По пескам кровавым
Начал путь свой к славе
Ты - Христос, велик твой трон...
(«Антихрист», Ария)
Отец обошёл большую часть своих владений в поисках сына. Юноши нигде не было. «Где же он может быть?» - тревога закралась в сердце старика. Сжав голову всё ещё могучими руками, он задумался и вдруг вспомнил, что ещё в детстве его единственный ребёнок любил взбираться на самый высокий холм во владении и оттуда наблюдать за проиходящим внизу, в долине. Отец не любил, когда сын ходил туда. Как правило, возвращался он оттуда грустный, подавленный, с головой, отягчённой тяжёлыми мыслями, и задавал ему, своему родителю, сложные вопросы, на которые у того не всегда находились ответы.
Старик поморщился. Что он должен был ответить ребёнку, увидевшему как в огне погибла добрая, честная семья, не сумевшая выбраться из горящего дома? Он помнил, как сын поднял на него голубые, словно небесная лазурь, чистые детские глаза, до краёв наполненные слезами, и тихо спросил: «Почему, папа? Где справедливость»? Помнил, как нелегко дались ему объяснения…
В другой раз вернувшись с холма, сын сообщил, что был в гостях у дяди, видел своего двоюродного брата. «Они живут так мрачно, папа. Им там плохо. Почему мы не можем взять их к себе?» История о старой внутрисемейной ссоре ненадолго успокоила мальчишку, но потом он вновь заговорил о родственниках с отцом. «Я сегодня разговаривал с дядей. Он такой умный, папа. Он всё рассказывал нам с братом о людях, о том, как непросто им бывает сделать выбор… О том, как он помогает им определиться. Знаешь, па, он очень несчастлив! Видел бы ты его глаза… Они такие грустные-грустные, чуть подёрнутые дымкой, задумчивые. А ещё дядя постоянно вздыхает, как будто кто-то железной рукой сдавливает ему сердце. Иногда он теребит волосы мне и брату и просит нас, чтобы мы не совершали ваших с ним ошибок. «Пусть гордыня и жажда власти обойдёт вас стороной, дети мои», - постоянно повторяет он.»
Старик молча слушал рассказы о своём младшем брате, которого не видел целую вечность, и не мог запретить сыну навещать его. Знал, что надо это сделать, но молчал. «Я верю, что брат любит своего племянника такой же глубокой и крепкой любовью, как я люблю своего», - оправдывал он своё слабоволие. А племянника старик действительно любил. Мальчик был смышлённый, озорной и обаятельный. Не по годам взрослый, бойкий на язык, бесстрашный и ловкий, он во многом превосходил его собственного сына, грустного, скромного, задумчивого мальчика.
Старик подошёл к подножию холма, на вершине которого надеялся найти сына и стал подниматься наверх. «Что же на этот раз встревожило его? - пытался угадать он. – Что он увидел там, внизу, на этот раз?»
Юноша сидел на камне, взгляд его выражал смятение и боль. Как только отец увидел эти глаза, его сердце дрогнуло.
- Сын мой, - внезапно севшим голосом воззвал он. – Сынок!
- ЧТО я видел, отец?! – взгляд юноши был по-прежнему направлен в никуда и выражал глубокую боль, но голос был необычно твёрд. – ЧТО?
Старик тяжело опустился на камень напротив сына. Он догадывался, о чём пойдёт речь сейчас. Он ждал этого разговора. Всегда ждал.
- Мы с братом смотрели фильм. Нашли у дяди, в старом шкафу. Старый такой фильм…Сюжет…рождается младенец, маленький такой, безобидный, даже не подозревая, чем чревато для людей его появление на свет… А опасность вот в чём. Его рождение предсказано царю, владыке тех земель, с той целью, чтобы предупредить его. Ребёнок впоследствии должен занять трон… Знаешь, что предпринимает царь?! – сын вдруг повернулся и в упор глянул на отца.
Старик судорожно кивнул и виновато опустил глаза. Тело юноши сотрясли рыдания.
- Отец, - плакал он. – Разве это справедливо?! Где же она твоя СПРАВЕДЛИВОСТЬ, в которую я свято верю с детства, где?! Ты дал погибнуть миллиону младенцев, причинил боль их матерям и отцам, только для того, чтобы спасти одного единственного ребёнка, СВОЕГО СОБСТВЕННОГО сына. Это по-твоему справедливо, отец?!
- Прости, прости меня, - одними губами, едва слышно шептал старик. – Прости…
Лицо сына, одухотворённое внутренним светом, внушило отцу благоговение. В его глазах он прочёл непоколебимую решимость и горестно вздохнул.
- Я прощаю тебя, папа, - Иисус поднял глаза на небо. – Только… Останься для меня воплощением справедливости, мудрости и доброты. Позволь мне искупить мой грех. Позволь мне умереть ради тех младенцев, что безвинно погибли из-за меня.
Отец, раздираемый на части от собственного бессилия, прикрыл глаза. Что он мог возразить сыну? Имел ли он право отговаривать его? Мог ли как-то оправдать себя?
