Люди склонны думать о себе хорошо. Обычно даже лучше, чем они есть на самом деле. Это относиться и к целым народам, всегда старающимся сформировать о себе самое положительное мнение. Но только не к русским, по отношению к которым культивируются самые негативные стереотипы и мифы. Один из них – миф о генетической лени и народной тупости обрёл в ХХ веке «методологическое обоснование» в работе Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма».
В этой книге проводится ценностный водораздел между западной – протестантской и восточнославянской православной этиками. Макс Вебер «научно доказал», почему православные русские изначально «ленивы и нелюбопытны». Суть различий, по Веберу, заключается в следующем: трудолюбие и получение выгоды – одобряемая протестантская ценность, а потому западные народы – трудолюбивы и ориентированы на обогащение, а христианская ортодоксальная (православная) ценность – на страдание, смирение и бесперспективный труд, за который вознаграждение христианин получит в следующей, загробной жизни. Понятное дело, раз нет мотивации к труду, нет скорого обогащения – никто и не трудится. То бишь, по Веберу , русские не способны развиваться, а только принимают мучения и нищету в полном соответствии с требованиями ортодоксального православия. Видите, как всё просто и замечательно, причём ещё и «научно»!
По господину Веберу, автору гениальной идеи о «протестантской этике», Запад и своим экономическим ростом и демократическим укладом жизни, всем – обязан протестантизму и идее свободы. Очень красиво изложено, не правда ли? Свободное общество свободных людей, бескрайние просторы демократии, уважительный паритет между личностью и государством – вот венец европейских достижений.
По глубокому убеждению Вебера, свобода в «западном» смысле не имеет в России никаких шансов. Свобода личности и свободный труд на наших нивах, по Веберу, прижиться, не способны априори. Нет на этих самых нивах ни достойной религии, ни духовно зрелого, ответственного народа, поскольку наша православная этика исходно включает в себя заданную безысходность. От безысходности – отсутствие мотивации, следовательно – как приговор пожизненное безделье.
Такая с виду очень научная концепция легко становится обоснованием других самых чудовищных идей. Идей неполноценности славян и особенно – русских, «неисторического» характера русского народа. Ведь что получается: не оказалось у русского народа исторических задатков к развитию.
Славянская этика больна, и нет ни в православной религии, ни в народном сознании тяги к ответственному созиданию, труду. Сидит народ сиднем на печи от века в век в холоде, голоде, нищете и печали и ничего не хочет делать для своих сытости и богатства. Ждёт, когда умрёт от лени в этой «грешной» земле, чтобы уютнейшим образом обосноваться в той, небесной. А там уж, на том свете – молочные реки, кисельные берега и прочие деликатесы. Всего от пуза и без всяких усилий. Каждому, так сказать, по потребностям, а от каждого – главное, святая вера + хороший аппетит. Но это в той жизни… А пока, согласно веберовской этике, утешайся страданием и бесперспективным, ленивым шевелением. Да уж, нас сбросили с хвоста истории, ребята! Сбросили и умчались в светлое будущее бодрой иноходью.
Обвинение в природной лености и в неумении трудиться – очень опасное обвинение. Намного более опасное, чем обвинение в физическом уродстве, пьянстве и жестокости. Труд и его результаты всегда были мерилом состоятельности и личности, и общества.
Так что не стоит ожидать от случайных наблюдателей типа Макса Вебера стремления глубоко изучать и анализировать чужую для них историю и культуру. Но грустно, что профессиональные исследователи и учёные так нелюбопытны к предмету изучения. Ведь опираясь на теорию Вебера, и западные, и наши доморощенные мифо-творцы утверждают: стратегическая задача русских состоит в том, чтобы получить всё сразу, не затратив ни физических, ни умственных усилий. У русских безответственное отношение к труду, - подводят они итог, - потому Россия была и останется грязной недоразвитой страной, полной лентяев, бездельников и тунеядцев, валяющихся на печи. Представляете картину?! Бр-р-р!
