Предупредить хочу, на днях, позвали на Совет. Я возражал, минуя волю, наставником приставили к тебе.
-Какая разница, кто будет наставлять. Даже любопытно, перед тобою будущий Владыка, чему ты можешь научить?
-Для начала, по своей жизни проведу. Я рано потерял отца, сосед привел невзрачного на вид мужчину, и наказал его любить. Мать вынесла лепёшки с мёдом и поклонилась в ноги, а мы с сестрою за спиною четыре кукиша держали. Назло все делали ему. Странным казался, за мать проделывал работу, бельё на речке полоскал, шаркал полы, он даже прял и ткал умело и голоса не повышал. Отец подобное не допускал, не унижался перед нею. Сейчас не помню, что просила, я нагрубил ей. Отчим возник передо мной и попросил, подобных слов не повторять.
Отец перед кончиной оформил на меня наследство. До времени, бумагу прятал, решил, настало время поставить их в зависимость свою. Заговорил отцовскими словами, мне не перечить, иначе выгоню из дома, утро с поклона начинать, заслужите, на жизнь получите монеты.
Проснулся, в доме тишина, родня к обеду не явилась и на ночь не пришла. Нагрянули соседи, ругают, голодная скотина блеет, все поселение не спит. От них узнал, уехали с обозом, путь дальний выбрали, только к зиме достигнут цели. Кроме накидок и одежды, собаки да котёнка, из дома ничего не взяли. За те семь лет, что отчим с нами жил, мать двух сестрёнок народила. Я пожелал в дороге околеть.
Отбоя не было от женщин. Как мой отец учил, так с ними поступал, провинность малая, за двери, разнузданность границ не знала. Соседи, жуткий нрав пытались обуздать, отчима хвалили, сравнивали с высоким дубом, меня с пожухлою травой.Дом, женщины сожгли от гнева, добро присвоили себе. Избитый и бездомный я постучал к ближнему соседу. Он вышел на крыльцо и вынес приговор:
-Отца прощал, жалел судьбу, двуличность поражала, на людях любит, обнимает, а в доме издевательство чинит. Грязи от него набрался, мать не ценил, от отчима трудом не заразился. Захочешь свидеться с родней, на среднюю вершину заберешься, на пятую звезду в ковше стопы направишь.
Плевок отправил под ноги соседу, отправился рыбачить по реке. Вернулся, волос дыбом, кроме опухшей бабы, ни одного живого человека. За те недели, что я пропадал, народ с насиженного места снялся и к отчиму на жительство подался. Первопроходцем отчим был, земли богатые искал, на них переселял народы. Баба, меня ленивей оказалась, без меры спать и есть любила, двух дочек родила. Стащила сети, лодку, и исчезла. Что делать с дочерьми не знал, от разных баб случались дети, но, на руки лишь этих взял. Однажды, в бочку заглянул, и в ужасе отпрянул, на водной глади показалась голова, куда краса моя девалась?
Задумался, детей бы сохранить. Дважды пытались одолеть вершину, третий раз счастливым был. Спустились вниз, наткнулись на плиту, на ней изображение человека с венком на голове и важным посохом в руке. У ног, вода в кувшине и теплые лепешки, словно нас кто-то поджидал. В рисунке отчима узнал, от ненависти, плюнул на плиту и дочерям сказал:
-Запомните его, он жизнь мою перекорёжил, мать отнял и лишил сестры, то, самый злостный человек, какой мне в жизни повстречался. Все беды от него и ваши тоже.
Остановились на ночлег, вечером хозяйская семья собралась, соседи набежали. Я плел им быль и небылицы, всплакнул над долею сиротской, во всех своих грехах винил прославленного ими человека. Вопросы стали задавать, во сколько лет осиротел, не обделили ли наследством, когда женился первый раз и почему с женой расстался?
Не чувствуя подвоха, ответил им:
-Отец в двенадцать наделил наследством, по богатству в пятерке первой находился. За ослушание, мать с отчимом уехали ни с чем, не захотели в ноги поклониться. Женился, попалась девка пустоцвет, детей иметь не захотела, через полгода выставил её, что с нею стало, я не знаю.
