Тоска бывает осенью, а осень - тоской.
Тоскуют цветы в домашних горшочках на белых подоконниках, тоскует старый ковёр, посеревший от скуки и старости, тоскует кожаный портфель, забытый в углу комнаты. Не тоскует только человек со странной улыбкой и видом довольства на лице. Он кипятит воду в начищенном до блеска чайнике, ставит чёрные скрипучие пластинки и убегает от проблем под колючий плед. Он считает горящие окна в других домах, вычисляя количество сведённых рук, увлёкшихся губ и обезумевших душ.
Пока он считал, часы на стене смотрели на всё это свысока и меряли время. Делали они это медленно и лениво, как это и делают все часы, когда за окном царит осень.
А человек считал. И чем больше становилось число, тем скорее росла его тоска. Он испытал то, что люди вслепую называют одиночеством.
Часы усмехнулись, скрипнув.
Человек сначала слушал их, а потом неожиданно встал. Он полил цветы в горшочках, вслед за ним вычистил пыльный ковёр, привёл в порядок кожаный портфель.
И он уже не так сильно думал о том, что из всех горящих окон так и не посчитал своё.