П О Е З Д К А...
" В огромном омуте прозрачно и темно,
И тёмное окно белеет;
А сердце, отчего так медленно оно
И так упорно тяжелеет?
То всею тяжестью оно идет ко дну,
Соскучившись по милом иле,
То, как соломинка, минуя глубину,
Наверх всплывает без усилий.
С притворной нежностью у изголовья стой
И сам себя всю жизнь баюкай;
Как небылицею, своей томись тоской
И ласков будь с надменной скукой. " (Мандельштам)
Общая обстановка в городе была тяжёлой и гнетущей... Вывезенных из Чернобыля и Славутича городов жителей размещали и в Киеве и в ближайших пригородах в помещениях школ, общежитий, в домах отдыха и лагерях... А потом расселяли в новопостроенных домах в новых районах, отодвигая очередников на жильё на неопределённый срок...
Это конечно не радовало жителей городов, которые десятилетиями ждали новое жильё, но приходилось с этим мириться, - надо же было поселять людей, вывезенных из чернобыльской зоны...
А там, в покинутых городах и сёлах, не смотря на охрану и предупредительные знаки, вовсю мародёрствовали "джентльмены удачи", обходя дом за домом и вынося оттуда всё, что имело хоть какую-то ценность...
Вскоре все эти вещи появлялись на городских барахолках и довольно активно распродавалось, разнося с собой невидимую радиацию...
Но это почему-то не очень волновало киевлян. А вот увидя в поликлинике выходца из радиактивной зоны, все посетители и даже врачи шарахались от них, как от зачумленных, считая что именно эти многострадальцы являются разносчиками смертельной радиации... Даже кладбище, где хоронили тех. кто умер после Чернобыля, обходили стороной... А в тоже время пили Очень заражённую воду, ели заражённые продукты, дышали заражённым воздухом...
И обо всём этом все хорошо знали, но кто и что мог изменить ? - никто ! И приходилось молча подчиняться общим правилам и жить... в ожидании последствий...
В эти дни Анна особенно часто посещала свою подругу, лежащую в больнице. Она болела и очень тяжело болела, но не из-за радиации. У неё прогрессировал рассеянный склероз и она уже не могла подняться с постели и даже сидеть... Никакие лекарства ей не помогали и молодая красивая женщина медленно умирала...
Если раньше её ещё пытались чем-то лечить и даже испытывали на ней какие-то новые препараты, то теперь, после чернобыльской катастрофы на неё перестали обращать внимания, так как все палаты, коридоры и более менее пригодные помещения были заполненные больными, ранеными, обожжёнными и облучёнными... Тихий стон слышался на всех этажах, так как многие привезённые и госпитализированные, умирая в мучениях, не могли удержать в себе крики боли.
" Листьев сочувственный шорох
Угадывать сердцем привык,
В темных читаю узорах
Смиренного сердца язык.
Верные, четкие мысли —
Прозрачная, строгая ткань...
Острые листья исчисли —
Словами играть перестань.
К высям просвета какого
Уходит твой лиственный шум —
Темное дерево слова,
Ослепшее дерево дум? " (Мандельштам)
Анна сидела около больной подруги и держала её руку, ласково гладила ... А та смотрела на Анну глазами, полными слёз и тихо шептала : "Не сердись на меня, Аннушка, - я не могу встать, я наверное скоро умру, -да-да-да, не возрожай, я знаю...я это чувствую... Господи, что будет с моей девочкой, как она будет жить без меня... Я так хочу её увидеть... Нет-нет, ей сюда нельзя, нет-нет... И я не смогу к ней приехать... Не могу её увидеть... Господи, как это тяжело... За что мне такое наказание... Бедная моя девочка, бедная моя доченька...
-Не надо плакать, успокойся...- утешала её Анна.
-Аннушка, съезди к ней, к моей девочке, посмотри, как она живёт там, вдали от меня...Посмотри и потом расскажешь мне... И если сможешь, привези её фотографию...Так хочется увидеть её... Ты съездишь ?
-Да, я поеду и привезу тебе её фотографии... Только перестань плакать ... Перестань! завтра же возьму отгулы на работе и поеду. Честное слово!.
