Ранний дневник 45 Жизнь кажется мне нереальной и странной
Из дневников давних лет
1977 (?)
эпиграф Ивана Алексеевича Бунина, цитирую по памяти: "Самое интересное - это дневники, остальное - чепуха."
О чём здесь написано: мысли, мой необыкновенный друг Толя В., диалоги с ним, Никита Гаранин, знакомство с удивительным Никитой Любимовым (его отец режиссёр Театра на Таганке Ю. П. Любимов), дивная книга "Он и я" французского драматурга Габриэлы Босси...
Всегда со мной были горести, трагизм, романтика, поэзия, экзальтированность.
Не знаю я, о чём можно говорить с людьми, о чём нельзя.
При соприкосновении с жизнью, ослабевает внутренняя сосредоточенность. Что зависит от меня? Я целиком завишу от своей природы.
Кто привёл меня к вере – Бог. Кто мне дал всё, что я имею – Бог. Но жизнь моя кажется мне нереальной и странной.
Если взглянуть на жизнь мою всю, то ясно, что всё вело меня к вере – через страдания, через бесчисленные потери людей, в которых я помещала своё сердце, говоря словами Андрея Платонова. Тайна над нами.
Какие все живые вокруг и страстные.
Творчество во мне иссякло? Или до времени? Если Ты не дашь мне любовь к Тебе, Господи, как же я буду любить Тебя и людей Твоих? Я хочу невозможного.
Семейственные восклицания за моей спиной, уходящий со своими знакомыми Алик альтист, одетый тепло, закутанный в шарф, похожий на огромного ребенка.
Терзания, не возвращайтесь.
То, что люди себе позволяют, я себе не должна позволять.
Лина говорит: “Вера – это от невежества”. Я молчу. Её душа неспокойна. Между нами сейчас отчуждение.
Неужели мою душу волнует по-настоящему только высокое, божественное – во всех его отражениях? Плохо, скупо, холодно молюсь.
Как расправиться с животным, которое сидит во мне?
Странен мир Твой, Господи.
Никем не хочу быть, хочу покоя.
Я, подобно Антею, слабею, отрываясь от земли – церкви, быстрее поддаюсь тем чувствам, от которых бегу. Как мгновенно омрачается душа, едва я преступаю недозволенное, даже в малом.
Жизнь и вера – почти “две вещи не совместные”, ибо трудно постоянно не искушаться. Трудно любить тех, в ком внешнее и внутреннее тёмное, неприглядное, в ком светлое спит. Лукавые вечные вопросы, на которые в этой жизни ответа нет.
Вчера была на поминках по Артемию Григорьевичу Бромбергу. Его жена Серафима Александровна спокойна.
Красивые Алла Ивановна и Таня Лившиц. Мы тихо сидели и ели многочисленные пироги. Пришла сотрудница Литературного Музея, не зная о годовщине. Сказала: “Он позвал”.
Жизнерадостный, нервный Александр Михайлович Гуревич.
Мой друг художник Олег Гостев пишет портрет пианистки Марии Вениаминовны Юдиной.
Толя говорит: "Когда придёт Христос, многие будут страдать, те, в ком не преодолено зло". Говорю ему: "Он очень мягок, нежен, чуток. Он любит. Он будет бережен. Не надо угроз». Толя: "Прочитай Апокалипсис".
Но разве Апокалипсис написан Христом? (2016 г.)
Как эта наша жизнь отражается на жизни иной?
Как пуста душа без любви, когда наступает отлив чувств, не зависящий от человека.
Уединение люблю.
Свыкаюсь с беспросветной долей,
И род людской лишь поневоле –
Из сострадания терплю.
Я спрашиваю Толю: "Ты бываешь в унынии?" Он: "Уныние это отсутствие энергии. Наверное, бываю".
Я: "Тебя раздражает глупость людей?" Толя: "Нет". Я: "Ты смотришь на себя со стороны?" Толя: "Обычно я смотрю со стороны, когда мне невмоготу. Я понял, что грех – это не я. И я перестал мучиться".
