Я приглашаю ВАС.
Нет, в данном случае не на медленный танец (быстрые я вообще танцевать не умею), я приглашаю ВАС провести со мной несколько сладких часов на Tель-Aвивской набережной, в месяце Октябре, когда так приятно осознавать, что жара отступила не на один день, а на целых полгода. И даже если она, эта мерзкая, всепожирающая злодейка, обреченная на полугодовое изгнание в южные пустыни Саудовской Аравии, напоследок огрызнется «хамсином» (1) , заставив снова включить «мазганы» (2) в домах и автомобилях, то не надолго, а всего лишь на несколько дней, как правило, на три-четыре.
«Хамсин» закончится вовремя, страна снова приготовится к периоду ожидания первого дождя, и дикторы станут услаждать наши доверчивые уши предсказаниями о вполне вероятном плодородном деянии СОЗДАТЕЛЯ. На завтра же окажется, что дожди выпали только на далеком севере Израиля.
«Северяне» (3) тоже будут недоумевать по поводу телевизионных новостей.
На деле же это будет означать только то, что какая-то шальная тучка зацепилась за гору Хермон (4) и от боли соприкосновения с неожиданным препятствием, к тому же очень твердым, пролила несколько слезинок, оросив замученные жарой травы и кустарник, но не напоила их, а лишь подразнила вожделенной влагой. Капли скатятся с засохших стеблей, разобьются на мельчайшие частицы, возможно на молекулы, и снова поднимутся вверх, чтобы прилепиться к более удачливому облачку и покинуть наше пересохшее за летние месяцы государство.
Многочисленные ручейки, которым в дальнейшем предстоит стать Иорданом, не обратят внимание на нарывчики на своей поверхности. Они прежнему будут струиться меж камней (верхушки которых лишь слегка намокнут), мечтая в скором времени все же накрыть неподатливые гладкие препятствия с головой, чтобы дать волю свободному своему течению. Они, немного спустившись вниз, объединятся в полноводную, священную реку под древними эвкалиптами, а затем, всего через несколько километров, до краев наполнят чашу Кенерета(6).
Но придется нам с Вами все же отвлечься от Голан (5), так как они не имеют никакого отношения к нашей сегодняшней прогулке.
Хотя, если немного призадуматься, то отыщутся доказательства обратного, - Голанские высоты имеют самую непосредственную связь с нашим отдыхом в шабат.
Эти, не самые большие вершины в мире, преграждают врагам нашим путь к Тель-Авиву с севера, давая жителям центра ощутить полный «релакс» (7), что и является истинной целью прогулки.
Будем придерживаться золотого правила и постараемся не повторять маршрут предыдущего раза. Придумаем что-то новенькое, прислушиваясь к своему собственному «я», что позволит считать себя путешественником, открывателем новых миров.
Не будем признаваться даже самим себе, что мы с Вами решили просто сэкономить деньги, например, на поездку в Эйлат, воспользовавшись безусловным правом гражданина Израиля на бесплатный отдых вблизи Средиземноморского побережья, что зафиксировано в ТОРЕ и Ветхом Завете Библии.
К тому же не очень приятно сегодня бродить по холмам Голан или Синая. Для этого больше подходит мирное время, а не нынешнее военное, - в коем государство Израилево продолжает присутствовать до сего дня.
Опять же, - место это ничем не хуже курортов, которые Вы уже посетили и которые Вам еще предстоит посетить, когда зуд странствий перерастет в потребность, отчаянный шаг совершен, билеты на самолет заказаны, счета - оплачены.
Если же Вам удалось отговорить себя от лишних затрат, то единственного, чего будет не хватать вам в местном релаксе, - новизны мест и событий.
Именно для этого стоит каждую неделю менять маршруты, причем выполнять данное правило стоит прямо с парковки автомобиля. Для остроты ощущений можно позволить и платное это удовольствие, успокаивая себя тем, что затраты на любую стоянку намного ниже билета на самолет, например, в Турцию. Но разве может сравниться набережная Анталии с Тель-Авивской?
Итак, машина припаркована вполне удачно, на одной из узких улочек южного Тель-Авива, всего лишь в двух километрах от моря. Вы можете быть совершенно уверены, что здесь мы паркуемся впервые и золотое правило новизны соблюдено, причем пока совершенно бесплатно. Теперь требуется только хорошо запомнить название улочки и всевозможные приметы подхода к ней, дабы не плутать на обратной дороге уже совершенно вялому от затянувшегося отдыха, опьяненному морскими ветрами, с единственным оставшимся желанием, - заснуть на полчаса на своем индивидуальном диване.
Спецификой здешних мест является, как бы помягче выразиться, некое несоответствие что ли их трущобного вида с красавицей набережной, значительная часть которой является принадлежностью южного Тель-Авива.
Нас, изучавших современную историю по советским учебникам, не должно особенно удивлять это обстоятельство. Для нас это наглядное пособие к школьному «материалу» о «язвах» капитализма и пример контрастов в социальном обустройстве буржуазного общества, наглядный пример пропасти между бедняками и богатеями.
