Замполит с улыбкой протянул Алексею орден в открытой коробочке и при этом произнес непривычное для военного: -"Поздравляю".
Наверное он ожидал, что Алексей примет орден со словами благодарности, или даже расчувствуется.
Но вместо этого, Алексей вдруг рассвирипел, его лицо исказилось гримасой ярости и в ответ , он злобно бросил замполиту: "Нах...мне твой орден?!" и стал яростно крутить колеса своей каталки, пытаясь развернуться. Молодой солдат дежуривший у его каталки испуганно отскочил а перепуганная медсестра прижалась к стене, когда Алексей все так же нетерпеливо действуя рычагами удалялся из актового зала госпиталя. Присутствовавшие на церемонии награждения афганцы не скрывали своего удовлетворения выходкой друга. Нежная улыбка на лице замполита сменилась выражением растерянности и он стоял как оплеванный, застыв с коробочкой в руке.
Афганцы были народом тяжелым и от них страдали все- и начальство, и персонал и, особенно, молодые солдаты.
Почти каждый вечер они собирались на одной из алей госпиталя, курили , пили, вспоминали свою жизнь, возлюбленных, дом.
О войне говорили редко, главной темой их разговоров были измена, несправедливость в жизни и братство, которое не продать и не разорвать.
Нередко такие посиделки заканчивались совсем нешуточным дебошем и дежурившие ночью в госпитале персонал вызывали патруль из комендатуры.
Особенно неистовствовал Алексей, подорвавшийся на мине и в результате лишившийся обеих ног.
До армии он работал трактористом в родном колхозе, на границе с Казахстаном.
Алексей с детства был непоседливым , заводным ребенком. Даже мать говорила, что у него шило в одном месте. Таким он и был всю жизнь- непоседа, балагур, не знавший куда девать свою энергию.
Эта энергия била у него через край во всем- в работе, в веселье в споре...
Даже когда он спал, то продолжал иногда о чем-то спорить сам с собой, хмуриться, улыбаться, возмущаться.
До армии у него была любимая девушка по имени Рая. Она и сейчас часто, насколько позволяли средства и работа, приезжала к нему, хотя он категорически запрещал ей это делать.
Узнав о судьбе Алексея, она все бросила и примчалась к нему в Баку, где он лежал в госпитале после операции. Один из осколков повредил мочевой пузырь и он перенес уже три операции.
Свою судьбу Алексей воспринимал как невыносимое страдание.
-"Даст Бог крест, даст и силы нести его",-говорила его мать.
Но Алексей плакал от отчаяния и говорил, что его крест -непосилен. Он просил родителей и Раю не приезжать к нему, потому что приезжая, они доставляют ему невыносимые страдания.
Но ни родители, ни Рая его не слушали и дежурили возле него неделями. Когда родители или Рая были рядом, он понемногу успокаивался и даже начинал улыбаться, пытаясь шутить.
Но когда снова оставался один , все начиналось сначала.
За время своего пребывания в госпитале, Алексей особенно сдружился с Сергеем- собратом по несчастью. Сергей был водителем и тоже подорвался на мине. Ехавший с ним рядом лейтенант отделался контузией, а Сергей в результате взрыва, лишился ноги.
На алее они всегда были вместе- Алексей на своей каталке и Сергей- с костылями. Были здесь и другие афганцы. Миша лежал в госпитале с осколочным ранением в живот. Ему удалили треть желудка и теперь он долечивался перед "дембелем".
Грише собрали кисть руки буквально по частям, Генадий лишился правого глаза. Они сразу находили друг друга и после короткого знакомства принимали в ряды своего не то братства, не то касты , новых товарищей.
Ежевечерние сборы на алее были для них своего рода ритуалом, который никто не смел нарушить.
Несколько раз, пожилые пациенты госпиталя жалуясь на пьяные крики афганцев и звон разбитых бутылок грозились обратиться с жалобой к высокому начальству.
Среди стариков было немало офицеров прошедших войну. Кто-то закрывал глаза на безобразия афганцев, а кто-то настойчиво требовал "прекратить безобразия".
