– Что-о-о-о?! – мужнин голос вознесся стремительной сиреной, вот-вот ввинтится в потолок.
«Ах, милый! Он подыгрывает мне», – я, как могла, вывернула шею, растягивая в благодарственной улыбке губы и с усердием заводя глаза, аж глазные яблоки заныли от напряжения. Оппа! – неожиданность: вместо нежности обнаруживаю на лице мужа нарочито насупленные брови и поджатый, в складочках, рот. На всякий случай скрываюсь под одеялом и сквозь щелку виновато-тонко сиплю:
– Ну не сердись, мы ведь с ним были в разных отделениях – он в мужском, а я в женском…
Когда я, в очередной раз читая описание чужого сна, вдруг потянусь почесать яремную ямку (где сходятся шея и ключицы), и подушечку пальца толкнет упругий пульс, гадать нечего – это, подобно зажатой в кулаке черноперой крошке-колибре, забилась во мне моя черная зависть. Ну а что, другие вон – и в снах занимательных недостатка не имеют, и рассказывают их так, что аж дрожь пробирает, а я все как неродная у Хозяина сновидений.
Но воскресным утром и мне посчастливилось.
Я проснулась оттого, что муж методично толкал меня в бок и требовал кофе. Не слишком сообразительная спросонья, все же нашлась с ответом, мол, сегодня его очередь, а я с джезве вчера возилась. Как ни странно, он счел мое заявление справедливым, кряхтя поднялся и отправился на кухню.
А я с наслаждением уткнулась лицом в подушку и задремала.
Утренние дремы самые сладкие.
Привиделась себе я – на солнечной улице, и будто навстречу мне идет мужчина. Идет и во всю ширь рта улыбается. Сближаемся. Радуясь, что вот, наконец, она я, он обвивает свои руки вокруг моих. Его глаза лучатся, зубы поблескивают. От него приятно пахнет – то ли лавандой, то ли шалфеем. Он мягкий и теплый.
Но он мне только друг и больше ни-ни!
Склоняет голову, вкладывает мне в правую ушную раковину шелковые губы и щекотливо, по-дружески, нашептывает: «А не пойти ли нам в баню?». От его губ я плыву, как пластилин в сауне: «Почему бы и нет, но я не захватила с собой полотенца». «Чего-чего?» – переспрашивает он, затем лишь, как я полагаю, чтобы подольше шелковить мое ухо. «Полотенца, товела», – смущаясь, я перехожу на плохой английский. «Там все есть, не беспокойся».
И мы с ним идем. В баню. Я беспрерывно восстанавливаю в себе ощущение вложенных в ухо нахальных губ спутника, поэтому ничего кругом не вижу.
Скрипнула дверь, мягкий толчок в спину, я делаю шаг вперед и прозреваю.
Мы в сумрачном помещении. В обе стороны от нас уходят длинные коридоры, в конце каждого как будто взорвалась световая бомбочка, эквивалент ста граммов тротила – сияющие пятна окон. Пол – темно-зеленый полированный змеевик. Стены, кажется, тоже.
Тихо. Торжественно.
«Ну а теперь мальчики налево, девочки направо, – мой спутник ласково разворачивает меня за плечи, – вон твоя дверь».
Скольжу к ней по гладкому полу, приоткрываю. Первыми реагируют легкие: очень влажный воздух, закашливаюсь. Ровные ряды белых шкафчиков высотой в человеческий рост, с круглыми точеными ручками. Из-за пара, плотно заполнившего помещение, ряды кажутся бесконечными. Пусто, безлюдно. Лишь одинокая женская фигура в белых трусах, вполне весомая и вместе с тем будто воспарившая над рыжим кафельным полом, удаляется от меня, энергично перебрасывая из стороны в сторону крутые глобусы ягодиц. С каждым шагом силуэт все более и более расплывается, погружаясь в полупрозрачный молочный кисель колеблющегося марева раздевалки.
Один шкафчик открыт. А! Наверное, в нем приготовлены для меня банные причиндалы. Аккуратная белая стопка. Снизу – пара толстых полотенец, а сверху… Ну-ка, ну-ка, что это? Разворачиваю и замираю в восхищении. Таких роскошных трусов – белых, махровых – я не видела ни разу в жизни. Но теперь, глядя на них, я молниеносно понимаю, что всегда! мечтала о таких, при этом ни секунды не осознавая своей мечты. Зарываюсь в них носом – странно, они едва уловимо пахнут кофе.
Вперила взгляд в густой белый мрак. На той, что исчезла в нем, такие же? Вот почему она показалась мне неземным существом.
Я сбрасываю с себя отвратительно пошлую (в сравнении с белыми махровыми трусами) одежду и надеваю их. Трусы можно обернуть вокруг меня трижды, но в этом-то все и дело! Они дарят ощущение покоя и уюта. И безграничной свободы… Уж не знаю, насколько может быть покойной и уютной свобода.
– Готово!
– Уже?! Как быстро. А я и не слышала, чтобы ты жужжал кофемолкой! Мне такой сон приснился...
– Ну?
– Будто мужчина пригласил меня в баню…
Во сне я точно знала, кто он. Но, проснувшись, тут же забыла. Вспоминаю его черты и догадываюсь, что за персонаж из реальной жизни сыграл для меня роль банщика. Но… не могу в это поверить. Слишком молод, слишком красив. И не слишком умен.
Февраль 2007