Но на деле мы с Вами теперь уже сами стали частью этих самых контрастов и страдаем от обшарпанных, полу развалившихся строений, с бесстыдством нищеты распахнувших внутренности свих жилищ для постороннего взора. Мы стесняемся, что туристы могут свернуть чуть в сторону от набережной на эти улочки и плохо подумать о нас, евреях, а, вполне возможно, даже ужаснуться нашему быту.
Признаюсь, что мне южный Тель-Авив стал уже привычен, как привычны собственная поредевшая прическа, излишний вес, не очень украшающий собственный имидж, и другие нынешние особенности моего облика.
В этом нет ничего странного, так как мой «коэффициент привыкаемости» намного выше средне человеческого уровня. Не буду голословен и приведу только пару примеров. Например, я был не мало удивлен, как быстро привыкаю к музыкальным жанрам и стилям. Привязанность к русским мелодиям теперь приравнялась любви к мелодиям востока, и степень эмоционального возбуждения от тех и других соперничают во мне, сменяя друг друга периодически, в зависимости от радио волны автомобильного приемника. Дело дошло до того, что одна из песен Зегавы Бен затмила все народные песни слышанные мной ранее. Песня эта о любовных переживаниях восемнадцатилетней жгучей брюнетки с огромными карими глазами, в дымчатых шароварах (так представляю ее я по воспоминаниям о балете Асафьева - «Бахчисарайский фонтан»), «загоняет» меня в тупик эмоционального возбуждения. Мне до сих пор не понятно, почему окружающие не сопереживают вместе.
Я послал кассету этой певицы своим поющим друзьям в Россию, рассчитывая, что они-то уж поймут и оценят, но не получил ответа. Видно чего-то не рассчитал.
Но, пожалуй, самый странный случай привыкаемости моей произошел, когда лет тридцать назад (ух, куда меня занесло) в лабораторию мою (8) перевели без всякого согласования с ее начальником, то есть со мной, молодого инженера. Он был инвалидом с детства, весь закованный в специальные корсеты, с совершенно дебильным, как мне показалось с первого взгляда, выражением лица, а к тому же роста и веса тринадцатилетнего мальчика. Странная смесь чувств от крайней жалости до крайней неприязни вызывал этот несчастный, и я уже приготовился нести свою ношу сострадания и жертвоприношения в вынужденном общении с ним. Только одного я тогда не понимал, зачем он должен будет постоянно напоминать мне, в коллективе здоровых, талантливых моих сотоварищей, а точнее подчиненных, о наличии другого мира, - мира калек, боли и страданий. Но произошло чудо. Мой новый коллега уже через пару недель превратился для меня в одного из способнейших и работящих сотрудников, воплотителей заковыристых логических схем, верным товарищем по жизни и даже другом на долгие годы.
Он, обладающий инвалидным «запорожцем», надолго стал «поводырем» в автомобильных моих проблемах (9) и даже за теннисным столом он сопротивлялся из всех сил. Он быстро стал для меня неотличимым от других сотоварищей по творчеству, а природные недостатки его исчезли настолько, что до сих пор я воспринимаю нашу дружбу, как чудесное превращение наяву. Как жаль, что нет места рассказывать здесь о его любви к нашей же сотруднице, русской красавице, а затем женитьбе на ней, рождении совершенно здорового сына, ставшего неплохим футболистом.
Он хорошо прилепился и к нашей еврейской компании. Ходила среди нас шутка, что мы инвалиды по паспорту (10), а он по здоровью. Возможно это и сроднило нас в той жизни, а вернее его с нами. Я потерял его, как и многое другое, за морем, к которому вела неказистая улочка. Улочка, хотя и тоже инвалид от рождения, все же имеет хорошие перспективы преобразиться и в скором времени навсегда расстаться с прошлым.
Мне известно, что дни трущоб южного Тель-Авива сочтены, - неторопливый ход цивилизации постепенно изменит его до непредсказуемой сегодня неузнаваемости. Очевидно, что истинные хозяева недвижимости давно здесь не живут, но цепко держаться пока за свою частную собственность, прекрасно осознавая баснословные цены земли под ней. Они не сомневаются, что когда-то кому-то понадобиться возвести здесь туристические гостиницы и увеселительные учреждения.
Им осталось недолго ждать, - вот только устанут на время наши враги, поймут всю бесполезность своих попыток, туристы хлынут все сметающей волной в Израиль, и востребуются тогда трущобы южного Тель-Авива.
А сегодня хозяева удовлетворяются небольшими доходами от сдачи жилья обычным спутникам больших городов, - иностранным рабочим, рыночным торговцам (11), различным представителям не совсем афишируемых специальностей и их опекунов.
Улочка пуста, - в конце заманчиво поблескивает море. Еще не настало время для пробуждения обитателей этих мест. Они пока отдыхают от предыдущей ночи в глубине домов-сараев и только после полудня начнут подготовку к следующей вакханалии.