-Съезди, пожалуйста, съезди... Не хочу умереть, не увидев дочери...
" Мой тихий сон, мой сон ежеминутный —
Невидимый, завороженный лес,
Где носится какой-то шорох смутный,
Как дивный шелест шелковых завес.
В безумных встречах и туманных спорах,
На перекрестке удивленных глаз
Невидимый и непонятный шорох,
Под пеплом вспыхнул и уже погас.
И как туманом одевает лица,
И слово замирает на устах,
И кажется — испуганная птица
Метнулась в вечереющих кустах. " (Мандельштам)
Выехать из Киева было почти невозможно, но Анне удалось перед самым отходом поезда договориться с проводницей и та взяла её в свой вагон и поместила в купе... Не смотря на огромный наплыв пассажиров и в кассе билетов не было, в вагоне всё-таки были свободные места. И до Львова Анна доехала вполне нормально.
Анна не успела дать телеграмму о своём приезде, но она с вокзала позвонила по телефону, который ей дала умирающая подруга.
Вскоре за Анной приехала машина и повезла её в старую часть красивого города. Анна во Львове была всего второй раз и как и раньше не могла не удивиться своеобразной архитектуре западного города...
Анна приехала во Львов, чтобы повидаться с маленькой девочкой лет семи, дочери своей подруги. Девочку пришлось увезти во Львов, чтобы муж подруги не мог забрать ребёнка к себе и растить её со своей новой женой... Маленькая девочка жила в семье своей тётки и по внешнему виду ей было в этой семье неплохо... Но, как и всякий ребёнок, она скучала по маме и очень хотела вернуться домой.
Анна, как могла, утешала малышку и мягко и осторожно объясняла ей, что её мама очень больна и лежит в больнице... Девочка верила словам Анны и охотно гуляла с ней по городу и много болтала, смеялась, читала стишки собственного сочинения и даже пропела какую-то весёлую песенку.
Казалось, что ребенок не очень-то переживал от разлуки с мамой.
Но когда они прощались, в самый день отъезда Анны, девочка крепко прижалась к Анне и тихо прошептала ей на ухо : " Я знаю, что не увижу маму, но я её очень-очень люблю и скучаю по ней..."
Анну эти слова просто резанули по сердцу... Девочка оказалась очень мудрой и прекрасно всё понимала...
" Я в хоровод теней, топтавших нежный луг,
С певучим именем вмешался,
Но все растаяло, и только слабый звук
В туманной памяти остался.
Сначала думал я, что имя -- серафим,
И тела легкого дичился,
Немного дней прошло, и я смешался с ним
И в милой тени растворился.
И снова яблоня теряет дикий плод,
И тайный образ мне мелькает,
И богохульствует, и сам себя клянет,
И угли ревности глотает.
А счастье катится, как обруч золотой,
Чужую волю исполняя,
И ты гоняешься за легкою весной,
Ладонью воздух рассекая.
И так устроено, что не выходим мы
Из заколдованного круга.
Земли девической упругие холмы
Лежат спеленатые туго... " (Мандельштам)
В Киев Анна вернулась с пачкой фотографий маленькой девочки и в первый же день своего приезда поспешила в больницу к умирающей больной.
Та выглядела ужасна, - бледная, худая и жутка слабая...Дрожащими пальцами она перебирала цветные фото и слабая улыбка скользила на её блеклом лице...
Через неделю её не стало и Анна пришлось самой хоронить её.
Перед тем, как гроб закрыли, Анна осторожно вложила в мёртвые
руки покойницы фото её дочери. Пусть эти фото останутся рядом с ней...
" Промчались дни мои -- как бы оленей
Косящий бег. Срок счастья был короче,
Чем взмах ресницы. Из последней мочи
Я в горсть зажал лишь пепел наслаждений.
По милости надменных обольщений
Ночует сердце в склепе скромной ночи,
К земле бескостной жмется. Средоточий
Знакомых ищет, сладостных сплетений.
Но то, что в ней едва существовало,
Днесь, вырвавшись наверх, в очаг лазури,
Пленять и ранить может как бывало.
И я догадываюсь, брови хмуря:
Как хороша? к какой толпе пристала?
Как там клубится легких складок буря? " (Мандельштам)