В те далекие времена нашей юности мы собирались у Юрки, в его холостяцкой двухкомнатной хрущевке. Встречи происходили по пятницам, когда хотелось расслабиться после рабочей недели. Ну, и расслаблялись. Можно было позволить себе чуть больше одного стакана пива или вина, ведь впереди было два выходных, и все, как правило, успевали просохнуть.
Кстати, о «просохнуть». Именно Юрка рассказал мне про Дождь-Боба. В одну из пятниц мы стояли с ним возле окна на его шестиметровой кухне. Он – с индивидуальным граненым стаканом, помеченным на дне кусочком изоленты («чтоб не сперли и не мыли, изверги»). Я – с кружкой. Впрочем, содержимое и кружки, и стакана было одинаковым – портвейн три семерки. Сперва показалось, что зашумело в голове, но прислушавшись, я поняла – это шумит дождь.
- Ужас, - сказала я, - когда он кончится-то? Я ведь без зонта.
- Когда Дождь-Боб нагуляется, тогда и кончится, - сказал Юрка.
- Кто?
- Дождь-Боб. Ты про него не слышала, что ли?
- Нет.
- Ну, слушай.
Рассказывал Юрка урывками, потому что народ ходил туда-сюда, то покурить, то за открывашкой, то в надежде найти что-нибудь съедобное в Юркином пустом холодильнике. Поэтому излагаю как запомнила, не претендуя на полноту и достоверность событий.
... Когда Юрке было лет шесть или семь, в той самой квартире, что стала нашим штабом, жил Юркин дедушка, Анатолий Кузьмич. Это был милый, интеллигентный старичок в очках, пропахший валерьянкой и крепким табаком. Я его успела застать и даже пообщалась пару раз. Жил он один, но иногда ему подкидывали внука: деду – якобы для увеселения, внуку – вроде бы для воспитания. Но родители, наверное, ужаснулись бы, узнай они, чем Кузьмич кормил Юрку: в основном килькой в томате, супом из пакетиков, ставридой с вареной картошкой да жареной ливерной колбасой. Впрочем, иногда он баловал внука и покупал ему слоеные трубочки, начиненные масляным кремом. Вот и в тот майский дождливый вечер, когда ливерка закончилась, а кильку совершенно, ну просто до отвращения не хотелось, Кузьмич отправился за лакомством для внука. Дождик шел изрядный, поливал он уже третьи сутки, и пришлось брать с собой зонт.
... Собаку он подобрал на обратном пути. Вернее, она сама подобралась – пристроилась за Кузьмичом и трусила себе потихонечку, будто привязанная. Кузьмич заметил это и остановился. Собака тоже остановилась. Он протянул руку, чтобы погладить. Псинка подняла лапу в ответном приветствии.
- Эх, бедолага, - сказал, - мокнешь тут под дождем. Голодная, поди. А накормить некому.
- Боб, - бухнула в ответ собака, будто согласилась с вышесказанным. Голос у нее оказался низкий, солидный и совершенно не сочетался с достаточно скромной дворняжьей внешностью.
- Пойдем, угощу хоть килькой, - сказал Кузьмич.
Юркиному восторгу не было предела. Он обнимал собаку, и – о чудо – ее мокрая шерсть совершенно не пахла псиной, как бывает в подобных случаях с другими псами. Собака же стояла спокойно, давая себя обнимать, тискать и использовать в качестве ездовой. Она также не противилась вытиранию лап и вычесыванию из шерсти репьев. Деликатно поела немного кильки и быстро выпила воду, налитую в синюю эмалированную миску. Вопросительно посмотрела на Кузьмича. Сделала быстрое движение языком и прищелкнула.
- Еще воды? - догадался тот.
- Боб, - подтвердила собака.
- Его зовут Боб! - воскликнул Юрка.
- Бобик, наверное, - сказал Кузьмич.
- Рр, - сказал пес.
- Нет, деда, - перевел с собачьего Юрка. – Не Бобик, а Боб. Какой же он Бобик?
В тот вечер никто не догадался связать приход Боба в квартиру с резким прекращением дождя. Но потом эта связь, конечно же, обнаружилась. Стоило Кузьмичу утром выйти с Бобом во двор, как обязательно брызгал дождик. При вечернем променаде повторялась та же ерунда. Первая капля падала, как только подъездная дверь выпускала Боба на волю, а последняя слетала аккурат псу на хвост при его возвращении в дом. Юрка с дедом экспериментировали довольно долго, и ни разу закономерность не нарушилась. Дождь при этом мог быть абсолютно любой. Если, скажем, Юрка выходил побегать с друзьями и брал с собой пса, то капал едва заметный слепой дождичек. Если же Кузьмич с Бобом шли гулять в парк, то обязательно брали зонтик – дождь мог обернуться ливнем и даже с грозой.
Дед старался выходить на утреннюю прогулку пораньше да вернуться побыстрее, дабы соседи не ворчали – «ну вот, опять потекло», даже не подозревая, что виновник прохудившегося неба живет буквально в двух шагах. Юрка же, напротив, навострился бегать по лужам долго и с удовольствием, благо Боб организовывал для мальчишки дожди теплые да необильные.
