Обуза для общества с детской улыбкой

Оля Захарова
Была зима. Я шел с работы домой, когда, проходя мимо продуктового рынка, заметил бабушку. Старушка куталась в тоненькое коричневое болоньевое пальтишко, а ее морщинистые худые руки, трясясь, держали шаль, накрывающую ее голову. Бабушка сидела на бордюре около дороги, на которой не так часто можно было увидеть машины. Босые ноги старухи стояли в большой бумажной коробке. Я приближался к сидящей фигуре, я хотел ей помочь, но не знал как. Я заметил, что какой-то прохожий попал бабушке несколько монет и она мгновенно отреагировала, радостным и по-детски звонким голосом произнеся: «Ох, спасибо большое!» Каждую букву она протянула, наполнив ее счастьем, и сама наполнилась счастьем. Реакция старушки мне понравилось. Но я не хотел давать ей денег, у меня был такой принцип, никому не давать денег. Рядом был рынок, я решил, что куплю ей продукты, но на секунду задумался. А что если бабушка не будет рада продуктам, вдруг, ей только деньги нужны? Вдруг ее кто-то заставляет просить деньги, а она сама вовсе не нуждается? Я гнал эти мысли прочь. Пройдя мимо бабушки, я завернул к ближайшему ларьку и купил то, что не испортится в ближайшие пару дней: яблоки, груши, булочки с изюмом и коробку яблочного сока. Положив всё это в пакет, я подошел к нищенке, рядом с ней уже лежала буханка белого хлеба. Хорошо, что не только я подумал про еду.
- Бабушка, - обратился я к ней, - вот, держите! Здесь фрукты, булочки и сок.
У старушки на лице мгновенно появилась улыбка.
- Ох, спасибо! – снова по-детски звонко протянула она, отчего мне на душе стало спокойно.
Это единственное, чем я мог помочь старушке. И не зная, что сказать дальше, я, также плавно, произнес:
- Будьте здоровы! – и улыбнулся.
- Спасибо! Храни вас, Господь! – вдруг, схватив меня за руку своими тоненькими пальчиками, прозвенела нищенка.
Мне было приятно, что я смог хотя бы на день осчастливить ее.  Я посмотрел внимательно ей в глаза: они были мутно-карими маленькими и с гнойниками. Но они блестели, блестели как глаза ребенка, которому купили конфету. Я снова улыбнулся и, отпустив ее руку, направился в сторону дома.
Мне на секунду захотелось, чтоб кто-то случайно узнал о моем благородном поступке. Но лучше, чтоб об этом никто не знал, потому что дело не в том, что ты станешь в глазах окружающих таким хорошим и милым, а главное в том, что бабушка сегодня будет сытой. И это мысль меня успокаивала. Вообще, у меня всегда сердце сжимается, когда я вижу людей, которые в чем-то нуждаются. А еще больше сжимаются от мысли, что я не могу им помочь. Ведь, кроме еды им нужна одежда, жилье… А этого я уже дать не могу. Я остановился и оглянулся назад: старушка достала из пакета булочку и принялась ее есть. Сердце снова сжалось в груди. Как вдруг, я вспомнил, что старушка с гнойниками касалась моей руки. Да, я готов помогать нуждающимся, но очень брезглив в таких вещах как грязные руки. До дома оставалось идти остановки две, я нервно сжимал и разжимал кисть руку, и, не выдержав, пока никто не видит, плюнул на нее и, растерев слюну по руке, вытер ее об край дубленки. Придя домой, я тщательно вымыл руки.
На следующий день, в пятницу, я снова увидел бабушку, рядом с ней лежало много продуктов, поэтому я решил купить только булочки и сок. Ведь впереди выходные, значит, еще два дня я не появлюсь в районе рынка. Я пытался гнать от себя мысли, терзающие меня, о том, где старушка живет, где спит, где моется, куда ходит в туалет… Определенно, дома у ней не было.  Где она находит туалет - я еще мог представить: угол ближайшего дома, пока никто не видит, заснеженные кусты… Спала она, как видно, или на морозе, постепенно уступающем место весне или в подъездах, если ее туда пускали, а люди не любят, когда в их подъезде ночуют бомжи.