Особенно был недоволен один старик лет под восемьдесят, бывший энкэвэдист.
Он всегда был угрюм и ни с кем не здоровался. Если и говорил с кем-то, то либо в середине разговора, либо в конце , всегда говорил: "Эх , попался бы ты мне в тридцать седьмом!" Он всегда находил повод произнести эту фразу.
Однажды , он сам вышел к афганцам и потребовал прекратить пьянку.
-"Иначе я вызову патруль из комендатуры",-пригрозил старик.
-"Вызывайте, пуганные уже!"- с вызовом ответил Сергей.
Старик ничего не сказал и молча ушел в здание, где была его палата.
Вскоре приехал патруль. Афганцы отчаянно сопротивлялись. Когда солдаты схватив Сергея, потащили его к машине, Алексей, схватив выроненный другом костыль, пошел в атаку на старлея и его солдат, одной рукой управляя своей каталкой, а другой размахивая костылем. Кто-то при этом в знак протеста бил бутылки, а кто-то, отчаянно матерился.
В комендатуре афганцев продержали до утра, а утром вернули в госпиталь. Имено в этот день им должны были вручать правительственные награды.
Сергею- медаль "За отвагу", Алексею- "Орден Красной Звезды".
Пожурив афганцев за недостойное героев поведение, замполит перешел к торжественной части и стал вручать награды.
Сергей приняв награду сдержанно поблагодорил, как и положено в таких случаях.
А Алексей именно в тот самый момент , когда замполит вручал ему награду и снова напомнил о необходимости "держать себя в руках и вести достойно", вдруг психанул и высказал замполиту все, что думает о вручаемой ему правительственной награде, о замполите и о своем безногом будущем.
"Нах... мне его орден в коробочке?!",- возмущался он позже на аллее среди собратьев, восхищенных его поступком. Они были злы на этот мир , на эту жизнь, но позволяли себе оторваться только здесь- на этой аллее, среди своих.
"Что я с этим орденом буду делать?! Красоваться на этой каталке?!- Хлопнул ладонью по колесу Алексей.
Афганцы молча разливали по стаканам и непрерывно курили. Недостатка в спиртном, съестном и сигаретах у них не было. Всего этого было "завались", благодаря "духам", которых афганцы жестоко третировали.
"Духами" называли молодых солдат, которых в госпитале было немало. Кто-то решил "откосить" от армии, кто-то прятался здесь от дедовщины. Были и такие, кто страдали серьезными заболеваниями- Кто с язвой, кто с переломами.
Был здесь молодой парень , которого призвали всего два месяца назад. Его, как и всех молодых нещадно эксплуатировали, заставляя убирать территорию госпиталя, перетаскивать кровати, работать на кухне.
Что ты как неживой?- возмущалась сестра -хозяйка,- Отмороженный какой-то!
Лицо у парня было изможденное, взгляд потухший и фамилия у него была Мороз, что тоже было предметом насмешек , так как хорошо гармонировало с его неповоротливостью.
Когда рано утром его поднимали на работу, вставал он всегда со стоном.
Другие солдаты его передразнивали- им было смешно, как он стонал.
А потом его вдруг забрали куда-то- у парня обнаружился туберкулез. Почему туберкулез не обнаружили в военкомате так и осталось загадкой.
Был еще один солдат прослуживший полгода и лежавший в госпитале с самострелом.
Стоя на посту , он оттянул себе кожу на животе и выстрелил из автомата.
Парень не знал, что пули в автомате были со смещенным центром. Пуля разворотила ему кишки сделав в животе еще три дырки.
Он лежал в отдаленной палате и афганцы проходя мимо, зажимали носы.
Когда тот поправился и впервые сам пришел в столовую, афганцы выгнали его и запретили появлятся в столовой, в коридоре, когда все смотрят телевизор и особенно- на аллее.
Парень послушно согласился с их требованиями и с тех пор старался быть как можно более незаметным.
У остальных же "духов" афганцы забирали деньги, домашнюю еду, часто посылали за водкой и сигаретами.
