«Хвала Интернету!» – невольно воскликнул он, получив на «Одноклассниках» от двоюродной племянницы послание следующего содержания: «Здравствуйте, дядя Гена! Мы, честно говоря, очень-очень обрадовались, когда "нашли" вас. Я маме сразу отнесла вашу фотографию, а она от неожиданности все равно очень долго сомневалась – вы это или не вы. А я говорю: "Смотри, как на дядю Вову (его младшего брата) похож!". Вам от нее огромный привет и поцелуй. Она просила извинить, что не может сама вам написать. У них пока нет Интернета, но очень хочет подключить, чтобы с вами общаться».
В этом факте его потрясло, во-первых, то, что со своей двоюродной племянницей он не был очно знаком. Она родилась, когда, покинув свой родной город, он бороздил море жизни в разных направлениях в поисках удобного причала. О ее появлении на свет сообщила ему в письме мать (вспоминая о ней, он всегда просил у Бога для неё Царствия небесного), сообщила лаконично, в стиле современной новостной строки: «У Лены, твоей двоюродной сестры, родилась девочка, назвали Наташа». И эта девочка, спустя много лет, будучи уже женой и матерью, каким-то образом высмотрела во «всемирной паутине» досель «незримого» двоюродного дядьку и установила с ним контакт! А во-вторых, он в который раз убедился в безграничных возможностях компьютера, в том числе и в осуществлении подобных, крайне неожиданных стыковок человеческих душ. Это укрепило его веру в безграничные возможности человеческого разума, а также наполнило радостью «за себя любимого», успевшего вскочить в последний вагон устремленного в будущее компьютерного экспресса.
Так началось их общение в Сети. Из переписки он узнал, что в результате известных событий, перелопативших Союз и все его «национальные окраины», они перебрались из Закавказья в Поволжье, в славный град на Волге. Об этом она сообщала энергично и просто: «В мае 2006 мой муж (азербайджанец, а точнее бакинец) сказал мне, что больше жить здесь не может и не хочет, и мы приняли решение ехать в РФ. Организовали все оперативно, и в сентябре уже прибыли на ПМЖ в Волгоград. А мама с папой переехали в мае 2007. У нас однокомнатная квартира, а у них 3-х комнатная». Адаптация к новым условиям жизни, по ее словам, прошла скоро и почти безболезненно, чему способствовали удачно решенный квартирный вопрос и вполне разрешимые проблемы с трудоустройством. Каждая строка ее посланий была наполнена энергией и оптимизмом. Даже традиционная концовка этих посланий, – «Все у нас, вроде, хорошо. А как у вас?», – где «вроде», гася любой эмоциональный порыв, звучало как три плевка от сглаза.
Благодаря особенностям жанра, виртуальное общение с ней не было для него обременительным и вскоре стало привычным. Два недолгих перерыва в общении, допущенные ею (она объяснила техническими причинами и семейными обстоятельствами) вызвали у него подзабытое чувство обманутых надежд. Это его удивило и заставило задуматься о причинах. Первоначально у него мелькнула мысль: «Естественный интерес к информационному полю другого поколения». Разум тут же отреагировал: «Что-то нашел для себя интересное? Нет. Сплошная бытовуха, дорогой!» Потом он осторожно предположил: «Наверное, подсознательный интерес к общению с молодой женщиной. Типа уровня «инь» и «янь». – «Какой «инь», какой «янь», дорогой? Посматривай иногда на себя в зеркале», – с ехидцой подсказал ему разум. Через пару дней удовлетворявший его ответ как-то сам собой выплыл из глубин сознания и оформился в такую мысль: «Своим оптимизмом и энергетической заряженностью на противостояние любым мешающим реализации жизненной программы обстоятельствам она напоминает мне женщин нашей большой, разветвленной семьи, от ныне живущих до давно ушедших, воспоминания о которых любовно хранит моя память. В этом вся причина». Разум с этим, почти научным, доводом охотно согласился.
