XX. ЛОЦМАН
1
Утренняя дымка скрывала даль, однако горы — немые свидетели расцвета и падения Великого Рима, Византийской и Османской империй — были видны отчётливо. Первые лучи солнца бликами легли на ещё спящие волны Средиземного моря, осветили подножие горного массива, раскрасили многоцветием портовые сооружения.
Порт, разделённый на две неравные части, казалось, находился совсем рядом, просто рукой подать, но на самом деле от места якорной стоянки до него было почти четыре мили. Слева от входных ворот выстроились приземистые постройки военной гавани, на акватории которой отдыхали небольшие катера и корабли военно-морских сил Сирии. Остальную часть порта занимали терминалы разного назначения, эта часть значительно превосходила военную гавань по размерам. Буквально с краю, сразу за волнорезами аванпорта, приютился советский военно-морской дивизион. Плавмастерская и несколько судов обеспечения постоянно базировались в иностранном порту. Кроме того, сирийская сторона разрешала одновременно находиться в порту не более одной подводной лодки СССР и на внешнем рейде не более одного боевого корабля.
На мостике «Б-224» по учебной тревоге разместился практически весь состав ГКП, кроме командира. Чуйков из рубки связи запрашивал разрешение на вход в порт Тартус.
Дербенёв вооружил заранее приготовленный выносной рабочий стол, развернул планшет и занялся пеленгованием, помечая особым росчерком свои и пожирнее, чтобы было видно сразу, командирские ориентиры.
— Юрий Михайлович, — по «каштану» раздался голос командира, — снимайся с якоря, нам «добро» на вход.
Швартовные команды засуетились на носовой надстройке. Боцман Осипов собственноручно проверил работу шпилей, готовясь к постановке на швартовы в порту, и поднялся на свое штатное место. Когда поднялся командир, на мостике царило заметное возбуждёние.
— Ну, что тут получается у вас? — весело спросил старшего помощника Чуйков.
— Пока всё по плану, если власти дают «добро».
— Вот и прекрасно, — командир посмотрел на часы, потом на Дербенёва.
— Давай, штурман, выводи на приёмный буй. У входных молов нас будет ждать лоцманский катер.
Лодка, истосковавшаяся по берегу, как зрелая баба по мужику, резво устремилась в порт. Навстречу ей из входных ворот вынырнул серенький катерок, еле различимый за волнами. Выскочив на внешний рейд, катер будто испугался громады подводного ракетоносца и замер в ожидании встречи.
— Лоцман, - констатировал старпом, — ждёт нас.
Поравнявшись с катером, лодка отработала моторами назад и замерла на месте, словно пришпиленная накрепко к грунту. Представителям сирийских ВМС манёвр явно понравился. Лоцман, переводчик и офицер связи поднялись на борт «Б-224». Катерок отчалил и занял место впереди по курсу, исполняя роль лидера. Процессия, издали напоминавшая Слона и Моську, устремилась в порт, продолжая своё движение по плану лоцманской проводки.
Пристально рассматривая незнакомые ориентиры и замечая их особенности, Дербенёв обратил внимание на удивительно знакомые черты лица стоящего рядом лоцмана.
Сириец был маленького, если не сказать очень маленького, роста. Роскошная чёрная борода и наголо бритая голова выделяли в нём скорее моджахеда из террористической организации «Братья мусульмане», чем кадрового офицера. Абсолютно игнорируя планшет и карту, приготовленные на мостике, лоцман отдавал команды через переводчика, полагаясь только на свои, ему одному известные ориентиры. По характеру общения было видно, что он занимает более высокое, привилегированное положение, чем остальные офицеры, прибывшие на борт. Легко справляясь со своей работой, лоцман оставался немногословным. Повелевая манёврами подводного крейсера с помощью коротких фраз, он только иногда поглядывал на командира, изучая его реакцию.
«Яшар, — догадка осенила штурмана, — товарищ по училищу, мы вместе ещё боксом занимались. Постой, постой: фамилия лоцмана должна быть Хасанов, он — азербайджанец, младше меня по выпуску года на три, сейчас, по всей видимости, должен служить где-то на Каспийской флотилии. Но почему здесь, в арабской форме? Пе-ре-мет-нулся? — лёгкий холодок пробежал по спине Дербенёва. — Нет, не может быть, ерунда, какая-то!»