Стоило пройти два километра по разбитой мостовой мимо развалюх и складских строений, чтобы неожиданно очутится на вершине архитектурного модерна, у только что построенных зданий, ограждающих набережную от остального Тель-Авива.
Именно эти, причудливо устремленные к солнцу, нарядные, праздничные творения очень молодых архитекторов, дадут Вам возможность представить судьбу всех развалюх, портивших настроение нам во время продвижения к морю, вселят веру в непобедимость прогресса. В Вас несомненно оживет чувство гордости моей молодой страной, которая неторопливо смывает следы скороспелого детства, следуя законам эволюции, не имея возможности крупномасштабных проектов, так как реализует только один из них, - проект выживания на маленьком «пяточке» (12) земли, дарованной самим СОЗДАТЕЛЕМ.
Не только баловни строительной фантазии поразят Вас, но и простертое за цепочкой пальм красавице море. Оно принарядилось к встрече с Вами мишурой блеск, бурунчиками нежного прибоя и загадочной дымкой над горизонтом, теряя там, за ним свой цвет и тем самым оставляя Вашему воображению возможность дорисовывать происходящее вдалеке. В зависимости о того, где Вы успели уже побывать, это может быть острова Греции, порты Италии, стадионы Испании….
Если же Вы:
- только приземлились из «галута» (13), проведя в нем последние 50 лет своей жизни;
- если не успели инвестировать в туристскую индустрию европейских Средиземноморских развитых стран из своего более чем скромного дохода;
- если в памяти только ностальгические воспоминания от черноморских берегов Социалистической Болгарии, куда Вы попали чудом, пройдя жесткий контроль партийных организаций (14) на работе и в районе (15),
то представьте себе страну исхода (16) и лица тех, кого Вы по-прежнему любите и кого Вам так не хватает. Но для сладких воспоминаний еще не подошло время, а нам пока предстоит, прислушиваясь к нынешнему состоянию души, выбрать удобное место на протяжении 5-10 километров Тель-Авивского побережья.
Не делайте только одной глупости, о которой я забыл Вас предупредить: ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах, не берите с собой эти маленькие, сверхпортативные, всезнающие, все сообщающие, такие удобные, такие современные и общедоступные радио малютки.
Вы, конечно же, захотите сделать это с одной целью украсить музыкой прогулку, а они обязательно, не спросив вашего желания, сообщат о железнодорожной катастрофе в Индии, землетрясении в Японии, положении заложников в Колумбии. И это только в лучшем случае, - если повезет.
Если же нет, то вы услышите, как в Малайзии собрались Ваши враги, на конференцию своей солидарности. Каждый выступающий в изощренной дипломатической форме с красивой трибуны сообщит о личном его желании и желании его народа полного и окончательного уничтожения:
- Вас лично вместе со всеми, кого Вы любите;
- этой неухоженной улочки и красивых современных зданий;
- пальм на набережной;
- и кафе, которое расположилось прямо на песчаном пляже перед Вашим носом.
Не привыкшие к пешему передвижению ноги просят отдыха. Вполне возможно, что в расчете на эти просьбы открыли упомянутое кофе предприимчивые старожилы южного Тель-Авива, сочетая минимум затрат на его обустройство с быстротой и дружелюбием обслуживания.
Голос изнутри подсказывает, что именно здесь следует оставить сэкономленные на бесплатной парковке «шекели» (17) и именно факт экономии создает Вам презумпцию невиновности перед всевидящим оком совести.
С совестью (18) шутить не стоит. Это она, непременная попутчица по жизни, ведет постоянную бухгалтерию, не давая Вам расслабится даже в день, который предназначен не для потения в целях заработать на хлеб насущный, а как раз наоборот, для безоглядных растрат и погружения в удовольствие лени, для расточительных и необдуманных, но таких приятных поступков.
Но в данном случае ей, совести, нечем «крыть», так как она сама присутствовала при Ваших поисках стоянки. Она была свидетелем, терпеливо наблюдая, как тяжело было Вам проезжать мимо дружелюбно распахнутых ворот парковок, как Вы несколько раз неудачно пытались втиснуться в маленький свободный промежуток между более удачливыми авто, как вы в конце концов решились на довольно отдаленное от прибрежных прелестей место. Она была вместе с Вами и когда Вы стоически пробирались по незавидным улочкам южного Тель-Авива.
Договорившись с привередливой совестью и решив, что вполне достаточно физических упражнений на сегодня (с учетом предстоящего обратного пути к машине тоже), Вы присматриваете столик, вернее, цельно изготовленный пластмассовый табурет, который отлично мог бы послужить седалищем для носорога.
Выбирайте столик так, чтобы никто не загораживал сине-зеленое волнение морских далей. Столиков хватает и Вам не стоит бежать к приглянувшемуся, опережая соперника. Все можно делать в замедленном темпе, то есть именно в темпе танго, о котором я уже намекал Вам в первой строчке этой истории, когда пригласил Вас составить мне компанию.