Хозяйка рассмеялась:
-На сына старшего в пятнадцать лет я двух дочурок оставляла. Вернулись через год, забором обнесенный двор, дрова наколоты на годы, к хозяйскому двору дорожки. Корова и приплод в порядке, зайчат развел, и в доме прибрано, и дочери здоровы. Да сирота ли ты на самом деле? Говоришь, девка пустоцвет? Не ты ль потраву для дитя принес, и за отказ, в холодную землянку свез. Без крова и еды оставил.
Мой старший сын, ты, на родителя мечтал взглянуть. Мечта сидит перед тобой, слюной недоброю плюётся. За то и дом сожгли, а женщины добром твоим распорядились справедливо, детей от голода спасали. Я приняла тебя, как подобает, надеялась, что прожитые годы изменят гнилостную душу, она еще чернее стала. Дочерей твоих приму, одену, накормлю, ты же отправишься к скотине, в сарае скоротаешь ночь.
Достиг я материнского жилья, на отчима весь гнев обрушил. Выслушав меня, ответил:
-Мать не уважал, со мною не считался, сестер не замечал, жен обделял, детей по свету раскидал. Минуя волю, мы попытаемся нутро очистить. Судьёю станешь, год будешь в писарях ходить и два присутствовать при спорах, а дальше сам решишь, как жить. Выбирай, за клевету три года в яме или работа при еде.
Мне поднесли бумагу, смысл осознал гораздо позже. Сегодня, я соблюдаю всё до знака, тот пожелтевший договор, дороже золота и блага. Вот суть его, в делах судейских, все споры, разговоры, для люда постороннего секретны. Познания – с последним вздохом, уходят вместе с разумом и телом. Трёп и корысть, судью лишают жизни. Приписка лично для меня, безделье – яма восполняет.
Бездельем занимался месяц. Учитель - мальчик писарь, пытался обучить премудростям короткого письма. От слова две, три буквы и знаки разные при них.
За леность оказался в яме, за малую лепешку в день, я загружал подвозы черным камнем. К исходу месяца подняли наверх. От черноты с трудом отмылся и выспался, как вольный человек. Позвали в комнату, велели трижды договор прочесть, раздеться и на лавку лечь. Насильно оголили спину и розгами хлестали от души. При каждом свисте повторяли:
-Познания судьи, с последним вздохом, уходят вместе с разумом и телом. Трёп и корысть лишают жизни. Месяц, ты посторонним открывал секреты. На первый раз наказан поркой, на второй, еще раз месяц отсидишь, на третий, согласно договору, жалеть тебя никто не станет, душа взлетит на небеса.
Жизнь показалась страшной мукой. Всего лишили, с детьми я виделся раз в месяц, их взгляд менялся с каждым разом. Случилось то, чего боялся, в глаза без страха посмотрели. Я поднял руку для удара, мальчишка писарь влез между нами и произнес:
-Встречи ожидали месяц, из липучей травки по вечерам плели сердечки, и в щель оконную бросали. Не хочешь дочек обнимать, пускай они тебя обнимут.
Не за горами старость, дочери за мужа станут, а за тобой дурная слава, зятья тебя не захотят. Погонят ото всех домов, погибель на пути случиться.
Я закричал:
-При мне жить будут, я для себя их подымал.
Судья, при ком я находился, заметил:
-Зов разыграется, запоры не удержат, родня наследством наделила, два сундука наполнила до верха. Для девочек диковина во всем. Как обучение идет?
-Ни как, - ответил писарь, - до безобразия ленив, болтлив, слушать не умеет, напрасно проживает дни.
Скопившуюся за день злобу, ночами вымещал на нём. Мы спали на одной лежанке, одной накидкой укрывались, и еда общею была. Ночью, якобы во сне, пинал ногами, наваливался телом. Однажды перегнул, локтём попал по тощей шее, раздался хруст, малец сознания решился. Очнувшись, прошептал:
-У человека сонного дыхание ровно, а ты, сопишь, и время выжидаешь для удара. Мне дали власть судить тебя на месте. За нанесенный телу вред, при первой вредности, удар получишь. Мы разделяемся во всем, в еде, оплате и жилье.