Но как бы мы жили, избери Владимир Святославович Святой в своё время в качестве государственной религии за не имением протестантизма, которого тогда ещё не было и в помине, например, то же католичество? Конечно, для создания детальнейшего виртуального варианта потребовался бы долгий труд многих специалистов, применение ЭВМ, а посему ограничусь общими зарисовками, касающимися наиболее ключевых моментов. Нет смысла очень уж виртуозно извращаться, выдумывая совершенно новых исторических лиц и исторические коллизии. Проще считать, что основные «фигуранты» Большой Истории остались теми же, кто нам известен сейчас. И для того есть веские причины. Не всё зависти от религии. Характер и поведение многих выдающихся персонажей европейской истории далеко не во всём обуславливались верой, которую они исповедовали. Иван Грозный, окажись он не православным, а католиком, с той же неутомимой яростью боролся бы с магнатами-боярами и отстаивающими свои старинные вольности городами, и голов слетело бы ничуть не меньше. В чём убеждает опыт английского Генриха VIII, чьё правление ознаменовано более чем 72000 казнённых, равно как и кардинала Ришелье, крушившего пушками замки гугенотов и дворянской вольницы и кроваво подавляющего любые попытки сепаратизма. И так далее, примеры слишком многочисленны…
Меньше всего я хотел бы задевать чьи-то религиозные чувства, но тут вынужден несколько согласиться с Вебером, ибо никак не в силах отделаться от убеждения, что в «византийском» каноне (который вовсе не следует механически отождествлять с православным) таится некая полумистическая отрава, причинявшая массу бедствий и потрясений странам, имевшим несчастье с ним соприкоснуться. Даже русские авторы, не видящие себя вне православия, не раз грустно отмечали, что «византийское наследство», по сути, привело к тому, что русское православие столетиями оставалось пронизано метастазами язычества, сплошь и рядом заводившего в тупики, весьма далёкие от христианских канонов. Вопрос этот слишком обширный и сложный, чтобы излагать его хотя бы вкратце, замечу лишь вскользь, что судьба стран, принявших византийский канон – Россия, Болгария, Греция, Сербия – форменным образом выламывается из европейской истории, отличаясь ненормально большим количеством невзгод. Здесь и роковые смуты, ставившие порой под сомнение само существование нации, и многовековой прозябание под иноземным игом, и едва ли не полная потеря духовно-национальных корней – не говоря уже о периодах глупейшей самоизоляции.
Для сравнения можно отметить, что грузинская и армянская православные церкви (православные, но не «провизантийские»), несмотря на то, что долгими столетиями находились под страшным иноверческим давлением, всё же сумели сберечь те самые духовные, национальные и культурные корни народа. Как ни больно и тяжко говорить, но в сопоставлении, например, с армянским народом русские, увы, выглядят сейчас скорее населением. Конечно, в этом чертовски модно упрекать злодеев-большевиков, но большевики, будем честными перед самими собой, стали лишь логическим завершением длившегося несколько сотен лет гнилостного процесса…
Все проклятия в адрес католической церкви (сплошь и рядом вызванные откровенным незнанием предмета) не в силах заслонить очевидного факта: ни одна католическая страна не лишилась своей национальной либо духовной самобытности. Скорее уж наоборот. А пресловутая «тяга католических иерархов к светской власти» несла полезнейшую функцию: сильная церковь была независима от самодурских прихотей той или иной коронованной особы. Испокон веков повелось, что самодур на троне глух к благостным пастырским увещеваниям, а вот перед лицом реальной силы вынужден сбавить обороты…
Всё вышесказанное, разумеется, не значит, что католическая церковь за свою долгую историю была свободна от пороков и промахов. Люди – создания несовершенные, а посему склонны к порокам и преступлениям независимо от сана. Пили, блудили, воровали. Доходило до полуанекдотических случаев вроде того, о каком рассказывает в своей хронике немецкий монах Ламберт. На некоем празднестве аббат Фульдский вознамерился сесть рядом с архиепископом, но епископ Гильдесгеймский стал доказывать, что сие почётное место вправе занять только он. Духовные особы расстались врагами. А вскоре, в праздник Троицы, сторонники епископа и сторонники аббата схватились меж собой прямо в церкви, в ход пошли не только кулаки, но и мечи…
Можно вспомнить и о случаях, когда в католических святцах были обнаружены не то что «недостойные» - личности, о которых вообще ничего не было известно, и расследовавшей это дело высокой духовной комиссии пришлось немало потрудиться, прежде чем удалось навести порядок и вычеркнуть «мёртвых душ»…
