XXI. ХИМИЧЕСКАЯ ТРЕВОГА, ИЛИ УГРОЗА ПДСС
1
В повседневной жизни большинство людей никак особенно не реагируют на утреннее пробуждение, за исключением, пожалуй, тех кто его тихо ненавидит по причинам мерзости звонка или самого факта срабатывания будильника.
Очевидно, первым спешить абсолютно некуда, и поэтому пробуждение для них так же естественно, как появление на небесном своде днём солнца, а ночью луны, чего нельзя сказать о вторых, для которых утро – это обязательный ежедневный ритуал погребения всех приятных ощущений. И первые, и вторые живут рядом, но при этом не замечают друг друга, так как постоянно заняты поиском счастья, смысла жизни и спорами на эти темы…
Если бы кто-нибудь из них знал, как хорошо проснуться утром не по сигналу тревоги, а от того, что первые лучи солнца ласкают твоё лицо, проникая через щель между шторками иллюминатора, щекочут глаза, просачиваясь сквозь веки и наполняя всё пространство вокруг радостью нового дня, то, очевидно, споры на тему человеческого счастья отпали бы сами собой.
Какая благодать! За бортом тихо плещется море, всю ночь нашёптывавшее колыбельную песню. В приоткрытый иллюминатор даже сейчас слышны отдельные фразы этого напева, а до общего подъёма целая вечность — почти десять минут.
Дербенёв пошевелился от назойливого солнечного света, но глаза не открыл. Вспомнилось детство, утро на сеновале в деревне, куда его частенько на лето отправляли родители. Прекрасное было время — ни забот, ни хлопот…
— Рота, подъём, — послышалось снизу командирским тоном. — Хорош спать, лежебоки. Пора вставать. Мыться, бриться, песни петь и веселиться.
Штурман нехотя открыл глаза, отодвинул плотную штору, выполнявшую роль ширмы на его верхней койке, и опустил вниз голову. Глядя, как ракетчик занимается утренней зарядкой, используя две пластиковые бутылки с водой вместо гантелей, сладко потянулся, зевнул и повернулся на другой бок.
— Ну, ты и зануда, Александр Дмитриевич, — вымолвил Дербенёв, — дай поспать немного людям. И хватит хрустеть своим пластиком, иди в коридор, там и занимайся…
По корабельной трансляции раздался звук горна, повествующий об утренней побудке: «Команде вставать. Койки убрать…»
— Весь кайф обломал, пан спортсмен… — недовольно прокомментировал происходящее Хомичев, выглядывая с нижней койки. – Нет чтобы кофейку согреть, с настоечкой на золотом корне, так он олимпийские старты устроил. Даже в воскресенье продыху нет от этой «ракетной опасности». Правильно я говорю, штурман?
— Абсолютно точно, — согласился Дербенёв, поднимаясь с постели и ещё раз потягиваясь. — А давай, Александр Иванович, мы его на пиво сегодня не возьмём к Виктору, в качестве наказания?
— Да он и так не пойдёт. У него с утра прогулка по городу с личным составом. А вечером мы его в универмаг пошлём за «Белой лошадью». Его одного замполит не шмонает после возвращения из города. Доверя-я-ет.
— Согласен с вашим решением, о великий стратег таможенных махинаций. – радостно ответил штурман, спрыгивая с койки.
Оказавшись внизу, Дербенёв принялся активно отжиматься от палубы, после чего устроил «бой с тенью» вокруг только что проснувшегося Николая Щербатова.
— Вы посмотрите, что делается. Ещё один олимпийский чемпион на корабле растёт. Не подводная лодка, а просто общество «Трудовые резервы» какие-то. Спасу нет от здорового образа жизни. Не ровен час меня, старого, заставят бросить курить.
— Александр Иванович, и пить тоже, — поддержал тему младший механик.
— Вот и славненько. А в кофе ром или коньяк добавлять разрешите? — не успокаивался минный офицер.
— В кофе можно, — согласился ракетчик, растираясь полотенцем.
