Камчатка – край контрастов, особенно в перепадах погоды – такой экзерсис может выкинуть, остается только философски вздохнуть: «Да-а... не Рио-де-Жанейро, блин!».
Но в этот день солнце день сияло, так же ярко,как лаковые, неуставные ботинки доктора Саньки Доброва – ну, любил он хорошую обувь и клал клистир с прибором на все замечания со стороны непосредственного и посредственного начальства. Ничего не предвещало фортелей в климате, а в ДОФ (Доме Офицеров Флота) Рыбачьего приехал любимый и знаменитый Артист – свой парень и в гарнизоне, и на эстраде, а в последствии - в казачьем кругу, и на «афганской выжженной земле», и в компании подводников. Со знаменитым бардом, врачом по образованию, Добров был знаком, не сказать, чтобы коротко, – но жизнь сводила, оба из Ленинграда, опять же профессия и гитара – Санек неплохо ладил с этой крутобедрой «дамой», порой заставляя ее мурлыкать и стонать, так же, как многочисленных своих жен-щин в постели.
Предвкушение удовольствия от хорошей песни, от возможного короткого общения: «Как там Питер?», «Да стоит, и стоять будет!» - окрыляло и вдохновляло. Доктор спецполиклинники Добров прием закончил и поспешил в ДОФ.
Со стороны океана тянуло свежестью, по волнам бухты прыгали барашки пены, в небе неслись низкие тучки, Саша бежал на концерт.
Вечер удался. Артиста искупали в овациях (и неоднократно)и – подарили «от лица командования и пр.» очередную пилотку с «крабом», у Артиста (хотелось бы верить, что от удовольствия) блестели лысина и очки, он поднимал обеими руками гитару над головой и тряс ею, приветствуя тех, кто приветствовал его. И эти взаимные приветствия затянулись. Так что,когда из дверей ДОФа начала выползать черношинельная масса, похожая на жидкий гудрон – первыми выпускали рядовой состав; -оказалось, что камчатские духи устроили шабаш: пурга мела так, что пальцев вытянутой руки не было видно.В такие моменты Рыбачий так же автономен по отношению к остальному миру, как межорбитальная станция «Мир»; ни одно транспортное средство не рискнет выехать на «серпантин», вьющийся по уступам сопок.
Добров пробился к Артисту, когда решался вопрос о временном размещении дорогого гостя на ночь. Удача плыла в руки: Саня «холостяковал» уже второй месяц, – любимая жена, по причине весьма спелой (на девятом месяце), беременности находилась под крылышком не менее любимой «ее мамы», хата была свободна. Нет, не сказать, чтобы совсем, – были кое-какие планы на сегодняшний вечер, обещавший перейти в ночь, но при таком-то раскладе! Так Артист и его знаменитая гитара оказались на типовой (типовее не бывает) кухне у Сашки Доброва.
И было выпито немало, и тостов сказано, и песен спето, – а народ все прибывал. Многие из гостей чувствовали себя как дома, – вот она, прелесть типовой застройки!- тискали гитары, выводили рулады с разной степенью успеха. Но только до прихода Толика Алифера, начхима с подлодки. Алифер пел - как дышал, играл на гитаре, как на женском сердце – сладко и больно. Вкусив «нектара», легендарно называемого «шило корабельное» на рябине настоянное (или рябина на нем?- не суть), Толя твердой рукой прихватил добровскую гитару за гриф (так, наверно, его предок – сармат тащил за шею полонянку в кибитку ), вкрадчиво и мягко провел по струнам, – женская часть собрания перестала дышать, так это было эротично. И рванул о наболевшем:
«Зачем нам жены,
Зачем нам дети,-
Земные радости не для нас.
Зачем живем мы на этом свете?
Немного воздуха – и приказ
Мы вышли в море служить народу,
Но что-то нету вокруг людей
Подводная лодка уходит в воду
Ищи ее неизвестно где…»
Народ зачарованно (в который раз!) слушал визборовские строки, кивая, подпевая с разной степенью удачи попадания в ритм После третьей песни про подводников и службу, Толян оборвал пение и решительно протянул гитару гостю. Все замолчали. Еще до прихода Алифера, Артист попросил дать ему отдохнуть после концерта. Но Артист не зря носил звание народного: все для народа, даже собственные связки, а может - музыка навеяла. Он принял вызов и дуэль началась.