"Духи" все безропотно терпели.
Виктор попал в госпиталь с заражением крови. Он успел прослужить всего полгода, до этого два года отучившись в Университете. Первые месяцы в армии дались ему тяжело. Спал он иногда по часу в сутки, а иногда и меньше. Ночью поспать не всегда удавадлсь. Если он не успевал днем постирать свою одежду, почистить сапоги, подшить воротничок или побриться, сержанты заставляли его делать все это ночью.После присяги, он через день ходил в караул. Стоило ему остановиться хоть на миг и он падал со всей амуницией, что была на нем. Если же не заступал в караул, то утро для него начиналось с криков дежурного по части сержанта, затем кросс на три-шесть километров, пинки сержантов. Потом строевая до обеда или хозяйственные работы. Жизнь была регламентирована так, что ни одной минуты он не принадлежал самому себе.
Для него было тяжелым шоком в первые дни, вид слипшихся макорон в бачке на десять человек, жиденький, непонятно из чего суп, заплесневелый хлеб.
Сержант срочной службы смеялся- через две недели будешь еще и добавки просить.
Ночью, в наряде по кухне, он до пяти утра чистил картошку, или мыл алюминивые казаны и тарелки. Не все работали так как он.
Кавказцы почему-то считали себя высшей рассой и брезговали мыть посуду или полы.
Они были всегда веселы и очень следили за своим внешним видом.
Ночью в столовой бегали крысы и лазили по вымытым казанам. С тех пор он как он увидел это, питался в основном хлебом, а ночью в карауле, мог разжиться свежими овощами с огородов , которыми с ним делились солдаты, уходившие в "самоволку" через его пост.
Однажды, во время хозяйственных работ, он повредил руку. Царапина была пустяковой и он даже не обратил на это внимание. Но потом рука распухла, а к вечеру у него поднялась температура. Рука теперь жутко болела, голова кружилась и им овладело полное безразличие.
-Быстро в санчасть!-заорал сержант, увидев его руку.
Из санчасти Виктора повези в госпиталь. Ему что-то вкололи и врач долго возился с его рукой. потом объявил: -Отдыхай! Два дня отдохнешь, а там посмотрим.
Заснуть мешала тупая головная боль, но он все-равно испытывал чувство блаженства от окутавшего его покоя, который продлится целых два дня! Целых два дня! Для него- это целая вечность! За окном шел дождь и капли дождевой воды стучали по навесу. Где-то мяукала кошка. Простыни были белые и чистые и здесь не пахло вонючими портянками и кирзовыми сапогами, а главное, было тихо. Никто не орал и не дергал тебя каждую секунду.
Солдатский рай.
Спустя два дня , врач осмотрев его руку и оставил его еще на неделю в госпитале. Из-за руки, его не могли привлечь к хозяйственным работам и Виктор находился все эти дни на привилегированном положении, получив наконец время для чтения. Он читал запоем книги, которые были в библиотеке, а по вечерам бродил по алеям госпиталя.
Именно здесь он и познакомился с афганцами.
-Сигареты есть?- спросил его один из парней.
-Нет,- ответил Виктор, - Я не курю.
-И не пьешь тоже?- Ухмыльнулся афганец.
Нет.
-Молодец!-похвалил афганец.-Ну а "гражданка" у тебя есть?- не унимался афганец.-Нам нужна, будем на ****ки ходить.
-Откуда у меня гражданка?- простодушно спросил Виктор.
-А как же ты к бабам ходишь?
-Я не хожу.
-Тут все афганцы заухмылялись.
-А до армии у тебя была девушка?
-Нет,- просто ответил Виктор.
-Так ты нецелованный что ли? "Целка"? Мы тебе бабу найдем!- с уже неприкрытой издевкой сказал Гриша.
-Не надо,- ответил Виктор,- Я сам найду.
-А что ж до армии не нашел?
-Не получилось.
-Ладно, иди,-великодушно разрешил ему Гриша.
Виктор пошел прочь , но потом все время вспоминал их глаза. Было в них что-то такое.