Не сразу понял, где я оказался. Посередине длинного строения устроили столы и лавки, у стен стояли лежаки. Мужчины, дети разных возрастов, вполголоса вели беседы, читали и писали, одежду штопали, всяк нужным делом занимался. Я хлопнул крайнего ладонью, не оборачиваясь, мужчина произнёс:
-Любой, цена зависит от тепла, у той стены лежак дороже.
Облюбовал лежак и плюхнулся не раздеваясь. Только уснул, по голове указкой постучали:
-Делами занимайся, для сна отведено иное время. Ты выбрал дорогой лежак, безделье, яма восполняет.
Куда послал служивого, не помню, писарь возник передо мной, боль нетерпимая дыхание оборвала. Очнулся на соломе в коридоре. Служивый монотонно произнёс:
-Порядок нарушать негоже, за обучение немыслимая плата. Бывает, десять, двадцать лет родня монеты собирает. Здесь платно всё, лежак, который выбрал ты, дороже остальных. Лампады, свечи и дрова, бумага и мелки, всё подлежит оплате. Родня внесла за обучение пятнадцать дорогих монет. Старания напрасны, они останутся в казне.
Пятнадцать дорогих монет! Сознание замутилось, неделю пролежал в бреду. Раньше, при всех невзгодах, я засыпал мгновенно, здоровью моему завидовали все. Видения являться стали, лежак со мной спускается под землю, бывшие жены, дети, мать с отчимом, служивые, ведут житейские беседы, а мальчик писарь старается учить короткому письму. Я хохочу, а у него, слезинки сыплются горохом.
Пятнадцать дорогих монет покоя не давали. Сруб можно заказать, купить земли для найма, хозяйство завести, жить много лет без всяческих забот. И всё это достанется казне!
Очнусь, служивый сидит рядом, твердит:
-Ты, участи своей не понял. Через неделю, как лодыря засадят в яму, то, воля матери и отчима принявшего отцовство, и всей обманутой родни.
После второй отсидки в яме пришлось извилины напрячь, освоил знаки. С судейством обстояло хуже, я всей душой за вора был, над ротозейством насмехался. Жалел воришку слабака, я обобрал бы, не придрались! Открыться некому, в себе варился. Купил пустую книжку, имен не называя, описывал, как есть. Я становился хитрым вором и, что бы было интересней, защиту против вора вёл. Увлекся писаниной, заполнил книжку, вторую, третью, в четвертой подытожил суть. До чего дошло, идет начальная беседа, судья вопросы задаёт, а мне уже конец известен. Само собою получилось, я потребительскую жизнь до мелочей припомнил, мысли, желания, поступки, страдания близких, описывал, как в жизни было. Название придумал, «Обманутая мною жизнь». Вывод сделал, обман и воровство с годами изощренней стали, а чистый люд с защитой отстает.
Учеба позади, площадь заполнена народом. Бывшие ученики стоят в ряду, им выдают бумагу и вешают на грудь цепочку. В стороне стою, и радость общую не разделяю. С утра, я вольный человек, себе принадлежу. Жалею об одном, труды изъяли, знал бы, заранее припрятал. Забыться захотелось, уйти подальше от родни. Заметил с ужасом, жизнь свою не представляю завтра. Толкнули в бок:
-Впервые плату возвращают, пятнадцать золотых монет! Ты с ними рядом находился, счастливчик, кто?
Я вглядываюсь в лица, глаза распахнуты, стоят, не дышат, новость сразила наповал.
-Они все ровня, зубрёшкой одолели знания, любого можно научить. Судейство по-иному вижу, я выше их на пять голов.
Совет судейский впервые отошел от правил, что взбудоражило умы? От отчима ворочу взгляд, вмешался в жизнь, нутро раздел всем напоказ, копайтесь сколько захотите. Мне было каково? Мать без него бы в ноги пала. Сны часто снились, с улыбкою она подходит, а я спиною ворочусь.
Известие, о том, что лучший, воспринял сдержано. Вокруг вопили люди, плечи болели от хлопков. Судья цепочкой одарил, а Стражник заковал в браслет, то, пропуск к ним, в любое время, за платой или за советом. Судейские порядки веками не меняли, четыре книжицы мои, перевернули их.