Он не удержался и в очередном net-послании поделился с ней этой мыслью. Отреагировала она, как ему показалось, чисто по-женски: поблагодарила за комплимент и предложила подробнее рассказать о «семье», о женщинах «семьи», с которыми он ее сравнивал. Причем, свою просьбу она подчеркнуто повторила в конце послания и в дальнейшем напоминала ему до тех пор, пока он письменно не пообещал ей подумать, вспомнить и «что-то по этому поводу написать».
Собственно говоря, с присущей ей настырностью она подтолкнула его к деянию, которое он безуспешно пытался осуществить в течение последних десяти лет. Он даже проделал в этом направлении определенную подготовительную работу: пересмотрел в семейном архиве сохранившиеся документы, заглянул в историю и перебрал в памяти всё когда-то слышанное от дедов, родителей и других родственников, прикидывая, каким образом в историю страны вписывается история их семьи. Оставалось – взять лист бумаги, перо, сесть за стол и начать писать. Парадоксально, но каждый раз помехой к началу плодотворной работы становился лист бумаги. Из закутков памяти выплывала японская поговорка, хранящаяся там со студенческих времен: «Прежде чем писать, посмотри, как красив чистый лист бумаги» – и наступал полный ступор, паралич мысли и воли.
Данное племяннице слово, вывело его из ступора. В канун 9 мая, всенародного праздника «со слезами на глазах», сел за стол, взял в руки перо, что-то нахлынуло, и побежала строка по бумаге, не обратив внимания на красоту чистого листа. Через неделю закончил. Несколько раз перечитал, что-то поправил. Разум без всякой иронии отметил: «Душевно, а главное, полезно».
С чувством полной удовлетворенности, вызванным скорее не литературными достоинствами опуса, а завершением давно задуманного дела, он сбросил по электронной почте на адрес племянницы письмо следующего содержания:
«Написание семейной эпопеи начато мною в канун Праздника Победы, благодаря живому интересу «к деяниям давно минувших лет», проявленному моей двоюродной племянницей Натальей Нуриевой, за что я ей искренне благодарен.
Наташа, поздравляю вас с праздником Победы! Желаю вам и нам физической и духовной стойкости наших предков. Вечная память им! Примером может служить судьба семьи твоей бабушки, Тамары Яковлевны. Царство Небесное ей и деду твоему, Николаю Ивановичу. Попробую, что знаю, рассказать о Семье.
Родина, Тамары Яковлевны, твоей бабушки, – село Капустичи, Рыльского района, Курской области. Насколько я помню, село большое, разбросано по косогору, сбегая тихими улочками к спокойному и полноводному Сейму; на крутояре, там, где река делает извилину, возвышается церковь. Хата твоего прадеда и моего деда, Якова Ефимовича Семыкина, стояла в самом низу, по-над рекой – гуси прямо со двора утром улетали на реку кормиться, а вечером, также лётом, возвращались.
Бывал я в Капустичах раза два, последний раз – с дядькой Лёней, после окончания 10-го класса. До этой поездки я никогда не задумывался, почему мы живем в Баку, а наши деды – за тридевять земель от нас, в далекой Курской области. Взрослые при мне никогда этой темы не касались, а у меня, пацана, своих интересов всегда было выше головы. В общем-то, на не стоявший передо мной вопрос я получил ответ именно тогда в Капустичах.
Пошли мы как-то с любимым моим дядькой Лёней в сельпо, в верхнюю часть села, и, когда проходили по главной улице мимо больницы – добротного кирпичного дома под железной крышей – дядька неожиданно сказал: «Смотри, Гена, это наш родовой дом. Здесь родился твой отец и мы все: Тамара, Сергей и я». От Алексея Яковлевича, нашего семейного летоведа – Царствие Небесное ему и Вечная Память – я узнал полную драматизма историю Семьи, которая вписалась частицей в трагическую историю нашей страны, нашего народа.