— Тогда, пожалуйста, один к трём заварите, господа присяжные заседатели, если вас это не затруднит, — доставая сигарету и направляясь к выходу, попросил Хомичев.
—- Один к трём — это как: ложка кофе и три сахара? — заливая воду в кофеварку, переспросил Гончар.
— Нет уж! Ложка кофе и три по пятьдесят рому в один стакан. Без сахара, — хладнокровно парировал минёр.
Все дружно рассмеялись. Начинался первый настоящий выходной день с начала межпоходового ремонта. Настоящий потому, что в будни отдых с выходом в город организовывался, чередуясь с работой на лодке, а сегодня, впервые за всю неделю, целый день отдан личному составу. Есть, правда, и оборотная сторона медали: завтра на борт прибывает комиссия оперативной эскадры, с целью проверки хода ремонта, но это лишь завтра, а сегодня впереди столько интересного, что думать о чём-то другом совсем не хочется…
2
— Товарищи подводники! Завтра нам предстоит серьёзная проверка. Необходимо показать себя и корабль с наилучшей стороны. А где искать эту лучшую сторону у отдельных военнослужащих, таких, например, как этот боец невидимого фронта? Я не знаю. — Чуйков рукой показал на стоящего в строю высокого и нескладного молодого специалиста — химика по фамилии Пузанов. — Где, я спрашиваю вас, эта самая лучшая сторона у этого перетрудившегося «люкса» с боевым номером на букву «Х», у него ведь мазут капает не только с его тропической пилотки, но, по-моему, даже с причинного места…
На носовой надстройке подводной лодки выстроился весь экипаж, за исключением вахты. Командир, прохаживаясь вдоль строя, объявлял план работы предстоящей комиссии и ставил задачу личному составу. Из сказанного следовало, что через тридцать минут всем предстоит ещё раз построиться в смотровой форме одежды. После чего офицеры спустятся на лодку в очередной раз проверять её готовность к предъявлению комиссии, а мичманы в это время будут устранять замечания по форме одежды. Далее весь экипаж займётся подготовкой своего заведования. И только потом те, кому посчастливится устранить замечания к назначенному сроку, смогут выйти в город. Для тех же, кто окажется не готов по тому или иному вопросу, выходной день наступит в следующий раз.
— А как всё хорошо начиналось, — прошептал Дербенёв стоящему рядом Апилогову, вспоминая утреннее пробуждение и радостное предчувствие нового дня.
— Хорошо, если хотя бы после обеда удастся вырваться в город, - высказал своё предположение штурманёнок.
— Разговорчики в строю! — строго осёк диалог штурманов стоящий рядом Манишевич, — раскудахтались, как куры с яйцами…
Осмотр подводной лодки показал, что самым чумазым местом отдыха, оборудованном на корабле, была гидроакустическая выгородка первого отсека, где обитал, неизвестно с чьего разрешения, всё тот же матрос Пузанов.
Грязный, пропитанный тавотом и прочими смазочными материалами матрац младшего химика вместе с такой же «замечательной» подушкой, стали предметами всеобщего обозрения и порицания. Недалеко от Пузанова по неготовности к проверке оказались мотористы, вечно занятые на работах с материальной частью, а потому днюющие и ночующие на подводной лодке.
К великой радости Хомичева и Дербенёва, замечаний по форме одежды личного состава и содержанию заведований оказалось немного. На устранение всех потребовалось меньше часа. Распределив своих подчинённых по сменам и назначив время схода, офицеры собрались в каюте.
— Не повезло тебе, Николай, — посочувствовал младшему механику минный офицер, облачаясь в кремовую рубашку с короткими рукавами, — твоих мотористов не только мыть надо, но и стирать тоже, причём в регенерации, может быть, тогда побелеют. Мы, очевидно, тебя не дождёмся. Уж прости великодушно.
— Ладно, не переживайте. До обеда справлюсь. Потом присоединюсь к вам, а пока без меня погуляйте.
