На фото в Мысках (слева направо): Володя Муравейников (мой шурин), я, Люба (моя жена), Юля Муравейникова (жена Володи), наша дочь Лена и внизу стоит наш внук Виталик. 2000 год. (К главе 161).
Глава 160
«Здравствуй, дорогая мамулечка!
Получили от тебя письмо прямо накануне Рождества, 6 января 2000 года. Спасибо за поздравление. Вот и наступил этот високосный год! И если уж не с этого года наступит 21-й век и 3-ье тысячелетие, то с 2001 года — точно. Постараемся дожить.
Новый год встретили хорошо, втроём, своей семейкой как обычно. А Игорёк с Аллой и детьми приходили 2 января. Делали пельмени. В эти дни были ещё мантики, тушёная картошка с шампиньонами, пирог рыбный...
Перед самым новым годом я ездил в командировку на трассу (на газовое месторождение). Пахал почти полмесяца, домой приехал 30 декабря. А 31 декабря сходил в контору и взял подарки на Лёлю и внуков. Потом с Лёлюшкой поставили дома нашу искусственную ёлочку, украсили, получилось очень красиво.
Мы всех поздравляли телеграммами и по телефону. Нас поздравили тихоречане, звонили Саша с Любой, а от дяди Володи пришла открытка. 1 января позвонил Лев из Берёзовки, тоже поздравил. У них всё нормально. 2 января звонил из Мысков и поздравлял нас Любин брат Володя Муравейников. Им в их новом доме поставили телефон, так он звонил по нему. Кстати, старый дом они продали, а на эти деньги купили сыну Витальке 2-х комнатную квартиру. Виталька женился, жена тоже Юля. Ребёночка назвали Алексеем, ему 1 год. А Лена учится в каком-то техникуме в Мысках. Володя болеет, открылась язва желудка. Видимо, нервы и табак.
Зима у нас выдалась холодная, как говорится, даёт «жАру». С 29 декабря морозы ударили под -40, а вот со 2-го января подпёрло под -49 и держится, на улице туман. За последние годы не помню таких морозов. Разве что в январе 1979 и начале 1984 годов.
Мы нынче перед новым годом запаслись продуктами, так что все праздники и не выходили на улицу. Когда Игорь приходил с детьми, так укутал их шарфами — одни глаза блестели. И Лёля разок выбегала за мороженым и заваркой (магазин рядом), пришла, раскраснелась. Дух захватывает. А дома у нас тепло, батареи раскалённые, слава Богу, газ идёт хорошо, и электричество стабильное, не помним, когда отключалось. За этим тут строго следят. К слову сказать, в Тихорецке тоже с электричеством, газом и водой очень стабильно. Всё чётко.
У нас на работе составили график отпусков. У меня на апрель. После глубоких размышлений с Любой решили, что надо съездить в Ермак к тебе, сильно соскучились, не виделись почти 4 года. И в Мыски надо съездить, сходить на могилку бабы Любы. Моя жёнушка прямо сон потеряла, нет-нет да и снится ей её мама. Так что жди нас летом в гости, маманька! Начнём круиз в мае с Мысков, потом погостим у тебя, а дальше путь наш будет лежать в Тихорецк. В отпуск с собой планируем взять внука Витальку, он свою прабабушку Броню ни разу не видел.
У нас со здоровьем всё нормально. Любе после больницы стало получше. Сейчас уже ходим на работу. У нашей Лёлюшки каникулы, четверть и полугодие в 8 классе закончила не только без троек, но и почти на одни пятёрки. Вот уж умница! Наша гордость!
Пиши подробнее, мамулечка о своём здоровье, о домашних делах. Пиши обо всём, нам всё интересно.
Привет от нас всем родным. Целуем тебя крепко и обнимаем, наша старушка. Твои дети, внуки и правнуки. 9.01.2000».
*****
Ну вот, и всё — это было последнее моё письмо, которое сохранилось в огромной стопе, привезённой мной от мамы. Всего писем — 183. (Подробнее об этом в предисловии).