Штурман внимательнее присмотрелся к рукам лоцмана. Костяшки указательного и среднего пальцев обеих рук сирийца заметно выделялись от остальных б;льшими размерами.
«Следовательно, этот человек занимается боксом или восточными единоборствами», — допускал в своих размышлениях Дербенёв. Он не верил своим глазам — рядом стоял человек, как две капли воды похожий на его товарища по училищу. «Нет, что-то не стыкуется! Не может быть того, чего быть не может никогда! Очевидно, простое сходство и не более того». Штурман отогнал от себя мешающие работать мысли и вновь сосредоточился на пеленговании ориентиров. Уточнив данные радиометристов, нанёс дистанции на планшет, полученный результат его удовлетворил: лодка лежала строго на фарватере. Собираясь бросить карандаш на стол, он вдруг ясно представил, как проверить свои сомнения в отношении лоцмана. Простая и незамысловатая идея, казалось, лежала под рукой.
Увидев, как лоцман склонился над картой, Дербенёв карандашом вывел перед взором сирийца только Яшару и ему, Дербенёву, известное имя тренера по боксу: «Яков Погосович». Лоцман улыбнулся, но сделал вид, что не заметил надпись на карте. Продолжая общаться через переводчика, он обратил внимание командира и штурмана на особенности рейдового плавания.
Чуйков, поглядывая в разные стороны, сверху наблюдал за действиями своего ГКП. Заметив некоторое замешательство штурмана, приказал быть внимательнее и не забывать о сильном боковом течении.
В какой-то момент, когда все отвернулись, разглядывая проходящий рядом советский сухогруз, Дербенёв, как бы невзначай, сильно поддал коленом под зад лоцману. Их взгляды ненадолго встретились, но, не вымолвив и слова, оба, как ни в чём не бывало, продолжили свою работу.
Казалось, никто ничего не видел, и только Чуйков, случайно заметивший неадекватное поведение штурмана, обомлел и не мог понять: показалось ему или наяву он стал свидетелем непристойного поведения своего подчинённого?
Лоцман, по-прежнему оставаясь немногословным, взялся сличать данные навигационного планшета и визуальные ориентиры. Повернувшись к карте, он карандашом подчёркивал наиболее приметные из них. Обнаружив надпись, сделанную Дербенёвым, аккуратно приписал рядом по-русски: «…ушёл с тренерской работы, болеет».
Обрадовавшись развеянным сомнениям, штурман стёр ластиком всю надпись целиком и, не подавая вида, вернулся к пеленгатору.
Лодка успешно миновала входные молы и, войдя в аванпорт, начала ворочать влево, ориентируясь на корабли черноморского дивизиона, выстроившиеся у причала. А ещё через пятнадцать минут замерла, ошвартованная правым бортом к плавмастерской, носом на выход, как того требует хорошая морская практика.
С этого момента начинался межпоходовый ремонт совмещаемый в таких случаях с долгожданным и неповторимым отдыхом всего экипажа.
2
Вечером того же дня у борта плавмастерской остановился РАФик с тонированными стёклами и дополнительными шторами на окнах. Офицер связи сирийских ВМС поднялся на борт корабля и проследовал к командиру. После непродолжительной беседы с командиром подводной лодки офицер удалился в микроавтобус, а Чуйков вызвал к себе Дербенёва.
— Товарищ командир, прибыл по вашему приказанию, — доложил не заставивший себя ждать штурман.
— Вот и хорошо, что ты на месте. Присаживайся.
— А куда же я с подводной лодки денусь?! — отшутился Дербенёв.
— С лодки, может и не денешься никуда, а вот с плавмастерской на склад или по другим делам сойти можешь, да дело, собственно, не в этом.
— Жду ваших распоряжений, — Дербенёв открыл записную книжку.
— Записывать пока ничего не надо, но запомнить и ввести за правило для штурманов на весь период стоянки следует. Первое: с завтрашнего дня сирийская сторона разрешила нам выход в город на экскурсии и прочее, будем сходить пятёрками, по одной от каждой категории военнослужащих. Второе: один из штурманов должен постоянно находиться на лодке или на плавмастерской, одновременный сход штурманов на берег запрещаю. При проведении регламентных работ навигационного комплекса один из компасов должен быть в постоянной работе. По имеющейся достоверной информации в ближайшее время на наш счёт у главкомата в Москве могут появиться неожиданные планы. Пока всё, ты свободен.