В Капустичах Семыкины звались пришлыми. В период, так называемых, Столыпинских реформ (после русско-японской войны 1904-05 г.г.), связанных с попыткой создания русского фермерства, Ефим Семыкин – участник этой войны, полный Георгиевский кавалер – приехал с семьей в это село откуда-то из Украины, купил у местного помещика землю, поселился и начал хозяйствовать. В числе «пришлых» в селе значилась и семья Худяковых, обосновавшаяся в Капустичах раннее на несколько лет. Коренные жители, в большинстве своем, относились к «пришлым» неприязненно, как и их предки во все времена: «без роду, без племени, а на тебе…». В силу сложившихся обстоятельств, эти две семьи держались друг друга, хорошо трудились и, как говорится, пожинали плоды своего труда. Так что по поводу «на тебе…» у односельчан имелись веские основания. Незадолго до начала 1-ой Мировой войны семьи породнились: Яков Семыкин, старший сын Ефима, взял замуж Анну Худякову. Взял по любви и уважению, а потому и жили с женой дружно да ладно, детей рожали исправно: с1913 по 1934 г.г. родили Степана, Сергея, Тамару и Алексея.
Все б хорошо, да только время на их жизнь выпало лихое: 1914 г. – 1-я Мировая война, в которой дед наш, Яков Ефимович, принял участие, 1917 г. – Революция, а следом и Гражданская война со всеми ее «прелестями», 30-е годы – Коллективизация, с полным разорением семьи, и, в довершение всего, 1941-45 г.г. – Великая Отечественная, или 2-я Мировая война.
Трагической страницей истории нашей семьи стала Коллективизация. Пришлась она на начало 30-х годов и, по сути своей, являлась частью государственной программы по приведению народных масс к общему социальному знаменателю. Решалось это просто: приезжало в село начальство из волости или уезда, собирало сельский сход, на котором малоимущей части крестьян предлагалось в одночасье решить свои проблемы за счет – имущей. «Соблазн велик – кто же откажется, к тому же само начальство предлагает – с начальством не поспоришь, да и резона нет; нас это не касается, и, Слава Богу. Наша хата с краю», – наверное, так рассудили односельчане и выбрали «в кулаки» Семыкиных и Худяковых, записав в решении схода – «раскулачить и выселить из села».
У писателя М. Шолохова в романе «Поднятая целина» есть описание сцены раскулачивания. Талантливейший русский советский писатель с соцреалистическим надрывом рассказывает о большом человеческом счастье, испытываемом сельской голытьбой, которая среди царящего разора, получает «на халяву» из рук советской власти обновки, добытые из взломанных кулацких сундуков, и вскользь «касается пером» других героев, присутствующих при этом членов раскулачиваемой семьи, не вникая в их переживания, чувства и мысли. В подобной ситуации оказалась и наша Семья. Какие чувства испытывали при этом Яков Ефимович, жена его Анна и дети, мал-мала меньше, знает один Бог.
К счастью, семью спасло то обстоятельство, что старший сын Степан, вступивший в комсомол, как мне кажется, вопреки воле отца, к тому времени «ушел в люди». Поездил по России, женился на девушке из крестьянской семьи по имени Ольга (девичья фамилия – Лакеева, родилась в Курской губернии, Дмитриевском уезде, в поселке при ж/д станции Дерюгино) и поселился в небольшом городке Славянске (Донецкой области), известном своими лечебными водами, устроившись работать «хозуправляющим» в доме отдыха. Он-то и забрал всю семью к себе.