Теперь 2000-й, 2001-й , 2002-й и начало 2003-го годов я опишу без писем, лишь в своих воспоминаниях. А с 2003-го года начнётся новое повествование, которое я назвал «Под знаком Клио» — в этом году наша дочь окончила среднюю школу и поступила учиться в Санкт-Петербургский государственный университет на исторический факультет. (Клио — муза Истории).
Итак... 2000-й год оказался насыщен многими событиями. А начался он с трагического сообщения: в Ермаке 1 февраля, в возрасте 67 лет, умер мой дядя Иван Иванович. Не смог он пережить потери своей жены Матрёны Петровны, которая умерла почти год назад (17 марта 1999 года), потерял интерес к жизни, и в не совсем ещё старом возрасте покинул сей мир. Последний раз виделись мы в 1996 году.
2 апреля 2000 года нашей милой дочурке Леночке исполнилось 14 лет, и она получила самый настоящий, нового образца, паспорт, какой выдают всем взрослым. Сколько же внутреннего ликования чувствовалось в её умных глазках! Взрослая!
А у меня появилась серьёзная проблема с отпуском: при составлении графика отпусков на 2000-й год, мой отдых «добрые» начальники запланировали мне с апреля, так как, видите ли, в прошлом году в отпуске я был в августе. Мотив такой: мои коллеги — два сварщика — тоже желают отдохнуть летом. Я ещё питал какую-то надежду на то, что к весне, может, что-то изменится, и мне удастся поехать на отдых попозже, но надежды не оправдались — с 3 апреля (с понедельника) мне начислили отпускные деньги и отправили отдыхать. У меня, как у сварщика, работающего во вредных условиях труда, изо всех наших рабочих всегда был самый продолжительный отпуск — 66 календарных дней, т. е. два месяца и ещё почти неделя. При самом скрупулёзном подсчёте (учитывая и 4 дня на проезд) на работу после отдыха я должен был явиться к середине июня. В это время ещё и лето, по большому счёту, не начиналось.
Я знал, что у Лёли после 8 класса школьные каникулы начнутся в мае, и Любин отпуск тоже начинался с мая, поэтому мы вместе с моей умной жёнушкой начали просчитывать все возможные варианты продления моего отдыха для того, чтобы не только вместе уехать на юг, но, по возможности, и вместе вернуться. В семье у нас давно вошло в твёрдую традицию — каждый год в отпуск ездить только вместе. За 30 лет совместной жизни, которая прошла, не побоюсь громких слов, в любви и согласии, мы, как два лебедя, настолько прикипели и привыкли друг к другу, что провести отпуск отдельно было для нас смерти подобно.
Люба (она у меня всю жизнь проработала кадровиком, многое знает) подсказала, что согласно КЗоТу РФ*, работнику, заболевшему во время отпуска, отпуск продляется на количество дней, указанных в больничном листе. А у меня как раз в это время обострился поясничный остеохондроз (этим заболеванием я страдал с 1995 года). Пошёл я в поликлинику на приём к невропатологу. Тот бегло осмотрел мой торс, прощупал район поясницы, и действительно нашёл болевую точку, от прикосновения к которой я сильно вздрогнул. Немного посопев, врач выписал мне направление на лечебные процедуры, рецепт на лекарства, и ещё дал бумажку, по которой мне в специальном кабинете открыли листок нетрудоспособности. Раз в неделю я приходил к доктору на приём, он прощупывал мою поясницу и продлял срок моего лечения. Лучше я стал себя чувствовать к началу мая, и меня выписали. Я отнёс больничный лист в отдел кадров своей конторы, где мне тут же продлили мой отпуск на целый месяц.
В первых числах мая мне удалось заказать пятитонный контейнер для отправки некоторых вещей в Тихорецк. Мы с Игорем погрузили в него все наши книги (предварительно я упаковал их в картонные коробки, коих набралось десятка три), погрузили книжный стеллаж (полки с трубками). Отправили ещё кое-что из мебели (стулья, стол, деревянную кровать, которая впоследствии не пригодилась). Контейнер отправил по железной дороге.