Но всё это – частности. Главное же в том, что католицизм, как уже говорилось, лишь способствовал национально-духовному процветанию принявших его народов, в том числе и славянских. И потому чуточку смешно выглядят «обличения» одного весьма крупного историка XIX века в адрес злокозненных «езуитов». Судите сами. Историк негодует главным образом по поводу того, что коварные иезуиты «портили» украинскую молодёжь XVII столетия – вместо того, чтобы и далее продолжать своё образование в культурных центрах вроде Яблонца (знает ли кто-нибудь, где это?!), по наущению иезуитов и за их счёт юноши отправлялись учиться в Австрию, Францию, Испанию и Италию. В самом деле, коварство иезуитов тут превосходит всякие границы – вместо загадочного Яблонца юные славяне были обречены «прозябать» под небом Парижа, Флоренции, Вены или Мадрида…
Интересно, многие ли знают, что само понятие «права человека» оказывается неразрывно связанным с деятельностью в Южной Америке монахов-иезуитов? Источник авторитетный: доктор философских наук, профессор Мераб Мамардашвили. Вот что он говорил в одном из интервью, вспоминая о знаменитом «государстве иезуитов» в Парагвае:
«Есть одна интересная закавыка! Эта страна нам представляется одним из образцов социальной несправедливости и тем самым революционности ситуации. Причём несправедливости исторической, заложенной испанцами как завоевателями и закреплённой идеологически, духовно католической религией в лице прежде всего ордена иезуитов… Вы знаете источник, исторический источник самой концепции прав человека? Тех самых прав человека, которые являются достоянием европейской культуры и прежде всего, конечно, лицом, familier mot которых является Декларация прав человека и гражданина, провозглашённая Великой Французской Буржуазной Революцией? Фактом является… то странное обстоятельство, что концепция прав человека изобретена именно испанскими иезуитами. Это странно ведь. Было бы естественным, если бы концепцию и саму идею прав человека изобрёл, скажем, кто-то из французских энциклопедистов или сторонник и последователь английского Home book – Великой хартии вольностей. Но вот частью и итогом довольно интенсивной интеллектуальной работы, которую иезуиты вели, и, как предполагается, в своекорыстных целях, явилась разработка самого понятия и концепции прав человека в современном значении этого термина – концепции, заложенной как в декларации той самой Французской революции, так и в Декларации ООН, и так далее и так далее… иезуиты ведь христиане, это христианский орден, а понятие личности фундаментально для христианства. Почему вот эти страшные завоеватели, эксплуататоры и грабители вдруг оказались участниками чего-то совсем другого и прямо противоположного – участниками движения за права человека?» От себя добавлю, что покойный философ никоим образом не был связан с католичеством – тем ценнее его свидетельство…
Вернёмся к нашей «виртуальной реальности». Конечно, Русь, сделайся она католической, ничуть не была бы избавлена от княжеских распрей и междоусобных войн – этот печальный период пережила и католическая Европа. Однако при католическом пути у России был бы нешуточный шанс на создание огромной славянской сверхдержавы…
Шанс этот касается Великого Княжества Литовского. Хочу сразу предупредить читателей: это могучее некогда государство не имело никакого отношения к нынешней Литовской республике и нынешним литовцам, которых правильнее именовать так, как они сами себя называют: «летувяй».
Предками нынешних «летувяй» были языческие народы балтийской группы – жемайты и аукшайты. Именно они заселяли Жемайтию (Жемойтию, Жмудь, княжество Самогитское), занимавшую небольшую часть нынешней Литвы. Свою независимость это княжество со столицей в городе Расейняй сохраняло лишь двадцать пять – тридцать лет, после чего вошло составной (и не самой важной) частью в государство, именовавшееся полностью «Великое княжество Литовское, Русское и Жемойтское». Можно добавить ещё, что балто-литовский язык жемайтов не имел своей письменности до середины XVI века.
А вот «литовцами» в те времена именовались предки нынешних белорусов, звавшихся сначала гудами (гудзинами), потом кривичами и литвинами-литовцами. Племя под названием «литва» обитало на юге нынешней Литвы, в верховьях Немана, в окружении родственных славянских племён – ятвягов, кривичей и лехетских радимичей, переселившихся туда из Мазовии (некогда самостоятельного княжества, населённого родственными полякам мазурами, потом – одной из областей Польши). В первой половине XIV, во времена великого князя Витовта, ВеликоеКняжество занимало Литву, или Трокское и Виленское воеводства, а также Белоруссию примерно в нынешних границах, Украину (без Галиции), часть Смоленщины, бывшие Калужскую, Орловскую и Курскую губернии.
