Знаменитый стадион в Лужниках рождался у меня на глазах. И жил я рядом, и студентом участвовал в субботниках. Постепенно махина стадиона обретала свои контуры. Приближался день открытия.
Произошло это летом 56-го года. Я только что окончил МГУ. Но как легкоатлет, продолжал выступать за студенческое общество «Буревестник». И вот становится известно, что бегуны примут участие в празднике открытия стадиона. Беговые виды хорошо смотрятся, возбуждают дух соревнования. Заодно хотели произвести отбор в команду Москвы в союзную спартакиаду. Она должна была пройти там же в Лужниках в конце лета.
Мне предстояло бежать 400 метров – один круг по стадиону. Дистанция считается трудной, но зрелищной. Причём именно с этого забега должна была начаться спортивная часть программы, но ей предшествовал большой митинг. Последним выступал, никто иной, как Никита Хрущёв.
Мы размялись и нас повели на старт.
- Вот Хрущёв речь свою закончит, и побежите. Вывели нас к линии старта, велели раздеться. Стоим в трусах и в майках, а Никита все говорит и говорит. И главное, никто не знает, сколько он ещё будет говорить. Потоптались мы, потоптались, и нас увели под трибуны. Мы уже успели изрядно остыть, когда наступило время старта.
И вот – выстрел стартёра. С первых шагов я понял, что ноги меня слушаются плохо. Шипы беговых туфель просто не втыкаются в покрытие из толчёного кирпича, так называемый клинкер. Тренер мой предполагал, что новая дорожка должна быть мягкой и велел мне надеть туфли с длинными шипами, чтобы ноги не проскальзывали. Но вышло наоборот, клинкер так укатали и утрамбовали, что я бежал практически как на шпильках по асфальту.
К середине дистанции ноги стали отниматься. Через силу пробежал еще вираж. Когда вышли на финишную прямую, в глазах было темно. 100 метров впереди казались мне бесконечными. Остановиться и сойти я не мог: 100 тысяч зрителей, среди них друзья, коллеги, наверху правительство. Как я добрался до финиша, я не помню. Помню, что я не лёг на дорожку. Тогда это не было принято, как теперь. Честь была спасена, но в забеге я оказался последним, с результатом на целую секунду хуже личного рекорда. Отбор в команду Москвы я не прошёл и в Лужниках больше не выступал. Но всё-таки я не упал и не сошёл. И вспоминая этот забег, могу сказать, что испытал самое большое физическое и волевое напряжение в единицу времени. А беговую дорожку к спартакиаде перестелили.
А через год в тех же Лужниках должно было пройти открытие Всемирного фестиваля молодёжи и студентов. Впервые в нашей стране. И мне в райкоме комсомола поручили заниматься – чем бы вы думали? – голубями. Всего на открытии предполагалось выпустить 60 тысяч голубей, 20 тысяч из них должен был подготовить наш район (тогда – Ленинский).
Конечно, сам я голубей не гонял, но помогал голубеводам организоваться, теребил директоров и других начальников, чтобы помогали. Иногда и на голубятни заглядывал. Помню потрясающий вид, который открывался с крыши фабрики «Красный Октябрь», на той самой стрелке, где сейчас высится Пётр I, исполненный Зурабом Церетели.
И вот настал день открытия фестиваля. Я в светлом костюме в обществе красивой девушке на трибуне, предвкушая выпуск голубей. Клетки уже стоят по периметру стадиона, но когда настал долгожданный момент, с неба посыпался голубиный дождь. На моём светлом костюме тоже оказались две блямбы. Досталось и девушке. И это благодарность за мои труды!?
Что оказалось? Оказалось, что голуби предпочитают делать свои дела за пределами клетки. И голубеводы предупреждали, что накануне запуска птицам надо «пролетаться». А собирать их надо рано утром в день открытия. Но начальство перестраховалось, и клетки загрузили в трейлеры накануне. Отсидев в клетках много часов и, вылетев накануне на волю, голуби что сделали? Сделали то, что сделали. Конечно голубиный конфуз праздника не испортил, но в химчистку многим, в том числе и мне, пришлось обратиться.
И наконец, ещё один эпизод уже не драматичный, а забавный. Многие годы в Лужниках была такая традиция: открывать летний сезон спортивным праздником 2 мая. Причём, соревнования разного калибра были не только на главной арене, но и на всей территории стадиона.
Как-то мы договорились с одним из моих друзей-музыкантов вместе пойти на стадион. Но в назначенное время он, такой-сякой, на встречу не пришёл. Расхаживая одинёшенький по стадиону, я увидел, что созывают шахматистов, желающих сыграть в сеансе с гроссмейстером. И у меня мгновенно родился план розыгрыша неаккуратного друга. Я записался в число участников сеанса, чего обычно не делал. У меня тогда был первый разряд по шахматам, и считалось не этичным участвовать в сеансе для рядовых любителей. Но сейчас вы поймёте, в чём был мой расчёт. Мне удалось выиграть. В качестве приза мне вручили флакон одеколона «Шипр». И тут, как я и предполагал, ко мне подошёл журналист и поинтересовался моими именем, фамилией и родом занятий. И вот тут-то я чётко и внятно ответил - аспирант Московской консерватории и назвал фамилию друга. Оставалось только дожидаться публикации в газетах, чтобы подарить её другу и вручить ему флакон «Шипра». Но к моему величайшему разочарованию место для итогов шахматного сеанса в отчётах о празднике не нашлось и мне пришлось покаяться другу-музыканту в моём коварном замысле. На том история и закончилась, если не считать того, что ещё долго от меня после бритья пахло призовым одеколоном «Шипр».