Ну, а сами в этом году во время отпуска решили сделать большое путешествие, начав его с Мысков, Кемеровской области, потом погостить у моей мамы в Ермаке, Павлодарской области, и уже от неё ехать на юг — в Тихорецк, на Кубань, потом на море... С собой решили взять внука Виталика, чтобы он хоть разок в жизни увидел свою прабабушку Броню.
__________________
* КЗоТ РФ— Кодекс Законов о Труде Российской Федерации.
Глава 161
Весна в Надыме выдалась затяжная, холодная, только к маю начал таять снег. Вылетели мы (я, Люба, Лёля и внук Виталик) в сторону Новосибирска 16 мая в 12 часов дня. Самолёт АН-24 оказался небольшим, но шумным, пока три часа летели, чуть не оглохли. В Новосибирске приземлились не в аэропорту Толмачёво (это у них основной), а на каком-то старом, запасном, где виднелись лишь небольшие самолёты типа «кукурузников». Собственно, таким выглядел и наш «небесный тихоход».
Когда вышли из самолёта, увидели, что здесь пасмурно, земля сырая, трава только-только начала прорастать, и на деревьях едва виднелись крохотные листочки. Дул пронизывающий ветерок, пока шли к зданию вокзала, успели прилично продрогнуть. Хорошо, что взяли с собой осенние курточки. Витальке шёл шестой годик, совсем ещё шкет, но держался мужественно, не хныкал, семенил рядышком, крепко держась за Любину руку. Лёлюшка наша уже стала девушкой рослой, красивой, мы с Любой втайне любовались внешностью дочери. И вот теперь наша красавица, идя рядом с нами, помогала нам нести одну из тяжёлых сумок. Пока ехали на автобусе до железнодорожного вокзала, согрелись. Нам повезло: поезд на Новокузнецк отправлялся буквально через четыре часа. И билеты в кассе оказались в свободной продаже. Повезло.
Из Новокузнецка до Мысков, где жил с семьёй Любин брат Володя Муравейников, мы доехали на автобусе. Мы знали, что Муравейниковы несколько лет назад (кажется, весной 1997 года) переехали жить в новый дом, расположенный на той же улице, где находился и их старый дом. Старый дом Володя с Юлей вскоре продали, а на эти деньги купили двухкомнатную квартиру сыну Виталию, женатому на местной девушке Юлии. У них уже рос полуторагодовалый сынок Лёша. К этому добавлю, что дочь Муравейниковых, Лена, после окончания школы поступила учиться в техникум в этом же городе на бухгалтера и жила вместе с родителями. И вот теперь, приехав в Мыски, мы и направились к новому дому, где жили наши родственники.
Дома находилась только одна сноха Юля. Радушно встретив нас, сразу же начала хлопотать на кухне, одновременно рассказывая о своём житье-бытье. Вскоре на обед приехал хозяин — Володя, а следом пришла и их Лена. Помню, когда мы приезжали к Муравейниковым прошлый раз в отпуск, Володя ездил на стареньком «Жигулёнке», а сейчас он важно подкатил на «Волге» ГАЗ-24, хоть и не новой, но выглядевшей вполне прилично.
После обниманий-целований, Володя повёл нас показывать свои новые хоромы. Теперь это был достроенный двухэтажный дом под шифером, окружённый большим огородом и садом. Действительно, работу за эти годы проделали здесь титаническую. На первом этаже располагалась прихожая, с которой можно сразу попасть в довольно просторный зал, в кухню, в ванную комнату и по крутым лестничным ступенькам на второй этаж. Здесь же, на первом этаже, через кухню можно пройти в небольшую хозяйскую спальню. На втором этаже находился небольшой холл с выходом на балкон и детская комната, в которой жила дочь Володи и Юли — Лена. Планировка дома нам понравилась. Пока мы осматривали дом, наш внук Виталька как челнок раз пять или шесть пронёсся вверх-вниз по лестничному маршу. Мы удивлялись его неуёмной энергии. Нас разместили так: я с Любой и Витасом в зале, а для нашей Лёли сразу же нашлось место у Лены на втором этаже. Лёля наша уже на протяжении многих лет очень любит свою двоюродную сестру. Все эти дни они общались как милые подружки.
