Его разбудил крик, похожий на птичий — так зовет своих несмышленых птенцов пёстрая сойка. Но сойки не было. Ещё не было неба, времени и ощущений. Пальцы перебирали осколки розового кварца. Почему-то он знал, что это — роса.
«…— Ты все выдумал!
— Нет, не выдумал!
— Врешь ты всё, очкарик ненормальный!
— Ненормальный!
— Ненормальный!...»
Забытые детские голоса кружили и плыли по реке памяти, как неуклюжие бумажные кораблики. Тогда, в далеком и почти нереальном детстве все казалось простым и объяснимым. Да и жили они привычно и буднично - рано повзрослевшие дети забытой страны. Мешковатые, на вырост вещи, перешитые от старших. Подсушенный хлебный ломоть, густо посыпанный солью. Резиновые помочи в перехлест на спине. Как бежали они, задыхаясь от теплого ветра, за неповоротливым громоздким силуэтом, казавшимся волшебным в прозрачно-синем небе: «Аэроплан! Аэроплан!» Как падали – без сил – в жесткую пахучую траву, взахлеб делясь впечатлениями и бережно припрятывая «на потом» воспоминания. А как же, ведь им – таким прожженным и взрослым – все-таки, в глубине души безумно, до тоскливой, ноющей боли хотелось детской беззаботности, счастья и, конечно же, сказки! Сказки, которая где-то обязательно есть…
Действительно ли видел этот мальчишка в очках то, что так упрямо доказывал? Кто знает. Они никогда не верили ему и, как это могут полуголодные и уже уставшие от жизни дети, жестоко высмеивали того, кто так открыто и независимо верил в свою мечту. И однажды ненормальный очкарик ушёл — уверенно и незаметно, в легкой рубашке и сандалиях на босу ногу. Искали, конечно. Поговаривали потом, что утонул, только мало ли всего болтают?
…С тех пор прошло много долгих, невообразимо долгих лет. И так же долго, невообразимо долго он лежал теперь на шершавых, упруго-ребристых ветках папоротника и ждал. Собственно, здесь было не так уж и плохо. Приглушённый матовый свет мягко отражался в пластинах витражной паутины, а в воздухе висел пряный аромат корицы. Так пахла вечность.
Он не хотел тогда уходить. Всё получилось молчаливо и как-то само собой. «А если не врал?» — только и подумалось вскользь. «Надо идти на закат и верить, что уходишь к рассвету. Всё просто!» Он был уверен в своей правоте, этот далёкий мальчишеский голос.
Всё действительно оказалось просто. Он поднёс к глазам гранёные кубики самоцвета, потом вдруг сгрёб переливающиеся вокруг осколки и, рассмеявшись, подбросил вверх. «Эх, старый дурак!» Разноцветный дождь падал медленно и неохотно.
Внезапно воздух загустел и стал вязким, как яблочный сироп. Аметистовые и хрустальные льдинки замерли, не долетев до раскрытых ладоней. Он почувствовал, что пора, и оглянулся.
Силуэт за спиной казался размытым и странно знакомым.
— И всё-таки ты, и правда, ненормальный! — он улыбнулся и шутливо поднял руки в знак капитуляции.
Мальчишка в очках весело рассмеялся и шагнул навстречу.