…Я ухожу из города. За мной увязывается туман — Серый Пес Вечности — и мы долго идем, не оглядываясь на то, что осталось за спиной. Холодает. Луна почти близка к своему круглоликому отражению в наших глазах. Скоро полнолуние, и мы чувствуем это, почти сбегая в молчаливую, еще одомашненную темноту пригорода. Пара бесшумных скольжений, и вот мы уже у порога тепла и беззаботного веселья. Туман сворачивается клубком, пряча мокрый нос в пушистый хвост, а я, толкнув дверь, захожу внутрь.
Трактир «У Мари» всегда рад гостям: богатым и не очень, случайным и привычным, минутным и задержавшимся. Здесь запах жаркого растворяется в шуме разговоров, а звон бокалов — в неспешно смакуемых, полуреальных застольных рассказах.
Я сажусь как всегда у камина и, заказав бургундского, вытягиваю ноги к огню. Слева от меня две почти бестелесные фигуры в темных плащах, натянув на глаза мятые шляпы и постоянно оглядываясь, торопливо обмениваются последними новостями из Парижа. В городе неспокойно. Повсюду патрульные отряды, а в воздухе почти осязаемо ожидание чего-то неизбежного и великого.
Вздыхаю и закрываю глаза. В последнее время я часто прихожу сюда — отдохнуть, выпить светлого каминного тепла, умиротворения, безмятежного спокойствия. А еще — подумать и собраться с силами для нового рывка во имя Спасения и Справедливости. Каждый раз это становится все труднее и труднее. Обезумев, люди делят между собой власть, деньги, жизни — все то, что им не принадлежит. И никогда не принадлежало. Как — в удушающем черном мраке — донести до них свет Великой Истины?...
— За Мари!
— За красотку Мари!
Я открываю глаза. Шумная компания у входа в очередной раз наполняет кружки, встретив радостным улюлюканьем зажаренного поросенка, которого выносит для них хозяйка трактира — румяная толстушка Мари в неизменно накрахмаленном белоснежном передничке и с лукаво искрящимся смехом в карих глазах. Проходя мимо меня, она понимающе улыбается:
— Трудная была неделя? Месье устало выглядит. Может, еще вина?
Я киваю в ответ, погружаясь в полудремотное завораживающее созерцание бликов огня на каминной решетке. Понимание… еще одна иллюзия Божественного Создателя, которой мне всегда так отчаянно не хватает!.. Вряд ли поймут меня люди, если вдруг я приду в их дома и заговорю об одиночестве. Тусклое мерцание лучины на обеденном столе и удивленное равнодушие в глазах — тщетная замена солнечного света Истинного Сострадания!..
…Туман нетерпеливо скребется и забыто вздыхает под дверью. Все давно разошлись, а я продолжаю сидеть и устало всматриваться в догорающие краснеющие угольки.
Приходит Мари и садится напротив, зябко кутаясь в теплую вязаную шаль.
— Пора закрывать, — говорит она, тревожно всматриваясь в мое лицо.
Я молчу, вслушиваясь в ее голос и оттягивая неизбежное падение в холодный сгусток ночного воздуха.
— Плохие времена,… — вздыхает Мари, накрывая мои пальцы ладонью.
Руки у Мари нежные и почти невесомые, как легкие крылья далекой белой птицы. Женщина понимающе улыбается, и вдруг догадка вязко перетекает в меня, заполняя пустоты отчаяния, минуту назад казавшиеся такими черными и бездонными. Вера и спокойствие ложатся на плечи Всевышним оберегающим спасением.
— Мари, ну где же ты?
Хозяин трактира спускается, позвякивая связкой ключей.
— Сейчас иду, Пьер, милый!
Она обнимает мужа, прижимаясь к его плечу и продолжая улыбаться.
— Мари у меня ангел, сущий ангел! — с гордостью твердит Пьер, запирая за мной дверь и даже не подозревая, насколько он недалек от Истины.
— Приходите к нам еще, месье! — звонко и мелодично доносится издалека.
Улыбаясь, я какое-то время привычно стою на обрыве нового дня. Потом, тихо окликнув пса, уверенно делаю шаг вперед.