Во второй половине дня Володя на работу не поехал, отпросился в связи с приездом гостей. Сразу же после обеда мы все поехали на местное кладбище, чтобы навестить могилку Любиной мамы. День выдался тёплым и солнечным.
Когда подъехали к кладбищу, я поразился его огромному размеру — просто взором не охватить. Но ещё больше меня потрясла его особенность: непривычно было видеть в разных местах на этой территории целые ряды однообразных, как из-под конвейера, памятников, и таких же одинаковых оградок вокруг них. Володя пояснил, что нередки случаи, когда в шахтах происходят аварии, и тогда погибших шахтёров хоронили группами — это такая особенность кладбищ всех шахтёрских городков.
И вот мы у могилы, где похоронена баба Люба (моя тёща). Аккуратная белая оградка, внутри неё скромный, покрашенный в голубой цвет, надгробный памятник, тут же рядом столик и скамеечка, где можно посидеть, помянуть. Территория с весны ухожена. На памятнике в круглой рамке помещена фотография, а ниже надпись: Муравейникова Любовь Максимовна 23.02.1918—17.08.1997. Совсем немного не дожила наша старушка до своего восьмидесятилетия.
Я уже как-то упоминал, что всё, что связано со смертью, действует на меня угнетающе. Да, наверно, и не только на меня. Смерть Любиной мамы была для нас большим потрясением и горем. Сложившиеся обстоятельства не позволили нам тогда приехать на похороны*, и Люба всегда об этом сожалела. Теперь я видел глубоко страдающих своих родных. Тут же с нами находился и внук Виталик, внимательно всматривающийся в фотографию своей прабабушки, которую живой так никогда и не видел. У меня самого горло перехватило спазмами.
Первыми внутрь оградки вошли Володя и Люба. Володя присел на скамейку, Люба подошла к памятнику, обняла его, потом наклонилась, поцеловала фотографию мамы и зарыдала. В тишине я услышал, как она сквозь слёзы тихо сказала: «Прости, мамочка». После этого внутрь оградки вошли остальные. Люба выставила на столик привезённые сюда с собой продукты, чтобы помянуть светлое имя Любовь Максимовны.
Когда возвращались к машине, Юля на ушко Любе сказала, что те деньги, что мы выслали на похороны, очень тогда помогли — был как раз финансовый кризис, зарплату подолгу не выдавали, а наша сумма оказалась такой весомой, что Володя на почту за ней ездил три раза: в кассе не хватало денег.
Отпуск наш продолжался. Два дня — 18 и 19 мая — мы посвятили копке огорода: подходило время сажать картошку. Погода стояла тихая, солнечная. 19 мая с утра неожиданно из Новосибирска прикатил на своих стареньких «Жигулях» Любин брат Славик. Радость встречи — неописуемая, ведь не виделись четыре года! Вместе с собой Славик привёз своего семнадцатилетнего сына Виталия. Это у него ребёнок от второго брака. (Замечу, что от этого брака есть ещё и дочь Света, постарше Виталия). Приехавшие гости тут же вместе с нами подключились к копке огорода, дело пошло веселей. Всё делалось со смехом, с шутками-прибаутками. Славик ёрничал:
— Володька, дай мне самую большую шахтёрскую лопату, а то до понедельника не управимся!
— А что будет в понедельник?
— Мне надо быть в Новосибирске!
— Так ты приехал только на два дня?
— Я ж и говорю — дай лопату побольше!
20 мая помогать сажать картошку пришёл Володин сын Виталик со своей женой Юлей и сынишкой Лёшей. Внимательный читатель, наверно, заметил, что в доме появилось много тёзок — три Виталика (Володин, Славин и наш внук), две Юли (Володина жена и сноха), две Лены (наша и Володина). Путаница происходила постоянно, но как-то выкручивались.
Большой компанией работать хорошо — дружно навалились и ... к середине дня всё посадили. Володя с Юлей не скрывали своей радости: им самим с этой картошкой пришлось бы провозиться минимум с неделю. Когда сажали картошку, мне вдруг вспомнилась мудрая французская пословица: «Сажает, кто хочет, растит, кто может». Интересно, какой вырастет на этом огороде урожай? По осени спросим.