— Я готов, как штык к применению по прямому назначению, — выдал Хомичев, обращаясь к Дербенёву и красуясь перед зеркалом, — а вы, молодой человек, скоро ли надраите свои туфли? Вашей обувью можно уже зайчики пускать в пасмурный день, а вы её всё полируете.
— Ещё две секунды, и я готов. Вот только руки помою и можно на старт, – заканчивая ритуал приготовления, пообещал штурман.
— Хватит этих оправданий. Давай скорее. Трубы горят.
— С чего бы это, Александр Иванович, вчера вроде бы не позволяли ничего? — удивился Дербенёв, выходя из каюты.
— Не цепляйся к словам, у меня трубы горят от ожидания.
Продолжая весёлую перебранку, офицеры направились к трапу.
— Куда выдвигаетесь? — поинтересовался Каченко, записывая в книгу сходов всех отбывающих на берег.
— Посетим Мишу-коммуниста, потом Виктора-монархиста и обратно, — быстро отреагировал Хомичев.
Замполит, не сразу сообразив, куда направляются офицеры, всё же занёс их фамилии в список, приказав дежурному по сходу контролировать время убытия и прибытия личного состава.
3
Недолго побродив по узким улочкам Тартуса, заглянув во все интересующие магазины, офицеры вышли к большому многоэтажному универмагу, внешне напоминавшему обычный среднеевропейский торговый центр в стиле модерн.
— Зайдем, штурман, посмотрим, чем государственная торговля в Сирии отличается от торговли в Союзе?
— А что? Давай посмотрим. Заодно проверим разницу в ценах частных лавок и универмага. Дальше всё равно идти некуда. Разве что в серебряный магазин?
Долго не раздумывая, товарищи начали осмотр с первого этажа.
— Друг мой, посмотри это же бакалейный отдел, — радостно воскликнул минёр, увидев издали высокие стеклянные ёмкости конической формы, установленные на прилавке, за которым мило красовалась молодая девушка с чёрными как смоль глазами.
— Ты прав, Александр Иванович, это бакалея, только здесь, кажется, не наливают. Ёмкости-то пустые, — высказал свои предположения штурман.
Подойдя ближе, офицеры увидели полное отсутствие какого- либо товара как на прилавке, так и за ним. Всё пространство бакалейного отдела занимали металлические ящики с литровыми бутылками белого стекла, наполненными прозрачной желтоватой жидкостью. Девушка, стоявшая за прилавком в роли продавщицы, мило улыбалась белоснежной своей улыбкой, радуясь внезапным посетителям.
— Судя по «изобилию» товаров, с госторговлей у них похлеще, чем у нас, – констатировал Дербенёв.
— Ты, вероятно, прав, Саня, у них даже томатный сок в ассортименте отсутствует, – согласился Хомичев, потеряв всякий интерес к дальнейшему осмотру пустых прилавков магазина.
— Постой, Александр Иванович, — Дербенёв придержал товарища за локоть, — а что у них, интересно, в этих бутылках?
— Не знаю, Сань, на этом ЧТО, даже этикеток нет. Скорее всего, подсолнечное масло.
— Вот и не угадал. Где уж тут, на камнях, подсолнуху расти. Подсолнух - цветок нежный и жадный до богатых минералами почв. Он чернозём любит, да так, что после одного урожая на том месте, где рос подсолнух, даже сорняк не прорастает. Несколько лет потом после него приходится восстанавливать плодородие почв.
— А ты, оказывается, ещё и ботаник, штурман, — удивился Хомичев, — тогда что, по-твоему, в этих огромных бутылках разлито?
— Думаю, Александр Иванович, что это оливковое масло. Вон сколько маслин вокруг растёт, — уверенно выдал Дербенёв.
— А вот тут я с тобой не согласен, господин ботаник. Оливковое масло какого цвета?
— Ну, зеленовато-салатового, - неуверенно ответил штурман.
— Правильно, - обрадовался Хомичев. — А мы имеем в данном случае какой цвет?