Сегодня же за столиком я оказался один, (Вы почему-то отложили свою поездку в Израиль). Ставшая уже привычной компания самого с собой, если и не радовала меня, то совершенно и не огорчала. Было это то ли от безысходности, то ли от достаточного количества разнообразных общений в фирме с себе подобными (19), а точнее с многочисленными сотрудниками на протяжении пяти дней уходящей недели.
Здесь уместно вспомнить о наставлениях моим мальчикам в беседах, вернее в поучениях, которыми с удовольствиями я занимаюсь в рабочее время, понимая это как часть своей должности. (Они обязаны мучительно терпеть мои философии, что является уже частью их работы). Я безуспешно пытаюсь убедить их, что система, которую мы поддерживаем, включает не только 40 центральных компьютеров и 400 компьютеров на столах сотрудников фирмы и в лабораториях, а также и самих тех, кто использует «искусственных» умников, включая конечно нашу группу, их обслуживающих.
Пустота в глазах системных администраторов, коими так хотелось бы им называться, при подобных моих рассуждениях доказывает, как далеки они от вершин моего познания жизни, или, наоборот, как далек я от их помыслов и желаний.
Итак, с частями информационных систем (не забывайте мою должность – начальника отдела Информационных Технологий ИТ), а именно с человеками, мне хватает достаточно общения в железобетонной вышке. Поэтому шумы моря так желанны в предвкушаемом мною шабатном (20) релаксе.
Прелесть песчаных кафе состоит еще и в босоногих девочках - официантках, в большинстве своем студенточек, снующих между столиками, дружелюбных и общительных, независимых и стройных, опрятных и прикинутых (21), красивых и просто симпатичных, молодых и неутомимых. Любителю моря необходимо «положить» на что-нибудь взгляд, когда он соскальзывает с очередной волны не удержавшись в ее стремительном наступлении на берег или откате от него восвояси.
Одна из них заметила мой вопрошающий жест, угадав в нем, возможно, бутылочку пива, и приняв заказ, не забыла поправить при этом зонт, воткнутый в отверстие все того же табурета, так, чтобы тень падала на мою седую голову. Девочка при этом изящно потянулась вверх. (Как хорошо, что девочки не знают, что еще приходит в голову начальнику отдела Информационных Технологий с сорокалетним рабочим стажем во время релаксе. А может они прекрасно знают и это тоже?)
Пиво сегодня не утоляющий напиток, а лишь дань привычке и предмет ублажения все той же совести, которая не позволит нахально занять столик в кофе, не одарив девочку заказом и не оставив ей «тип» (22). Кстати, это является ее единственным заработком, так как хозяева приспособились не платить ей ничего, как бы стимулируя ее доброе отношение ко мне, желание обслужить меня быстро и хорошо. Великолепная задумка класса эксплуататоров.
Не правда ли? (23)
Девочка исчезла за спиной, оставив меня наедине с морем. Пару глотков пива привычно стирают из памяти треволнения прошедшей недели, утреннее недоразумение со спутницей оставшихся дней, двести шекелей штрафа (24) по дороге за забывчивость и не соблюденья правил движения. (Произошло это, кстати, только из-за радости предвкушения встречи с морем.)
Бытие исчезло из сознания, дав возможность заняться составлением плана откровения на бумаге, которое вечером позволит, убивая оставшееся время до желанных сновидений, написать Вам об этом дне, не проведенном с Вами по неизвестной мне причине. Надо постараться загладить возникшее между нами недоразумение и смягчить неприятный осадок оставшийся у Вас от предыдущей моей истории, которая видно не удалась, хотя я так гордился отправляя ее, надеясь на понимание. Только бы не упустить отведенные мне пивом двадцать две минуты (25).
Но уже на пятой нечто постороннее, чуждое, раздражающее, еще не до конца осознанное, но несомненно присутствующее здесь, достаточно близко, стало создавать сначала только помехи, а затем уже потребовало отвлечься полностью и определить источник опасности.
Вроде все было как и должно было быть. В основном молодые пары и компании в самых непринужденных позах и пляжных одеждах расположились за хаотически разбросанными низкорослыми столами. Их довольно громкий говор и смех лишь раскрашивал шумы моря и никак не мог быть причиной беспокойства.
Столики занимали пространство примерно пятьдесят на пятьдесят метров и у самого дальнего из них немного странный парень, со стаканчиком в руке, приостановился около молодой пары израильтян, очень типичных для пляжного безделья.
Разглядев сидящих, мне не удалось определить страну исхода и даже цвет их кожи не смог подсказать разгадку. Они могли быть смуглы не от происхождения, а от загара с коричневатым оттенком. Вполне возможно, что их предки от уже столетнего пребывания на этой земле постепенно «выработали» пигменты, которые защищают представителей рода человеческого от ультрафиолета беспощадного светила. Девушка была в стиле средиземноморских темнокожих красавиц, а ее спутник из тех, кто обычно с парусом скользит по убегающим волнам, а за столиком оказываются лишь на короткое время между заплывами.
