В детстве я ощущал острую потребность в игрушках. Не то чтобы их не было вообще. Мне их покупали. Некоторые игрушки папа делал сам. Они были в прямом смысле «деревянными» как в шуточном стихотворении. Деревянный патрульный противолодочный катер из половинки полена, деревянный штык-нож, деревянный кролик-акробат распятый на турнике из двух палочек. Еще у меня было деревянное ружье с алюминиевой трубой вместо ствола, которому завидовал весь двор. У ружья был даже практически настоящий затвор – щеколда от двери. Играя в «войнушки» у меня было преимущество реальности над другими бойцами. Я мужественно лязгал щеколдой как затвором. Оружие других было бесшумным, но от этого только проигрывало. Мне завидовал даже сосед с пластмассовым автоматом Калашникова у которого отделялся магазин. Но до сих пор самой дорогой для меня игрушкой остался черный пистолет (сразу вспоминается одноименная песня Высоцкого). Может потому что именно выстраданные или безвозвратно ушедшие игрушки – самые дорогие в нашей памяти.
Когда мне было лет семь, мы с мамой на летних каникулах поехали к бабушке Кате на Южный Урал в город Златоуст. На мою историческую родину. Златоуст представлял собой провинциальный уральский металлургический городишко разделенный лесом на старый и новый город. Их соединяла только трамвайная колея. Трое суток в поезде в плацкартном вагоне было в семь лет для меня аналогично путешествию в Африку. В окне было так всего много интересного, на койках напротив периодично менялись соседи. И с каждым из них нужно было познакомиться и рассказать о своей нелегкой жизни первоклассника. Про свою жизнь наши попутчики предпочитали не говорить. Они улыбались и угощали меня конфетами или яблоком. Один даже сыграл со мной в шахматы. В карты мама играть мне запрещала. Это сейчас трое суток в поезде для меня показались бы адом. А тогда, в детстве это было путешествием сравнимым только что в космос.
В самом Златоусте было скучно и однообразно. Мамины старые подруги, бабушкины друзья, прогулки по магазинам, долгие примерки и вечные разговоры на тему демисезонных чехословацких сапог. Я с нетерпение ждал отъезда домой. Но однажды с мамой за руку прохаживаясь по очередным магазинам я, о чудо, не поверил своим глазам! С витрины киоска «Союзпечать на меня смотрел черный, блестящий пистолет. Такой, какой носили настоящие милиционеры и военные. Уже в семь лет я знал , что пистолет называется системы «Макарова». Сколько стоит это чудо? Ого! Один рубль, двадцать семь копеек мама мне ни за что не даст - простить бесполезно. Это я знал из опыта. Даже если канючить целый день и ночь – мама будет монолитна как скала. На любую просьбу про покупку какой-нибудь игрушки у мамы был весомый аргумент.
- У тебя в табеле за год четыре четверки. (остальные пятерки). Пока не станешь отличником - игрушек новых не получишь.
Но я должен купить его во что бы то ни стало. Потому что не будет больше шансов у меня. И начал пересчитывать свои капиталы – от покупки мороженого осталась сдача 5 копеек, дома в жестяной коробочке от монпансье еще 25 копеек. Рубль двадцать семь никак не получается. Получается тридцать. Нужен был рубль. Его я решил попросить у бабушки – в счет будущей первой зарплаты, которая по моим расчетам должна была быть лет так через десять как минимум. Бабушка улыбнулась и выдала мне железный рубль с изображением Ленина. Вождя я любил, особенно в таких номиналах.
Сделать свою покупку я решил в среду, собственно в последний день в Златоусте. В 17_00 с вокзала отъезжал поезд, значит я с утра успею съездить в город и купить заветный пистолет. Но на проезд в трамвае у меня оставалось только три копейки, то есть как раз на одну поездку. И тогда я решил, что дойду до города пешком, а вернусь уже с пистолетом на трамвае. Погода была хорошей. Идти надо было километров пять по трамвайной линии, которая была проложена через лес. Солнце светило, но не грело, был небольшой мороз. По уральским меркам было тепло - минус восемь. Свой путь к заветному киоску я одолел достаточно легко и быстро. Но вот незадача я пришел как раз на начало обеденного перерыва. Не ехать же домой, когда вот он «Макаров» за стеклом, с ребристой ручкой. Буду ждать! Я прошелся по всему центру Златоуста, заглянув в жерла пушек в Арсенале, погладил их черные тела, поговорил с Аносовым на пьедестале, погонял на площади голубей, подслушал разговор бабушек – торговок семечками. Выяснилось что у Марии Васильевны Дуська скоро отелится. Время шло а продавщицы все не было. Ждать – самое отвратительное дело. Киоскерша опоздала на целых двадцать минут. Долго пересчитывала мои копейки и наконец дала мне его. И вот у меня в руках заветный предмет. Ого – он еще и тяжелый, прямо как настоящий. Но нужно спешить, а то мама будет ругать. Ведь по официальной версии я гулял во дворе, а не путешествовал по родному но незнакомому мне городу. Как раз успею к трем часам. Подошел трамвай я сел в него передал оставшиеся три копейки на