Иван Петрович, пожилой, полноватый мужчина с легкой проседью в еще густых, вьющихся волосах с привычной тоской смотрел в тусклое, засиженное мухами больничное окно. Вид за окном оптимизма не внушал – перед глазами пустовал небольшой больничный дворик, чахлые низкорослые деревья флегматично сбрасывали последние, почерневшие от настойчивых осенних дождей сморщенные листья, а низенькие лавочки выглядели неприкаянно и сиротливо.
…В больницу Иван Петрович попал неожиданно. Накануне он с большим удовольствием устроил себе банный день, с усердием мыл голову, смачно отфыркиваясь, а потом поспешил к телевизору на долгожданные вечерние передачи. И то ли от рассеянности, то ли от небрежности, но форточка, открытая настежь, так и не была вовремя прикрыта. Сквозняк не ощущался, и Иван Петрович улегся спать с полным умиротворением и покоем. Однако ночью он проснулся от нестерпимой боли в правом ухе, которая заставила его вскочить и затравленно кружиться по комнате, прижимая к голове подушку. Его супруга, поспешно нацепив видавший виды теплый халат, беспокойно следила за его лихорадочными движениями, иногда бросаясь наперерез со корвалолом в руках. О продолжении сна не могло быть и речи.
Наутро, промаявшись всю ночь, Иван Петрович поехал в диагностический центр. Высидев долгую, вздыхающе-несчастную очередь и наслушавшись леденящих кровь рассказов, вошел в кабинет с уверенным ощущением неизбежной катастрофы. И катастрофа грянула. Врач долго и придирчиво осматривала ухо, ослепляя резким светом фонарика, вертела его голову из стороны в сторону и, наконец, вынесла жестокий вердикт:
– В больницу! Скорее всего будут оперировать. Направление я сейчас выпишу и советую сегодня же лечь. Постарайтесь успеть в эту смену, там врач дежурит хороший.
Иван Петрович не помнил, как покинул врачебный кабинет, как ехал домой на такси, а дома метался в суетливых лихорадочных сборах. Дорогу до больницы тоже помнил смутно. Пришел в себя только тогда, когда широкие коричневые двери захлопнулись за ним с неприятным чавкающим звуком, и спешащая куда-то медсестричка указала на лифт. Дальше был длинный ночной коридор с белеющими в темноте палатами, оформление каких-то бумаг при свете настольной лампы, и вот он уже входит в свое печальное пристанище. Его собратья по несчастью мирно посапывали на соседних койках, и он, кое-как засунув в тумбочку привезенные вещи, стал с тревогой ждать утреннего обхода.
Однако утро принесло долгожданное успокоение. Его врач была молода, энергична и опытна. Заставила сделать массу анализов, долго что-то прикидывала, глядя в принесенные им листки, потом огласила гуманный приговор:
– Будем лечить!
Осознав, что страшный призрак операции безвозвратно исчезает от уверенного профессионализма спасительницы в белом халате, Иван Петрович расслабился, повеселел и в палату вернулся в бодром расположении духа. Теперь, уверившись в скором и непременном выздоровлении, он терпеливо сносил неприятные процедуры, с умеренным энтузиазмом поедал невкусную больничную пищу, а по вечерам неспешно прогуливался по коридору.
Сейчас же он стоял у больничного окна, рассматривал нудный осенний пейзаж и размышлял над важной задачей. Его лечение медленно, но неуклонно близилось к успешному завершению, а значит, скоро настанет момент, когда он придет к врачу на последний осмотр. Конечно, ему, как человеку порядочному, хотелось отблагодарить свою волшебницу за человеческое отношение и понимание. И здесь возникал вопрос: «Что подарить?» Впрочем, больница заботливо ограждала выздоравливающих пациентов от подобных душевных терзаний. На каждом этаже в киосках продавались коробки конфет различных расцветок и размеров, коньяк, а то и просто небольшие аккуратные конвертики для денег, украшенные скромной надписью «С благодарностью». Иван Петрович все это отлично знал, но изначально отверг банальные варианты, как недостойные, ведь его лечащий ангел должен получить что-то особенное.