Стоящий перед ними парень относился явно не к их племени, да и одежда его была далека не пляжная. Стаканчик его почему-то был пуст. Держал его он немного странно, примерно так, как во время разлива бутылки на троих (26). Пара заинтересованно, с весельем пляжного безделья, о чем-то спрашивала его, а он отвечал серьезно, как будто выполнял некое задание, и явно не торопясь закончить общение с ними, чего-то ожидая. Стаканчик продолжал висеть в воздухе, слегка подрагивая в протянутой руке.
Но вот, сидящие за столиком переглянулись, им явно уже поднадоел «пришелец» и, чтобы закончить беседу, девушка протянула парню сигарету, а тот запрятав ее в карман клетчатой рубашки с длинными рукавами, как бы мгновенно потеряв интерес к красавице, сделал два шага в сторону и продолжил прерванную мизансцену, но уже с другими участниками у соседнего столика. Стаканчик не изменил своего положения, будто парень изображал человека-куклу в популярной у клоунов-мимов репризе. Рука была протянута к следующей по ходу компании, пока еще не обратившей внимание на нового собеседника. Парень застыл в ожидании. Он явно никуда не торопился.
Теперь я смог разглядеть его, хотя и издали, так как он оказался лицом ко мне. Сомнения исчезли. Это был мой старый знакомый. Адреналин овладел моим существом, все остальное, определяющее сегодняшний день мгновенно было затушенo, не осталось никакого желания, кроме одного, - уйти, убежать, исчезнуть с этого места, не дать ему добраться до меня и навсегда забыть увиденное.
Компания, к которой прилепился сейчас светлобородый (у него отросла слабенькая рыжеватая бородка), в конце концов заметила новичка и попыталась даже усадить его на свободный пластмассовый стул. Но он только склонился в поклоне и лицо его стало наигранно жалобным. Я не слышал произнесенной им фразы, но те тоже как бы не поняли ни его слов, ни назначения стаканчика, переглянулись в некоем замешательстве и протянули ему нераспечатанную баночку кока-колы.
Мне стало ясно, что парень дебютировал и завсегдатаи кафе еще не знали предписанных им ролей. Возможно, что и перечень его фраз на иврите был еще не достаточно полон. Иврит требовал усиленных тренировок.
Парень не отреагировал на кока-колу и, отдадим ему должное, без всякого возмущения, сохранив достоинство, сделал шаг с разворотом и протянул стаканчик уже в сторону очередного столика, где, на его счастье, посетители рассчитывались с девочкой официанткой наличными деньгами.
В стаканчик плюхнулся серебристый шекель и парень признательно поклонился, как бы демонстрируя всем присутствующим, как надо себя вести, чтобы заслужить его искреннюю и реальную благодарность.
Странно, но было не заметно, чтобы кого-нибудь из сидящих вокруг раздражало присутствие моего соотечественника с «инвалидным» подтекстом. Он как бы не существовал для них. Те, к кому он обращался, требуя непредусмотренного внимания, заинтересовывались на минуту, но понимая всю ненужность и нелепость его присутствия здесь, продолжали заниматься своими делами, точнее продолжали ничем не заниматься.
Парень же неторопливо передвигался от столика к столику, как бы растягивая мою пытку. К моему ужасу он явно наметил меня, как конечную цель. А я, загипнотизированный, никак не мог сбежать, обречено ожидая своей участи.
Я старался не смотреть в его сторону, уперся в горизонт, а тот, будто желая усилить страдания, с жестокостью правды выдал мне порцию воспоминаний.
Открытое пространство никак не смогло препятствовать появлению их рядом со мной.
Мне даже не надо было видеть их. Я всегда улавливал их присутствие и безошибочно предсказывал предстоящий скандал, драку, милицейские свистки (27), а иногда и кровь.
Они были схожи друг с другом, пострижены наголо, успев лишь чуточку обрасти, все в черных робах. Их колонна проходила мимо нашей строительной площадки в заброшенном поселке хабаровского края. Это были представители мира, вселявшего страх непредсказуемости и беззащитности.
Вот они у крыльца нашего общежития, где мы расположились после первого трудового дня, и Ленька разошедшись, во весь голос выводил, - «а ты опять сегодня не пришла…». Они возникли из темноты бесшумно. Их было всего трое, но их явно не смущало, что они в меньшинстве. Ленька оборвал песню, а средний из них, смотря в сторону, как бы приказал, - «а ты пой парень, пой… Не надо останавливаться. Нам нравится эта песня…». Леня допел. Мы сразу ушли в дом, плотно закрыв двери.
Утром следующего дня местный мастер рассказал, что уголовники опять убили двоих. Те неосторожно упали, размозжив головы о чугунные батареи парового отопления в своем общежитии. Они уже жили на свободе после окончания предначертанных советскими законами сроков.