Те, кому посчастливилось присутствовать – верю, никогда не забудут эту ночь. Артист со своей неподражаемой хрипотцой пел об Афгане, о кукушке, что снится ребятам на чужой земле, о «черном тюльпане»; Толик перехватывал гитару и рвал душу:
«Рапорты, объятья, Ну, с Богом же, братья!
Пробили последние склянки
К буксиру готовы, отдайте швартовы
Оркестр! «Прощанье славянки»
На мостике лодки, на брови- пилотки
Нам ветры попутные в спину
Турбины- на полный,
Рулями- по волнам
Как в масло врезаясь в пучину»…
Спирт тек по глоткам как вода, присутствующие пьянели не от выпитого, а от бешеной энергетики песни. Авторы, писавшие их стоки говорили за каждого, выражая то, что сам человек не всегда в состоянии высказать, но от чего душа сворачивается жгутом, а потом, резко развернувшись, наотмашь хлещет по сердцу, – и только вылившись в Слово, не разбивает это бедное сердце на тысячу трепещущих кусочков.
«Нам в море по жизни дорога
Держись, каперанга Серега!»
– поет Толик Алифер и Серега Симоненко, далеко еще не каперанг, (капитан первого ранга, для обыкновенных штатстких, море в глаза не видевших, – полковник, хотя это и оскорбительно для моряка), поднимает голову, выпячивает подбородок и гордо улыбается, приняв на свой счет слова песни, – через 10 лет Серега, действительно капитан первого ранга, уйдет с флота, покинув мостик командиром лодки, осядет в городе юности Владивостоке, станет профессором военно-морской кафедры при Университете, и пунктир золотых пуговиц на его форменной тужурке примет почти горизонтальное направление из-за внушительного живота.Песня сменяется песней – как много, оказывается, написано о под-водниках, о флоте, об армии!
«А мама пишет письма:
«До скорого, прощай!
Я для нее не мичман –
А просто в моряках…» - у Толика большие, слегка навыкате глаза, когда он прикрывает их веками, приглушая «свет фар», дамы млеют.
Пройдет всего пять лет, и Толик «подсядет» на карты, проиграется до креста нательного, – за долг у него заберут все, оставив только казенную жилплощадь, покалечат жену, которая в этот момент попытается оказать сопротивление, испугают детей, так, что младшая, Маришка, начнет заикаться. Но пока Толик – наш Бог, он играет душами как камешками на морском берегу:
«Нам не забыть вовек минуты эти-
они в награду нам за труд даны:
нет ничего прекраснее на свете
в конце похода всплыть из глубины…»
Сидят в обнимку Шурик Попов и Толик Петушков. Подпевают:
«Лежит на грунте субмарина,
порвав обшивку о гранит…» и с чувством веселой ярости –
«Но мы еще не утонули!!!
Стакан грохочет о стакан,
И, как подвыпивший подводник,
Всю ночь грохочет океан…»
Через несколько лет они уже не смогут так спеть: Толик Петушков погибнет на Амуре во время рыбалки, свалившись пьяным с крутого берега, его будут искать 9 дней, облетая вертолетами места возможного всплытия тела; а Шурик Попов тоже утонет, но иначе - героически спасая детей в озере своего детства Кеноне в родной Чите.
«Давай же Серега,
Попросим у Бога
За нас, в полосатых тельняшках,
Чтоб футы под килем,
Чтоб ждали, любили,
За «краба» на черных фуражках !»
Артист улыбается в усы, которые знает вся страна – он сдает позиции, подняв вверх большие пальцы рук,- победил подводный флот! А в окна уже заглядывает виновато краса наша камчатская: утро спокойное, солнечное и ослепительно-снежное; пурги как не быва-ло, сугробы по пояс, но скоро пройдут «бульдозеры», системы «мореман первогодичный с лопатой», и расчистят тропы, чтобы подводник мог добрести до родного «железа». Ночь прошла, допинг остался:пока есть о чем петь, будет чем жить.