Как складывалась у них жизнь на новом месте? Можно предположить наверняка – трудно. А кому жилось легко в то лихое время? Главное – все были живы, а живым Бог велит жить и работать. Что они и делали, не впадая в уныние. Яков Ефимович за предоставленный семье угол выполнял в доме отдыха любую порученную по хозяйству работу, делая ее с крестьянской сноровкой обстоятельно и добросовестно. Жена его, Анна, вела домашнее хозяйство, обшивала, как могла, детей, когда просило санаторное начальство, помогала прачкам стирать пастельное белье для отдыхающих. Старшие дети, Сергей и Тамара, помогали отцу и матери. Старший сын, Степан, поддерживал семью морально и материально. Его молодая жена, к тому времени уже родившая сына-первенца, пришлась по душе семье, особо привечала ее свекровь (мать моя, Ольга Поликарповна, Царствие ей небесное, поминала ее добрым словом всю жизнь).
К несчастью, беда держалась за семью, как репей за собачий хвост. Кто-то (видно из капустичанских) донес в городской отдел НКВД, что Степан – сын кулака, «примазавшийся к советской власти». По тем временам – обвинение серьезное. Спасибо доброму человеку, женщине, кстати, парторгу санатория, которая предупредила Степана, что звонили из НКВД и интересовались им. Она же посоветовала ему срочно из Славянска уезжать и как можно подальше – видно, имела представление о работе системы советского сыска. По поводу семьи она его обнадежила: так как семья, проживая в служебных помещениях санатория, официально в штатах санатория не числилась, то органам, если никто не донесет, зацепиться за них будет трудно, Бог даст – пронесет. Так оно и случилось. Никто не донес, и семья продолжала жить при санатории уже без Степана, «на птичьих правах», под гнетом постоянного страха. Все это случилось, где-то, в 39-ом году.
Степан же, следуя доброму совету, и подгоняемый ветрами странствий, в 1940 году добрался до славного города Баку. Славен этот город, по тем временам, был тем, что социальным прошлым прибывающего сюда люда власти особо не интересовались – бурно развивающейся нефтяной отрасли нужны были рабочие руки и сметливые головы. На работу принимали всех, приняли и его, рабочим на нефтеперерабатывающий завод, построенный еще Нобилем и носящим имя вождя всех народов – И. Сталина. Поселили в рабочее общежитие, а вскоре, после приезда молодой жены (двухлетнего сына ей пришлось оставить у своих родителей), дали 7-метровую комнатку в заводском поселке со странным и по тем временам названием – УПД (Управление промышленных дорог). Не успели толком обжиться, а тут – Война, Великая…
В первых числах июля 1941 г. Степана мобилизовали и определили в войска ПВО, прикрывавшие бакинское небо от вражеских авианалетов на нефтяные промыслы и нефтеперерабатывающие заводы. 8 ноября 1941 года в роддоме на Баилове – так называлась нагорная часть города – родился я. Предполагаю, что мать моя в то страшное время благодарила Бога за то, что дал ей возможность родить ребенка вне пламени войны, что муж в относительной безопасности, служит где-то рядом. А то, что одна с ребенком оказалась в чужом городе – это полбеды, мир не без добрых людей… Так оно, к счастью, и оказалось.
Семье же пришлось хлебнуть военного лиха в полной мере. С первых дней войны Украина оказалась в ее эпицентре. Якова Ефимовича, несмотря на пожилой возраст, мобилизовали в действующую армию. Жена его, Анна, с тремя детьми (старшему Сергею – 15 лет, младшему Алексею – 7 и Тамара – подросток) уже через пару месяцев оказались в оккупации. О том, как они жили-выживали в годы оккупации, мне мало, что известно. Из скупых воспоминаний о том времени, которые мне приходилось слышать от Тамары Яковлевны и Алексея Яковлевича, сложилась такая картина: опорой и добытчиками в семье были, как положено, мужчины – 7-летний Ленька (так его звали в семье) удачно выпрашивал у немецких солдат гарнизонной службы «что поесть» и тащил в семью, а 15-летний Сергей, драчун и заводила окрестных пацанов, подрабатывал – где только можно – и, рискуя, даже подворовывал у немцев где, что плохо лежало. Насколько я знал Сергея Яковлевича и видел, как относились к нему в семье, особенно Тамара Яковлевна и Алексей Яковлевич, – личность это была незаурядная. Благодаря ему семья выжила в оккупации.