Потом горизонт прислал мне других. Те были все одеты в кожаные куртки, но тоже, обязательно черные. На головы их были натянуты полушерстяные шапочки, что делало их всех близнецами. Как вы уже догадались и шапочки были черного цвета. Они заполнили Ленинград, когда все рухнуло и не стало страны.
Они прижались ко мне плотно в переполненном троллейбусе, а когда я вышел, то ощутил легкость в боковом кармане зимней куртки. Кошелька было не жалко, лишь страх от незащищенности вновь заполнил всю сущность мою. Сидя вечером у телевизора, я никак не мог воспроизвести их лица, только черные куртки и шапочки, а под ними мертвенно бледный, не запоминающийся овал.
Парень не дал продолжить веренице в черном свое театрализованное представление, хотя за горизонтом угадывались все новые, давно забытые персонажи.
Я вдруг увидел прямо перед собой на уровне лица подрагивающий его стаканчик, в котором на дне покоилось всего лишь несколько монет. Он явно не рассчитал, что большинство израильтян приходят сюда только с кредитными карточками и при всем своем дружелюбии к нему не могут ничего опустить в пластмассовую плошку для подаяний. Шекели слегка поблескивали, как бы прося сочувствия и поддержки за своего нового хозяина.
Он был плохо загримирован и даже загар с бородкой не смогли скрыть от меня его прошлое. Его водевильный вид и одежда никак не веселили меня и только одна мысль засела в голове, что он и здесь догнал меня, а так хотелось расстаться с ним навсегда.
Он сменил имидж и выбрал себе, а, может, кто-то другой выбрал ему роль придурковатого, болезненного подростка-инвалида, но если чуть-чуть приглядеться, то под одеждой угадывалось молодое, натренированное, крепкое тело, а глубоко в глазах можно было рассмотреть хорошо продуманный замысел.
Я постарался отвести взгляд, давая понять, что не хочу общения, но он не двигался. Мой столик был последним и видно ему не очень-то хотелось выходить из-под тени зонтика, в которой он предусмотрительно остановился. Солнце уже стояло в зените, припекало как летом. Пауза стала мучительна для меня. Видно у парня все же были толковые учителя, рассказавшие и научившие секретам Станиславского (28) . Он продолжал держать паузу.
И я сделал ошибку. Вернее, он вынудил меня ее сделать.
«Слушай парень, хоть здесь заработай другим способом себе кусок хлеба», - сам того не желая, нет не сказал, прохрипел я.
Маска сошла с лица парня. Он все понял. Он очень пристально посмотрел мне прямо в глаза, как могли смотреть только они. Сначала это было удивление. А потом злоба и наконец ненависть. Он повернулся уже без всякой меланхолии и нормальной походкой отошел, нет, скорее всего, он отскочил в сторону. Я поторопился обрадоваться, что на этот раз победил. И эта преждевременная радость только усилила боль, от нанесенного удара.
Он настолько резко повернул голову, что застал меня врасплох.
Я увидел теперь уже вполне осознанное, хищное выражение на лице его. Он со знанием дела, прицельно, всадил в меня свой заряд, и я услышал над шумом прибоя, то, что даже там знал только по рассказам.
Как же я сразу не распознал ПОСЛАНЦА, которому велено было разрушить все, что я строил последние годы, все мечты и надежды мои, моих предков, моих праотцев, всех сожженных и расстеленных, всех уже ушедших и еще не родившихся….
«Жалко, что вас фашисты всех не перебили, «жидовня пархатая», ….»
Он крикнул что-то еще вдогонку, но я оглушенный застыл в оцепенении. Черный гриб ярости вышел из синевы моря поднялся над ним, закрыл солнце, печатный пляж, кафе, официанток, темнокожих красавиц и набережную Тель-Авива.
На время потеряв ощущения реальности произошедшего, растерянный, я в темноте дымовой завесы разглядел, как рыжебородый победным, спортивным шагом не оборачиваясь направился к следующему кафе в метрах двухстах к югу от облюбованного мною места. В этом промежутке он мог отдохнуть от надоевшей роли придурка, расслабится и почувствовать силу здорового общения с природой, солнцем, морем и ветром.
Наступила адская тишина и окутанные хлопьями пепла и гари над волнами выступили, - повозка с понурой кобылой, мой дед в черной шляпе и сюртуке. Маленький мальчик с большими серыми глазами, в которых стоял ужас от груды тел на повозке, едва поспевал за ними. Он не мог отойти от своего отца, так как мама настрого велела ему не оставлять несчастного одного наедине с печальным грузом, собранным им после ухода банды. Они долго брели над волнами, все уменьшаясь и уменьшаясь в размерах, постепенно теряя очертания, а затем слились с дымкой на горизонте. Оставшись совсем один, я почувствовал свою обреченность в ответственности перед ними.
Возникло желание броситься к моим теперешним согражданам, перевести на иврит произошедшее, заставить всех возмутиться, узнав от меня истинную сущность того, кого они одаривали пять минут назад. Надо было объяснить, что на самом деле было в голове его, когда он закатив глаза игрался с ними в обделенного миром имущих. Они должны были узнать об опасности и в будущем всегда быть настороже. Им надо было рассказать, что инвалиды совсем не такие, они, настоящие инвалиды, выглядят, думают и живут совсем иначе….