Ну, а с обеда началось шумное застолье: шутка ли — столько родни съехалось! Не часто такое бывает. Изо всех взрослых не пил только Славик, он давно находился «в завязке». Все об этом знали, поэтому по поводу выпить водочки, вина или пива его не напрягали. Но это не мешало ему чувствовать себя со всеми наравне. Захмелевший Володя подшучивал: «Ты у меня, братан, будешь сегодня водителем, надо ж кому-то Витальку моего домой отвезти. Поедем вместе на моей «Волге», ты будешь за рулём, а я рядом. И покатаемся заодно». Покататься на машине Славик любил.
Сразу скажу ещё о двух его пристрастиях: это курение и кофе. Курил Славик нещадно, трудно было уловить такой момент, когда бы в руках у него не было чадящей сигареты. И если в одной руке он практически всегда держал сигарету, то во второй — чашечку с горячим, до черноты густым растворимым кофе. В подобной позе Славик мог находиться часами. В такой момент Люба часто подковыривала своего брательника: «Чо, тащишься, старая плесень?» В ответ — добродушный смех. Заходим как-то с Любой на кухню, а там Славик в своём амплуа — аж дым из ноздрей. Увидев нас, засмеялся: «Старая плесень тащится!»
Насчёт курения Володя тоже был сильно зависимым человеком. И если Славик курил в основном сигареты с фильтром, то Володя вообще «дымил» папиросами «Беломорканал», имеющими чудовищно неприятный запах. Люба при случае рассудительно говорила брату: «Что ж ты делаешь с собой, а?» Володя виновато разводил руками: «Пробовал бросить, не получается...» В потреблении никотина не отставал от Володи и его сын Виталик. Курить он начал ещё со школы, когда Муравейниковы жили в Надыме. Сначала от родителей он это скрывал, ну а после армии курение стало легальным. Но вернусь к нашему отпуску.
22 мая, в день отъезда Славика, погода испортилась, и с утра пошёл дождь. Во дворе стало сыро, неуютно. Температура опустилась до десяти градусов тепла. Все ходили в каких-то тёплых башмаках и осенних куртках. Юля беспрестанно причитала: «Это ж надо, — так повезло, так повезло с картошкой! Так вовремя посадили, прямо как украли!» Дождь лил всю ночь и продолжался на следующий день.
После завтрака меня в сторонку отозвала Люба и как бы в шутку спросила: «Там твоя матушка, наверно, уже нас заждалась?» Я намёк понял, взял зонтик, кошелёк, документы и поехал в железнодорожную кассу. Повезло — билеты из Новокузнецка в сторону Павлодара купил на вечер 24 мая.
Погода в день отъезда наладилась, тучи рассосались. Я с внуком долго гулял по огороду, мы рассматривали каких-то жучков, паучков, застрявших в паутине мух, потом любовались распускающимися цветками яблонек. Чуть погодя я поиграл с ним и с Лёлей в бадминтон (мы очень любим этот вид спорта, особенно Лёля). А потом Юля пригласила всех к столу — так сказать, отметить наш отъезд.
На автовокзал в Мысках нас поехали провожать Володя, Юля и их Лена. Прощались долго, со слезами. Когда теперь ещё увидимся?.. Неизвестно.
_________________
*Об этом я рассказывал в главе 138.
Глава 162
Из Новокузнецка поезд отправлялся вечером, до Павлодара ехать — немногим более полусуток. По этому маршруту мы уже ездили несколько раз, так что не привыкать. Под размеренный стук колёс спали как убитые, но, несмотря на это, едва рассвело, тут же стали просыпаться. Лёля и Виталька спали на верхних полках, проснувшись, безотрывно, с любопытством стали всматриваться в проплывавшие мимо, начинающие бурно зеленеть, алтайские, засеянные какими-то культурами, поля. По-над железной дорогой, а нередко и вдалеке, виднелись не успевшие впитаться в землю лужи от недавно прошедших дождей.