Я: "Интересен ты себе?" Толя: "Вообще, да – по мере роста. Интерес к людям прямо-пропорционален интересу к себе". Толя говорил мне, что любовь не исчезает, она вечна.
Я: "Что ты ценишь в людях?" Толя: "Я ценю простоту, открытость. Меня знаешь, что убивает: ты общаешься с человеком, а потом он встаёт и уходит». Я: "Я ещё не раз буду терзать тебя своей доверчивостью".
В Толе много хорошего. Его недостатки можно терпеть. Он бывает резок, невнимателен ко мне. "Если ты изменишься, то и я изменюсь", - тем не менее, говорит он.
Истинных мужчин очень мало, исчезли романтизм, поэзия в отношениях, рыцарство.
Я хочу увидеть человека, любящего Бога совершенной любовью.
Я познакомила Толю с моим другом Всеволодом Черкаевым (Одиком). Я сказала ему, что хочу найти совершенное существо, и что равного не могу себе найти человека. "Это гордыня", - ответил он.
Зачем послан мне Толя? Господи, это мучительно – умирать от жажды над ручьём.
Мы с Валей А. были у Никиты Гаранина. У него прекрасные стихи, некоторые из них гениальны. "Я стар", - сказал он. "Ты мудрый", - возразила я. Валя Ак. говорит, что боится сойти с ума. И я боюсь.
Если моего возлюбленного в мире нет, где я найду его? Разве можно желать того, чего нет в мире?
Какая часть моего существа не отдана Тебе, Господи?
Молитва изменяет душу и тело.
В трамвае Толя спросил: "А ты чувствуешь мою душу?" Я: "Да. А ты мою?" Он: "Очень часто". Я: "Ну, и как тебе?" Толя: "Хорошо".
Около м. Динамо он неожиданно говорит мне: "Я люблю тебя". Мы сидим в этот момент на скамье в парке. Я чуть не падаю со скамьи, вздрагиваю, как от удара, благодатного удара. Его слова действенны, они во мне что-то меняют.
Толя: "Я мучаюсь от своей искажённости". Я: "У других её больше, чем у тебя".
Толя: "Другие её в себе не видят, а я вижу". Я: "У тебя бывает такое прекрасное лицо, что во мне появляется такая любовь, что мне хочется кинуться тебе на шею. Мне тяжело, мне нужна семья. Ты мне дать её не можешь. Надо или молиться или расстаться". Толя: "Конечно, первое". Я: "Принимаю".
Никита Любимов - сын Юрия Петровича Любимова
Знакомство с сыном Юрия Петровича Любимова Никитой. Были с Толей у него дома. Никита читал молитвы вслух. Сказал, что я суровая.
1 июня. Я была в гостях у Никиты Любимова. Он кормил меня, как будто я дитя, из своих рук в мои руки передавал еду.
Он сказал, что я открыта, что во мне нет лицемерия. Мы долго говорили с ним. Я читала ему вслух Габриэлу Босси,* мне показалось, что он плакал, он несколько раз вытирал глаза платком. "Эта книга написана Духом Святым", - сказал он.
*Габриэла Босси - француженка, драматург, в 64 года внутри своего существа она услышала голос. Она решила, что это её воображение. Голос произнёс: "Если ты сомневаешься во Мне и думаешь, что это твоё воображение, то не Я ли сотворил твоё воображение?...
Я мог бы освятить тебя во мгновение ока, но Мне угоден твой медленный и терпеливый труд, который хранит тебя в смирении... Святые не были святыми во все мгновения своей жизни... Святость есть отсутствие всякой сознательной скверны."
Габриэла Босси написала книгу "ОН и я", она переведена на разные языки мира. От чтения этой книги происходит что-то чудесное, очищение, желание любить людей... (в интернете этой книги не было, потом появились отрывки)
Я сама всегда сильно чувствую Бога, Христа, когда читаю эту книгу. Она переписана у меня от руки. Впервые она пришла ко мне в монастыре под Елгавой в Прибалтике.