В понедельник, закончив рабочий день, у меня появилось желание пойти другим путем до дома. Я боялся увидеть нищенку: я снова куплю ей продукты и что дальше? Ей ни только продукты нужны, ей нужно больше, а этого я ей дать не могу. Легкий страх окутал мое тело: как я взгляну ей в глаза? Положу хлеб на бордюр и быстро исчезну? Лучше пойти другим путем. А что если кроме меня сегодня ей не кому помочь? Ну, так же не может продолжаться каждый день, у меня нет столько средств, а бабушку жалко… а сколько таких бабушек, которым я не могу помочь… Собрав всю волю в кулак, я направился к рынку, страх шел вместе со мной. Я старался рассмотреть сквозь толпу силуэт нищенки, чтоб успеть передумать и свернуть к парку, но, подойдя ближе, я увидел, что на бордюре никто не сидит.
Куда она могла деться? Ужасные мысли преследовали меня всю дорогу до дома. Надеюсь, что все же в пятницу ей подали достаточно пищи, чтоб она не сидела в понедельник на морозе на холодном бордюре, а ее впустили в какой-нибудь подъезд, в котором она сейчас и находится, в тепле.
Но ни во вторник, ни в среду, ни даже в четверг бабушка у рынка не появилась. Вся моя рабочая неделя превратилась в один большой кошмар: я совершенно не мог сконцентрироваться на работе, я думал лишь о нищенке. И идя в пятницу с работы к рынку, я уже не сомневался, что бабушки там нет. Но она была. Хрупкое тельце, качающееся на зимнем ветру, едва держалось на бордюре. Руки бабушки были одеты в тоненькие старенькие варежки с дырочкой на большом пальце, то же легкое пальто, та же шаль, ноги в картонной коробке... Ей было холодно, она одновременно грела своим слабым дыханием ладони и пыталась удержаться на ветру, иногда опираясь об асфальт руками. Я купил нищенке хлеба и сока, и положил рядом с ней. «Спасибо» - едва слышно произнесла она. Было видно, что бабушка затратила много сил, чтоб вымолвить эту фразу. Я отошел от нищенки на метр и не знал, что делать. Она умирала, умирала от холода, продолжая кутаться в тоненькое пальтишко. Ах, если бы кто-нибудь приютил ее… Но кому нужна чужая бабушка, за которой нужно ходить, мыть, убирать… Я уже готов был пересмотреть свою точку зрения и дать ей денег. Но зачем ей сейчас деньги? Ей нужен дом. Медленно я стал отдаляться от нищенки.
Слезы у взрослого мужчины проступают не часто, но они закрыли мне глаза, что я уже еле видел старушку. Я так хотел, чтоб с ней было все хорошо. Я молил Бога, чтоб он ей помог, чтоб не дал умереть. Как может быть, что у такой прекрасной бабушки с искренними детскими глазами и чудесным звонким голоском не было детей, внуков? Не было никого. Неужели, мы потерянное поколение? Мы не ценим тех, кто нас произвел на свет, мы плюем на наших постаревших родителей, потому что они стали для нас обузой? Если эта наша философия – это мы не достойны жизни! А такие прекрасные люди, как эта бабушка, единственная вина которых в том, что они избаловали своих детей – не должны умирать!
Сердце ныло, мысли в голове путались, я еле смог уснуть этой ночью. Мне не снилась бабушка, мне ничего не снилось. Я просто хотел, чтоб быстрее закончился этот напряженный день.
Я больше не видел этой бабушки никогда. Бордюр у мусорного контейнера пустовал, на дороге лишь стояла пустая картонная коробка, в которой еще недавно хрупкая нищенка грела свои маленькие ножки, кутаясь от холода. Осталась лишь коробка. Я очень надеялся, что бабушка выжила, что ее кто-то приютил тем морозным пятничным вечером. Я представил, как она поднялась со своего любимого бордюра и медленно побрела в сторону жилых домов, сжимая руками плащ на шее, пряча свою шею без шарфа от холода. Началась метель и к ней подошла незнакомка:
-Бабушка, вам помочь? – обратилась взрослая женщина.
Бабушка ничего не смогла ответить.
- Я вижу, вы сильно замерзли, пойдемте быстрее ко мне домой, я вас горячим чаем напою!
И нищенка улыбнулась своей искренней детской улыбкой и последовала за доброй женщиной.
При этой мысли я улыбнулся и продолжил дальше свой путь.

После метели, прошедшей в выходные – город замело снегом. Все деревья и кусты в парке были похожи на большие снежные шары и многие прохожие ошибочно принимали за куст замершее насмерть тело какой-то нищенки с пакетом продуктов в тоненькой руке.