Государственным языком Великого Княжества был древнебелорусский, и делопроизводство велось исключительно на нём. Известно, что на Солинской встрече князя Витовта с посольством крестоносцев Витовта сопровождали князья Юрий Пинский, Михаил Заславский, Александр Стародубский, Иван Гальшанский, Иван Друцкий. По свидетельству посла крестоносцев Кибурта, Витовт и весь его двор говорили исключительно по-белорусски. Даже в Жемайтии правили белорусские бояре: княжеским посадником в Ковно (новое название - Каунас) сидел некий Иван Фёдорович, а жемайтским войском командовал уже упоминавшийся князь Юрий Пинский.
Иными словами, Великое Княжество Литовское было славянской державой, где православие до определённого времени пользовалось равными правами с католичеством. Именно тем и объясняется лёгкость, с какой подданные московского и иных русских князей во множестве «уходили в Литву», а «литвины», тоже в немалом количестве, переходили «под руку Москвы». Именно так в своё время «отъехал к Москве» князь Михайло Глинский, один из предков Ивана IV Грозного. А вообще, тогдашняя Литва – сложное переплетение семейных связей польских, русских и белорусских князей. Славянское государство. И когда Ольгерд или его потомки «ходили на Москву», это, увы, вовсе не было нашествием чужеземного супостата – это всего-лишь жгли друг у друга города славянские князья.
После Люблинской унии 1569 года, объединившей Польшу и Литву в одно государство, Жечь Посполиту (именно так согласно грамматике и должно звучать правильное название), «Литва» стала чисто географическим понятием. «Литвинами» себя называли те, кто родился на сей земле – и великий польский поэт Адам Мицкевич, и украинец Тарас Шевченко, и белорусы Янка Купала и Якуб Колас. А в 1572 году, когда умер последний король из династии Ягеллонов Зыгмунт II Август, и впервые прозвучала идея об «элекции», т.е. выборах короля, одним из кандидатов стал русский царь Иван Грозный. Легко понять, почему – он был и Рюриковичем, и потомков князей Глинских, то есть близкий родственник Ягеллонов (родоначальником которых был Рюрикович на три четверти Ягелло), а в те времена такие вещи имели огромное значение – настолько огромное, что поляков и литвинов не остановило даже различие в вероисповеданиях. Увы, Иоанн Васильевич сам испортил всё дело – по присущей ему несдержанности и живости характера прилюдно заявил, что, став властелином Жечи Посполитой, быстренько изведёт под корень «латынские» храмы и заменит их православными церквями. Шляхта ужаснулась и, решив не рисковать, проголосовала за французского принца Генриха Валуа… Впоследствии именно эта выборность королей, становившихся бесправными марионетками, привела Жечь Посполитую к катастрофе – но разговор не об этом…
Будь к тому времени Русь католической, избрание Ивана Грозного на краковский престол можно с уверенностью назвать делом практически решённым. Что в итоге? Над Европой нависла бы огромная славянская держава, включавшая Московию, Великое Княжество Литовское и Польшу, объединённых общей верой (тому, кто заинтересуется этой возможностью, не помешает самому определить по карте пределы такого государства). Нет сомнений, что Иван Грозный сумел бы и на новом престоле бороться со своевольными магнатами так, как привык это делать на Руси – а нужно отметить, что в Жечи Посполитой была сила, способная стать ему в этом опорой: сильные и многочисленные города, по так называемому магдебургскому праву обладавшие определённой независимостью от феодалов.
Честно говоря, при мысли об упущенных возможностях меня охватывает нешуточная грусть – чересчур заманчив этот вариант католической славянской сверхдержавы… Ничуть не притягивая за уши высосанные из пальца аргументы, можно с большой уверенностью говорить: в случае создания нашей виртуальной «Московии Посполитой» (надо же её как-то называть?) Германия надолго, быть может навсегда, осталась бы скопищем карликовых государств, поскольку Пруссию (сыгравшую в 1871 году ту же роль, что некогда для русских земель сыграла Москва) Краков, тогдашняя столица Польши, несомненно подчинил бы своему влиянию… Вряд ли Грозный и его потомки церемонились бы с Пруссией, а у последней недостало бы сил сопротивляться славянскому соседу. Вероятнее всего, Пруссия стала бы очередной провинцией нового государства – и, быть может, не она одна.