Спустя часы Иисус в задумчивости бродил по берегу, загребая босыми ногами влажный песок. Рядом с ним шёл его двоюродный брат. Ветер развевал их длинные непокорные волосы, путал в ногах туники. Братья долго молчали. Наконец, Иисус повернулся к своему спутнику и прямо спросил:
- Ты осуждаешь меня?
- «Не суди, да не судим будешь», - так, кажется, говорит твой отец, - мгновенно ответил тот, бросив на брата быстрый взгляд пытливых тёмно-карих глаз.
Иисус отвернулся, но брат успел заметить те душевные муки, что отразились на его лице. В ту же секунду он горячо заговорил.
- Я горжусь тобой! – со страстью выдохнул он. – Восхищаюсь, люблю, преклоняюсь! Никогда и никого я не встречал подобного тебе. Вселенская любовь, что живёт в твоём сердце, делает тебя великим… Пожалуй, я должен был бы тебе завидовать. Ты благороднее, великодушнее, чем я… Но твоя любовь ко мне не позволяет мне испытывать это подлое чувство. Ты велик, Иисус! И твоё решение лишь подтверждает это. Ты идёшь на гибель. Но… как ты идёшь!!! Не было, нет и не будет смерти более величественной, чем твоя! Я обещаю тебе это!
- Что такое ты говоришь, брат?! – перебил его Иисус. – Это не величайший поступок в истории, это мой долг перед людьми, отцом и самим собой. Я должен оправдать его в глазах народа, в своих, в ваших с дядей глазах! Исправить его ошибку!
- Знаешь, на месте твоего отца я поступил бы точно так же, - и, не обращая внимания на метнувший в него молнию взгляд голубых глаз брата, продолжил: - Чтобы спасти такого, как ты, я бы многое отдал! ТЫ этого заслуживаешь!
Снова наступило молчание, лишь море монотонно плескалось о берег, омывая ноги братьям. Иисус обвёл глазами горизонт и тихо сказал:
- Мне пора. Прощай, - и протянул брату руку.
Страдающие голубые глаза встретились с печальными карими.
- Прощай, - кареглазый юноша крепко сжал протянутую руку.
Оставшись один, он присел на песок и невидящим взглядом уставился в море. Одна слезинка, потом другая быстро сбежали по его мужественному лицу. Плечи содрогнулись. Яростно тряхнув головой, он отбросил с лица волосы и прошептал:
- Ты хотел этого. Так пусть же справедливость торжествует до конца. Люди, ради которых ты умрёшь, узнают об этом подвиге, и навсегда увековечат твоё имя. ТЫ ЭТОГО ЗАСЛУЖИВАЕШЬ!
Старик без стука вошёл к брату. Они не виделись вечность. «Время обошлось с братом благосклоннее, чем со мной», - отметил он. Лицо Люцифера избороздили морщины, но волосы и борода по-прежнему были чёрными, как смоль, в отличие от его собственных седых прядей.
- А чего ты ожидал? – откликнулся на его мысли брат и поднялся ему навстречу.. – На мне нет того бремени, что сгорбило твои плечи: нет этой тяжёлой ответственности за всё и вся, нет кристально чистой репутации, которую нужно всегда и везде поддерживать, нет страха, что сын рано или поздно узнает тайну своего рождения…
- Страха! – старик горько усмехнулся. – Если бы только страха… - он помолчал недолго, а затем негромко заговорил. - Люди вот всё сетуют, что нет счастья на свете. Маются, бедные, ищут его всю жизнь, не подозревая, что оно дано им от рождения.
Внимательно слушавший Люцифер грустно улыбнулся:
- Что ты хочешь от людей?!... Если даже я не знаю, в чём состоит это твоё СЧАСТЬЕ.
Старик поднял голову и, глядя собеседнику прямо в глаза, тихо сказал:
- Счастье в неведении, брат! Это говорю тебе я, тот, кто каждую секунду своей жизни знал, что мой сын узнает правду о своём рождении, решит исправить мои ошибки, пойдёт на смерть ради меня…- слезинка скатилась по морщинистой щеке. – Можешь себе представить эту муку?! Каждое утро ты просыпаешься с единственной мыслью – твой сын умрёт из-за тебя, ради тебя, по твоей вине. Каждый день ты живёшь в ожидании того страшного часа, когда он скажет тебе об этом, - его голос дрогнул. – Нет, не живёшь, СУЩЕСТВУЕШЬ.
- Бедный брат, - в глазах Люцифера старший брат прочёл искреннюю жалость.
- Вечность назад ты думал по-другому, - заметил старик.
- Вечность назад я был молод и глуп, - возразил брат. – Я жаждал власти. Так же, как и ты. А сейчас, - он опустился перед стариком на колени и поднял на него свои лучистые глаза, - я говорю тебе СПАСИБО за то, что правил ты, а не я.
Седой старик тяжело рухнул в кресло брата и расплакался.
Ночь на 4 июля - ночь на 12 июля
2009 г.