Во второй половине 1943 года советские войска начали освобождение Донбасса. Незадолго до прихода наших войск в Славянск, от всех пережитых невзгод разболелась и умерла мать. В последний путь ее провожали дети: Сергей, Тамара и Алексей. Конец оккупации встретили с воодушевлением, но жилось все также тяжело. Облегчение и радость принесло письмо, пришедшее от отца, в котором он сообщал, что жив и здоров. В ответном письме Тамара сообщила ему о смерти матери и о том, что Сергея, достигшего призывного возраста, забрали в армию…
Якову Ефимовичу, после получения этого письма, было о чём переживать, над чем ломать голову. Честь и хвала его мужеству и разуму (Царствие небесное и вечная ему память). В ответном письме была вложена справка, выданная воинской канцелярией, удостоверяющая его службу в действующей армии, а в самом письме – наказ дочке Тамаре: брать Алексея и любыми путями добираться до Капустичей, предъявить эту справку в сельсовете и просить у советской власти защиты.
С Божьей помощью все получилось так, как и рассчитывал Яков Ефимович. Оберегаемые людским сочувствием (его в те времена было не меньше, чем зла), шестнадцатилетняя Тамара и десятилетний Алексей добрались до родного села. В сельсовете, который располагался в их родовом доме, предъявили отцовскую справку и попросили приюта. Отказать детям фронтовика не имели право, и им отвели в родном доме небольшой закуток, где они прожили до окончания войны.
Военное лихолетье завершилось для семьи, в целом, благополучно. Все, кто воевал, благодаря Богу, остались живы и невредимы, даже Сергей, при его отчаянном характере – ни одной царапины, только награды, среди прочих – солдатское высшее отличие – медаль «За отвагу».
Яков Ефимович сразу после окончания военных действий, согласно возрасту, был демобилизован и поспешил в Капустичи, к детям. Предъявлять фронтовикам старые счеты советская власть не собиралась – война все списала, – но и дом возвращать не собиралась. Сельсовет выделил ему участок земли по-над рекой, энную сумму денег, положенную по закону «как потерявшему жилье в ходе военных действий», и наш предок построил в родном селе для семьи очередную хату. Как положено, вступил в колхоз, работал, растил детей, а, спустя какое-то время, сошелся со вдовой-солдаткой, имевшей сына, погодка с Алексеем. Жизнь продолжалась.
В далеком Баку демобилизовался из армии и Степан. Этот солнечный город, щедро поделившейся в часы нелегких испытаний теплом и сочувствием, стал для моих родителей родным, а для меня – тем более. На работу Степан определился в Управление механизации треста «Азнефть», проявил старание, организаторские способности и через какое-то время попал в число руководящих работников этого предприятия (имея, кстати, 4-х классное церковно-приходское образование). Работала и жена Ольга. Вскоре, все на том же поселке УПД, советская власть выделила семье Степана 2-х комнатную квартиру в одноэтажном кирпичном доме.
В 1947 году Степан, посоветовшись в письме с отцом, забрал из Капустичей в Баку Тамару. Причин тому было несколько. В семье Степана случилось прибавление. Жена Ольга в этом году родила двух сыновей-двойняшек, а так как законодательство тех лет не предусматривало для матерей отпуска по уходу за новорожденными, Степан решил позвать на помощь сестру. В то же время, для Тамары, молодой девушки, в голодном послевоенном селе не было никаких жизненных перспектив, кроме как вымеренной «трудоднями» до конца дней своих – колхозная жизнь. Таким образом, Тамара Яковлевна оказалась в солнечном Азербайджане, в славном городе Баку и в конкретной его точке – заводском поселке УПД.
