Письмо

Павел Малов-Бойчевский
(Рассказ)


Студенческий отряд, состоявший в основном из девушек, вот уже вторую неделю с энтузиазмом трудился на уборке помидоров в одном из отдаленных приманычских совхозов.
Поднимая очередное ведро с крупными – один к одному – помидорами, Клавдия, студентка исторического факультета, вдруг громко ни с того ни с сего охнула и присела прямо на помидорный куст. Алла, ее подруга-однокурсница, бросив сорванные плоды, поспешила на помощь.
– Что с тобой, Клав? Болит что-нибудь? На тебе лица нет!
– В животе что-то кольнуло, как иголкою, – Клавдия, пересилив боль, выпрямилась.
– Помочь тебе? – не отставала подруга.
– Ничего, сама дойду.
Осторожно переставляя ноги, Клавдия побрела к грунтовке, где ребята грузили в совхозную машину ящики с помидорами. Алла сзади, смерив подозрительным взглядом ее заметно раздавшуюся талию, только укоризненно покачала головой и вновь принялась за работу...
В общежитии она прилипла к подруге с расспросами: что болит, да где болит? Не тошнит ли случаем?.. и тому подобное... Клавдия отвечала, недоуменно пожимая плечами. Девчонки на них косились, шушукались, пересмеиваясь...
Клавдия встревожилась:
– Что юлишь-то, Алка, – говори, что знаешь! А то!..
– Что–то?
– В положении ты, вот что! Подлетела, – брякнула напрямик Алла. Уставилась выжидающе на подругу.
– Боже мой! – ужаснулась Клавдия.
Алла увела её от шушукающихся и подслушивающих девчонок на улицу. Усадив на скамейку, вынула из заднего кармана плотно облегавших ее красивые ноги джинсов аппетитную пачку «Ростова».
– Выкладывай давай! – засмолив, приказала подруге.
– Что выкладывать? – сделала непонимающее лицо Клавдия.
– Валяй, рассказывай, с кем была? Как до такой жизни докатилась?
– то ли в шутку, то ли всерьез продолжала щекотливый разговор Алла.
– Да ну тебя! – Клавдия обиженно насупила брови, отмахнулась от назойливо лезущего в глаза сигаретного дыма.
– Ты не дуйся. Он-то сам кто? – Оставив игривый тон, допытывалась Алла.
– Борис с философского... Может, помнишь – черненький такой...
– Это который в ансамбле играет?
– Он.
– Ну, мать, ты даешь!..– закашлявшись, покрутила головой Алла. С жалостью взглянула на собеседницу. Она-то хорошо знала, что за человек был этот Борис, не оставлявший без внимания ни одну встречную юбку. Даже, помнится, ходила с ним как-то на танцы. Давно, еще на первом курсе. И тогда еще раскусила, что это за фрукт...
– А что такое? – испугалась Клавдия.
– Да ничего, – быстро пряча взгляд, ответила Алла, – жениться хоть обещал?
– Ну-у... скажешь тоже, – залилась краской девчонка, – без этого разве можно... такое?!
– Все они обещают.
– Не ври, Алка, он не такой!
– А какой? какой?
– Ласковый очень... и веселый.
– Юморист, что ли?
– Да ну, хватит! – Клавдия решительно вскочила со скамейки, где протекал разговор.
– Любишь, значит, – кольнула ее испытующим взглядом подруга.
– Люблю!
– Тогда пошли...
В комнате, выгнав девчонок и заперев дверь, Алла усадила смущенную Клавдию за стол. Сунула в руки карандаш и бумагу.
– Пиши, Клавка: Здравствуй мой горячо любимый муж, будущий папочка!.. Пиши, пиши, все они обещают золотые горы, пока свое не получат! Спешу тебе сообщить радостное известие...
Прошло две недели. Каждый день Клава с замирающим сердцем выбегала на угол общежития и караулила почтальоншу. Высматривала ее далеко по дороге. Так что, в конце концов, та, простая деревенская тетка, еще издали завидя томящуюся на углу девушку, кричала ей на весь поселок с акающим акцентом: «Клавдя, тя нет пясьма-та! Мабудь, завтря!». И ковыляла мимо, старательно обходя вечные, никогда, казалось, не просыхающие сельские лужи, с тощим брезентовым сумарём через плечо; в платке и в своем неизменном, потертом ватнике, исправно служившим ей все сезоны.