Взгляд натолкнулся на двух полицейских, мужчину и женщину, защищающих пляж от арабских террористов. Я почти решился призвать их и восстановить законность, спасти меня от нападения. Я готовился перевести на иврит услышанное, пусть разберутся.
Нет, лучше самому догнать его, повалить и волоком дотащить по песку к одетым в красивую голубую форму стражам порядка моего еврейского государства, чтобы никого не пугать. Пусть восторжествует закон на земле обетованной.
Но он хорошо знал меня, он знал, что я останусь сидеть. Он шел спокойно и уверенно. У него была своя цель.
Но я все же встал, оставив в удивлении девочку официантку размером «типа», и, содрогаясь от омерзения, разбитыми тротуарами южного Тель-Авива побрел, плохо осознавая, где нахожусь. Я уходил от солнца, так что тень опережала меня, указывая дорогу.
Я не сразу нашел машину, заблудился в хитросплетении узких улочек, уткнулся в пустынный рынок Кармель, повернул обратно.
Я начисто забыл названия переулка, где припарковался час назад, и вдоволь смог насмотреться на пробудившихся обитателей сих мест. Мне кажется, я даже угадал в одном из окон первого этажа «братву», (29) которая ждала рыжебородого своего дружка, чтобы разделить «общак» (30) и продолжить вынужденное пребывание свое в «бегах» (31) перед тем как вернуться за горизонт, в родные края, к продолжению прерванного….
Им не было никакого дела до меня, и мне также не стоило вникать в их проблемы.
Они не знали, что указано было нам, чтобы и пришелец жил по заповедям СОЗДАТЕЛЯ на земле этой.
Мне нужен был кто-то, чтобы указать дорогу, с которой сбил меня мой старый знакомый, и я увидел открытую дверь в одном из близлежащих домов. Солнце уже село, но фонари еще не зажглись. Я заметил, что с другой стороны к двери приближается седобородый старец, в черном сюртуке и шляпе, с книгой в руке.
Я уже хотел было открыть рот с приготовленным вопросом, но он опередил меня, - «Шабат шалом!»
Взгляд старца содержал тысячелетнюю мудрость и доброту. Показалось даже, что он знал не только о моем смятении, но и как помочь мне. Стало неловко перед ним за свои светлые шорты и только мысль, что голова моя тоже покрыта, хоть и не кипой, а летней шапочкой, как-то успокоила. Я произнес ответное приветствие и продолжил путь. Машина оказалась рядом.
Ехать было спокойно, старик, как бы сидел рядом. Включил приемник.
Диктор зачитал последние новости, среди которых особенно выделялась одна, - раввин Франции призвал местных евреев не носить в общественных местах кипу.
Шабат еще не кончился и я не решился позвонить сыну с мобильного телефона, вставленного в удобное ложе автомобильного «дибурита» (32).
Он в шабат давно перестал отвечать на телефонные звонки и нервничал, если кто-то тревожил его, нарушая ЗАКОН.
*** Комментарии автора ***
Большая просьба не обращать внимание при первом чтении на комментарии, а лишь прочесть их отдельно, если будут силы, после окончания повествования.
Комментарии только для последующих прочтений, - второго, третьего и т.д.
Вернитесь, пожалуйста, к основному тексту.
Спасибо.
Г.И.
1. Хамсин – такое состояние природы, когда с Иорданской пустыни приходит жара, температура резко повышается, иногда при этом на Израиль оседает пыльное облако, оседая на автомобилях и проникая в наши жилища;
2. Мазган – на самом деле просто кондиционер. Применять в тексте техническое слово кондиционер я отказываюсь, так как в корне слова мазган присутствует понятие климата, оно созвучно самому процессу, а кроме того является источником жизни в Израиле;
3. Северяне – израильтяне, живущие в 100 километрах от Тель-Авива на границе с Ливаном и Сирией, в плотном окружении арабов и друзов;
4. Хермон – самая высокая гора, 2000м, отвоеванная от Сирии и являющаяся одним из центральных звеньев в безопасности Израиля. С горы Хермон виден весь Израиль;
5. Голаны – северные гористые районы Израиля, источники многочисленных войн между Сирией и Иудеей за последние три с половиной тысячи лет;
6. Кинерет – озеро, куда впадает и из которого вытекает Иордан;
7. Релакс – слово иностранное, но очень запало в душу, нравится его значение – полного расслабления и небытие в бытии;
8. Лаборатория – группа разработчиков с определенной тематикой, с которой я просуществовал ровно год, «съеденный» очень быстро враждебными силами в организации, где я проработал двадцать три года;
9. Автомобильные проблемы, - вернее автомобильные мучения являются одной из ярчайших страниц моего прошлого, и приобретение автомобиля я считаю для себя неким моментом истины в осознании окружающей действительности. Полное отсутствие автомобильного обслуживания заставила познать реальную жизнь;
10. В паспортах СССР был пункт пять, - графа национальность, из которого следовало еврейское происхождение, помогавшее интересующимся, опознавать нашего брата, если это не достаточно отчетливо отражалось на физиономиях их владельцев. В народе ходило устойчивый афоризм, - инвалид по пятому пункту. Надо отдать должное и израильским паспортам, где графа национальность также присутствует;
11. Рыночные рабочие, - обобщенное понятие всех, кто связан с рынком «Кармель», который протянулся через весь Южный Тель-Авив, оккупировав одну из улиц полностью от начала до конца. Это место самых дешевых покупок Тель-Авива и знакомо всем вновь прибывающим из всех стран исхода на всех этапах существования современного Израиля.
