глава пятнадцатая
ВРЕМЯ ВИЗИТОВ
Мы поднялись в квартиру, и Холмс, не раздеваясь, обрушился в кресло. Его лицо блестело от пота. Глаза он закрыл и застыл, неподвижный и бледный.
- Дайте взглянуть, что у вас с ногой, - потребовал я.
- Я же сказал, перелома нет, - откликнулся он, не открывая глаз.
- Перелом – не единственный вид травмы, - сказал я назидательно. – И не единственный, кстати, из тех, что я умею лечить. Ну же! Не будьте ребёнком.
Только тогда он нехотя позволил осмотреть его. Я попытался завернуть брючину, но не смог этого сделать – ткань натянулась на страшно распухшей голени, мне пришлось распороть её ножом.
- Ничего себе! – я присвистнул.
Нога выглядела ужасно. Синяк – даже не синяк, огромная гематома – охватывал колено и спускался ниже голеностопа. Кожа натянуто лоснилась и, казалось, вот-вот порвётся.
- У меня довольно медленно сворачивается кровь, - виновато заметил Холмс. – А вот шкура заживает легко, как хвост у ящерицы.
- Вам нужно несколько дней лежать в постели, - сказал я. – Буду делать компрессы, но не уверен, что поможет.
- Некогда мне лежать, - строптиво возразил он.- Завтра я должен...
- Завтра вы встать точно не сможете, - перебил я.
- Да ну? Может, поспорим? На пять фунтов, а, доктор?– в его взгляде мелькнуло опасное озорство.
- Перестаньте! Вы что, не понимаете? У вас под кожей, между мышцами, под надкостницей, скорее всего, галлон крови. Раздевайтесь и ложитесь. Нет! Стоп! Ещё ушибы есть? Раздевайтесь-раздевайтесь, я сам посмотрю. Я вам не доверяю.
Обнаружился ещё синяк на плече – не такой, правда, жуткий – и острая болезненность ребра справа.
- Трещина, скорее всего, - диагностировал я. – Лучше поносить тугую повязку какое-то время. Да, вот ещё что. Боль помешает вам уснуть. Выпейте лекарство, ладно? Я сейчас дам.
В ход пошёл тот же сетронал – сильный и мягкий. Пока я готовил всё для компресса, Холмс уже начал дремать под его действием и быстро заснул.
Но среди ночи меня разбудили его стоны и невнятные выкрики. Он метался по постели во сне, крайне беспокойном – видимо, кошмарном. Встревоженный, я склонился над ним и потрогал влажный лоб. Случилось то, чего я опасался, но что, в общем, должно было случиться, хотя, по моим представлениям, несколько позже. У него поднялась температура, нога покраснела теперь уже и выше колена и была горячая на ощупь.
От прикосновения к коже влажного холода салфетки, которую я положил ему на голову, он проснулся – я увидел остро лихорадочно блеснувшие в полумраке глаза.
- Что, Уотсон? Что-то случилось?
- Ничего не случилось, кроме того, что у вас жар. Постарайтесь опять уснуть, хорошо?
Он послушно закрыл глаза и снова начал бредить.
Утром сделалось чуть получше – жар уменьшился, но боль, бледность, и слабость оставались. От еды он отказался, только снова и снова просил пить. Пил из моих рук – и устало валился на подушку, прикрыв глаза.
Около полудня во входную дверь властно заколотили.
- Джентльмены, - миссис Хадсон, казалось, не замечает плачевного состояния одного из своих жильцов, хотя по моей просьбе только что колола для него лёд и варила бульон. – Там к вам господа в штатском, но они говорят, что из полиции. Очень настойчивые господа – я ничего не могла поделать. Я сказала им, что бесчеловечно допрашивать умирающего, но они настаивают.
- Это кто умирающий? – широко раскрыл глаза Холмс.
- Иногда, мистер Холмс, - наставительно проговорила квартирная хозяйка, – и преувеличить не грех. Только они всё равно не ушли.
- Не ушли – так пусть заходят, - буркнул Холмс. – Позовите их.
Нашими гостями оказались уже известный мне инспектор Грегсон, и с ним другой - маленький, худой, пронырливый, с крысиной мордочкой и быстрыми глазками, тоже наводившими на мысль о каком-то грызуне.
Человек-крыса поздоровался с Холмсом за руку, хотя глядел на него отнюдь не дружелюбно.