Дождь-Бобом назвал его Юрка. Пес не возражал. Вообще, возражал он редко, был псом бесконфликтным, веселым, но в то же время ненавязчивым. Как вы понимаете, дождь, который всегда идет следом за тобой, рано или поздно надоест. И Боб, чувствуя это, иногда отпускал хозяев погулять одних. Иначе ведь и с Юркой мальчишки играть не будут – они могут догадаться о секрете Дождь-Боба. А однажды Боб сам себя чуть не выдал.
С другими собаками он, как правило, не конфликтовал. Просто уходил в сторону, если какая-то соплеменница начинала заявлять свои права на территорию. Но в соседнем дворе жил противный бультерьер, наглый и агрессивный. Хозяева обычно держали его на поводке, но однажды он сорвался и искал, кого бы достать. А тут Юрка с Бобом погулять вышли. Бультерьер побежал прямо на Юрку. Тот обомлел, от страха шага сделать не может, стоит как вкопанный. Боб же спокойно встал на пути у бультерьера, загородил собой Юрку и тихонько зарычал. Но бультерьеру-то что. Это ж агрессор прирожденный. Подбежал и вцепился своими стальными челюстями Бобу прямо в лапу. И тут такое случилось… Боб не просто зарычал. Он ЗАРЫЧАЛ. Такого рыка Юрка не слышал никогда. И вдруг тучи набежали, за одно мгновение – черные-черные. Ливень – просто стеной полил. Гром ка-а-ак шарахнет! А потом молния! И прямо под хвост этому бультерьеру – жах! Тот аж задымился. Отпустил Боба, заскулил и домой унесся.
А Боб упал. Прямо где стоял, там и упал.
Юрка очнулся, к Бобу кинулся, на руки его и домой. Бежит и ревет, гром заглушает.
Лапа, кончено, оказалась прокушена, но ничего, зажила как на собаке. Кузьмич ее промыл, зеленкой полил, перебинтовал. Боб даже не пикнул, только глаза закрыл, челюсти сжал и хвостом шевелил – ничего, мол, хозяин, не больно мне. А вот Юрка простудился. Свалился с высоченной температурой. Боб тогда возле него целую неделю сидел, лоб языком вылизывал. На улице жара стояла тогда, и ни капли с неба не упало.
Самое печальное, что картину вылизывания лба собачьим языком застали Юркины родители.
- Они меня домой забрали, - прихлебывая три семерки, сказал Юрка. – Деду, конечно, досталось. И Бобу тоже. Но я от родителей иногда все-таки сбегал. Гулял с Бобом или просто играл с ним у деда, здесь то есть. А когда бывал дома, то радовался дождику. Значит, думаю, дедушка с Бобом гулять пошли. Один раз замечаю – дождик целый день идет, и еще всю ночь, и наутро не прекращается. Я бегом к деду, звоню – нет никого. Я к соседке, та говорит – дедушку в больницу отвезли. Где собачка? Она не знает. Я тогда долго-долго по городу бегал, Боба искал. И знаешь, дождик в это время шел теплый-теплый, веселый такой, ласковый, будто Боб его специально для меня запустил. Как будто снова облизывал меня теплым своим языком. А потом на небе была огромная радуга! Никогда такую больше не видел. И все. Лето кончилось. Я пошел в школу, дожди зарядили, зачастили без просвета, я понял – Боб не зря убежал, нельзя ему дома сидеть, когда земля воды просит…
Юрка замолчал.
Я спросила:
- А ты когда-нибудь потом встречался с Бобом?
Он помотал головой:
- Никогда. Правда, было такое, что видел где-нибудь в кустах очень похожую мохнатую собачью голову, бросался, и всегда мимо – либо не Боб, либо вообще никого нет. Наверное, его невозможно встретить по собственному желанию. Только если он сам захочет. Я ведь о чем больше всего жалею? Что у меня ни одной фотографии с ним нет! Конечно, я его помню и так, но столько лет прошло… Облик его стал размываться… Впрочем, он ведь запросто мог поменять внешность…
Я подумала, что Юрке хватит, и отобрала стакан.
Дождик на улице капал совсем чуть-чуть. Я добежала до своего подъезда и пропустила вперед соседку тетю Валю. Следом за ней зашла небольшая собачка. На вид – помесь двортерьера со спаниелем. И уже закрывая за собой дверь, я поняла – дождь мгновенно прекратился.
- Теть Валь, - сказала я, - это ваша собака?
- Теперь моя, - отозвалась соседка. – Вчера шла за мной всю дорогу. Так вроде собачка неплохая, тихая, все мне веселей будет. Пусть живет.
- А… как ее зовут?
- А никак еще не назвала.
- Тогда назовите ее…
Я наклонилась к собаке. Та посмотрела на меня снизу вверх очень серьезно и низким голосом бухнула:
-Боб.