Для меня слово «УПД» наполнено, как принято говорить, ароматами детства и юности – это моя родина. Кирпичный дом, в один этаж, с плоской, как везде на Востоке, залитой гудроном крышей, с высоты смотрелся, как буква «П» с укороченными ножками. Квартиры были однотипные: открытый деревянный балкончик, достаточно просторная передняя (гостиная) комната, маленькая кухонька с коридорчиком, ведущим в самую большую (спальную) комнату. Две угловые квартиры имели на одну комнату больше и, судя по всему, предназначались для сотрудников заводоуправления. Общественный туалет (2х2) с понятными буквами «М» и «Ж» в качестве немаловажной архитектурной детали домового комплекса возвышался посреди двора. Дом был построен в 30-е годы и являл собой образец продуманного социально-бытового строительства, направленного на решение задач «закрепления кадров» в нефтеперерабатывающей промышленности. Заселял дом разноплеменный люд: русские, украинцы, азербайджанцы, армяне и прочие народности. В одной из угловых комнат жила семья Копыленко, перебравшаяся в Баку из Пятигорска, судя по всему, как и большинство других, не по своей воле. Глава семьи, Иван Афанасиевич, – человек солидный, немногословный, – работал по бухгалтерской части в заводоуправлении, его жена, Елена Антоновна, – высокая, представительная женщина – была домохозяйка. Двое их сыновей участвовали в Великой Отечественной войне. Вернулся живым с войны младший – Николай, старший – Георгий – «пропал без вести». Этот факт долгие годы наполнял надеждой и саднил занозой сердце матери.
Появление во дворе дома новой девушки – скромной и очень застенчивой – привлекло внимание двадцатипятилетнего парня, бывшего фронтовика. Девчушку положительно отметили для себя и Елена Антоновна, и ее сестра – Марья Антоновна, жившая через стенку с семьей Семыкиных и имевшая, как говорится, возможность близко наблюдать потенциальную невесту для племянника и ее родню. Все закончилось, как и положено, сватовством. Две уважающие друг друга семьи породнились. В память об этом значимом человеческом событие для потомков осталась фотография, с которой на них смотрят: счастливо и гордо Николай Иванович (твой дед) и прильнувшая к его груди Тамара Яковлевна (твоя бабушка). Взгляд ее полон доверия и счастливых надежд».
Он был уверен, что ответ на это послание будет скорым, но, заглядывая каждый день в почту, разочарованно убеждался: «ящик» – пуст, кроме «спама» – ничего. Вроде бы, сочувственно звучащий вопрос жены: «Полковнику никто не пишет?» – не способствовал улучшению настроения. Ей вторил голос разума: «Ждёшь не дождёшься оценки, похвалы, благодарности? Думаешь: девочке это интересно? Да, у нее хлопот выше ворот и других интересов выше крыши. Чудак, выбрось из головы и не грусти».
Ответ пришел, когда он, вняв голосу разума, перестал каждодневно заглядывать в «ящик». Племянница в присущем ей стиле писала: «Здравствуйте дядя Гена! Извините, что долго не отвечала – мы отдыхали, а потом телефон отключили, не могла подключиться к Интернету. Честно, мне очень и очень интересно было прочитать про наших предков. Никогда ничего подобного не слышала, никто об этом мне не говорил. Я знала, что бабушка из Капустичей Курской области, но, по правде, думала, что оттуда они уехали во время Великой Отечественной войны. Я под таким впечатлениям от письма!!! Никогда не могла предположить, что так тяжело было им жить! Спасибо, что пишите. Наташа».
Душа его стала мягкой и теплой, и даже как-то воспарила. «Судя по всему, она материальна, раз при соприкосновении двух душ выделяется тепло», – как-то невпопад подумал он, пытаясь объяснить себе возникшее состояние. Голос разума с ним, молча, согласился.
01.09.2010 г.