— Цвет обыкновенный, — разглядывая стоявшие на полу бутылки, ответил Дербенёв. — Я бы сказал даже очень знакомый. Утренней, понимаешь, мочи.
Хомичев лукаво улыбался.
— Вот тебе и оливы, дружище!
— Тогда что же разлито в эти дурацкие ёмкости по-твоему?
— Пи-во! Мне кажется, именно этот напиток присутствует в бутылках, - Хомичев радостно потирал руки.
— С чего это ты взял? — Дербенёв пытался найти логику в утверждениях минёра.
— А ты на пробки посмотри. Такими пробками у нас только пиво закрывают.
— Вот те на…Ты только о пиве и думаешь. — Дербенёв укоризненно посмотрел на Хомичева сверху вниз. — У нас, кстати, такими пробками ещё и лимонад закупоривают. Так что опять промашка вышла. Мне кажется, проще спросить у продавца. Тем более, она довольно долго и с любопытством наблюдает за нашей полемикой. Как считаешь?
Этот странный спор со стороны выглядел и вправду довольно комично. Жестикуляция и мимика двух подводников напоминала всем, кто знаком с советской эстрадой, выступление знаменитого дуэта Тимошенко и Березина (Тарапунька и Штепсель). Высокий и худощавый Дербенёв в своих доказательствах нависал над небольшого роста и довольно упитанным Хомичевым, последний при этом даже приседал, чтобы не удариться лбом с оппонентом.
— А давай, действительно, возьмём и спросим у этой очаровательной сирийской девушки, — согласился минный офицер.
— Давай! Только на каком языке спрашивать будем? Я знаю украинский, по-польски могу спросить, немецкий со словарём знаю. Но сейчас его со мной нет.
— Кого нет? — удивлённо переспросил Хомичев.
— Не кого, а чего? Словаря со мной нет. Значит, по-немецки не смогу!
— А я французский учил. Дав-но-о это было. И словаря тоже нет. Следовательно, не получится и у меня спросить. А как по-немецки будет «пиво»? — Хомичев с любопытством посмотрел на Дербенёва.
—Das Biеr, — не задумываясь, ответил штурман.
— А говоришь, пиво не любишь, почти как по-французски звучит, — обрадовался Хомичев и тыча пальцем в ящики с бутылками, весело произнёс, глядя на продавщицу, — Bier?
Девушка за прилавком улыбалась изо всех сил, но не улавливала, в чём смысл вопроса.
— Biere? — теперь якобы с французским акцентом переспросил минёр.
Дербенёв при этом характерно щёлкнул указательным пальцем правой руки себе по шее и слегка покачался из стороны в сторону, изображая захмелевшего человека.
Девушка, по-прежнему не понимая, чего хотят прибывшие покупатели, утвердительно качнула головой и повторила: «Bier».
— Ага. Я же тебе говорил, что здесь пиво! — обрадовался, как ребёнок, Хомичев. Скорее вспоминай, как на немецком будет «сколько стоит?» Видишь продавец по-немецки шпрехает.
— Was kostet das? — невозмутимо ответил Дербенёв, словно читая из разговорника выученные когда-то, очень давно, фразы.
— Was…— забыв последовательность слов, минёр повернулся к Дербенёву, — das? Как там будет дальше — кости?
— Какие ещё кости? Was kostet das? — Дербенёв повторил ещё раз.
Девушка-продавец внимательно прислушивалась к разговору странных посетителей, изо всех сил пыталась понять смысл задаваемых вопросов. Посматривая то на одного, то на другого офицера, она всё время кивала головой и не знала, как им ответить.
Дербенёв жестом показал продавцу, что хочет взять бутылку, и при этом развёл руками, якобы не понимая, сколько надо заплатить, потом потёр указательным и большим пальцами перед взором продавца, изображая стоимость товара.
Девушка понимающе махнула рукой и достала блокнот. Что-то написав, показала штурману. На листке бумаги было начертано: «1 Funt».
Теперь обрадовался Дербенёв.