- Простите, что встречаю вас в постели, - сказал Холмс, усмехаясь уголком рта. – Приболел. Да и вы ведь визитных карточек вперёд не присылали, джентльмены. Доктор Уотсон, с инспектором Грегсоном вы знакомы, а это – старший инспектор Лестрейд. Очень уважаемый прессой инспектор. Познакомьтесь, Лестрейд, доктор Уотсон – мой новый компаньон. Во всех отношениях.
- Ах, во-от как, - протянул инспектор, смерив меня своими глазками-бусинками с головы до ног. Мне это «во всех отношениях» не очень понравилось, но Лестрейду, похоже, понравилось ещё меньше. Он протянул мне руку, и я убедился в том, что пальцы у него костлявые, цепкие и шершавые.
- Здравствуйте, - сказал он с настороженной интонацией.
- Здравствуйте, - в тон откликнулся я.
- С тех пор, как вас выпустили из-под надзора, Холмс, - тут же перешёл он к делу, повернувшись к моему «компаньону во всех отношениях». – У полиции прибавилось хлопот.
- А что я натворил? – весело спросил Холмс. – Да что вы стоите-то, господа? Присаживайтесь. Кофе? Сигары? Может, чего покрепче? – он так и светился радушием, разве что лицо оставалось бледным и влажным.
- Чистосердечный рассказ о ваших делах, - сделал заказ Лестрейд.
- А мне, пожалуй, кофе, - решил Грегсон.
Я нашёл себе занятие – приготовить кофе – чему был очень рад. Участвовать в разговоре мне было как бы не с чем, не участвовать, но при этом торчать в комнате без дела – неловко, выйти – тоже неловко, да и любопытство не позволяло.
- Отчего это вы приболели, мистер Холмс? – елейным голосом спросил Лестрейд. – Неужели же простудились в такую славную сухую осень? Или вас, быть может, отделали какие-нибудь уличные хулиганы, мистер Холмс? – он быстро протянул руку и коснулся ссадины на подбородке Холмса. – Может, вам, мистер Холмс, переломали кости и наставили синяков? Может вас встретили вчера какие-нибудь негодяи на улице Жестянщиков, да поколотили железными палками, как давеча нашего французского гостя, этого несчастного Лебрана? Может, втайне они мечтали оторвать вам ваш длинный нос, мистер Холмс, чтобы вы не совали его, куда не следует? И знаете, что я вам скажу? Мне даже немножко жаль, что им это не удалось, мистер Холмс!
- А, собственно, почему? – невозмутимо спросил мой товарищ, взяв из моих рук чашку кофе и кивком поблагодарив меня за него. – Мы с вами, Лестрейд, вроде бы не кровники – за что вам желать мне такие несчастья?
- По-вашему, не за что? Вы знаете, что одного из наших ценнейших сотрудников, Оливера Джая, вчера нашли на улице Жестянщиков в самом злачном районе в бессознательном состоянии?
Холмс вскрикнул от радости и расплескал кофе.
Лестрейд посмотрел на него с непередаваемым выражением лица:
- Для вас это радостное событие?
- О да, - сказал Холмс. – Как его состояние теперь?
- Он пришёл в себя, но его врач запрещает ему разговаривать.
- Слава богу - по обоим пунктам, - сказал Холмс.
- Вы издеваетесь?! – завопил полицейский сыщик. – Это вы утащили его туда. Заставили пренебречь служебным долгом, пользуясь его уважением к вам. Вы обделываете свои тёмные делишки, привлекая наших сотрудников к своим авантюрам, подвергая их опасности, а я... а мы даже не знаем, чего ради всё это!
- Вы можете спросить, - посоветовал Холмс с самым невинным видом. – Спросите, Лестрейд! Спросите: «Какие ваши наблюдения, идеи и логические выводы, мистер Холмс, может запросто присвоить себе Скотланд-Ярд в уплату за неприятности Оливера Джая?»
Лестрейд начал наливаться помидорным соком, хотя за минуту до этого выглядел бледным и малокровным. Но невозмутимый белокурый Грегсон тронул его за руку, а Холмсу сказал:
-Хорошо, пусть так. Ну и какие же?
Холмс устроился поудобнее, упершись локтями в подушку и соединив кончики пальцев перед подбородком.
