ворота, я не сразу направилась в трактир, свернув с прямого пути в ювелирную лавку.  Поприветствовав лавочника и поболтав о том о сем, в том числе и о предстоящей управительской свадьбе, я выбрала два тяжелых серебряных обручья с растительным узором, - мужское и женское. Ничего особенного, конечно, но в качестве повода предстать пред светлые очи Заслава Милованыча сгодится. Скажу, дескать, закляты особо.

Присмотрев и для себя несколько изящных безделушек, я расплатилась, добавив к полновесным золотым еще и ведовское благословение.

В трактире меня уже поджидали  чисто убранная комната и накрытый к обеду стол. Тщательно вычищенная и отглаженная весталья – из более тонкого полотна по сравнению с моей обычной походной одеждой – лежала, расправленная, на сундучке, как я и просила.

Не знаю, щедрость ли, с которой я расплачивалась за услуги, или мое положение посвященной ведуньи обеспечивали мне здесь весь комфорт, на который можно было рассчитывать в поляндском приграничье.

Я надела новую весталью, как всегда черную, с удовольствием ощущая, как мягко шелковистая ткань скользит по коже. Распустив слегка шнуровку на груди, я придирчиво посмотрела в зеркало. Хм, выглядело достаточно соблазнительно.

Настала очередь волос. Я убрала их повыше, открывая шею, и позволила нескольким вьющимся  прядкам легкомысленно выбиться из прически. Теперь с помощью краски и кисточки добавим выразительности глазам, чуть тронем румянами щеки, нанесем пару мазков бальзама на губы…

- Ах, красота несказанная! – иронично улыбнулась я своему отражению. – Если только Заслав не слепой, то обязательно оценит!

Немного поколебавшись, я отставила в сторону флакон с ароматным маслом. Его запах подействует и на меня, пусть и гораздо меньше, чем на Заслава, а терять самообладание не входило в мои планы. Может, при второй, более тесной встрече, которая, надеюсь, последует за первой… Мысль о ней меня позабавила.

Я направилась к управителю.



Двери боярского терема гостеприимно распахнулись. Передо мной моментально возник беспрерывно кланяющийся отрок:

- Госпожа ведунья желает видеть государя-управителя? Может, госпоже угодно освежающего питья с дороги? Госпожа изволит пройти сюда? И вот сюда… Госпожа заметила ступеньку? Госпоже… - вопросы посыпались из угодливого парня, как горох из мешка.

Приходилось терпеть и вежливо так отвечать. Ссориться с Заславом было рано, а в том, что он наблюдает за мной сейчас, я не сомневалась.

- Передай своему господину, что ведунья Лирэя из Ритении хочет поднести ему  скромные дары по случаю скорой женитьбы и выразить надежду…

Закончить заранее подготовленную витиеватую фразу я не успела. В проеме распахнувшейся боковой двери появился боярин Заслав собственной персоной, улыбающийся и заранее распахнувший руки для объятия. Ох уж это поляндское гостеприимство!

Я, не поведя бровью, подставила ему щеки для поцелуя, прикрыв глаза и постаравшись придать лицу восторженно-томное выражение. Судя по тому, что Заслав стиснул меня гораздо крепче, а удерживал дольше, чем  того требовал обычай, выражение вышло соответствующее.

- Ах, государь, просто поразительно, но именно таким я и представляла тебя: мужественный воин, мудрый не по годам правитель…  – по завершении многословных приветствий пропела я, разглядывая рыхлую фигуру, намечающийся под рубахой живот и нездоровый румянец на щеках боярина. К этому Заслав обладал жиденькими кудрями, мутноватыми глазками и глупым выражением лица.

- Как я рад визиту столь очаровательной особы! Как я рад! Но чем же я обязан этой несказанной чести?

- Когда я услышала, что молодой  сын прославленного Милована Красночуба намеревается совершить такое значительное  деяние, как женитьба, я не могла проехать мимо Довбужа, государь…

Произнеся это, я поняла, что сморозила что-то лишнее: Заслав нахмурился и отстранился от меня.