билет. Украдкой я вытащил пистолет и начал его рассматривать. Только остановки через три я с ужасом обнаружил, что трамвай едет совсем в другую сторону. Я вышел на третьей. Денег уже не было. Придется идти пешком сначала до центра, а потом еще остановок шесть до бабушкиного дома. Времени было совсем мало. Мама уже вероятно звала меня в форточку. Но не дозвалась. По рельсам я доковылял до центра. Денег на билет не было. Бесплатно я ехать не мог. Мне не позволяла совесть и дикий страх быть пойманным контролером. Я бодро зашагал вдоль рельсов в сторону бабушкиного района. В кармане был пистолет и мне не было страшно. Мне рассказывали страшные истории, что в здешних лесах даже на трамвайные рельсы выходят волки и лоси. Но их я сейчас не боялся. Сейчас дамокловым мечом надо мной висел гнев мамы. Так что я несся галопом по колее размахивая пистолетом чтобы не так страшно было. Чесно скажу, с детства я не любил бегать, уставал. По дороге я играл пистолетом. Я целился и мысленно стрелял в американських шпионов, фашистов, белых, хулигана Юру с нашого двора, просто бандитов, в диких зверей, В общем бежал я неважно и не быстро. Время от времени нужно было пропускать проходящие трамваи. Я с нескрываемой жалостью, завистью переходящей в ненависть смотрел в окна на пассажиров, что ехали в тепле по направлению к дому. Мстительно стрелял в них тоже. В ответ они в недоумении смотрели на меня. Вероятно не понимали, что столь маленький мальчик делает сам в лесу, да еще и по хамски себя так ведет. Приблизительно через час, я вышел из лесу походкой партизана, идущего на объединение с регулярной армией. До дома, где жила бабушка оставалось минут пятнадцать быстрой ходьбы. До поезда – час. Когда я постучался в дверь, весь красный и запыхавшийся, мама была уже в состоянии клинической паники. Бабушка уже обошла наш и соседний двор, опросила всех коллег-бабушек по двору. Никто меня не видел. Версий у моих родных было не много – ушел в лес и заблудился. Тайга начиналась практически рядом, через два дома можно было зайти в лес, а метров через триста заблудиться. Я не раз слышал как дружинники с милицией отправлялись на очередные поиски заблудших детей. В большинстве случаев их находили живыми и здоровыми. С розовыми и счастливыми лицами. Были случаи когда люди пропадали совсем. Но детям об этом не рассказывали. Мне пришлось сознаться во всем. Что я был в городе и купил пистолет. Бабушке тоже пришлось признаться, что это она спонсировала мне рубль. Разбираться маме, слава Богу, было некогда. З нами заехали мамины друзья – дядя Сережа с маленьким сыном Максимом. Почему маленьким, ну потому что я себя считал взрослым, а он был на год меня младше. А уже закончил первый класс, а Максимке только предстояло первого сентября. Понятия «пробки в городе» тогда вообще не знали. Поэтому домчали мы на вокзал за 7 минут. Дядя Сережа занес наши вещи в вагон. И тут мама предложила гениальную, по ее мнению идею. У Максима есть пластмассовая такая пугалка - лягушка, с тыла у которой прикреплены два колечка – как у ножниц. Нажмешь на них и лягушка выпрыгивает на системе рычажков вперед. Так вот, мама предложила на пам'ять обменяться – Максим мне дарит лягушку, а я ему должен, именно должен, подарить пистолет! Мой любимый, дорогой, выстраданный пистолет! Ради котрого я переборол все своим мыслимые и немыслимые страхи: без спросу уйти со двора, ехать без взрослых в трамвае, заблудится в незнакомом городе, быть съеденными дикими животными или задавленным трамваем. В конце концов попасть в немилость у бабушки и под гнев моей мамы. И это не полный список моих детских страхов, но вполне достаточный, чтобы не ехать за пистолетом. В конце концов опоздать на поезд и остаться с бабушкой.(не самый плохой вариант) И вот после всего пережитого мне в виде ультиматума предлагали добровольно отдать мою мечту. Мой воронённый, с ребристой рукояткой, идеально ложащийся в ладонь. А дядя Сережа поддержал эту идею! Да еще и пошутил, мол лягушка - вещь импортная! И менять ее на какой то пистолетик - верх сыновьего расточительства. Я улыбнулся шутке сквозь слезы. У меня в душе была такая буря, что «Девятый вал» Айвазовского показался бы пуком младенца… Но я был послушным мальчиком. Сейчас думаю, может иногда зря? А кроме того я уже тогда ситал себя мужчиной с собственным достоинством и честью. Я отдал пистолет Максиму и взял лягушку. Молча развернулся и ушел в купе. Лягушку я сразу забросил не полку с багажем, сам залез на верхнюю уткнулся в подушку и не по-мужски зарыдал. Зашедшая в купе мама долго не могла понять почему, а я и не пытался. Все три дня дорога меня не радовала и я не разговаривал с мамой. Через месяц мама получила с Урала письмо от дяди Сережи. Тот писал, что Максим, к «большому сожалению», потерял мой подарок в тот же день. Лягушка до сих пор висит у меня на гвозде в кладовке. Каждый раз, когда я на нее смотрю я вспоминаю свой черный пистолет. И все свои первые большие приключения.