Кнопки квартирного звонка не было, можно было только стучать по входной двери или по маленькому окошку слева. Впрочем, в их городке в таких барачных домах ставить звонки были как-то и не принято. Однако на его стук никто дверь открывать не торопился, что было странным. Он постучал во второй раз, и в третий. Судя по всему, его никто не ожидал, а ведь самолёт прилетел по времени, которое он указал в телеграмме. Нет - эти южане, они какие-то легкомысленные, несобранные. Какое счастье, что он давно не живёт здесь! Лёгкий морозец уже начинал давать о себе знать. На удачу откинул коврик перед дверью, ключ был там. Он открыл дверь и вошёл.
Из крохотного тамбура-прихожей сразу обдало теплом. Дверь в первую комнату, она же и кухня-столовая, была открыта, через дверной проём виднелась кухонная плита с двумя конфорками; из-за занавеса следующего дверного проёма просматривалась вторая комната. В промежутки конфорок пробивались красные отблески пламени от газовой горелки отопления, что подсказывало - жилище покинуто ненадолго. Тем не менее, в квартире никого не было, и это было более чем странно. Этот приезд, в день его рождения, оговаривался давно. И отец, и мать, и сестра так настаивали…
Снег с обуви он стряхнул ещё перед входной дверью, теперь же только разулся и, с наслаждением стянув с себя куртку, плюхнулся на стоявшую торцом к плите софу, штатное место отца. В этой проходной комнате, где находилась плита, из-за отсутствия окна сумеречно было всегда, но зажигать свет он не стал: блики пламени от плиты на стенах, почти забытый запах родителей – всё это создавало приятный комфорт и уютное настроение…
…Когда от входной двери донеслись знакомые голоса, его отяжелевшие веки никак не хотели раскрываться. Он понял, что задремал. А с секундной паузой в квартиру вошли все трое: и родители, и сестра.
По глазам ударил яркий свет, чуть приглушённый зелёным матерчатым абажуром.
- Ну что же ты сидишь в темноте? – Голос сестры был спокоен. – Привет, братец. Ужинать будешь?
Следом за сестрой в квартиру вошли родители. Он встал, по очереди обнялись. В прихожей зазвенели посудой, зажгли газ плиты, что-то на неё поставили. Всё делалось почти без слов и настолько буднично, что его сознание отказывалось воспринимать реальность происходящего. Он год не был в этом доме! Мало того, что в квартире к его приезду никого не было, но и, появившись, никто ничего не собирался объяснять! В день его рождения, похоже, никто не собирался его поздравлять! Да и вообще, его приезд был едва замечен, по-другому и не скажешь! Это было странным, а понемногу становилось и оскорбительным.
Он походил из комнаты в комнату, выжидающе и внимательно вглядываясь в лица каждого – может, над ним просто хотят подшутить? Но все занимались своими делами, и только он один только что сидел в кресле второй комнаты: неприкаянный, безучастный, никому особо и не нужный. Накопившаяся обида, наконец, волной подступила к горлу.
- Я сейчас…, мне сходить тут надо… Я скоро. – И он стал лихорадочно натягивать на себя куртку.
- Да чего ты выдумал, ужин-то почти разогрет! – Подала, наконец, протестующий голос мать.
- Ну, столичная штучка, вечно какие-то фокусы. Мы все есть хотим, а тут жди его!
Сестра возмущалась искренно. Отец ничего не сказал, только лицо его, как минимум с недельной щетиной, выражало недоумённое сожаление. Он уже сходил к своим закромам и только что поставил на стол бутылку вина собственного изготовления, из своего винограда, что густо вьётся над входной дверью.
На улице оказалось сумеречно не настолько, как это виделось из квартиры. Солнце ещё не зашло за горизонт, а только опускалось за стоящие вдали многоэтажки. Машинально он дошёл до железнодорожного вокзала, находящегося в трёх минутах пути, от него, чуть успокоившись, пошёл другой дорогой, даже и не к дому. Грудь до сих пор давила тоска. Что случилось, почему они так себя вели? И это в такой-то день! Ведь не могли же они и в самом деле забыть о его дне рождения! А это почти подчёркнутое равнодушие к его появлению? Да нет – какая-то ерунда! Здравого объяснения всему этому быть просто не может! Нет и нет! Он сейчас придёт и напрямую потребует объяснений! Именно потребует, и именно напрямую!
Постепенно он успокаивался, но всё ещё не разбирал, куда идёт быстрым шагом по протоптанной в снегу тропинке. Только пришлось остановиться: прямо на его пути стоял малыш, судя по всему - мальчик лет четырёх, спокойно и в упор на него смотрящий.
- Папа! – Мальчик обращался именно к нему! – Где же ты ходишь? Мы с мамой давно ждём тебя. Пойдём домой. – И мальчик взял его за руку.
