…Я брела по бескрайней, уходящей в горизонт, серой пустыне и удивлялась своему равнодушному спокойствию. Часов на руке не было, вместо песка ветер швырял в лицо пригоршни колючего снега, а я привычно отмеряла молчаливо-бесшумные шаги. Звуки уже давно не просачивались сквозь студенистые плотно скатанные облака, и тишина, сначала оглушающая, теперь казалась отчетливо-многоголосой. Откуда-то налетела холодная поземка, закружила, ослепляя прозрачными льдинками, и шарахнулась в сторону, убегая от неожиданного человеческого тепла. Я остановилась отдышаться и посмотрела вперед — туда, где меня опять ждал мой извечный Рубикон — незримая черта, которую никогда не удавалось пересечь; не пройденный рубеж, беспощадно отбрасывающий к началу бесконечного, когда-то очень давно предназначенного пути. Так было всегда.
Не знаю, почему на этот раз мне, наконец, удалось перешагнуть эту невидимую грань, отделявшую неизвестное «завтра» от буднично-знакомого «вчера». Может быть, потому, что смирилась перед неизбежностью, легкомысленно отдавая себя во власть чужого времени, распоряжавшегося сверху моей сиюминутной жизнью. Я шла, утопая в сухих ломких снежинках, и не чувствовала ничего: ни победной радости, ни нетерпеливого ожидания, и небо было таким же отяжелевшим от холода, а пустыня — такой же бескрайней. Потом — как-то неторопливо и случайно — заметила темное пятно, казавшееся нелепым в размытых сумерках полупрозрачной реальности. Я пошла на него так же нехотя и отчужденно и, приблизившись, совсем не удивилась, увидев неуклюжий, грубо сколоченный стол с двумя стульями. Один из них был занят. Второй предстояло занять мне.
Я села, положив замерзшие ладони на стол. Дерево было старым, рассохшимся и тёплым. Запахло травяным чаем и липовым медом.
— И что теперь? — я разглядывала лицо сидящего напротив мужчины. Он был молод. Относительно молод. «Относительно» чего? Вечности? Да нет, он, пожалуй, средних лет. Или старше?
— Как тебя зовут?
Он улыбнулся:
— Это важно?
Ну, конечно, всё дело в глазах! Они менялись, отсчитывая чьи-то годы, рождения и жизни, старились и молодели, наблюдая со стороны или смотря вслед, несли веру и переживали, успокаивали и…
— Я теперь всегда буду с тобой.
Я отвела взгляд и стала водить пальцем по шершавому потрескавшемуся столу. Сколько он стоит здесь? И сколько людей — из века в век — садились за него, приходя сюда каждый своей дорогой?...
— Это не ритуал. Ты поймешь. Позже.
Я вздрогнула, уколовшись о незаметную острую шипу. Слизнула с пальца кровь.
— Верь мне!
Уходить не хотелось, только небо почему-то начало сползать и карабкаться на плечи, и стало тяжело, словно Вселенная решила, утомившись от постоянных забот, вдруг облокотиться на меня, подминая и ломая человеческие позвонки, как пустые высохшие коробочки осыпавшегося мака…
…— Нет, нет и нет!
Профессор возбужденно тряс пальцем перед носом коллеги. Студенты галдели под дверью деканата, допивая последние минуты короткой перемены.
— Что угодно доказывайте мне, но их — нет. Не су-ще-ству-ет! И никогда не было!
— Хм, что-то сегодня наш светило науки разбушевался.
Я пожала плечами:
— Может, спал плохо?
— А кто сейчас спит хорошо? — философски заметила подруга, размешивая сахар в чашке.
— Да, я согласен ещё поверить в русалок — как никак, ошибка генной инженерии… Но ангелы! Вечно люди хотят, чтобы над ними кто-то летал: птицы, драконы, бабочки, ангелы… Ну-с, коллега, может, Вы скажете, что и феи существуют?
Спор заходил в тупик. Я поморщилась, дотронувшись до ноющего пальца.
— Кажется, у меня заноза.
— Пф, не смеши! Где ты могла её найти? Кругом один пластик!
Прозвенел звонок, извещавший о начале семинарского занятия.
— Стол был деревянный.
Подруга рассмеялась удачной на ее взгляд шутке и допила кофе.
— Очнись, милая! Деревянные столы были в 18, 19, 20, ну, на худой конец, в 21 веках. Хотя кто сейчас разберет, что было в том средневековье?..
Дверь закрылась, отсекая удаляющийся голос. Я улыбнулась и включила экран общения. Студенты стихли, молчаливо отзываясь на моё приветствие. Мысленно позвала: «Ангел мой, пойдем со мной…» Время вздохнуло и помчалось, возвращаясь в покинутое бытие торопливых мгновений и перескакивая с одного воспоминания на другое.
Это не ритуал.
Они поймут.
Позже.