- С тех пор, как мой досточтимый отец отошел от дел, не было и недели, чтобы мне не напомнили о необходимости продлить род, - при слове «отец» в голосе боярина, вкрадчивом и негромком, послышались нотки раздражения. Вот оно что! Мальчику докучает громкая слава предков… Ну что же, сейчас попробуем исправить дело.

- Что же, ты не мог выбрать для этого шага лучшего времени! О, вести о том, как мудро и справедливо правит Довбужем новый управитель, дошли даже до моей родины, далекой Ритении. И твои дела, Заслав Милованыч, часто служат примером нашему государю, – выговорив эту насквозь фальшивую фразу, я не просчиталась. Боярин взял меня за руку и промурлыкал:

- Я был бы счастлив, если бы ты звала меня просто Заслав, – ого! Темпераментный управитель уже заглядывал в вырез моей вестальи. – Могу ли я надеяться, что ты останешься в Довбуже до конца церемоний?

Я посмотрела прямо в глаза боярина и с невиннейшим видом проворковала:

- Это будет зависеть только от твоей воли, Заслав.

- Тогда я прошу… нет, умоляю тебя об этом!

Что же, цель визита можно было считать достигнутой, и я поднялась, вынимая из сумки аккуратно уложенные в резной деревянный ящичек обручья:

- Это не простые дары: ты ведь знаешь, что ведуньи ничего не дарят просто так. Прими их, и пусть они принесут тебе то, чего ты достоин! – это можно было бы счесть за последнее предупреждение, но боярин ему не внял, приняв мои слова за чистую монету. Что же, я дала ему выбор. – С нетерпением жду следующей встречи, государь!

Я поклонилась, исподтишка наблюдая за тем, как взор Заслава скользнул по моей фигуре, и вышла.



На следующее утро я стала ждать приглашения. Дважды я спускалась в общий зал трактира, чтобы поинтересоваться, не было ли посыльного  от боярина.

Вечерело. Нарочный все не являлся, и я уже начала было сомневаться, не забрезжили в голове Заслава проблески здравого смысла, подсказывающие, что пускаться в новые любовные похождения, когда старые только что чуть было не расстроили помолвку, было бы крайне безрассудно… Но тут в дверях возник тот самый отрок, который встретил меня вчера в боярском тереме.

- Мой господин послал осведомиться, не пожелает ли госпожа ведунья разделить с ним трапезу…

Ну, значит боярин заглотил-таки наживку. Что же, он получит именно то, что заслужил, как я и обещала.

- Желает, желает… Передай, что буду у него непременно… через час, пожалуй. - Это было даже к лучшему, что наша «трапеза» с Заславом будет столь поздней. Если все пройдет так, как я задумала, то мне придется покидать город в большой спешке… А скачки по жаре… не самое приятное развлечение.

Не торопясь, я переоделась, собрала свои вещи в сумку и велела трактирщику задать Стреле побольше овса.

Вернулась в комнату, оглядела себя в зеркало. Как раз  теперь настало время нанести несколько капель ароматного масла на запястья и виски. Наконец, я достала из мешочка полученный от ведьмы амулет, заменила простой кожаный ремешок  на серебряную цепочку и подвесила ее на шею: полый внутри жезл из птичьей кости размером с мизинец выглядел теперь как обычное украшение. Чтобы совсем уж не привлекать внимания к нему, я надела купленные намедни серьги и еще свой старый перстень, сделанный в виде свернувшегося вокруг пальца дракончика. Головка дракона была достаточно острой, чтобы об нее можно было уколоться.

Все было готово. Ну, или почти все. Следовало позаботиться о путях отступления. В нужный момент оседланная Стрела должна была ждать меня под окнами заславовой горницы.

Солнце еще не село, но в воздухе уже чувствовалась ночная прохлада. Во дворе трактира слонялся без дела веснушчатый паренек, кажется,  племянник или сынишка хозяина. Я поманила его пальцем.

- Хочешь заработать золотой?

- Ага, - восхищенно уставился на снизошедшую до него важную  гостью мальчишка.