Что автоматически влекло бы за собой долгую войну со Швецией. В реальности Швеция долго воевала за балтийское побережье с Жечью Посполитой – и последняя на протяжении XVII столетия (о чём у нас мало известно) сумела нанести шведам несколько крупных поражений на суше и на море. В виртуальности же против Швеции всей мощью выступила бы объединённая славянская держава – и исход войны наверняка был бы для северного соседа ещё более тяжёлым. Балтийское побережье наверняка было бы очищено от шведов ещё в начале XVII века.
Это столь же автоматически влекло бы за собой господство военного флота Московии на Балтике (у поляков к тому времени были солидные военно-морские силы, перешедшие бы «по наследству» к новому государству). И, как следствие – упадок влияния немецких торговых союзов вроде Ганзы. Сама логика событий ведёт к тому, что Московия стала бы потихоньку прибирать к рукам крохотные германские княжества. И, без сомнения, играла бы огромную роль в европейских делах – наравне с Францией и Священной Римской империей. Не исключено, что в нашей виртуальности Англия вообще оказалась бы лишена того влияния на европейские дела, какое имела в реальности.
Я не берусь наспех спрогнозировать позицию католической Московии Посполитой в конфликте меж папством и германскими императорами – вопрос слишком сложный, требует долгих расчётов и потому останется за пределами этой статьи. Однако с уверенностью можно сказать: став неотъемлемой частью католической Европы, Русь очень рано оказалась бы активной участницей войн с мусульманским миром. Что могло не повлиять на ситуацию в Испании (где победа над маврами могла состояться гораздо раньше) и в Восточном Средиземноморье – веке в XV турки-османы могли быть отброшены от Константинополя (который, вполне вероятно, оказался бы в сфере влияния Руси). Поражение Турции в войне с Европой почти автоматически привело бы к тому, что открытие Америки оказалось отложенным лет на сто-полтораста. В нашей реальности европейцы отправили экспедицию к берегам Индии как раз оттого, что турки перерезали торговые пути с Индией, Юго-Восточной Азией и Китаем. Но в варианте с оставшимся в руках христиан Константинополем и не возникшей Османской империей просто не было никакой нужды заниматься поисками «обходных» путей в Индию, и Колумб остался бы невостребованным историей.
Необходимо подчеркнуть, что ещё задолго до вступления Ивана Грозного на престол объединённой державы, Русь несколько веков развивалась бы, как неотъемлемая часть Европы. Русские молодые люди обучались бы в испанских, французских и итальянских университетах. Кроме того, на Руси искусство могло бы развиваться столь же свободно и многогранно, как в Западной Европе. Омертвевший византийский канон загнал русское искусство в узкие, сугубо церковные рамки (факт, против которого просто нет аргументов), а потому отечественная светская живопись смогла достигнуть первых успехов лишь во второй половине XVIII столетия, а русская скульптура, несмотря на единичные достижения, начала нормально развиваться лишь во второй половине XIX века. В Западной Европе, где католицизм не препятствовал развитию скульптуры, живописи, светской поэзии, обстояло как раз наоборот – и потому начался Ренессанс. Вполне возможно, что и на Руси в XVI-XVII веках жили люди, способные стать нашими Рембрандтами, Рафаэлями, Микеланджело, Леонардо и Боттичелли, но им просто-напросто не представилось случая проявить свои таланты, и они сошли в могилу, всю жизнь прозанимавшись не своим делом… Сколько шедевров мы потеряли, установить не представляется возможным.