— Один фунт стоит твоё пиво! — выпалил он. — Дешевле, чем у Виктора трёхсотграммовая баночка. Ну что, будем брать или поболтали и бросили?
— Конечно же будем. Попроси, чтобы эта мамзель дала нам две бутылки. У тебя это лучше получается, — опять потирая руки от предвкушения долгожданного удовольствия, предложил минёр.
— Geben Sie mir bitte zwei Flasche Bier, — в подтверждение своей просьбы Дербенёв на пальцах показал две бутылки.
Продавец достала из железного ящика два литра пива и подала их покупателям, при этом даже не пытаясь протереть бутылки от пыли.
— Сельпо! Небрежны, как у нас! — вынес приговор Хомичев, доставая из кармана деньги.
Взяв деньги, девушка повернулась к кассе. Возле жестикулирующих подводников собралась приличная толпа зевак.
— И что теперь? — спросил Хомичева Дербенёв, — так и будем ходить по городу с литровыми бутылками в руках? Или здесь выпьем?
— Конечно же здесь. Сейчас откроем и выпьем. Да, кстати, попроси у девушки открывалку, потому как об стол не совсем прилично открывать. Заграница! — Хомичев многозначительно поднял брови, демонстрируя высокий уровень светского воспитания.
Дербенёв негромко, чтобы особо не привлекать внимание любопытствующих, окликнул продавца.
— Э-э-й! Fraulain.
Продавец невозмутимо продолжала стоять в противоположном конце отдела.
— Ну это просто хамство, почти как дома: покупатель — НИЧТО, а продавец ВСЁ! – возмутился Хомичев, — fillette! — пытаясь вспомнить французский, обратился к продавщице минёр.
То ли услышав оклики, то ли шум за спиной, продавец обернулась и вновь удивлённо посмотрела на жестикулирующих по ту сторону прилавка мужчин.
Дербенёв, стараясь внятно изъясняться жестами, пощелкивал себя по шее, изображая желание выпить содержимое бутылки. А Хомичев в это же время крутил вокруг горлышка пальцем и разводил руками, демонстрируя желание чем-либо открыть наглухо закупоренную ёмкость.
Девушка-продавец подошла к неугомонным покупателям и неожиданно для всех присутствующих вымолвила:
— Bitte.
Офицеры переглянулись.
— Вот чурка-то, а? Ты посмотри на неё, штурман, — возмутился минёр, — советский офицер пива хочет выпить, как культурный человек, а эта кукла крашеная вместо стакана Bitte ему в ответ. Ни хрена, ни одного языка не знает, и где их только учат, таких дремучих?
Девушка вдруг покраснела, но всё же взяв себя в руки, тихонько спросила:
— Так вам стаканы нужны?
— И открывалка тоже! — машинально ответил Хомичев и тут же осёкся…
Продавец достала из-под прилавка чистые стаканы. Вымыла их в специальной мойке-вертушке и подала незадачливым покупателям. Аккуратно протерев обе бутылки, открыла их и налила в стакан каждому офицеру свежего пенного пива.
— Пейте на здоровье и не обижайтесь, — на хорошем русском языке предложила девушка, - надо было сразу говорить по-русски, я понимаю, училась в Союзе, год назад закончила Днепропетровский институт пищевой промышленности…
Теперь покраснели оба покупателя.
Толпа облегчённо вздохнула, словно понимая смысл происходящего, и разошлась.
— Вот это капкан, штурман. Ищите женщину, называется.
— Дурак ты, минный офицер, хоть и старый, и мне за тебя стыдно.
Дербенёв извинился за себя и за товарища перед смущённой продавщицей и, не притронувшись к пиву, стремительно вышел из магазина. Хомичев последовал за ним.