Свалившиеся слава и богатство, добавили забот, что с ними делать? Шаг первый, отрезал начисто родню, я одинок. Нет ноши за спиной, нет матери, сестёр, детей. Жизнь заново начну, дом, землю прикуплю, жену подобную найду.
До холодов бродил, свобода голову пьянила. К зиме нашел жильё, вдова старуха с переспелою девицей жила в просторном старом доме. Безбедно жили, держали при хозяйстве мужиков. Один из них во всю старался старухе угодить, и дочь одаривал словами, какими сыпал в молодости я. К его приходу обе наряжались, на место главное сажали, от слов и ласки млели обе.
-Походка лёгкая, как рыбонька скользишь в воде, к руке коснулся невзначай, молнией нутро пробило. Ты, только ты в окошке свет, другого огонька не надо.
Умом девица сознаёт, в словах обман и за спиною сети, но, хочется хвальбу примерить. Желание затмевает разум.
Девицу посадил напротив и приказал:
-Со мною на догляд пойдешь. Судьбою вашей сам распоряжусь, на то меня и правом наделили. На окраине, женщина с двумя детьми и нянькою старушкой, она в наем взяла жильё. За ними я устроил слежку. После трудов, любимый твой, является туда. Сын младший на него похож, весной детишек станет трое.
На крыше старого сарая, мы просидели до утра. Рыдала милая, пыталась защититься.
-Если любил, опутал бы цепями, детей наследниками сделал.
-Я мыслю по иному, женщина с норовом попалась, красавца любит, но разум выше блажи, детей на нищету толкать не хочет. Богатство для неё основа, нашла тебя, просила обобрать.
Решив любимого проверить, она согласие дала. Составили наследную бумагу, смысл был таков, добро, нажитое до мужа, ему принадлежать не будет, а к общим детям перейдет, хозяйство, нажитое вместе, в разладе делится на части.
Вокруг стола расселись сваты и с матерью ведут беседу:
-Для порядка, мы выполняем просьбу жениха, мы девку твою сватать будем. Как к матери, особый разговор. Для нас он тёмная лошадка, советами помочь не можем. Нутро закрыто, в глазах усталость, беспокойство. Красив и телом наделен, девки цепляют по дороге, нам странно, что прибился к вам. Мы меж собой разговорились, решили, либо он плут в богатство метит, либо болезнью награждён. Улыбка не сползает с лика, на выбор смотрит, словно в пустоту. До одури влюбилась девка, советов слушать не желает, на всё про всё один ответ, во мне увидел красоту иную, он за характер полюбил, за руки ладные, уменье. Богатство, приложение к ним. Горе или радость в дом пустила, самим придется разбираться. Мы наблюдения донесли.
Девице на ухо шепчу:
-Сразу откажи, обидные слова от жениха услышишь.
Ответила без промедления:
-Ему я верю больше, чем тебе.
Обряд прошел по высшей мере, невестушка согласие дала, бумагу поднести забыла. Я поднялся, с невестой рядом сел:
-В этом доме живут две одинокие бабёнки, без мужиков и без родни. Для обряда, ей нужен названный отец, затраты на себя беру. Согласие невестушка дала, условия сказать забыла.
Я протянул бумагу жениху, он подскочил и крикнул во все горло:
-Приму условия любые!
У жениха исчезла радость, бумага выпала на стол, руки за скатерть ухватились, посуда заскользила на пол. Он через стол, невесту за грудки схватил:
-Я лето на тебя корячил, затраты не жалел, платки, да юбки, колечки, серьги да тянучки, всё до монеты мне вернуть! Кому нужна твоя сутулость, словно мешок прирос к горбу. При всем богатстве, стороною обходят мужики.
Она пыталась оправдаться:
-Неправда ваша, были женихи, да мною не любимы!
Я вытолкал за двери жениха. Старуха мать, все лживые подарки сложила в узел, туда же сунула двойную плату, чтоб меньше было болтовни.
Утром приплелся миленький, помятый и поникший:
-Зло от обиды разлилось, я на условия согласен, баба манатки собрала, к родителям подалась, они меня не пустят в дом. Может, привыкну я к тебе.
Жених с невестою расстались. Старуха мать прижала в угол:
-Расстроил свадьбу, ребенка бы красивого родили, хоть временно, да счастлива была. Назвался названным отцом, устраивай судьбу девице.
