(Отрывок из повести "Настя в стране чудес, или Зазеркалье по-американски. Часть третья".)
"Пусть судьба растопчет меня, я посмотрю, не станет ли ей стыдно", – говорил когда-то Никколо Макиавелли.
Кто-нибудь мне скажет, почему в два часа ночи из горячего крана идет вода, в которой запросто можно сварить курицу? Зато в семь утра тот же кран вместо струи горячей воды начинает тебе нашептывать, что ты лох и умываться будешь в сортире у себя на работе.
С душевной заботой о твоем здоровье лифты, как грузовой, так и пассажирский, по-дружески посоветуют тебе размять ноги пешей прогулкой по лестнице с двадцать пятого этажа.
Потом выяснится, что на улице гололед, а у вашего дворника нет ни песка, ни соли, ни совести. И вот ты уже три раза грохнулся и четыре раза долбанулся самыми пикантными и интеллектуальными частями своего горячо любимого организма.
Очаровательный пушистый первый снежок, любовно припорошив подмерзшую сверху лужу, как последняя сволочь устроит недополученную водную процедуру твоему недавно отремонтированному ботинку.
После этого ты как суворовский гренадер бросишься штурмовать вагон метро, где резко закрывшейся дверью тебе непременно что-нибудь прищемят. То, что тебе отдавят ноги, порвут карман куртки и отдерут ручку от сумки, даже не подлежит сомнению.
Славно поработав локтями и бедрами, тебе, возможно, даже удастся примоститься на только что освободившееся сидячее место, отпихнув хоккейным приемом тетку в драповом пальто, зверскому взгляду которой, брошенному на тебя, позавидует сама Медуза Горгона.
А уж то, что она выскажет тебе при этом, ты можешь услышать разве что в припортовой пивнушке при встрече залетных бомжей с местными грузчиками.
Активно поддерживаемая собратьями по толчее, эта тетка всенепременно отыщет в переполненном вагоне какую-нибудь стоящую, будь она неладна, старушку и начнет громко и выразительно взывать к твоей совести, которой, по ее твердому убеждению, у тебя нет и никогда не было.
А ведь она была. Только поскользнувшись, совесть раскорячилась где-то на остановке, когда тебя запихивали в этот проклятый вагон. Придушенная утренней суетой серьезных товарищей, она еще долго будет выплевывать выбитые зубы, сломанные очки, зонтик и последние надежды, поэтому в этот вагон совесть уже не попала.
С таким настроением Федор Раздолбай, опоздав на сорок минут, явился в шестое районное отделение связи, где проходил производственную практику как будущий почтальон.
Из-за этих душевных переживаний практиканта-недотепы Петров и Васечкин опять листали соседский "Севастопольский меридиан"...