Оторопь. Именно она, конечно, лишила его вначале голоса. И он сразу не смог произнести слова извинения и убрать свою руку. Но когда мальчик развернулся, и, цепко держась за него, пошёл по тропинке вперёд, говорить ему в спину было как-то несерьёзно и даже унизительно. Во всяком случае, он именно это почувствовал, понимая, что выяснять отношения пока рановато. А когда тропинка перешла в тротуар, и они размеренно пошли рядом, стало поздно. Через тёплую в детской варежке ладонь мальчонки в него проникла такая благодать, что он даже не мыслил её нарушить звуком своего голоса. Давно не испытываемое им чувство охранения ребёнка, ответственности за него, нежности, наконец, неожиданно заполнили всё его сердце так сильно, что он задохнулся от них, настолько они были эмоционально сильны. А мальчик даже и не смотрел на него и ничего не говорил, а просто уверенно шёл рядом. Да даже и не шёл, а вёл куда-то, крепко держа за руку. Впрочем, кто за кого теперь держался крепче, уже было и не разобрать.
Наконец ему стало ясно, что ситуацию надо бы как-то прояснить.
- А…, мама действительно дома?
- Дома конечно, где ж ей быть. – Мальчик, не сбиваясь с шага, спокойно посмотрел на него. – Я только собирался за тобой, как она и сказала: «Артёмка, сходи, погуляй, пока я покушать приготовлю».
- А…, ты уверен, что она меня ждёт?
Мальчик опять коротко, с укоризной взглянул на него:
- Папа! Ну а как же? Конечно, ждёт.
На большие расспросы он не решился, полагая, что недоразумение сейчас разрешится с помощью взрослых, уж как минимум мама в доме была. На розыгрыш это было не похоже, вряд ли мальчик годился для такой сложной роли. И на явно ненормального он не походил, а скорее наоборот, вёл себя очень разумно, если бы не вся эта странность ситуации. Одет мальчик опрятно, даже красиво, значит, вёл его в достаточно приличную семью. Если бы только знать причину этой путаницы! Наверное, он очень похож на его отца. Но чтобы настолько? Невероятно!
И всё же, сейчас всё разрешится, а он и мальчик станут объектом для шуток. Он поймал себя на мысли, что близость развязки его совсем не радует. Он даже неосознанно замедлил шаг, чтобы подольше чувствовать теплоту, прямо таки исходящую от этого маленького существа. Обида от странного поведения родителей забылась напрочь, но воскресла притихшая, было, тоска по дочери. С которой он, после развода с женой, теперь практически не виделся: бывшая жена стала категорически против их общения. Она опять вышла замуж и, поговорив с ним «по-мужски», попросила не травмировать психику ребёнка: в редкие свидания не называть себя отцом, ведь дочь уже зовёт «папой» другого человека. А этот мальчик! Совершенно ему чужой, а как доверчиво держится за руку. И – «папа»! Да его уже сто лет никто так не называл! Наверное, это было не серьёзно, но у него появилось какое-то чувство любви к этому мальчишке. А от неизбежного расставания всё сильнее подкатывала грусть.
Дверь в квартиру открыла приятная молодая женщина с усталостью в лице. Не выказав никакого удивления, она обняла и поцеловала мальчика, так и не выпустившего его руку из своей. Затем, мягко рассоединив их ладони, она раздела мальчика. И только тогда обратилась к незнакомому ей мужчине, до сей поры безмолвно ожидавшему своей очереди внимания.
- Раздевайтесь и проходите, я сейчас всё объясню. Извините нас.
Интрига нарастала, он это понимал, но всё ещё терялся в причинах. Однако понял уже, что папы в этой семье нет. Как ни гадковато это звучит, но наблюдение это его немного взбодрило. Одновременно появилось и ощущение вины перед этой женщиной и её сыном. Ведь и он, вот так же, похоже, как их муж и отец, ушёл от своей семьи. И вот что получается, порой, в таких случаях.
Они втроём прошли на кухню - мальчик опять вцепился в его руку - и здесь, наконец, женщина обратилась к сыну со словами, практически всё расставившими по местам.
- Артюша! Ты бы сходил, приготовил свои игрушки. Ты же хотел показать их папе? А он сейчас придёт к тебе.
Когда мальчик вышел, она сказала следующее:
- Поверьте, во всём остальном Артёмка совершенно нормальный мальчик. Если бы вы знали, которого по счёту мужчину он приводит в дом. Уже год, как в автомобильной аварии погиб его отец, и всё это время он ищет его. Не может успокоиться, поверить. Врачи как-то называют это расстройство и уверяют меня, что в скором времени всё образуется. Постепенно душа его успокоится, только не надо над ним делать насилия, разуверять. Ещё раз извините нас. Я понимаю, что просить вас не вправе, но не могли бы вы побыть с ним с полчаса? А потом под каким-либо предлогом уйдёте, а Артёмка постепенно и забудет.