На следующий день он сходил в самоволку и купил несколько пачек сигарет на те деньги, что у него еще оставались.
Вечером он подошел к афганцам на алее и положил кулек на скамейку.
-Вот, вам нужны были сигареты. Сам не курю, но у меня отец курит сигарету за сигаретой.
Я понимаю.
-Спасибо,-поблагодорил его Григорий. Остальные ребята смотрели на него испытующе.
-Ладно, я пошел,-поспешил уйти Виктор.
Он принес сигареты вовсе не для того, чтобы его не трогали.
Он испытывал чувство вины по отношению к этим парням. Если бы в университете не отменили занятия на военной кафедре, он бы и вовсе не пошел служить. Мать убивалась по поводу его предстоящей службы- единственный сын, такой домашний.
-Справится,- успокаивал ее отец, хотя переживал не меньше. Во время призыва отец все искал ходы в военкомате и наконец нашел. Ему удалось пристроить сына в учебную часть, где порядки были строгие, но зато не было дедовщины. А главное- не Афган и не Дальний Восток.
Виктор знал об усилиях отца и не возражал. Ему было не по себе и предстоящая новая жизнь его пугала тогда.
А сейчас он испытывал чувство вины перед этими парнями- его ровесниками. У него было такое чувство, как-будто они сделали за него то, что должен был сделать он. И еще было противно от того, что теперь он пытался откупиться от них , а может, и от самого себя сигаретами, водкой, едой.
Впрочем , сами афганцы воспринимали его подношения как должное и смотрели на всех свысока, не показывая это в открытую.
Так ему казалось, что они смотрят на него.
Рука зажила и теперь его стали привлекать к различным работам.
Несколько раз, его уже под утро будили и звали вывозить тела умерших.
Люди в госпитале умирали почему-то в основном под утро, как раз тогда, когда заканчивали свои посиделки афганцы. Во дворе госпиталя в это время было тихо и сумеречно.
Спустя еще неделю, Виктора выписали и он вернулся в свою часть.
Больше в госпиталь он не попадал и отслужив, вернулся доучиваться в университет. Года три спустя он встретил Григория- он был с миловидной женщиной.Тот первый его узнал.
-Знакомься - жена, Наташа,- сказал он.
-Очень приятно, ответил Виктор.
Наташа в ответ улыбнулась
-Ну как ты?-спросил Григорий.
-Универ заканчиваю.
-Что потом?
-Не знаю. Время какое-то смутное.
-Да, ты прав. Смутное.
-Ну а ты как?
-Крутимся,-ответил Григорй, - вот палатку на рынке открыли. Вроде ничего, идет.-Радости в голосе Григория почему-то не было.-Ребята ссуды помогли взять.
-Кстати, а как ребята?- спросил Виктор.
-Сереге еще одну операцию сделали... Что-то у него там не заживало... Посамое бедро отняли. А Леха -сгорел.
-Как сгорел?!
-Так,-просто ответил Григорий.- После того, как его выписали, они с Райкой поженились. Сын у них родился. Только Леха пил все время. Она уже его куда только не возила. И к бабкам возила и к психотерапевтам всяким. Лн каждый раз плакал и клялся, что завяжет. А потом- снова.
Она грозилась, что уйдет и однажды взяла ребенка и ушла- решила проучить его.
А он напился и заснул с сигаретой... Дом то деревянный, старый. В тот год еще засуха была , вспыхнул как свечка , а вместе с домом и Леха....
Гриша говорил как-то отстраненно , как о чем-то обыденном, но глаза при этом у него были грустными. Они как-будто говорили- такова жизн.
-Ну ладно, ты извини, нам пора. Дел много,- И он пожав Виктору руку ушел под руку с женой.
Они действительно торопились и глядя им вслед , Вику показалось, что супруги как-будто излучают тихое семейное счастье.
Он еще долго стоял прямо посреди улицы не в силах прийти в себя от только что услышанного.
Лишь когда кто-то из прохожих случайно задел его плечом, он встрепенулся и вспомнил куда шел.