Нашёл я мужика, издалека его приметил и очень удивился сходству, словно одни родители рожали. На лбу повязку вдовью разглядел. Разговорился, хозяйство, деток посмотрел, сказал ему:
-Хозяйку привезу, вы схожи очень, от трудностей согнулись оба. Богатство за спиною есть, о будущем печетесь, а день сегодняшний не в счёт, в почете только завтра. Одежда штопана, обувка в латах, утварь хозяйская, стол, полки, лежаки да лавки еще от прадеда достались. Жизнь соткана из дней и каждый, что мы проживаем, все называются СЕГОДНЯ. Сегодня мы живем, едим, работаем, мечтаем, его и украшать должны и с уважением относиться. Одежду прикупи, укрась жилище, в него тянуть должно, не только для еды и сна, для разговоров, соседей пригласить и угостить, устроить с детками возню.
Впервые я попытался двум одиноким людям надежду подарить на ладную семью. Для помощи в делах позвал в дорогу. Остановились на ночлег, в дому хозяйничали дети, две девочки погодки, двенадцати, одиннадцати лет и пятилетний мальчик. Я по делам уехал, её оставил дожидаться. Детям наказал:
-Без матери, вы год живёте, дом без хозяйки сирота, вдруг да понравитесь друг другу, она не знает, что задумал.
Через неделю, в дом не заходя, отмылись в бане, подстригли бороды, надели новые рубахи, явились на порог. Хозяин, гостью оглядел и, поклонившись, произнёс:
- А мы знакомы, тебя я в молодости сватал, отказ дала, пришлось в соседский дом заехать. Синичку помнишь, за меня пошла и ладных деток нарожала.
Перед отъездом, как принято, присели на дорожку, хозяин проводил нас до развилки и спутнице моей вручил короткое письмо:
«Год небеса просил, найти мне добрую жену и мать, моим прекрасным детям. Ты, будешь жить, обид не зная и мать твою приму, как собственную мать и старость ладную устрою. Однажды получил отказ, нынче, надежда появилась, женой увидеть на пороге».
Зима в спокойствии прошла, я о замужестве не заикался, уверен был, весною заиграет кровь, начнутся в жизни перемены. Хозяева скотину распродали, сдали внаём своё хозяйство, уехали судьбу встречать. Через два года, нагрянул в гости с новостями:
-Жильцы хозяйство не жалеют, испортили в дому полы, стены почернели, в сараях двери нараспашку, дорожки грязью завозили. За дом и половину не возьмёте.
С хозяйкой вышли на крыльцо, спросил её:
-О том красавце не жалеешь?
Ответила с тоской:
-Словно и было не со мной. Спасибо, что судьбу устроил, два года в радости жила, нынче, к лекарю сходила, пустою оказалась я. От тяжестей и от простуды, завял мой цвет, не распустившись. Не будет у меня детей. В душе, я плачу от тоски, открыться мужу не решаюсь.
-Про ту беду, ему известно, твои подруги рады донести, другие думы беспокоят. Красавец дважды наезжал, да дети встречам помешали, боятся потерять тебя. Дочери семьи заведут, и вас внучатами завалят. Ты, соглашайся на обряд, душе спокойней с цепью будет.
Я стал в цене! Поклоны, почести, именем моим рожденных деток называли. На новый завиток пошел, здешним людям пообещал придумать важные слова для совершения обрядов. Год на исходе, придумать содержание не смог, нет опыта счастливой жизни, нет доброты, душевного тепла.
Поведал жизнь свою при встрече, о ненависти, о нелюбви к родне. Помощь попросил, слова такие отыскать, чтоб излечить больную душу. Не верили, на пустом месте, не может дар от простоты явиться. Была канва, с рождения во мне сидела, кто-то умышленно сгубил, иль сам не замечал достоинств рода.