Нет сомнений, что в «католическом варианте» Русь оказалась бы силой, способной помочь папскому престолу раз и навсегда разделаться в зародыше со всевозможными ересями, теми, которые в нашей реальности привели к рождению лютеранства. Радикализм – порождение ума не одной только убогой российской интеллигенции, способной лишь разрушать либо рукоплескать разрушителям. Увы, и на Западе хватало недоумков, искренне восхищавшихся, к примеру, гуситами – исключительно на том основании, что гуситы «выступали против существующего порядка вещей»…
Да и мы учились по учебникам истории, где безоговорочно клеймилось «реакционное и кровожадное папство», выступавшее против «прогрессивных» гуситов. Меж тем гуситы, захватившие власть в Чехии, были компанией довольно жутковатой. Прежде всего оттого, что задолго до Ленина приняли один из основных принципов большевизма: истинный большевик может сам определять, что хорошо, а что плохо, кто хорош, а кто плох. Это вовсе не преувеличение – один из английских историков в сердцах назвал первых протестантов как раз «тогдашними большевиками». Вот что написано в «Хронике Лаврентия из Бржезовой» о некоторых идеях гуситов по переустройству жизни:
«…чтобы не допускалось под страхом установленных наказаний распитие в корчмах каких бы то ни было напитков…
…чтобы не носили роскошных одежд и не допускали бы ношение другими слишком против Господа Бога драгоценные, как то: серебряных поясов, застёжек и всяких украшений и драгоценностей, располагающих к гордости…
…чтобы ни в ремёслах, ни на рынке не было… изготовления всяких бесполезных и суетных вещей…
…чтобы не терпеть и не оставлять без наказания ни одного явного грешника…»
Обратите особенное внимание на два последних пункта. Вы спросите, кто должен был определять, какая вещь является «суетной и бесполезной», а кто считается «явным грешником»? Да кто угодно – при условии, что он принадлежит к «истинным праведникам». Я нисколечко не преувеличиваю. Наиболее радикальное крыло гуситов – табориты и чашники – как раз и требовали установления такого порядка вещей, при котором любой горожанин (если он, разумеется, числится среди праведных обывателей) был бы вправе без всяких церемоний убить любого своего соседа, не вписывавшегося, по мнению «добропорядочного», в общую гармонию. Нелишне будет упомянуть, что были ещё и адамиты, жаждавшие общности женщин и права ходить голыми. Тот, кто решил, что я сгущаю краски, может сам покопаться в серьёзных исторических трудах. В конце концов, радикалы зарапортовались настолько, что самим гуситам пришлось их немножко перерезать…
Правда, вслед за тем гуситы начали совершать вооружённые вылазки за пределы Чехии – чтобы облагодетельствовать своим учением соседей. Но те, вовсе не желавшие подобных нововведений, стали сопротивляться, - и отражение гуситской агрессии как раз и стало именоваться впоследствии «карательными экспедициями католиков».
Потом появился Лютер. Право же, совершенно неважно, что он искренне желал бескровно усовершенствовать жизнь и сделать её лучше и благостнее. Важны не намерения, а результат. Увы, изыскания Лютера вызвали лишь череду гражданских войн, смут междоусобиц, насилий и зверств. Германские рыцари увидели в новом учении великолепную возможность как бы на законном основании ограбить церкви и монастыри, но добычу пустить не на облегчении жизни ближнему, а исключительно на собственные выгоды. Швейцарец Кальвин творчески усовершенствовал учение Лютера и довёл реформы до логического конца – в кальвинистской Женеве людей бросали в тюрьмы за появление в яркой одежде, игру на музыкальных инструментах, чтение «неправильных» книг… В Тридцатилетней войне меж католиками и протестантами Германия потеряла треть населения. Франция стараниями протестантов более чем на полсотни лет погрузилась в огонь и кровь гражданских войн. Слово свидетелю: «…гугеноты врывались в церкви. Они были многочисленны и вооружены ружьями и палками. Они срывали изображения святых, рушили распятия, разбивали трибуны, органы, алтари, скамьи и перегородки…» Это – о событиях 1566 года в Валансьене. В 1531 году в Ульме лошадей запрягли в орган, выволокли его из церкви и разбили на куски. В Бале в 1559 году, когда было установлено, что умерший три года назад житель по фамилии де Брюж оставался втайне католиком, его тело вырыли из могилы и вздёрнули на виселице.