Дербенёв встал, попрощался и собрался уходить.
— Да, чуть не забыл. Там внизу, в РАФике, тебя ждёт лоцман, хочет пообщаться. Константин Юрьевич, — Чуйков повернулся к представителю особого отдела, — даёт добро.
— Я, с вашего позволения, откланяюсь и проведу штурмана к сирийцам, — вставая с дивана, предложил оперуполномоченный. — Пойдем, Александр Николаевич, я с тобой прогуляюсь.
Офицеры вышли из каюты и направились по коридору к трапу.
— Моя фамилия Уваров, как зовут, ты слышал, — без всяких церемоний начал офицер КГБ. — Конторе известно, что вы давнишние знакомые с Хасановым, — неожиданно для Дербенёва констатировал представитель особого отдела. — Да, ты не ошибся, Александр Николаевич, это действительно Яшар, но афишировать это, или, ещё хуже, с кем-то делиться этой новостью, не следует! В общем, эта история вас, подводников, не должна касаться, во всяком случае, пока.
— Всё понял, Константин Юрьевич, я, собственно, ни с кем и не собирался делиться, хотя бы потому, что на самом деле сомневался в своих догадках.
Офицеры ступили на шаткий и высокий трап, отдав честь флагу, подошли к микроавтобусу. Дверь открылась. Из тёмного чрева РАФика дохнуло свежестью и лёгкой прохладой.
— Ты смотри — наш РАФ, но, похоже, с японским кондиционером, — восхищённо произнёс Дербенёв, поднимаясь в микроавтобус. — Могут же делать, когда захотят.
Дверь автоматически закрылась, и микроавтобус плавно отъехал от корабля, направляясь на выезд из порта.
— Ну, здравствуй, брат! — произнёс Яшар из сумрака салона.
Оказавшись в полумраке после ослепительного солнечного света, Дербенёв не сразу разглядел присутствующих в автобусе и скорее по инерции ответил:
— Здорово живём, только непонятно, куда едем…
Немного привыкнув к темноте, штурман разглядел всех пассажиров. Хасанов сидел за столиком напротив, рядом — оперуполномоченный, слева и чуть поодаль на отдельном сиденье разместился офицер связи сирийских ВМС.
— Поедем, прокатимся по городу, я сделаю тебе ознакомительную экскурсию, — ответил на вопрос Дербенёва Яшар.
— Спасибо! Великодушно очень с твоей стороны, но я никого не предупредил и даже у командира не отпросился, — возмутился штурман.
— Не волнуйся, за тебя это уже сделал Костя. Да и экскурсия будет только ознакомительная — на часок.
Автобус стремительно выехал за ворота и, не сворачивая с центральной улицы, довольно круто поднимавшейся в гору, устремился в сторону городских кварталов.
Портовый микрорайон состоял в основном из небольших приземистых глинобитных домиков и двух-трёхэтажных квадратных домов, построенных из местного ракушечника и гранита.
— Вот слева — самая главная достопримечательность портовой торговли — магазин Миши-коммуниста, — Яшар приоткрыл штору, и Дербенёв смог увидеть через полупрозрачное окно РАФика небольшой магазин с неимоверным количеством разнокалиберных вывесок. Центральное место занимал плакат, на белом полотне которого огромными чёрными буквами было начертано по-русски: «МИША». Здесь всегда можно приобрести промышленные товары, в основном одежду, неплохого качества, надо сказать, и по сходной цене. Хозяин магазина — азербайджанец-эмигрант из СССР во втором поколении. Всем покупателям из Союза представляется коммунистом. Что касается остального перечня товаров, то на этот счёт в городе проблем нет. Кроме массы мелких лавок, практически всё можно приобрести в центральном универсаме, и, что самое главное, за полцены. Но всегда обращай внимание на состояние этого товара, т.к. в универсаме торгуют в основном неликвидом, товаром с просроченным сроком годности или залежалым и неходовым у местных аборигенов.
— А если возникнет необходимость приобрести продукты, куда лучше обратиться? — поинтересовался Дербенёв.