— Как тебе Biеr, дурень седовласый? Так оконфузиться перед молоденькой девицей, — не успокаивался Дербенёв, на ходу отчитывая старшего товарища. — И когда же наконец вас, минёров, думать научат. У вас мозги, господа румыны , такие же, как ваши торпедные аппараты, — прямые и пустые. Лишь бы что-то было…
4
Слабый вечерний бриз еле заметно шевелил штору на иллюминаторе. Ждать чего-то большего сейчас невозможно, разность температур моря и суши пока невелика. Долгожданная прохлада вместе с заметным ветерком придёт только утром, а сейчас всего лишь полночь. Кондиционер в каюте, как всегда, не работал. Он старался, даже шумел, шевеля лопастями вентилятора, но результат был нулевым…
Проверив личный состав своих подразделений перед сном, офицеры расположились на «вечерний чай». Гончар достал из своих запасов божественный напиток, представляющий собой настойку из виски «Белая лошадь» и золотого корня, произрастающего в Заполярье. Хомичев позаботился о чистых стаканах. Дербенёв сварил кофе, а Щербатов «нарубил» лимон и «наломал» пайкового шоколада.
— Ну что, начнём с кофе? — предложил Гончар.
— Мне, пожалуйста, оба напитка сразу и в разную посуду, — высказал свои пожелания Хомичев.
— А может быть, сначала лошадь запряжём? — поинтересовался Щербатов…
За иллюминатором где-то со стороны гавани послышались странный треск, гулкие хлопки и вой сирены, небо и поверхность моря перечертили десятки корабельных прожекторов.
— Что это сирийцы решили среди ночи учебную тревогу играть? — удивился Хомичев.
— Похоже, это боевая тревога! — не согласился Дербенёв, высунувшись в открытый иллюминатор.
Гул в гавани нарастал. Всё чётче был слышен рёв моторов надувных лодок, снующих по всей акватории аванпорта. Разрывы гранат, сбрасываемых за борт в качестве профилактического гранатометания, доносились со всех кораблей.
Через несколько минут прозвучал сигнал тревоги и на плавмастерской.
В дверь каюты постучали.
— Войдите! — приказал Гончар.
В проёме двери вырос матрос Тулеев.
— Товарищи офицеры, «Угроза ПДСС», — чётко доложил прибывший оповеститель.
— Спасибо, сынок, обрадовал, а мы тут кофейку перед сном решили выпить, — огорчённо произнёс Хомичев.
Боец удалился оповещать остальных членов экипажа.
Быстро переместившись на подводную лодку, экипаж занял свои боевые посты по тревоге. Назначенные вооружённые вахтенные по ППДО пристально всматривались в ночную темень своих секторов наблюдения. Специально подготовленные водолазы облачились в снаряжение и получили противодиверсионные автоматы…
Дербенёв заступил вахтенным офицером на якоре. С высоты ходового мостика хорошо просматривалась вся гавань. Всё происходящее в ней было как на ладони. Издали было заметно, как несколько надувных лодок взяли в кольцо какой-то плавающий предмет, обвешанный поплавками. Неопознанный предмет медленно дрейфовал в сторону стоявших у причалов кораблей сирийского дивизиона. Лодки, окружившие плавающий объект, удерживались от него на довольно приличном расстоянии. С одной из лодок постоянно раздавались какие-то команды в мегафон. В какой-то момент к предмету подошёл небольшой патрульный катер с мощным прожектором. На носовой части катера чернел крупнокалиберный пулемёт. Надувные лодки начали движение от плавающего предмета. Как только они отошли на безопасное расстояние, с катера заработал пулемёт, трассы пуль чётко обозначились в темноте ночи.
То, что произошло в следующий момент, не сразу воспринялось Дербенёвым как происходящее с ним и наяву. Сначала всё пространство порта озарила шаровидная вспышка, своими размерами издали напоминающая начальную фазу ядерного взрыва, а затем невероятной мощности грохот заполнил всё вокруг. Ударная волна, дошедшая до подводной лодки на излёте, хлёстко ударила штурмана по лицу горячим воздухом, несколько вахтенных на корпусе лодки упали на палубу ногами к взрыву, как учили…
Спрыгивая в ограждение рубки, Дербенёв увидел, как разлетались в разные стороны находившиеся вблизи эпицентра взрыва надувные лодки, как вываливались из них и падали в воду тела людей. В последний момент подводную лодку сильно качнуло, жёсткий накат волны достиг корпуса и разбился, брызги окропили надстройку. Некоторое время в ушах сильно звенело. Потом звон превратился в шум, избавиться от которого не было никакой возможности.