Через полгода, передо мною разложили доски, окрашенные в разные цвета с рисунками счастливой жизни и напастей. Одна заполнилась надолго, небесный фон, женщина стоит, пред нею на коленях муж, приложив ухо к животу, слушает биение ребёнка. Стараясь подражать отцу, малышка, в длинной рубашонке, руками обхватив округлость, пытается услышать звуки. Какие разные картины, семья спасает поле от огня, дети табун уводят от снежного завала, подкидыш сирота сидит и тянет руки…
Прощаясь с людом, произнёс:
- Жаль, если страдания и радость, быль ваша и мечты, в углах домашних запылятся. Проезжего народу много, с такою красотой, позорно в нищете ходить. Впрягитесь в долг, для проезжающих срубите срубы, в отдельный угол устройте красоту, не жалко, продавать начнёте.
Три года пролетело, прошедший год всем испытания доставил. Ветер, обнявшись с желтой пылью, снёс крыши у домов, свалил деревья, скотину загубил, исчез, оставив желтизну. С песком пришла смертельная болезнь, жар, головные боли, и язвами покрытые тела. Треть населения погибло. Я заглянул к своим знакомым. От удивления застыл, совет мой явью оказался. Пять срубов, связанные переходом, стояли в живописном месте. Четыре низких сруба для ночлежек, пятый с оконною резьбой, крыльцом, дверями расписными, служил пристанищем малёвок.
Слепой старик, не отрываясь от резной работы, спросил:
-На жительство приехал, иль проездом? Жаль, что проездом, народ истосковался по тебе, нужда в советах появилась. За общий долг построили ночлежку, монеты стали зашибать. Болезнь нарушила мечты, через неделю, за долги, Надежду разберём на брёвна.
Прошла неделя, подвозы подкатили. Я вышел к сборщикам долгов, хозяину поклон отвесил, уединения попросил. Уселись мы для разговора. Он произнёс:
-Хочу подобное устроить, резню слепому закажу, я на коне, за мной четыре сына, жена, дочь с зятем, зерно в колосьях и в снопах, а по бокам рядками срубы. На стены мрачность не повешу, картины будут веселей.
Старик, сидевший в уголке, ответил:
-Тебя я вижу по иному, предо мной одни обрывки. Лежанка у окна, ослабленная женщина с трудом воротит языком. Сестра твоя подняла на подушки. С котомкою стоишь, ревёшь и слов её не слышишь. Последний вздох, последние слова. Из памяти истерлось детство, могилку так и не нашёл.
Четыре сына за спиной, шутя, твоё богатство поделили. Сейчас они послушны под рукою, раздор начнется после женитьбы, между собой передерутся жёны, детей рассорят навсегда. Власть не поделят, за помощью к соседям побегут. Земли лишатся половину.
Счастливца вижу на коне, летит без остановок, обнимет крепко, радость поднесет:
Кормилец наш, отец, родной, двух внуков подарила дочка! Двух сыновей, и оба на неё похожи! Как родила, я сразу же в дорогу! В дар шапку белую подаст, пушнина редкая, не наша. Зять делу предан, умом сынов твоих обходит, трудолюбив, и к дочери привязан с детства. В тебе давно роятся мысли, всё войско передать ему. Зять будет верою служить, но, безрассудство сыновей, заставит поступить жестоко. Ради спасения народа, единой власти и границ, сынов сошлет на острова. Детей отправит на учебу, достойного обучит сам и передаст ему владения. Без поддержки всей родни, та ноша не по силам будет.
Спасение подсказать могу. Навечно зятю передай кусок земли, тот, что дороже золота и славы, доверь казну, он на себя одеяло не потянет. Границы укрепит, набеги прекратятся. Займись сынами, дай то, что в детстве недодал, отняв самостоятельность и волю. От власти отойди, сыны по кругу править будут. В первый год – власть, во второй – торговлей заниматься, в третий – распахивать поля, распределять добытый урожай, четвертый год – учеба далеко от дома. Успеют несколько кругов пройти, определяться сами, кому какое дело править. По той дороге, что осилишь, я доску вырежу тебе.
Старик ушел, мы пили брагу и вели беседу. Должников терпеть не мог, а тут впервые заступился:
-Я, посоветовал народу, ночлежку возвести и мастерством украсить угол. Даже в такие времена из любопытства наезжают гости, в заём дают, кто сколько может. Копилку общую заполнили на четверть. Куш не велик для богатея, а мастера закупят доски, ножи резные, краски да бумагу, опять начнут творить красу. Долги приехал вышибать? Болезнь казну опустошила, народу много полегло. И, если не грызёт нужда, продли им за монеты срок. В поселениях бываю, под поручительство моё, надеюсь, в займе не откажут.