— В этом случае лучше обратиться к своему старшине команды снабжения, этот, по крайней мере, не обманет с качеством. Что же касается алкоголя и прохладительных напитков, то существуют опять два варианта. Следуя первому варианту, знакомимся с очередным эмигрантом из России. Его дед покинул Родину сразу после отречения Николая II от престола. Как раз в канун февральской революции семнадцатого года. Зовут владельца магазина Викт;р, и магазин называется так же. Для русских в этом магазине баснословные скидки. Вариант второй — всё тот же городской универсам, правда, там уже без скидок и обязательно следует проверять срок годности. Прохладительные напитки покупай только в банках или закрытых бутылках, если не хочешь подхватить медвежью болезнь или чего поэкзотичнее. Немаловажная особенность местного товарооборота, требующая особого внимания, заключается в том, что все лавочники просто мечтают с тобой поторговаться. Если же ты им в этом удовольствии откажешь, могут счесть за серьёзную обиду, вплоть до рукоприкладства.
Пока шла беседа, РАФик выскочил на центральную улицу и сразу же утонул в огромном потоке авто-, мото- и велоповозок, других уму непостижимых средств передвижения, движущихся в разных направлениях на двух, трёх и четырёх колёсах и даже скачущих на копытах. Поток гудел, шумел, визжал и жил по каким-то своим, не известным цивилизованному человеку законам. Отовсюду доносились крики водителей, наездников, пешеходов. Регулировщики уличного движения и светофоры отсутствовали начисто.
Захваченный этим потоком, РАФ снизил скорость, проехал пару кварталов, свернул куда-то вправо, на ближайшую улицу и остановился у красивого беломраморного здания с витыми колоннами. Сирийский офицер вышел и скрылся в здании.
— Пошёл криминальную обстановку выяснить для нас в плане посещения города. Здесь у них местная администрация, департамент полиции и прочее, — прокомментировал Уваров, также выходя из автобуса, — пойду и я прогуляюсь до ближайшего магазинчика, куплю сигарет. Вам никому не надо?
— Если не накладно, то возьми одну пачку мне, — попросил Дербенёв, — свои, второпях, я кажется, забыл.
— Ладно, возьму.
Оставшись вдвоём, друзья разговорились.
— Что за маскарад, Яшар, почему в сирийской форме?
— К твоему сведению, в такой форме здесь ходят все наши военные инструкторы, — Хасанов улыбнулся, — а что касается маскарада, на лоцманском катере, так уж извини — неувязочка вышла. Просто наши ребята из контрразведки предложили работнуть немного в помощь сирийским товарищам, я согласился. А перед выходом в море на катере для вашего обеспечения не успел переодеться.
— Ничегошеньки не понимаю, — Дербенёв недоумевающе смотрел на товарища.
— Да тебе это и не надо. Много будешь знать — скоро состаришься. Так, кажется, гласит русская пословица?
— Брось загадки загадывать, Яшка, друг называется. Не хочешь правду говорить, так и скажи.
— Это, Саня, здесь ни при чём. Просто оттуда из Союза многих вещей, происходящих здесь, да и не только здесь, а вообще по всему миру, сразу не увидеть… Ты, например, что-нибудь о террористической организации «Братья мусульмане» слышал?
— Почти ничего.
— Так вот, эти «братья» совсем недавно взорвали в Тартусе военно-морскую школу. Погибли сотни офицеров. Президент Сирии объявил террористов вне закона и отдал распоряжение при поимке расстреливать на месте, если не удаётся захватить живыми.
— А ты здесь при чём? — удивлённо переспросил Дербенёв.
— Я, собственно, действительно ни при чём. Но так уж вышло… Многого рассказать тебе не могу, скажу только одно: служу я здесь дивизионным штурманом. А в прошлом году, как только прибыл сюда к новому месту службы, чуть было по-дурости не отправился на тот свет.
— Как это?
— А вот так. Ты мою бороду видишь?
— Вижу.
— А бритую голову?
— Тоже.
— Да будет тебе известно, что обязательными внешними признаками этих самых «братьев мусульман» считаются бритая голова и борода. А если добавить к сказанному, что половина этих уродов смертники и шарахаются по миру с поясами шахидов, то можно представить, как «хорошо» к ним относятся сирийцы.
— Ну и?