«Что это было?» — подумал Дербенёв, выглядывая из-за ограждения и всматриваясь в темноту.
Большинство прожекторов погасли, но часть всё же освещала водную гладь. Везде плавали и кричали люди. Уцелевшие лодки сновали вокруг эпицентра, собирая плавающих и оказывая им помощь.
— Осмотреться в отсеках, — раздалась команда старшего помощника по корабельной трансляции, - доложить о наличии личного состава. Мостик…
— Есть мостик. — ответил по «Каштану» Дербенёв, не сразу разобрав собственный голос. Голова гудела от лёгкой контузии, уши словно заложило ватой.
— Доложите о наличии личного состава, находящегося на надстройке.
— Есть. Выполняю.
Дербенёв перегнулся через леерное ограждение мостика и принялся считать людей верхней вахты. Пересчитав и проверив по списку, доложил старпому.
— Центральный. Личный состав вахты ППДО полностью.
— Вот и хорошо, — отреагировал Манишевич, — что наблюдаешь интересного, штурман?
— Вроде бы, ничего. Только сирийцы что-то подорвали. Жахнуло так, что лодки попереворачивались вместе с людьми. Людей сейчас собирают на патрульный катер, перевернутые лодки отбуксировывают к причалам. Остальные моторки носятся по акватории, выполняя профилактическое гранатометание. Доклад закончил.
— Ладно, внимательнее там наверху. Я сейчас поднимусь.
В центральном посту раздался телефонный звонок. Звонил офицер связи, интересовался, всё ли в порядке на кораблях советского дивизиона. Проинформировал, что вблизи сирийского дивизиона обнаружен неизвестный плавающий предмет, взорвавшийся при обстреле патрульным катером. Жертв нет, имеются несколько раненых и контуженых, повреждены три надувные лодки. Сирийская сторона считает случившееся диверсией, направленной против ВМС. Специальные подразделения продолжают операцию по поиску и уничтожению диверсантов. Звонивший также просил до окончания спецоперации водолазов для осмотра подводной части корпуса не спускать. Осмотр будет проводиться совместными усилиями, о времени его проведения сирийская сторона известит в ближайшие часы.
Командир поблагодарил офицера за информацию и положил трубку.
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — многозначительно изрёк Чуйков, поудобней устраиваясь в своём кресле.
Где-то в третьем часу ночи прозвучала команда на отбой тревоги, всё привели в исходное положение, но экипаж так и остался ночевать на подводной лодке.
Наступил понедельник. С раннего утра подводников ждала проверка штабом оперативной эскадры…
Сменившись с вахты, Дербенёв расположился на ночлег в штурманской рубке, выключил настольную лампу и лёг на бок. По системе вентиляции шуршал воздух, откуда-то из-за дивана тянуло прохладой.
— Да, это не плавмастерская, но, по крайней мере, не жарко. — подумал штурман и закрыл глаза.
В это время дверь в рубку тихонько открылась. Из полумрака центрального поста проявился Хомичев.
— Ну что, штурман, мы будем снимать кино или мы не будем снимать кино? — многозначительно спросил минёр, хитро улыбаясь.
— Александр Иванович, — штурман нехотя поднял голову из-за автопрокладчика, - не прокиснет твой виски, я тебе гарантирую. Иди спать, пожалуйста. Ляг, отдохни, подумай о чём-то хорошем.
— Интересно, о чём более хорошем, чем виски с содовой, можно думать перед сном? Я, штурман, где-то читал, что даже Маргарет Тэтчер, эта абсолютно железная леди, и та предпочитает виски с содовой всем остальным напиткам.