Нам с детства вдалбливали, что Варфоломеевская ночь, случившаяся в Париже в 1572 году, была кровавейшим и злодейским преступлением католиков, достойным самого сурового осуждения. Вот только при этом забывали уточнить: это был первый случай, когда католики стали инициаторами резни. А вот протестанты-гугеноты к тому Веремеи уже множество раз устраивали католические погромы, когда убивали всех подряд без различия пола и возраста. Последнее избиение католиков гугенотами случилось в городе Ниме за три года до Варфоломеевской ночи. Более того, существовали донесения агентов французских секретных служб, работавших среди протестантов. И из них следует, что глава протестантской партии, тот самый облагороженный пером Дюма адмирал Колиньи, как раз и планировал захват Парижа, взятие Лувра, арест короля. (Так называемый доклад сьера де Бушавана.) Так что католики просто-напросто упредили удар, только и всего… Можно вспомнить и о массовой резне священников солдатами Кромвеля, и о многом другом…
Короче говоря, вполне вероятно, что Россия будь она католической, могла бы ещё в середине XVI века склонить чашу весов в пользу полной и безоговорочной победы над первыми глашатаями лютеранской ереси. Пожар был бы погашен в самом зародыше – следовательно, не было ни Тридцатилетней войны, ни полувековой французской смуты, ни господства протестантизма в Англии. Не исключено, что Джордано Бруно остался бы жив и нашёл своим талантам лучшее применение. Дело в том, что его в своё время сожгли не за идеи о множественности обитаемых миров, идеи эти тогда были ни новыми, ни смелыми, ни даже еретическими. Бруно угодил на костёр за то, что активно участвовал в деятельности чуть лине всех европейских сатанистских обществ, - а это, согласитесь, меняет многое…
Можно уточнить, что известна так называемая Наваррская библия XIII века, где планеты изображены в виде шаров, - но никто и не подумал тащить на костёр художника. А истово верующий христианин Николай Коперник затягивал печатание своего труда не из «страха перед инквизицией», а исключительно потому, что, будучи священником, всерьёз опасался смутить незрелые умы, считая, что к кардинально новым идеям людей следует приучать постепенно, а не обрушивать им на головы ошеломляющие сенсации.
Безусловно, Коперник руководствовался точкой зрения, близкой к той, которую впоследствии сформулировал известный английский философ – и верующий человек, не чуждавшийся теологии, - Фрэнсис Бэкон (1561-1626): «Знание в руках невежественного и неумелого человека, без преувеличения, становится чудовищем. Знание многогранно и может быть применено по-разному. У него лицо и голос женщины – олицетворение его красоты. У знания есть крылья, потому что научные открытия распространяются очень быстро, невзирая на границы. Острые и цепкие когти нужны ему для того, чтобы аксиомы и аргументы проникли в человеческое сознание и накрепко удёрживались в нём так, чтобы от них нельзя было избавиться. И если они неправильно поняты или использованы, они приносят беспокойство и мучения тем или иным путём и в конце концов просто разрывают сознание на куски».
Нет сомнений: в случае единой католической Европы с самым активным участием в её жизни католической России никогда не появилась бы на свет пресловутая «протестантская этика», в реальности как раз и определившая развитие западного мира. В спорах об этом понятии сломано много копий, но тут есть казус, когда спорившие имели самое общее представление о предмете дискуссии. А потому постараюсь в меру своих способностей внести ясность.
И католической, и православной церкви присуще понятие, именуемое «соборность» - уклад жизни, комплекс морально-этических норм, которые безоговорочно осуждают крайний индивидуализм, стремление отдельного человека противопоставить себя окружающей общности единоверцев. Строго говоря, само слово «католический» произошло от древнегреческого «кафоликос» - «соборный» (не случайно и сегодня главы православных армянской и грузинской церквей так и именуются - католикос).
Второй важный момент: и католицизм, и православие начисто отрицают железную предопределённость в судьбе христианина. Проще говоря, Бог даёт человеку свободу выбора, а остальное уже зависит от самого человека – погубить свою бессмертную душу греховными поступками или обрести вечное блаженство.
«Протестантская этика», выработанная наследниками Лютера, Кальвина и подобных им фанатиков «реформ», провозглашает как раз обратное: ещё до рождения человека вся его жизнь, равно как и судьба, железно предопределены Творцом. Жизнь, по этой теории, видится не ежедневно представляющимся шансом выбора меж греховным и добродетельным, а некоей узкой и глубокой траншеей, по которой человек обречён двигаться.