12. Пятачок – предлагается взглянуть на карту и сравнить с территориями близлежащих государств и спросить, а чего им от нас надо, и почему они не хотят нас оставить в покое.
13. Галут – все страны, по которым бродили евреи две тысячи лет, в которые их зазывали и из которых их изгоняли, в которых их притесняли, и в которых их поощряли, в которых их уничтожали, и в которых их спасали, - в общем, в которых с ними делали, что хотели;
14. Партийные организации – некая ступенька в иерархической структуре коммунистической партии СССР, управляющая огромной советской империей 74 года;
15. Район – административная единица города, к которой была приписана и иерархическая ступенька коммунистической партии;
16. Страна исхода – последнее государство, в котором оказался конкретный еврей до возвращения на землю обетованную, и с которым будет связана его кличка в Израиле в течении всей его последующей жизни;
17. Шекели – денежная единица евреев, описанная в торе, а значит имеющая трех тысячелетнюю историю;
18. Совесть – понятие чисто российское, в других языках если и встречается, то употребляется довольно редко. В частности, уже прожив десять лет в Израиле, ни разу, Вы слышите, ни разу! не слышал, чтобы израильтяне-старожилы применяли его. Да и само звучание этого слова на иврите не настраивает на его применение в столь возвышенном, если хотите, благородном смысле;
19. Забыл Вам сообщить, что сегодня шабат и Вы сами решайте, - стоит или не стоит совершать Вам поездку со мной на автомобиле в этот святой день;
20. Фирма – место моей производственной деятельности не должно присутствовать в этой истории, поэтому если есть интерес, то можно поискать в других откровениях;
21. Слово «прикинутая» употребил умышленно, понимая под ним некую современную изюминку в облике и одежде. Есть случаи, когда применение сленга необходимо;
22. Тип – по-русски «чаевые», но очень неуместно употреблять это слово, совершенно не связанное ни с чаем, ни с честно заработанными девочками шекелями. Олимам очень трудно привыкнуть к необходимости платить «тип», так как не приучены были к этому в прошлой жизни;
23. Класс эксплуататоров, – крепко въевшееся в сознание определение, относящееся ко всем владельцам чего-либо;
24. Двести шекелей штрафа (45$) – сумма очень болезненная. Впервые в жизни забыл пристегнуть ремень безопасности, так как прибывал в состоянии благодушия и вседозволенности, а удачливый полицейский, не найдя во мне террориста, выполнил часть своего долга перед государством;
25. Двадцать две минуты – время действия маленькой бутылочки хейнекен, в течение которого реальность исчезает в некуда. И становится необычайно хорошо, способствуя творчеству тоже;
26. Бутылка на троих, - устойчивый афоризм, а также способ принятие алкогольных напитков. В народе существует поверье, что нельзя пить одному, скучно вдвоем, и мало достанется, если в компании четверо. Три выпивающих, оптимальный коллектив для этого действия и последующих задушевных бесед;
27. В СССР полиция называлась милицией и долгое время единственным вооружением постовых милиционеров был свисток. Об этом ходило много шуток, но и на деле свисток воспринимался, как атрибут власти и законности, звук свистка, - приход наказания и усмирения;
28. Общепризнанно, что у Станиславского была некая система актерского искусства, в которой одно из основных мест уделялось паузе на сцене. Тот, кто во время паузы мог сыграть нечто, считался хорошим актером;
29. Братва, - коллектив уголовников. Термин взят мной из соответствующей литературы, носит сленговый характер и я не могу претендовать на точное терминологическое соответствие его для подразумеваемой мной части населения планеты;
30. Общак, - я употребляю здесь в смысле коллективного бюджета местной, приблудшей братвы, а не как общий банк преступного мира;
31. Изгнание - здесь подразумевает использование преступниками России Израиля, как места, в котором удобно на время скрыться от правосудия. Въезд в Израиль предельно упрощен законом о возвращении евреев, а купить сейчас в России «еврейство» стоит всего несколько сотен долларов;
32. Дибурит, - название на иврите автомобильной телефонной системы, позволяющей пользоваться мобильным телефоном во время движения. Не хотелось заменять это слово русским аналогом. Привык уже к этому.