— Минный офицер, ты опять всё спутал — тётя Маргарита предпочитает виски всем остальным напиткам, а не всему остальному. Умоляю, уйди с глаз долой. Дай поспать хоть немного.
Дербенёв с силой задёрнул шторку своего спального купе, демонстрируя непоколебимое равнодушие к насущным потребностям минёра.
Не найдя понимания у штурмана, Хомичев направился к ракетчику…
5
Утро наступило быстро, или, как говорят на флоте, внезапно. Дербенёв не пошёл на завтрак. Крепкий кофе в штурманской рубке заменил ему утреннюю трапезу.
Звонок на построение «по большому сбору» собрал весь экипаж на надстройке.
Чуйков уже стоял наверху и о чём-то возбуждённо разговаривал с представителем особого отдела. Рядом стояли Манишевич, Быстроходов и сияющий чистотой, в новой тропической форме одежды, Пузанов. Правда, последний стоял опустив голову и переминался с ноги на ногу. В руках старпом держал какие-то до боли знакомые лохмотья.
Экипаж построился, офицеры доложили старшему помощнику о наличии личного состава, Манишевич доложил командиру. Командир темнее тучи стоял перед строем и молчал. Вглядываясь в лицо каждому подводнику, он будто не знал, с чего начать своё выступление.
— Здравствуйте, товарищи подводники! — начал по уставу Чуйков.
Экипаж оглушительно ответил на приветствие командира.
— Что ж это получается, - почти как в фильме «Чапаев» продолжал командир. — Американцы приходят, убивают, другие прочие стервятники лезут в Сирию, опять убивают, и мы, русские, пришли сюда с тем же?
Подводники, не понимая о чём идёт речь, внимательно слушали своего командира.
- Мы, товарищи мои дорогие, помогаем этой многострадальной стране с оружием в руках отстаивать свой суверенитет. Поставляем технику, вооружение и, кстати, сельхозмашины тоже. Она, эта самая Сирия, отвечает нам, прямо скажем, взаимностью. Гостеприимно открывает ворота своих портов и баз для советских моряков. Встречает нас здесь как родных, а что делают отдельные из нас в это самое время? — Чуйков вывел из строя матроса Пузанова.
— Докладываю. Отдельные дети понедельника, кстати, члены нашего экипажа, устраивают диверсии в иностранном порту, при этом, как ни странно, выполняя обязанности вахтенного ППДО. Вот перед вами один из этих экземпляров, - командир многозначительно указал на Пузанова. — Вы посмотрите, что он придумал, — Чуйков поднял над головой какое-то рваное тряпьё. — Полюбуйтесь — это остатки того самого матраца, который воскресным утром демонстрировался перед вами. Этот олух царя небесного решил избавиться от своего грязного матраца, а чтобы утопить его, привязал проволокой к матрацу двенадцать банок регенерации. Нелепо полагая, что под покровом ночи всё пройдёт незаметно, совсем не учитывая, что герметично запаянные банки будут выполнять роль поплавков, а не балласта, сбросил всё это хозяйство за борт. И всё бы, наверное, обошлось, но течение этот «плот» отнесло в военную гавань и направило непосредственно к ошвартованным там боевым кораблям сирийских ВМС. На свою беду, сирийские спецподразделения понятия не имели, с чем имеют дело, и, естественно, не знали, что эквивалент взрыва одной банки «В-64» равен по силе четырём противотанковым гранатам. А теперь посчитайте, товарищ химик-недоучка, какова мощность взрыва всех двенадцати банок. Великое счастье, что во время обстрела этого объекта и подрыва регенерации не было жертв с сирийской стороны. Сегодня утром водолазы обследовали место взрыва и обнаружили вот это, — командир ещё раз продемонстрировал всем «подарок» от Нептуна — осколок «В-64» и обрывок злополучного матраца.
Пузанов, ввиду отсутствия гауптвахты на дивизионе, получил десять суток ареста, с отсрочкой отсидки до прибытия в Союз. Манишевич и Быстроходов отделались строгими выговорами.
Международный скандал удалось замять на местном уровне.