Легко понять, какие выводы были сделаны из этого для повседневной жизни: если человек богат, богатство само по себе, автоматически, делает его праведником. Если человек беден, он не заслуживает ни капли жалости, сочувствия, помощи – так ему «на роду написано». Более того: делая добро такому, предстаешь нарушителем воли Божьей…
Ну а всевозможные «дикие туземцы» обречены на то, чтобы быть покорными слугами «белого праведника», одушевлёнными вещами – в силу того, что у белого есть божьей волею мушкет и кираса, а у голого негра ничего подобного нет…
Именно протестантские Англия и Голландия начали то, что в учебниках именуется «промышленной революцией». Замечу в скобках, что революция эта проводилась типично большевистскими методами. Для набирающих илу мануфактур был необходим не свободный человек с чувством собственного достоинства и некоторой материальной независимостью (этот заломит цену за свою работу, и обходиться с ним придётся уважительно), а люмпен в лохмотьях, с которым можно не церемониться. А потому в Англии махровым цветом расцвело так называемое огораживание – когда власти (за четыреста лет до российских большевиков!) разрушали крестьянскую общину, отнимая у крестьян их собственность, т.е. землю. Хвалёные «рыночные» методы здесь как раз не действовали – нужно было создать резерв голозадой «рабочей силы». Трудовые резервы, как это потом именовалось в СССР… По данным английских историков, около десяти процентов взрослого трудоспособного населения страны скиталось по дорогам, не в силах найти средства к существованию. Им отрубали руки и уши по «закону против бродяг», клеймили, вешали. В стране вспыхивали восстания – и вновь горели деревни, возглавивших бунты монахов вешали на колокольнях, народу попроще отрубали голову прямо на придорожном бревне.
Впоследствии, когда протестанты отправились искать счастья за океаном, именно их потребности в бесправной рабочей силе привели к гнуснопрославленному расцвету африканской работорговли, когда на Чёрном континенте погибла древняя самобытная культура тамошних государств, и миллионы людей превратились в рабочий скот. Протестанты захватили Индию, а впоследствии под дулами пушек заставили китайцев потреблять опиум…
Кстати, о колонизации Америки. Известный писатель Алекс де Токвиль сто пятьдесят лет назад написал примечательные строки: «Несмотря на беспрецедентные злодеяния, испанцы, покрывшие себя несмываемым позором, не смогли не только истребить индейцев, но даже запретить им пользоваться равными правами. Американцы в Соединённых Штатах с лёгкостью добились и того, и другого – спокойно, в рамках законности, прикрываясь филантропией, не проливая крови, не нарушая в глазах мировой общественности ни одного из своих «высоких принципов морали». Это – к вопросу о католиках и протестантах…
Можно предполагать с большой долей вероятности, что в нашей виртуальности ничего этого не произошло бы. Конечно, были бы свои кровопролития, войны и беды, но, подозреваю, не в пример менее несчастий обрушилось бы на Европу. Наверняка меньше сил и рвения уделялось бы так называемому техническому прогрессу, то есть бездумному нагромождению технических новинок, которые, по большому счёту, уничтожают природные ресурсы и среду обитания, способствуют росту жертв войны, но никого ещё не сделали счастливым. Равным образом, не исключено, что удалось бы ввести в какие-то разумные рамки «научную любознательность» - тупое удовлетворение своего любопытства за счёт всех остальных членов общества, которое давно уже лежит вне морали и этики. Любая попытка робко спросить: «Зачем?» вызывает презрительные усмешки и попрёки в «отсталости» - зато не подвергаются осуждению высоколобые мыслители, у коих при виде атомного взрыва не находится иных слов, кроме восхищённой реплики: «Какая великолепная физика!»
Конечно, бессмысленно было бы призывать жить при лучине и бить рыбу костяной острогой. Однако и порождённые «протестантской этикой» крайности – бездумный «технический прогресс», бесполезное в итоге «развитие науки» восторга не вызывают.
Какими были бы XX и XXI века в результате развития Европы по католическим канонам? Гораздо менее техногенными, конечно. Возможно, мы сейчас с удивлением взирали бы на первые паровозы и изрыгающие чёрный дым «пироскафы», а славу исследователей Америки и Африки несли бы не далёкие предки европейцев, а наши деды, в большинстве своём ещё живые. Возможно, самобытные культуры Америки, Африки, Индии, Дальнего Востока, избежав европейского завоевания, создали бы в сочетании с католической Европой совершенно другую цивилизацию, не столь занятую гонкой за золотой и успехом, не грозящую в кратчайшие сроки уничтожить всё живое на планете. Несомненно одно: духовности было бы не в пример больше, а следовательно – больше душевного спокойствия, доброты и любви.
Увы, на пути к этому варианту зловещей тенью выситься фигура князя Владимира Святославовича – тирана, развратника и братоубийцы, впрыснувшего в вены Руси отдающий тленом византийский яд, чьё действие сказывается даже сегодня, когда от Византии остались одни воспоминания…