Беседу нашу шум прервал. Подъехал всадник, от радости сияя, крикнул:
-Кормилец наш, отец родной, двух внуков подарила дочка! Двух сыновей, и оба на неё похожи! Как родила, я сразу же в дорогу, прими подарок от зятька, за то, что дочь родил такую!
Хозяин шапку повертел, рукой погладил белоснежный мех и произнёс:
-Радость, значимей не бывает, за внуков первенцев, за зятя, за сыновей и дочь, за женушку мою, что их родила, дары рассыпать по дорогам!
Всю ночь в степи пылал костёр, хозяин и слепой старик вели секретную беседу. Утром, подняв свою ораву, в обратный путь отправился пустым. Что взбудоражило его, беседа старика или моя, не важно, людей спасли от нищеты.
Во мне рождался новый человек. По всем дорогам колесил, но, стороною обходил родню. О матери, я думал постоянно, беседы вёл во снах и сам с собою, и все они сводились к одному. От сына отреклась, ради кого? Преграда, возведенная когда-то, крепчала с каждым днём, жила во мне, в потребность превратилась.
Женился. Верней, меня женили, последыш появился у меня, старался полюбить. Я виделся с женою редко, не потому, что не любима, скитание стало частью жизни. Сын вырос без меня, пытался приручить его, на месяцы от дома отрывал. В семь, он отказался следовать за мной, я в дом, а он бежит из дома. Жена тихоня, покорная во всем, меня, как плетью стеганула:
-Мы вместе десть лет, твердишь одно и то же, покинула меня маманя, остался сиротою. Не надоело кровь бесчестить, пять лет под плитами лежат, отец и мать, достойные во всём. Измерь сначала жизнь свою, сколько сирот на свет пустил и скольких женщин обескровил. Жен, брошенных тобою, мать всех собрала под крыло, их было шесть, последнюю спасти не удалось. Она рыбачила на лодке, ветер унёс её в залив. Ты, о судьбе её терзался? Чужие люди помогли, спасти не удалось, застыла, а сыну твоему вдохнули жизнь. Секретно от тебя носила, тряслась от страха, жизнь загубишь!
Тебя решили навестить. Вечерять сели, своей едой накрыли стол. Ты уплетал, а дочери сидели в стороне, остатки ждали от стола. Худые, изможденные тела, всех несказанно удивили, спросили, чем переболели? Ответу больше удивились. Болезней нет, они здоровы, едят по норме, я не велю растягивать желудки. О хозяйке бывшей услышали слова, жрала без меры, без спросу девок нарожала, из-под замка еду крала.
О сыне не сказали, сидел напротив, наблюдал, беседу завязать хотел и попросил медовый хрустик. Ответ он часто вспоминал, я попрошаек не терплю.
Ни разу не спросил, где я жила, при ком росла. Пыталась рассказать, ты обрывал на полуслове. Наш Лад, соприкоснувшись с братом, душою прикипел.
Я растерялся.
-Мой сын с роднёй соприкоснулся, предательство чинила за спиной!
-То воля сына и моя, предательством дела не пахнут.
Беседу девочка прервала:
-Лад с мужиками вслед ушёл, погода отвела вам утро.
Жена мгновенно собралась в дорогу, я возмутился:
-Баню, стряпню и чистую постель, пока я здесь за дверь ни шагу, распоясалась без плетей!
Она ответила спокойно:
-Весной приехать обещался, нежданно появился в доме. Мы ловим ветер, на перегоне наши люди, у них кончается еда, я занимаюсь переброской. Людские жизни под угрозой.
В смысл слов не вник, от двери оттолкнул и пригрозил:
-Цепь брачную сними, я отрекаюсь от обеих.
С этого мгновенья жизнь моя круто изменилась. Перед рассветом, заносились люди, подумалось беда, и побежал за ними вслед. От ветра сильного сшибало с ног, держась за поручни, поддерживая друг друга, люди взбирались на утёс. Хор голосов внезапно оборвался, женщина прилипла к уху и прокричала:
-Началось!