В поле Клавдия уже не работала, и девчонки, сходив к управляющему совхоза, договорились на счет автобуса, чтобы отвезти ее домой, в город. А письма все не было...
– Придет, не переживай! – успокаивала как могла Алла.
Клавдия полнела не по дням, а по часам. Нужно было показаться врачу, но врача в совхозе не было. Наконец, решив что дальше тянуть уже опасно, все пришли к единодушному мнению: нужно ехать!
Теплым воскресным утром к общежитию студенток подкатил видавший виды совхозный «Паз», специально выделенный управляющим для такой надобности, и Клавдия принялась прощаться с девчатами. Алле напоследок шепнула:
– Придет письмо, никому не показывай – сразу мне!
– Сделаем, не беспокойся, – пообещала та, помогая в сборах.
Водитель недовольно посигналил.
– До свидания, Клаш! – Толпились у автобуса девчонки-однокурсницы, втайне завидовали, что уезжает из опостылевшего всем совхоза.
В это время пришла знакомая почтальонша.
– Клавдя, тя пясьмо-та! Пляши, Клавдя, пясьмо!
Алла, первая подскочив к ней, вырвала у веселой тетки тоненький белый конверт, вихрем залетела в автобус.
– Кыш вы, чего не видели? – как от мух, отмахнулась от назойливых однокурсниц.
Клавдия трясущимися от волнения руками разорвала конверт. Из него на капот (девушка сидела на переднем сидении, возле водителя) выпала новенькая зеленая трешка. Больше в конверте ничего не было.
– Ничего? – заглянула зачем-то в конверт стоявшая рядом Алла.
– Ни-че-го! – в голос зарыдала Клавдия, закрывая лицо ладонями.
Кто-то из студенток на улице прыснул: «Расплатился, значит!»
– Юморист! – со злостью процедила Алла.
– Что же теперь? Как же теперь...– Клава не находила слов. Давясь слезами, заглядывала в глаза подруге.
– Подохнешь тут с вами! – хмыкнул шофер, здоровенный верзила с затасканной физиономией, и плотоядно покосился на валявшуюся на капоте трехрублевку.
Алла обняла Клавдию, уговаривала:
– Ничего, Клав, терпи, все обойдется! Ты пореви давай, дурочка, пореви – легче станет!
Девчонки на улице приумолкли. Каждая грустно задумалась о своем.
– Эх ма, жизня! – скорбно вздохнула женщина-почтальон и, робко заглянув в автобус, протянула Клавдии на грязной заскорузлой ладони три яичка, выуженных из почтовой сумки. – На, вазьми на дорожку, Клавдя. Дай Бог тябе...
Шофер завел двигатель и с остервенением хрястнул рычагом коробки передач, как будто переломил кость.
– До скорого, Клаша! – в последний раз обняла плачущую подругу Алла и, выскользнув уже из автобуса, добавила. – Аборт, гляди, делать не вздумай! Приеду из совхоза, что-нибудь накумекаем, не пропадешь! Не горюй, Клашка, все они, мужики, такие.
Автобус взвыл и медленно тронулся с места. Но проехав несколько метров, остановился. Ревущая Клава выскочила на дорогу.
– Алка, как же так?! Не могу, Алка, повешусь!..
Девчонки снова бросились друг другу в объятия.
– За что он со мной так, Алла? Как же после этого жить мне, как, слышишь?..
– Эх, была не была, еду с тобой, жди! Пропадешь без меня. Таких дров наломаешь! – тряхнула неприбранной головой Алла.
Она быстро смоталась за вещами в общежитие. Не переодеваясь, как была в халатике. Девчонки на улице одобрительно зашумели. Шофёр злился, то и дело поглядывал на часы – ему и так не улыбалось работать в выходной день, а тут еще эти студентки со своими телячьими нежностями!
– Ну, девки, не соскучишься тут с вами...
Алла с вещами уже стояла на задней площадке автобуса, обняв Клавдию и маша остающимся в совхозе однокурсницам. Шофер во второй раз хрустнул передачей и, с опаской покосившись через плечо на занятых своим делом подружек, прикрыл всеми забытую на капоте трешку старым картузом.


10 января 1987 г.