Извозчик Костин
Костин был извозчик, как извозчик – далеко уже немолодой, худой, в брезентовой плащ-палатке и с плеткой. Ею хлестал то лошадь, то поселковых мальчишек, догонявших бричку и пытавших усесться на длинную трубу, торчавшую сзади между колес. Хлестал не больно, но чувствительно. К двум-трем из нас он вскоре привык и стоило припустится за ним, притормаживал, давал залезть и иногда усаживал рядом с собой на облучок. А то и вожжи можно было подержать.
Запомнилась одна поездка в кишлак на далекой окраине города. Зима не морозная, но сырая и слякотная и в открытой бричке можно быстро замерзнуть. Чтобы как-то отвлечься, я запел голосом, дребезжащим в такт телеге, катящей по колдобинам:
- Я-а-а, цы-ы-га-а-а-ански-и-й ба-а-а-ро-о-он, де-е-не-е-г не-е-е-т у-у-ме-е-ня-я-я…». –
- Брешешь. Бедных баронов не быват.
- Нет, правда! Так папа поет!
- Ну, рази чо – папа. Он чо – ц`ыган? Как яго фамилиё? Как-как? Македонский? Не Македонский? А-а, ну да. Понял. Где-то я слыхивал таковое фамилиё.
Бричка подъехала к дувалу – высокому, как мне тогда казалось, глиняному забору.
- Никак не вспомню, - продолжал он, - точно встречал…как там тебя…твоё фамилиё говоришь?...Македонский, што ли? А-а, ну да.
Остановились у ворот, Костин громко постучал ручкой кнута и, вскоре, мы оказались в глиняной кибитке. Нас усадили у низкого стола, покрытого ковром, установленного над неглубокой ямой, в которой тлел уголь. Опускаешь туда ноги и греешь. Поставили перед нами пиалушки с чаем, по куску лепешки, сухой урюк, изюм и что-то еще вкусное, сладкое. Согревшись, напившись чаю, Костин о чем-то договорился с хозяином и мы нехотя стали собираться. Залезаем в бричку. «Так как, значить, твоё фамилиё?»
Вскоре мы переехали из поселка почти в центр города, в новый двухэтажный дом в три подъезда, изогнутый пополам под прямым углом. В одной из половин, на первом этаже расположилась строительная контора, а вахтером в ней, с недавних пор, служил мой старый знакомый – бывший извозчик Костин. Вот уж мы обрадовались друг другу!
Я уже ходил в четвертый класс, чувствовал себя почти взрослым человеком и мы со стариком то и дело беседовали, сидя на крыльце.
Часто он вдавался в воспоминания о войне с басмачами, когда даже в уборную на улице, ходили с винтовкой. Сидит, понимаете ли, дядька Костин,
в деревянной будке, с винтовкой наизготовку. Вдруг – пальба, крики. Басмачи атакуют сортир. Перед красноармейцем Костиным дилемма – чем в данный момент заниматься?
Один его рассказ меня потряс. Я, вдруг, понял почему бабаи (пожилые таджики) гонялись за нами с палками, когда мы им показывали воображаемые длинные усы. Ненавидели они Буденного…онатагон…, то есть – «так его перетак». А вот Ворошилова – любили. Ворошилов – это хороший, добрый ака (дядька). Хоть и служили те бок о бок.
А рассказал Костин вот что. Долго гонялись красные за басмачами, а те – как вода сквозь сито. Ясно, что скрываются в ближайших кишлаках, а там их каждая собака знает – никто не выдаст. В какой-то книжке я видел картинку – Буденный с Ворошиловым склонились над картой. Наверное, обсуждали – что же делать с басмачами? И кое-что придумали злой Буденный с добреньким Ворошиловым. Врываются буденовцы в кишлак. Шашки наголо. Вытаскивают мужиков из кибиток, выстраивают в шеренгу, раздевают по пояс. Женщины, дети – вопят, мешают работать. А работы – непочатый край. У кого мозоль от ремня на плече – шашкой пополам. Получилось так, что всех почти мужиков и молодых и старых в этих кишлаках порубали – и тех, кто винтовкой натер и кто хворост на горбу в кибитку таскал. Были бы в те времена в кишлаках почтальоны «с толстой сумкой на ремне» - порубили бы и почтальонов. Но, что правда, то правда – басмачей больше,в том районе, не наблюдалось.
Весной умер Сталин. Наверное, весь город собрался в центре, перед зданием правительства. Репродукторы на столбах передавали траурный митинг из Москвы, с Красной площади. При первом же залпе прощального орудийного салюта, у многих не выдержали нервы – заплакали. Рядом женщина потеряла сознание. Там же стоял высокий, седой, лохматый сумасшедший. Он зимой и летом носил шинель на голое тело. Обычное его место – в чайхане на Путовской площади, где он читал завсегдатаям «Правду», а те, попивая зеленый чай из пиалушек, вежливо слушали. Сейчас у него на лбу траурная повязка и он жонглировал двумя зажженными просмоленными кусками пакли. Больше никогда и нигде я его не видел. Заодно, исчезли городские сумасшедшие и все обитатели дома инвалидов. Кстати, чайхану ту вскоре снесли.
В те солнечные, теплые мартовские дни я думал о том, что не сегодня-завтра, воспользовавшись случаем, на нас нападут американские и английские империалисты,
а также их приспешники Франко, Чан-кай-ши и югославский Иосиф Броз Тито. Вон их всех какими страшными рисуют в «Крокодиле»! Но мы этих гадов, с помощью всего мирового и их собственного пролетариата, быстро победим, построим коммунизм на всей земле, и это будет лучшим памятником нашему великому вождю.
Прошло несколько лет, и Хрущев объяснил всем, что у Сталина были, конечно, бзиги, но он оставался настоящим коммунистом.
Позвонили из Москвы, и отец стал готовиться к длительной командировке в Америку. Мне было страшно за родителей и жалко их. Нет бы в нормальную страну – Китай, скажем, Албанию или Болгарию, а то угораздило – в Америку! Там же такое творят! Негров, понимаешь ли, вешают!
Пришла бумага о посмертной реабилитации деда, что наверняка было связанно с предстоящей командировкой отца. В ней было сказано, что дед умер в лагере в сорок четвертом. До этого при мне о нем говорили мало и, конечно же, ни слова о том, что он был арестован, да и я особенно им не интересовался. И вот, бабушка впервые рассказала о том, что вскоре после ареста, пришел мужчина, сидевший в Н-ске в одной камере с дедом. От него узнала, что дед всё подписал потому, что следователь кивнул в сторону двери и сказал: «Тама, в коридоре, сидять твои жана и два сына. И коли что не так, то и они тожеть…». Следователь то и дело путался: "Как там тебя…твоё фамилиё…Македонский што ли? ...а-а, ну да…».
Услышав это, я похолодел. Костин, который сгинул год или два назад, как-то сказал, что он до войны работал в НКВД. В том самом Н-ске.
2007г.