От вершины отделился человек, ветер, как пёрышко понёс его и перекинул через пропасть. Над уступом, он сбросил ношу на веревке, её поймали и подтянули вместе с летуном. Летуны, схожие с летучими мышами, метали ношу на площадку. Сняв странные накидки, они бросались вниз и повисали под уступом. Их медленно тянули вверх и заводили на уступ. Смотреть на зрелище мне было неприятно. Я заспешил домой, окликнули:
-Ветрище сильный поутих, ученики начнут летать, счастливчик Лад четвертым будет.
Мне страшно вспоминать, ветер завертел сынишку, поймать воздушную струю не удалось, он выпустил цветную ленту. Верёвку основную подтягивали снизу, мгновенье, и сын расправил руки-крылья. Те несколько секунд в потоке, мне показались долгим часом. Я в выражениях не стеснялся, весь крик сводился к одному, жена толкает на убийство сына, безумной доверять нельзя.
Вечер подкрался незаметно, я был в дому один, жена и сын не появлялись. В соседнее жильё зашел, и с раздражением спросил:
-Куда мои запропастились?
Девочка, не отрываясь от работы, ответила:
-Жены не будет до весны, остальные летуны у лекаря под боком, домой вернутся, как позволят. У Лада тело повредилось. С хозяйством управляйтесь сами, овец накормим и подоим.
Я не на шутку обозлился, с женою десять лет прожил, непослушание, как снег на голову свалилось. Через два дня явился сын, задрав рубаху, показал синеющую спину.
-Кости целы, и жилы главные не пострадали. Год назад, здесь треснуло ребро, плечо вправляли. Я получил от матери сигналы, она меня во всю хвалила. В дорогу хочешь отправляться? Ветер разрушил мост, нанес камней на главную тропу, не меньше месяца работы.
Я закричал:
-Со мною будешь кочевать, мне только летунов и не хватало!
Сын возразил:
-В роду все были летунами, я кочевать не стану по дорогам.
Не помню, что в него я бросил, он охнул и свалился на пол. Внезапно появились мужики, оголили зад и спину. Меня пороли! Я получал удары, за сына своего, за мать его, за самодурство, обман, за то, что десять лет сидел на шее. Последнее, задело очень, обманом я не занимался и зарабатывал с лихвой. Вошли деды, из короба посыпались бумаги.
-В народе нашем все равны, новорожденный и старик, родители и дети. Мы растим семя, направляем, но, волю детскую не топчем, решение всегда за ними. Природа шутку сотворила, или отбили в раннем детстве, внутри тебя отцовства нет. На днях, от сына отказался, с такою лёгкостью, словно с ладони воду слил. Ты в поселениях бываешь, живешь среди людей, порою неимущих. Используешь подвоз и лошадей, распоряжаешься людьми, бросаешь обещания, я заплачу вам за еду, за кров и за работу.
Из поселений, где бывал, к жене стекались все долги. Долги, ни чьи-нибудь, твои. За десять лет, бумажек, короб накопился. Жена бумаги оплатила, велела передать, с этого мгновенья, за все платить ты будешь сам. В браслет, что Стражники надели, мы метки нацепили. Метка от жены, вторая от детей, которых ты в глаза не видел, третья от сына летуна, четвертая от матери покойной. За все твои дела, мы поручались не торгуясь. Свою защиту мы снимаем, останется одна, она тебя от плена бережет, и открывает все границы.
Ты редко навещал семью, подарков не дарил, Лад, как отца, тебя не знает, чужие люди ставят на крыло. С женою скука донимает. Мы слово каждое её, как бисер многогранный, нанизываем на золотую нить и сберегаем для потомства. Она расчеты упростила, в одежду новшества внесла и безопасность укрепила. Совет постановил, к тебе летунья не вернётся.
У нас с десяток летунов, всё остальное поселение работает на них. Лада не неволим, захочет встретиться, свидание устроим, уговоришь с тобой отъехать, удерживать не станем.
Я не впервой пугал жену цепями. Она покорною была, от страха мужа потерять, мои колени обнимала, и умоляла не бросать. Произносила странные слова, в тебе иного вижу я.