—Вот тебе и «ну и», я-то об этом не знал. Вечером, в первый же день после службы, решил прогуляться по магазинам. Попёрся в таком виде в город, да ещё в гражданке, а там перестрелка…
Сначала меня поймали, потом изрядно помяли, бросили в машину с мешком на голове и отправили в участок. И только после того, как на арабском, в красках я им рассказал, кто я, показал свои документы, полицейские немного успокоились. Представь, что было бы если бы я гутарил не по-ихнему — наверняка кончили бы, без суда и следствия.
— Ты меня совсем запутал. А язык ты откуда знаешь?
— Ну-у-у, это совсем другая история. Спасибо бабушке моей. Она правоверная мусульманка и в детстве вместо сказок читала мне на ночь Коран — священную книгу всех мусульман. Да и другие старинные книги, написанные разными авторами на арабских языках. Вот я немного и выучился, а потом подрос, заинтересовался и сам стал просить бабушку, чтобы научила читать. Собственно, это меня и спасло в тот роковой день.
— А дальше? — Дербенёв заинтересовался историей.
— А дальше меня выпустили. Придя в дивизион, я доложил о случившемся командиру и особисту. Через несколько дней Костя вызвал меня к себе и сообщил, что сирийская сторона обратилась через дипломатический канал с просьбой оказать ей содействие в борьбе с террористами на местном уровне. Куда же мне было деваться? Вот теперь иногда занимаюсь по просьбе Константина Юрьевича мелкими поручениями. Типа ловли на «живца» и прочее.
— Всё равно ничегошеньки не понятно. Террористы, дипломаты, особисты…
— Да и не надо тебе ничего понимать, занимайся спокойно своим делом. — Яшар посмотрел на часы, — «Сейко», кстати, — подарок начальника департамента полиции. Японские, электронные, между прочим, с встроенным стереофоническим приёмником, наушниками, можно измерять давление организма, показывают температуру и влажность воздуха — класс. Хочешь, тебе подарю?
— Да нет, спасибо, дарёное не дарят. К тому же память о таких событиях... Не могу.
— Брось ты, какие там события. Просто жизнь устроена по Дарвину – выживает сильнейший, а мы, у себя в стране, по-моему, об этом стали забывать, спрятавшись за ширмой мирной жизни.
— Какая там мирная жизнь, Яшар? Мы только в Афганистане почти десять лет воюем, Ангола опять же. Нет, я с тобой не согласен. Не даёт нам мировой империализм спокойно жить и, пока существует в этом мире такая огромная, богатейшая и великая во всех отношениях держава, как наша, по-моему, не даст.
— И всё же ты заблуждаешься. Войны эти, о которых ты говоришь, известны только тем, кто в них участвует, а от остальных тщательно скрыты цензурой. Так что поголовное большинство нашего населения, в конечном счёте, спит спокойно и понятия не имеет об истинной расстановке сил на мировой арене. Ты вот думаешь «Братья мусульмане» — самостоятельная организация? Нет, дружище, — это марионетка. Одна из многих в руках сильного и коварного кукловода, стремящегося прибрать весь мир к своим рукам.
— Ты хочешь сказать, что дядюшка Сэм лично руководит этими марионетками?
— Думаю, что нет. Точнее, руководство это скрыто от посторонних глаз. Тебе, например, много ли известно о боевой террористической организации «Алькаида», деятельность которой всецело направлена на противоборство советским войскам в Афганистане?
— Не слышал вообще ничего.
— Не исключаю, что в ближайшее время услышишь, потому что грохот её «подвигов» эхом прокатится по всему миру. И знаешь, кто её «мама»? Отвечаю — спецслужбы США, а кто «папа»? — Конгресс той же страны! Именно он дал согласие на финансирование этого огромного террористического синдиката. А почему? Да потому, что идёт смертельная холодная война миров, и тебе это известно не понаслышке. На полюсах этих миров находятся две сверхдержавы — СССР и США. Соответственно везде, где присутствуем мы, нам противостоит американский милитаризм. И далеко не всегда в прямом и открытом виде, когда ты можешь увидеть его в окуляр своего перископа, но всегда под его контролем и с его согласия.
— А тебе не кажется, Яшар, что ты немного сгущаешь краски относительно сети террористических организаций?