- Я сейчас уйду, а ты оседлаешь мою гнедую и отведешь к терему управителя. Станешь под окнами со стороны сада и будешь ждать меня, понял? - Паренек с готовностью кивнул. – Звать-то тебя как?

- Зыряем…

- Ну, тогда договорились, Зыряй. Смотри, не подведи меня, да не болтай о нашем уговоре.



У ворот терема я помедлила, еще раз взвешивая, правильно ли поступаю, ведь сладкая смерть была по-настоящему суровой карой. Перед глазами встало зареванное лицо Румяны, трогательное и по-детски беззащитное.

- Материнство свято! – прошептала я и решительно шагнула вперед.

Давешний отрок уже поджидал меня.

- Госпожа ведунья соизволит ли следовать за мной?

Придерживая длинные полы вестальи, я вслед за отроком поднялась  по крутой лестнице. Наверху, как и следовало ожидать, располагались покои боярина.

Я вопросительно подняла брови, ожидая от отрока разъяснений.

- По случаю секретности ваших переговоров, стол  накрыт в личной трапезной.

В личной трапезной? Это было дерзостью,  все же  я не какая-нибудь селянка из тех, с кем он, по всему, привык проводить время, но приходилось терпеть. Благо, хоть не сразу в спальне!

Я придала лицу приятное выражение и шагнула внутрь. В обстановке чувствовался опыт Заслава в любовных похождениях. В комнате горели свечи, их легкий дымок смешивался с запахом каких-то восточных благовоний, витавшим в воздухе. Повсюду были расставлены вазы с цветами. Было душно и жарко – от этого хотелось пить и немедленно снять одежду. За накрытым к ужину столом располагался сам управитель Заслав, наряженный, причесанный и глупо улыбающийся.

- Приветствую тебя, Заслав Милованыч, сладко пропела я, присаживаясь к столу.

Мы выпили вина, и управитель завел речь о каком-то тяжком бремени, которое ему приходится нести, о своем одиночестве, о чем-то неразделенном… Я не слушала, кивала и улыбалась. Заслав, не переставая подливать нам вино в чаши, все ближе и ближе придвигался ко мне. Глаза его блестели: не то  от выпитого, не то  от возбуждения. Ноздри боярина раздувались, втягивая запах моих духов.

Наконец, решившись, он опустил руку мне на плечо. Я не отстранилась, подарив ему очередную медоточивую улыбку. Заслав наклонился и поцеловал меня.

- Ах, - вздохнула я в соответствии с канонами жанра. – Ах!

Заслав поднялся из-за стола, сделал жест куда-то вглубь покоев…

- Из окна моей спальни открывается такой чудесный вид на закат…

- Очень любопытно, - выдавила я из себя, поражаясь, с какой прямолинейностью действовал управитель. Неужели он никогда не знал отказа? – Но как же мы сможем любоваться закатом, когда солнце уже село?

В последней фразе прозвучала изрядная толика иронии, но боярин, не обращая внимания на мои слова, обнял меня за талию и уже увлекал за собой в спальню.

Руки управителя заскользили по моей спине, зарылись мне в волосы, приводя в беспорядок прическу. На пол посыпались шпильки. Заслав снова припал  в поцелуе к моим губам.

- Ох, - для разнообразия произнесла я, отводя в сторону пальцы Заслава, теребящие цепочку, на которой был подвешен ведьмин амулет.

Управитель в ответ мне застонал и попытался подхватить меня на руки, но блуждающий в крови хмель сыграл с ним злую шутку: он покачнулся и, увлекая меня за собой, рухнул на ложе.

По счастью, оно было завалено ворохом шкур и покрывал, и я не ушиблась. Зато сумела незаметно оцарапать Заславу щеку  перстнем, так, что в пасть дракончика попала капля его крови.

- Лирэя, голубка моя, - пробормотал Заслав, терзая шнуровку моей вестальи.

- Погоди немного, сокол мой, - в тон ему ответила я, проверяя, готов ли к использованию амулет. – Давай, сперва ты…

Я, как могла, постаралась изобразить смущение и замешательство. Странно, но Заслав повелся на это, очевидно, спьяну позабыв, что имеет дело с ведуньей. Он самодовольно ухмыльнулся и принялся, картинно двигаясь, стаскивать с себя кафтан, рубаху и штаны.