…Мальчик так и не отпустил его руки, пока не заснул. А он, сидя рядом, приобрёл, наконец, то душевное равновесие, в котором так остро нуждался и сегодня, да и даже давно. Рядом мерно посапывал человек, которому он был жизненно необходим. Буквально вот так – жизненно! Оказывается, сколько нежных слов для ребёнка сохранились в его словарном запасе. А после всего этого надо исчезнуть из его жизни! И вычеркнуть его из своей! Как же несправедлива, порой, жизнь… Ладно, об этом, на манер Скарлетт, подумаем позже. А теперь, наконец, надо и уходить. А то его мама подумает о том, о чём он сам старался не думать.
Он медленно шёл к дому родителей, а в груди опять возникала боль. И непонятно было, из-за расставания или из-за предстоящей встречи появилась она. В чужой ещё недавно семье сердце его приласкали и сказали, что любят безмерно, пусть даже сказано это было устами ребёнка. Хотя и мама, конечно, была очень благодарна. А его действительно родные… - он им не нужен, разве? Да нет, они его любят, он это точно знает. Тогда, почему же такая невнимательность? Вот сейчас он им всё расскажет, не может быть, чтобы не пристыдил он их хоть немного. А потом и самому извиниться нужно, волнуются, наверное, часа на три уход затянулся. Но ведь он не нарочно, кто же предполагал такое? А молодец эта красивая мама, как она хорошо и с достоинством держится. Он ей, конечно, понравился, как человек, понятно, но она и виду не подала, только поблагодарила, и ни грамма кокетства. Хотя, до кокетства ли ей в этой ситуации. А мальчишка – просто прелесть. Как жаль будет, если болезнь затянется. Вот если бы он захотел его навестить - интересно, может ли это негативно повлиять на болезнь? Мама, кстати, ничего о запрете не говорила. Впрочем, и не приглашала. Ну, ей, наверное, было бы и неудобно, если бы и захотелось. А ведь лечение элементарно по простоте: надо всего лишь найти «его» отца. И всё, нормальный будет парень. Ладно, завтра, завтра об этом подумаем. А сейчас – вот и дверь. Он постучал в неё и…
…По глазам ударил яркий свет, чуть приглушённый зелёным матерчатым абажуром.
- Брат! Любимый наш! Мы поздравляем тебя с днём твоего рождения! Прости, что так получилось!
Радостный голос сестры, её волосы и цветы лезли и в уши, и в нос, но он её почти не видел, тяжёлые веки были будто склеены. Наконец её оттер в сторону отец, поднял его с софы, обнял. Затем эту же процедуру повторила мать. Громче всех был, конечно, голос сестры.
- Мы же хотели сделать сюрприз, встретить тебя в аэропорту, и специально об этом тебе не сказали. Взяли такси, а машина сломалась! Мы опоздали к самолёту! А ты уехал, не зная, что мы приедем! Мы там покрутились, и домой. Приезжаем, а тут ты на софе спишь! С днём рождения!
И только теперь тоска резанула его по сердцу. ТАК ЭТО БЫЛ СОН! И Артёмка, и его мама – всё это приснилось! И не было ни тёплой детской ладошки, ни любви, ни тех слов! Боже! Как не хочется верить! Ведь он полюбил этого паренька, и совсем немного осталось, чтобы влюбиться и в его мать! А теперь этого никогда не будет! Какая тоска!...
Он улыбался родным и смеялся вместе с ними. Он помогал им накрывать праздничный стол, доставая из дорожной сумки столичную снедь, бутылки с коньяком и вином. Он выслушивал тосты и комплименты, говорил их сам. Он любил всех присутствующих и его любили…
Он был очень оживлён, до неестественности. Ему хотелось забыть всё, проснуться окончательно, убрать из сердца ноющую тоску по сну, по нереальности. Нет мальчика, нет его любви! Нет мамы мальчика, нет её признательности! Нет его самого в том мире, нет его надежды на любовь этих двоих! Это был всего лишь сон! Его воображение! Или – мечта?...
Внезапно пришло решение. Пришло мгновенно, как вспышка, в какую-то долю секунды. И он понял, что оно единственно правильное. Вдруг наступивший покой и навалившаяся непреодолимая сонливость едва позволили ему дойти до уже застланного дивана. Сказалось, очевидно, нервное напряжение. Опустившаяся на подушку голова не содержала ни одной мысли. Но зато – в отключающемся сознании яркой картинкой стоял знакомый дом, подъезд, этаж, и дверь, куда он завтра собирался позвонить.
Несколько секунд назад он понял, что сможет найти этот дом. Что и дом, и подъезд, и квартира, и эти двое, которые так нужны ему теперь - они существуют на самом деле. Он их не выдумал. Он просто увидел их во сне. Это они его так позвали. И завтра он обязательно их найдет…