— Нет, Саня, не кажется! «Братья мусульмане» в данном случае просто дочерняя организация, работающая на конкретном участке деятельности. И если Сирия сегодня с нами, то значит — все эти террористы воюют, прежде всего, против Советского Союза. Собственно, поэтому в мирное время мы вынуждены нести боевую службу вдали от родных берегов, на передовых рубежах обороны. Каждый на своём направлении, в своём квадрате: мы здесь, а вы там. И пока вероятный противник расставляет декорации своих кукольных театров по всему миру, пока плетёт сети заговоров различных военных блоков, стремясь нас туда заманить и уничтожить, противостояние неизбежно.
— Допустим, я полностью согласен с твоими доводами, но тогда возникают некоторые вопросы. Например, кто сильнее, или, как долго продлится противостояние?
— На эти вопросы трудно, скорее, даже невозможно ответить однозначно.
— А вот здесь ты упустил главное!
— Что ты имеешь в виду?
— Некоторые ответы столь очевидны, что мы о них просто не задумываемся. Но всем, кто попытается развязать третью мировую войну и навязать её нам, необходимо помнить хотя бы то, что преданность присяге наших матросов сильнее, чем натовских доллару, что наши ракеты летают гораздо дальше, чем американские, а наши субмарины — самые лучшие в мире и могут поражать своих врагов из-подо льда и даже с полюса...
— Ты уж извини, Саша, но здесь я с тобой не соглашусь. Это не ответы, это скорее патриотические лозунги. А ими врага не победить.
— Да нет, не лозунги это, скорее боль. Потому что не везде у нас так хорошо, как в оборонке, не научились мы беречь народную копейку, а пора бы. Что же касается лозунгов, то я с тобой скорее соглашусь, чем стану спорить. Этого «добра» у нас действительно хватает. Правда, одними призывами да лозунгами экономику страны не поднять. Так же, как невозможно повысить боевой дух войск в смертельном бою работой Владимира Ульянова «Что делать?». Ибо всё, что касается жизни и развития общества, государства, экономики, политики, обороноспособности и прочего, должно соответствовать духу и требованиям времени. И если уровень развития тех или иных отношений не соответствует требованиям времени по объективным или субъективным причинам, следует немедленно находить причину, честно об этом заявлять и делать всё, чтобы изменить положение дел к лучшему.
— И как ты себе это представляешь в условиях диктатуры пролетариата? — не меняя выражения лица, удивился Хасанов.
— Вот так и представляю, пора отказаться от устаревшего лозунга о диктатуре пролетариата. Так же как когда-то Ленин отказался от лозунга «Вся власть Советам». Сегодня все мы — и рабочие, и служащие, и творческая интеллигенция по своей сути —про-ле-та-ри-и. Так в отношении кого следует направлять штык нашей диктатуры, в отношении тунеядцев и пьяниц, проституток и уголовного элемента, но они не являются классом и составляют крайне малую часть общества? Отсюда вывод — лозунг устарел, как, впрочем, устарело многое в нашем обществе и в нашем государстве, а мы этого как будто и не замечаем, живём себе по-старинке и щи лаптем хлебаем. Сидя на печи, ждем, когда же этот проклятый империализм загниёт окончательно, а он живёт, процветает и никак не собирается в могилу. Очевидно, никто ему об этом загнивании не рассказывал и работы классиков марксизма-ленинизма не читал.
— Сань, а тебе никто не говорил, что ты можешь кончить, как Троцкий?
— В смысле стать министром обороны?
— Да, нет, погибнуть от топора.
— Нет, никто не говорил. Ты первый. Это намёк?
— В общем, скорее совет. Ты ведь не у себя на кухне, а за границей. Здесь везде глаза и уши.
— А ты что, способен продать друга?
— Говори, да не заговаривайся. И всё же куда-то влево нас с тобой занесло во время первой встречи.
Дербенёв вздохнул и выразительно замолчал, но, собравшись с мыслями, продолжил:
— Честно говоря, очень давно так откровенно ни с кем не говорил.
— Наболело, что ли? — Яшар попытался подбодрить вдруг сникшего товарища.