Воспользовавшись моментом, когда боярин был занят своей рубахой, я смочила амулет его кровью.

- Вот твоя судьба, вот твоя беда, дождева роса, горькая слеза… - нараспев произнесла я.

- Что? – боярин стоял передо мной голым с победно воспрявшим мужским органом. Собственно, этого я и ждала.

- Вот звериный вой, птичий крик ночной,  в чреслах жар горяч – время рвется вскачь! – я надломила птичью косточку, и ощутила, как мощный поток силы хлынул через амулет в кровь боярина.

Заслав, поменявшись в лице, схватил меня за руку.

- Отвечай, что это?

Я вырвалась, отскочила к окну.

- Сладкая смерть, управитель! Слушай внимательно, повторять не буду! Каждый раз, когда в тебе взыграет плоть, - я указала на его обвисающий фаллос, - ты будешь терять пять лет твоей жизни. Снять проклятие могу только я. И только в том случае, если то будет угодно Богине!

- Какой еще богине? – взвизгнул не своим голосом боярин, хватаясь рукой за причинное место.

- Той, что дает и отнимает Жизнь! – с этими словами, не давая Заславу опомниться, я выскочила в окно, моля предков, чтобы внизу не оказалось ничего острого и жесткого.



В саду меня поджидал Зыряй, держа за повод умницу-Стрелу. Отдохнувшая за эти три дня в стойле кобыла радостно заржала, почуяв предстоящую скачку. Я бросила мальчишке золотую монету, проверила походную сумку – она была надежно закреплена на сбруе,  и вскочила в седло.

Сердце бешено колотилось, кровь бурлила в моих венах.

- Вперед, милая, - я послала Стрелу галопом, торопясь оторваться от преследования.

За спиной, там, где оставался заславов терем,  послышались крики, заметались факелы.

- Схватить! Схвати-и-и-ть! – голос Заслава перекрыл всеобщий гвалт. – Живой, будь она проклята!

Конец его воплей потонул в дробном перестуке копыт Стрелы.

Вихрем мы проскакали мимо стражников, охранявших довбужские ворота, одолели полосу полей и лугов, окружавших город, и ворвались в лес. Впереди лежала граница сопредельного княжества – там я и рассчитывала укрыться от гнева управителя. К этому времени погоня успела надежно отстать, и я чуть придержала лошадь: ведунья всегда успеет уйти от опасности, а поберечь силы моей верной красавицы было нелишним.

Погрузившись в легкий транс, я постаралась дотянуться зрением до преследующих меня всадников. Из города выехал отряд из дюжины дружинников, во главе с… «Воевода Умил», - прочла я в сознании одного из воинов.

- Что же, будем знакомы, воевода! – искорки озорства заплясали в моих глазах.

Не знаю, выпитое ли с Заславом вино или, может, благовонный дурман, курившийся в его покоях, заставили меня расхохотаться в голос. Проводив глазами потревоженных  птиц, с возмущенным карканьем взмывающих в воздух, я закричала, вплетая свой голос в их крылья:

- Догони меня, Уми-и-и-л!

Играя с воеводой в догонялки, я то позволяла ему приблизиться на расстояние полета стрелы, то оставляла далеко позади. Так наступил рассвет.

Внезапно я почувствовала, что копыта моей Стрелы разорвали и спутали дорожное ведовство.

Чужое дорожное ведовство! В этом лесу я была не единственной ведуньей.

В это же момент я обнаружила в нескольких шагах от меня скачущую на белоснежном жеребце темноволосую женщину, а с двух сторон к нам приблизились два отряда вооруженных людей. Один из этих отрядов был, несомненно, «моим». А второй?

Я взглянула на темноволосую всадницу. Та что-то кричала мне. Я пожала плечами и смущенно улыбнулась сестре по Силе: извини, дескать.

Раздумывать, впрочем, было некогда. Я дернула поводья, резко поворачивая свою лошадь, и устремилась в густой ельник.