Здесь надо признаться, что у нашего главного героя была тайна – чистая, трепетная, возвышенная. Тайна, способная лишить ощущения времени и заставляющая по ночам проводить долгие упоительные часы за письменным столом. Тайна, дарующая свет и вдохновение. Да-да, дорогой читатель, Иван Петрович писал стихи! Трогательно-возвышенные, робкие, наполненные наивной, почти детской влюбленностью. Он тщательно записывал неуверенные, иногда по-юношески стремительные строки в большую тетрадь, долго вычитывал каждое слово, что-то раздраженно черкал и исправлял, а потом, с ощущением усталости после непомерно тяжелого труда спешил к жене – читать новое стихотворение. Все понимающая супруга ставила на плиту чайник, придвигала к нему поближе вазочку с его любимым вишневым вареньем и восторженно смотрела в горящие помолодевшие глаза, наполненные счастьем поэтического творчества. Зная это чудачество отца, дети к юбилею сделали ему роскошный подарок – собрали написанные им стихи и издали небольшим тиражом. Книжица получилась простенькая, в тонкой неприметной обложке, но с замысловато-лирическим названием. Лучшего подарка Иван Петрович за всю свою долгую и непростую жизнь не получал ни разу. Естественно, книжица тут же была весомо и торжественно вручена знакомым, выслана по почте дальним родственникам, подарена близким друзьям. От тиража осталось только несколько экземпляров, которые, заботливо завернутые в целлофан, лежали на самом дне его письменного стола – «для внуков».
Теперь этот заветный сверток неотступно вертелся в памяти Ивана Петровича. Чем больше он думал о нем, тем сильнее убеждался в том, что сборник дорогих для него стихотворений станет тем самым необычным и памятным подарком, который врач с благодарностью примет, а потом будет трепетно хранить на книжной полке.
Придя к такому выводу, Иван Петрович попросил принести ему из дома будущий презент. Накануне выписки он долго мерил шагами больничный коридор, придумывая дарственную надпись, перебирал достойные варианты, черкал в блокноте черновик. Наконец, подарок был готов. Под гордое творение своей души – стихотворный сборник – стесняясь, сунул небольшую коробочку конфет, прикупленную все-таки в одном из киосков.
И вот – долгожданный день выписки. Иван Петрович сбросил ненавистный больничный халат, гордо облачился в одежду, принесенную супругой из дома, и уселся под дверью приемного кабинета. Народу было на редкость много – поступали все новые и новые пациенты. Время осмотра неуклонно приближалось к завершению, и Иван Петрович уже начал нервничать, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. В голове неотступно вертелись варианты возможного с врачом разговора «о творчестве» и достойные, глубоко-философские ответы «человека пишущего». Но вот выкрикнули его фамилию, и он вошел, заботливо прижимая к себе ценный подарок.
После его торопливых, сбивчивых слов благодарности, врач привычно и деловито взяла протянутые ей скромные подношения. Недоуменно, равнодушно скользнула взглядом по сиротливо-тонкой книжице и незаинтересованным жестом отправила ее на дальний угол стола. Гораздо больше эмоций вызвала коробка конфет, которая – с благосклонной улыбкой – сразу же перекочевала в дамскую сумочку. Оглушенный происходящим, так и не дождавшись вопросов о тайнах писательского вдохновения, Иван Петрович еще раз растеряно поблагодарил врача и покинул кабинет.
Город встретил его холодным моросящим дождем и грубым раздражением усталых людей. Иван Петрович сумел удачно пробраться в автобус и теперь, прижатый к запотевшему оконному стеклу, отрешенно смотрел на серовато-тусклые лужи, заполнившие улицу. Тяжелый мутный осадок давил на горло, заставляя вновь и вновь переживать случившееся. «Не угодил, – расстроено сокрушался бывший пациент, с досадой вспоминая свой необдуманный и никому не нужный порыв. – Надо было все-таки купить коньяк…»
Так закончилось пребывание Ивана Петровича в больнице. Он ехал домой.