— Не думаю, Яшар, что открою Америку, если попытаюсь назвать причину того, почему в Отечестве нашем не знают, как по-настоящему хозяйствовать. Мы ведь живём сегодня точно так, как в нашей самой популярной частушке поётся — сначала разрушаем всё до основания, а уж потом строим сызнова, причём без учёта мирового опыта и обязательно по-своему. Посмотри, американцы, к примеру, свои линкоры, воевавшие ещё с японцами во вторую мировую войну, модернизируют, усовершенствуют и в худшем случае ставят в консервацию, лодки дизельные сотнями штук законсервировали, тральщики и прочее. А мы что творим? Не успели крейсер «Свердлов» отремонтировать и законсервировать, тут же его списываем, а крейсер «Октябрьская революция» сразу после ремонта и на списание, а эсминец «Прозорливый»… А сколько ещё таких печальных примеров по всему ВМФ? Или, спроси у меня, сколько проектов многоцелевых подводных лодок у нас сегодня на вооружении, сколько типов оружия они несут? Замучаешься запоминать все. А что у тех же американцев? Один проект - «Лос-Анджелес» и один тип ракет для лодок и кораблей «Гарпун», всё! Отчего всё это, как думаешь? От нищеты? Нет! От умения считать каждый цент, выделенный из бюджета на оборону, от неотвратимости отчёта по каждому проекту перед Конгрессом США.
— А у нас разве не спрашивают в Политбюро ЦК КПСС с руководителей или на местах с нерадивых хозяев? — опять ввязался в спор Хасанов.
— Спрашивать-то, может, и спрашивают. Да только с таких исполнителей, как мы с тобой. А с небожителей, которые сидят в ЦК или в самом Политбюро, кто спросит? Вот и получается, что мы катимся вместе со всей страной единственно верным и особым путём целых семьдесят лет в неизвестном направлении, проголосовав за этот путь единогласно.
— Ну, ты завёлся, Александр, прекращай. Чего доброго — меня вместе с тобой посадят.
— Не бойся, не посадят, я тебя не сдам. А если и посадят, то нам не привыкать, — Дербенёв откровенно и от души рассмеялся.
— Что ты имеешь в виду «не привыкать»? — не менее откровенно удивился Хасанов, — я, например, ещё не сидел.
— То и имею, что не в диковину за свои слова отвечать в нашем роду. Одного моего деда — по отцовской линии, в прошлом царского офицера, убили в 1931 году бывшие сослуживцы, за приверженность идеалам народовластия и лояльность к большевикам. Второй дед — по материнской линии, отсидел в лагерях десять лет — с 1943 по 1953 год как «враг народа», потому что сказал следователю СМЕРШа, прибывшему к ним в полк, всё, что думал о причинах поражений Красной Армии в начале войны и истинных врагах народа. Справедливости ради, надо отметить, что впоследствии дед был реабилитирован, сразу после смерти Сталина. Государство долго потом выплачивало ему компенсацию за необоснованное осуждение и нанесённый вред здоровью. Слава богу, что жив остался, а не сгинул где-нибудь на Соловках. Вот такая история выходит с ответственностью. И всё бы ничего, да вот только правда получается какая-то двоякая — у государства одна, а у народа другая, и мамка с папкой сиротами росли, а я этого своим детям не желаю.
Дербенёв замолчал, к автобусу быстрым шагом возвращался Уваров.
— Я не только своему сыну, сыну врага моего такой участи не пожелаю, – согласился Хасанов. — Ладно, что мы о грустном, заходи ко мне вечерком в каюту, чаю попьём да поговорим о чём-нибудь более приятном и весёлом. Похвастаюсь заодно своим приобретением – мини-телевизор «Сонька» называется. Плоский, как книжка, цветной. Загнивающие японцы придумали. Враги наши, проигравшие войну в сорок пятом, пережившие атомную бомбардировку и практически не имеющие сырьевых ресурсов, клепают супертехнику из вторсырья, собранного по всему миру, и не стесняются. Перерабатывают всё ненужное в хозяйстве с помощью передовых технологий и штампуют на радость своим узкоглазым детям и нам — «процветающим» — на зависть. Они даже искусственные острова в океане из мусора строят…
Разговор прервался. Дверь открылась.
— Николаевич, тебя «Marlboro» устроит? — поднимаясь, в автобус, спросил Уваров.
— А, что, проще ничего не было? — удивился Дербенёв.
— Беда в том, что «Пегас» сюда не завозят, — рассмеялся оперуполномоченный, вручая пачку сигарет озадаченному штурману. — Ленинградским «Беломором» компенсируешь, знаю достоверно, на борту имеется…