Никита прекрасно поёт. Он проводил меня на такси домой. Жадно бросился всё в моей комнате рассматривать. Я пробудила в нём какие-то струны, он повеселел, движения его стали стремительными. "А иногда я бываю трупом", - сказал он. "Ты на меня хорошо действуешь", - добавил он.
Никита говорит, что в отношениях между мужчиной и женщиной есть нечто страшное и таинственное, какая-то космическая тайна. Никита: "В тебе есть материнство. Я заметил это, когда ты пела "Ангелов" Иоанна Сан-Францизского" (музыка Пети Старчика). "Для меня все люди - дети", - сказала я. "Это у тебя от Божией Матери – Матери всех матерей", - сказал Никита.
Приходил ко мне Никита Любимов. В нём было много внешней игры, это мешало. "Я веду так себя с теми, кого я люблю", - сказал он. Позже он стал серьёзен. Я сказала ему: "Я не буду в тебя влюбляться". Он: "Почему?" Я: "Не хочу. Я буду тебя любить". Никита: "Буду... Я уже тебя люблю. Ты девчонка, маленькая девчонка".
У него необычный взгляд, очень глубокие глаза, в них большая сила, мне становилось страшно, глядя в них.
Мы в монастыре
Мы с Лерой и Толей в монастыре под Елгавой (Латвия), отец Таврион настоятель.
Мне столько прекрасного было в Толе открыто. Мы сидели в лесу, Толя дважды прочёл псалом "На реках Вавилонских" и говорит: "Хочу плакать. Тоска". У него полились слезы, я дала ему платок. "Я испытываю к тебе нежность", - сказал он. После слёз его лицо просветлело. Толя очень разнообразен, не успеваю удивляться ему. Когда я смиряюсь, он делается заботливым.
Отец Таврион говорит, что мы должны вместе с Христом идти на Голгофу. Он говорил в проповеди: "Хотите быть здоровыми - причащайтесь. Хотите, чтобы Ваши близкие были здоровы - причащайтесь. Хотите, чтобы Вашим усопшим было хорошо - причащайтесь. Причащение очищает мир от скверны, избавляет его от гниения".
Толя проспал Литургию, он выделяется своим видом и поведением от людей, отказался от работы. Все богомольцы в монастырях помогают, чем могут.
Отец Таврион сказал Толе и Никите (Никита приехал сюда позже) на прощание: "На все вопросы ответы в Евангелии. Вы знаете больше того, что надо знать".
"Что так рано уезжаете, приедете ли ещё?", - спросил меня старец. Он слабеет. Говорил, что будут страшные времена. Число верующих уменьшается, вера гаснет. "Вы хотите быть живыми могилами."
Брест
Таня из гостиницы в г. Бресте Таня, увидев нас с Толей ощутила, что между нами есть духовная связь. "Это Ваш муж?", - спросила она меня. "Нет. Друг". "Его мысли о монашестве не должны Вас смущать. Всё зависит от Вас. Вы должны стать его помощницей, его утешением. Вы влюблены в него?" Я: "Нет. Люблю". Таня дала мне 25 лет. "Ты не женщина, ты ребёнок",- сказала мне Таня.
Мы с Толей и Никитой усталые бродили по Риге, я шла между Толей и Никитой, держа их под руки. Никита называет меня Галенцией, я его Никиточкой. Таня ещё говорила мне о Толе: "Ты ему нравишься. Мужчина и женщина созданы друг для друга. Начало, основа всего – духовное..."
Москва
Были с Никитой Гараниным в Академии Художеств. "Вы сегодня так очаровательны, что я не знаю, на кого смотреть – на картины или на Вас, созданную Богом", - сказал мне Никита.
Жизнь хороша, сквозь её тлен пробивается вечная красота. Я грешна, но чувствую - Бог меня любит.