Когда проехали Кулунду, а затем границу с Павлодарской областью, мы с Любой обратили внимание на то, что окрестности здесь выглядели менее ухожено, казались серыми, запущенными. Российские поля выглядели более оптимистично. Я поглядывал на детей, и мне хотелось узнать, о чём же они в этот момент думали? Может, вспоминали, как гостили у дяди Володи с тётей Юлей Муравейниковых, а, может, пытались представить тот город, куда ехали? Особенно Виталик, Лёля-то здесь бывала.
— Виталик, — окликнул я внука, — куда едешь?
Малыш виновато улыбнулся — разве сразу сообразишь, куда едешь?
— А к кому едешь? — допытывался я.
— К бабушке. Нет, к прабабушке! — догадался внучок.
— Молодец! А как звать прабабушку?
Витас снова напрягся. Выручила Люба:
— Баба Броня.
— Да, баба Броня! — чётко повторил Витас.
В Павлодар поезд пришёл 25 мая, во второй половине дня. Нам не составило особого труда около автовокзала поменять немного наших российских денег на местные тенге, после чего взяли билеты на автобус до Ермака (теперь он назывался Аксу).
Я уже писал как-то в рукописи о том, что Ермак является моей малой родиной. Здесь родился, здесь учился, здесь женился. Игорь наш, кстати, тоже родился в Ермаке. И вот теперь я подъезжал к своим родным местам, откуда, так уж получилось, уехал 22 года назад на Север. Раньше в отпуск мы сюда приезжали почти каждый год, но после того, как купили квартиру в Тихорецке, казахстанский круиз стали делать реже. Последний раз были тут четыре года назад. И теперь, подъезжая к Ермаку, я пристально всматривался вдаль, пытаясь угадать, изменилось ли тут что-нибудь с прошлого нашего приезда или нет? Кажется, всё по-старому...
Поскольку сумок с вещами мы везли много, и дабы не рвать руки, мы доехали в городе до конечной остановки, и оттуда уже на такси помчались к домику, где стояли две самые большие в городе ёлки, где жила моя матушка. После дождей по всему городу блестели лужи, наверно, здесь, как и в Кузбассе, откуда мы только-только приехали, пару дней назад тоже полосой прошло ненастье. Не доезжая метров сто до дома, таксист едва не забуксовал. После дождей ни одна машина сюда не заезжала, виднелась лишь едва заметная пешая тропка, и та после обильных осадков ещё не полностью высохла. Мы рассчитались с водителем и, лавируя по узкой сырой тропке, направились в гости к нашему самому близкому родному человеку.
Дома оказались и мама, и сестра Татьяна. Когда мы начали входить в калитку, они находились во дворе, и, похоже, не сразу поняли, что это за люди появились у входа, и чего они тут столпились. Прямо картина Репина «Не ждали». Действительно, меня и Любу ещё как-то можно признать «за своих», а вот Лёля после 1996 года стала ростом намного выше, и кроме этого ещё малыш какой-то «тёрся» у наших ног. Я в январском письме маме писал, что планируем приехать в отпуск в Ермак, а вот когда изволим явиться, или, вообще, изволим ли — не уточнил. О том, что мы уже в отпуске, да ещё с внуком, она совсем не знала.
— Ну что, своих не узнаём? — грубовато напускным тоном обратился я к двум застывшим от изумления дамам. Мама знала эту мою шутливую манеру «приветствия».
— Ой! Ой! Да что же это такое делается! Да откуда же это вы так неожиданно появились? — всплеснув руками, заохала она и двинулась к нам. Подошла и Таня.
Внук Виталик отошёл в сторонку и с любопытством взирал на кажущиеся ему странными бурные обнимания, целования, восклицания давно не видевших друг друга родственников. Наконец, у прабабушки Брони дошла очередь и до него, она наклонилась к нему, облобызала, отчего мальчуган сильно смутился. Как говорится, кому бабушка-прабабушка, а кому пока незнакомая старуха в очках. А тут ещё одна тётка стала приближаться для поцелуя, тоже в очках, но помоложе. Придётся знакомиться...
*****
Продолжение воспоминаний здесь: http://www.proza.ru/2010/09/16/1472