Как у наших у ворот

Александр Победимский
         Нашинские и Ненашинские ворота стоят в самом, что ни на есть центре Москвы, почти напротив друг друга. В огромные Ненашинские – машины или влетают на полном ходу, плавно шурша всегда новенькими шинами или, на  какое-то мгновение, притормаживают перед постовыми. Над этими воротами высится красивая заостренная башня. Та самая, что неподалеку от той башни, которую рисовал Суриков. По китайской науке о среде обитания фэн-шуй, эти ворота способствует процветанию тех, кто ими пользуется. Объясняется это тем, что срезанный угол ворот напоминают китайцам кошелёк. Вы можете спросить: «Кошелёк-кошёлек! Какой кошелёк?!». Какой-какой… может быть китайский.
        В обе стороны от ворот уходит самый  высокий в России забор из красного кирпича. Только у одного подмосковного олигарха я видел подобный. Хотя , нет – его забор все-таки пониже. А территории почти одинаковые – чуть ли не такие же дворцы, тот же простор и такая же, готовая ко всему охрана.
        Зато Нашинские –  всегда открыты и никакой охраны. Машины въезжали медленно не из-за уважения или страха, а потому, что надо, успев перестроиться в левый ряд, почти сразу же круто повернуть налево, стараясь не задеть покосившиеся колонны для давно несуществующих створок.
        И здесь, в Нашинских воротах происходило то, что гораздо интереснее всего того, что видели за всю свою многовековую историю Ненашинские. Здесь каждую машину встречала рыжая такса Муха. Она по-хозяйски вела за собой машину в гараж и, убедившись в том, что та встала на свое место,  долго общалась с шоферами, которые ее обожали, кормили как на убой и выполняли все ее прихоти. На нас, чиновников, она не обращала никакого внимания. Хотя мы перед ней – разве что шляпы не снимали.
        Пожалуй, только один человек в конторе не то, что не любил, а люто ненавидел ее – толстый, неповоротливый старик-вахтер. И собака отвечала ему тем же. У них был «вооруженный нейтралитет» до тех пор, пока старик прилюдно не наорал на нее, да еще обозвал ее чем-то вроде суки грёбанной. Вот этого Муха не могла простить ему. С тех пор, как только он дежурил, она проникала в запасную дверь конторы у гаража и через сложную систему коридоров выходила к столу перед главным входом, где старик
то и дело пил чай, вчитываясь в передовицу «Правды».   
        Контора замирала, слушая матерный крик души бывшего революционного матроса и заслуженного чекиста. Все знали, что опять такса успела перед его столом насрать на славное революционное прошлое того, кто когда-то «под красным знаменем, кровь на рукаве» «шел на Одессу, а вышел к Херсону».
        Мой сын, гуляя с мамой по центру, в тех краях, подходя к Нашинским воротам, уговаривал ее зайти к папе на работу. «Мне, - сказал он, - так хочется послушать, как дядя матом ругается!».

2006г.