Позвонил Никита Любимов, пригласил меня в театр на Таганке. Оглушительные вопли, выкрики, истерика, я зажимала уши руками иногда. Мне всё это видеть было дико, иногда я не смотрела на сцену. Потом мы с Никитой побывали у его дяди Давида Петровича. В этой семье царила взаимная нежность. Такого не было в моём детстве.
У меня всех отнимают, всех, никто не остаётся.
Толя: "Ты страдаешь не за себя, а чтобы очистить других. Я тоже страдаю, когда ты страдаешь. Ты должна нести этот крест. Если ты уйдёшь (от меня), ты нарушишь заповедь, тебе будет ещё хуже. Подожди 3 года. Я за эти годы изменюсь, и ты изменишься. В тебе есть чистота. Я сразу это увидел и почувствовал к тебе доверие".
Как я стану жить на свете, когда перестану влюбляться? Чем, кроме молитвы, будет заполнено моё сердце?
У меня замирает сердце от тех сокровищ, которые мне открываются в людях, даже если эти сокровища испорчены грехом.
Нет для меня дома блаженней на земле, чем дом Алены Майданович. Отец Николай Старк (он теперь живёт в Ярославле, раньше его семья жила во Франции) прислал Льву Александровичу Майданович письмо, в нём есть выписки для меня о толковании Евангелия. Я вспомнила слова отца Николая, сказанные мне: "Такие люди, как Вы – не забываются". Он передал мне в письме большой привет.
На днях снился Серёжа Стрижевский*, он был ласков ко мне.
*С. Стрижевский позже стал директором Музея Глинки на ул Фадеева д.4.
Наташа К. сказала, что я играю на фортепиано с огромным темпераментом. Я удивилась.
Наташа К. о Толе: "Гениальный человек. Он полноценный."
Есть ли дети в раю? Я так ими любуюсь, мне так жаль, что они вырастают и теряют прелесть свою.
Кто хорошо опишет наше время, его сущность, его трагизм? Ну уж, конечно, не я. Утром томительная мысль о жизни земной. Изо дня в день просыпаться на этой земле...
Саулкрасты
Мы с Наташей К. стояли на песке, подняв руку к солнцу, как заклинатели. Н.: "Тебя бы надо было рисовать Врубелю. С тебя надо рисовать Архангелов". Я: "Почему ты так думаешь?" Н.: "Я знаю, как их изображают". (Н. художница)
Валя Акимова меня любит, чувствует. Какое это чудо! Господи, благодарю. Все ждут нашей любви, даже те, кто её отталкивает. Валя всех тоньше, проницательней и добрее. Как мне с ней тепло.
Позвонив в Питер, узнала, что моя подруга эскурсовод Тамара Артемьева 21 июля с 4-го этажа бросилась вниз и разбилась. Я выхожу из здания почты, меня шатает. Тамара всегда была добра, отзывчива, ровна, к себе строга, вела аскетический образ жизни, мало ела, мало спала, многим помогла придти к Христу. Я видела от неё только добро, она никогда меня не обижала, ничем. Я много плакала о ней.
Недавно снилась Анна Андреевна Ахматова, она произнесла низким голосом:" Тамара Артемьева очень аккуратный человек". Тамара как-то сказала мне: "Для меня смерть – сладостна»". Я ответила ей, что самоубийством не надо заканчивать свои дни, я долго с ней говорила на эту тему.
Мало мне этой жизни, тесно мне здесь, и пуста душа моя без Иисуса. Забыть, что я женщина, мать, возлюбленная. Легко ли это, возможно ли?
Мысли о жизни и смерти вьются и преследуют, мучат. Гуна, дочь нашей хозяйки Велты, протянула мне нежно-розовую розу. "За что мне такая милость?", - спросила я. "За то, что Вы прекрасно играете на пианино", - сказала Дайна, старшая сестра Гуны.
Мой рисунок-фантазия.