За полгода работы в проектной конторе, я успел месяц покосить сено в колхозе, перебрать гнилую картошку на овощной базе и до холодов встретить двух-трех то ли президентов, то ли премьеров не то из Африки, не то из Южной Америки. Когда наступили морозы, принесла нелегкая еще кого-то. И опять меня заносят в список. Надо на открытом всем ветрам мосту около «Ударника», задолго до прибытия самолета, собраться и изображать из себя гостеприимных хозяев, которым нечего делать, как только радостно встречать - кого ни попадя.И тут я взбунтовался: « А если я приеду в его Мумбу Херамбу, он мне флажком помашет?!»
В конце концов, нашли мне замену, но за это – вне графика на овощную базу. Со мной пойдет Тарасов, за пятнадцать лет работы в КБ, ни разу не побывавший ни в колхозе, ни на базе. Но сейчас он в списке под номером «один».
Но старого ежа этим не испугать. Он тут же принес бутылку халявного коньячного спирта, которого у нас, ввиду близкого соседства с ликероводочным заводом был переизбыток.
- Мы с тобой сейчас - по чуть-чуть, а остальное – завтра на базу. Там, говорят, есть такой бригадир – Акимыч…
- Знаю. Отставник, похожий на Геринга.
- Мы с ним давим пузырь и – по домам.
Над воротами базы – плакат: « Сохраним мир!»
- Лучше бы картошку сохранили, - сказал я.
- Мирохранилище, - добавил Тарасов.
Вот и Акимыч. Проходя мимо нас, почти не останавливаясь, приказал сбрасывать с крыши снег.
- С этой крыши?
- С этой.
- Такой длинной?!
- С ёй самой.
- Сверху?
- Ага.
Подошла девушка. Просит рукавицы.
- Ты, барелина, еще духи попроси! А ну, пошла работать!
Исчез. Через пять минут опять появился.
- Марш на крышу!
- Никуда твоя крыша не улетит. А вот коньячного спирта у нас – скоро не останется. А ведь так хочется с бывалым, толковым человеком пообщаться. Закусить, при случае, разносолами из заветных погребов. Вам еще никто не говорил, что вы похожи на этого… как его…был такой…что-то вроде маршала…
- Идите, идите, работайте.
В голосе появилось что-то теплое. Человеческое. Заинтересованное. По сторонам озирается. Что-то лихорадочно обдумывает. Через десять минут зовет в котельную.
На ящике, покрытом «Правдой» уже открытые банки – маленькие соленые огурчики
с большими пупырышками, грибочки, патисончики, оливки. Черный круглый хлеб,
почти горячий. Неужто, рядом с гнилой картошкой пекут?
После первой стопки Акимыч начал расхваливать свою дочку. Уж такая красавица! Умница! Скромница! Хозяйственная! Ну, мужики, за встречу! Бзынь-бзынь! В вечерней школе учится! В пятом классе! Будем здоровы! Бзынь-бзынь… На этой же базе работает. В шестом цеху. Сейчас допьем и пойдем туда. Покажу. За успехи! Бзынь-бзынь! Узнав, что мы женаты, больше к этой теме не возвращался.
Закончив трапезу, расцеловал нас, по отечески, и проводил до проходной. Попросил подождать и, вскоре, принес почетные грамоты с профилем Ильича за ударный труд. Правда, фамилии свои, впечатанные туда, мы еле-еле узнали. «Приходите, - говорит, - почаще». Долго стоял в дверях и смотрел нам вслед.
1976г