- Для начала: место, - сказал он, мечтательно прикрыв глаза, словно не беседовал, а собрался стихи читать.
- Место? Какое место?
- То, где вы нашли вашего сотрудника, разумеется. Психиатрическая лечебница. Чреда несчастных случаев на Темзе - бедные самоубийцы-утопленники, ради забавы перед смертью насаживающие себя на вертел. Пожар в «Голубом Озере». Труп доктора Лея. Исчезновение хозяйки меблирашек, где жил венеролог Уотсон... Заметьте, я пока просто перечисляю события.
- А вы, - живо повернулся ко мне Лестрейд – Не родственник венеролога Уотсона?
Я взглянул на Холмса, не зная, отвечать ли на вопрос. Холмс открыл глаза и чуть улыбнулся мне – совсем незаметно, одним только взглядом. Разрешая говорить.
- Я – его брат, - сказал я.
- Так это вы наняли Холмса, да? – сообразил полицейский.
- Я? Нет, я...
- Да, - твёрдо сказал Холмс. – Доктор Уотсон – мой наниматель. Вот именно. Я имею право на частную сыскную деятельность, и я ею занимаюсь. Он имеет право узнавать обстоятельства смерти своего брата – он тоже это делает. Не знаю, имел ли право Оливер Джай брать для моих нужд казённую лошадь с экипажем, но, полагаю, при данных обстоятельствах вы ему этот грех простите...
- Перестаньте! – снова взвился Лестрейд. – Перестаньте заговаривать мне зубы! С вас самого, между прочим, пока ещё не снято обвинение, и вы сами подлежите возврату под психиатрический надзор...
- Не выйдет, Лестрейд! – Холмс покачал перед носом у инспектора своим длинным пальцем. – Либо то, либо это. Или я виновен, и место мне в тюрьме, или я – псих. Но тогда я невиновен. Вам не удастся дважды сжечь на костре одну ведьму.
- Демагогия, - буркнул Лестрейд.
- Совершенно верно. В юности я подумывал о карьере адвоката. Так вот, - он немного повысил голос. - До сих пор я просто перечислял. А теперь скажу ещё, что между всеми этими назывными предложениями есть самая тесная связь, и связь эта проходит через особняк, выходящий своей задней стеной на улицу Жестянщиков. А коли так, я, видимо, зря сотрясаю воздух, поскольку храбрость Скотланд-Ярдовских служак никогда не доходила до степени безрассудства.
- В отличие от вашей собственной? – саркастически спросил Лестрейд.
Холмс молчал довольно долго, но потом тихо сказал:
- Да, - и посмотрел Лестрейду в глаза.
Лестрейд смутился. Он смутился и отвёл взгляд.
- Прошу прощения, - сказал Грегсон. – Можно воспользоваться вашей ванной комнатой?
По нему было видно, что это только предлог оставить нас в гостиной без своего присутствия.
- Пожалуйста, - не отводя взгляда от лица Лестрейда, проговорил Холмс.
Грегсон вышел.
- Я хотел вас предостеречь, - проговорил Лестрейд, дождавшись, пока он выйдет. – Вас и вашего... компаньона. Вашей головы могут потребовать очень скоро, и я ничего не смогу сделать. Если честно, вы мне нравитесь, Холмс. Не смотря даже на то, что доставляете Скотланд-Ярду и мне лично массу проблем своей неуёмной деятельностью.
- Странно, - приподнял брови Холмс. - Мне говорили то же самое пойманные мной преступники, но я не думал, что Скотланд-Ярд...
- Да подождите вы! – нетерпеливо одёрнул его Лестрейд. – Я ведь не шучу. Уж не считаете ли вы себя бессмертным? Или вас не ужаснула судьба Лебрана?
- Меня ужаснула судьба Лебрана, - Холмс тоже сделался серьёзным. – Но меня ещё ужаснула судьба Крессо, Фергюссона, Кассиуса, и Веры Лейденберг – да-да, несчастной Веры Лейденберг. И венеролога Уотсона. Кстати, Лестрейд! – он протянул руку и с неожиданной горячностью схватил инспектора за локоть и притянул ближе к себе. – Вот что сейчас чрезвычайно важно, Лестрейд! Обещайте мне сделать это, обещайте помочь!
- В чём? - Лестрейд чуть-чуть оторопело отодвинулся. То есть, попытался отодвинуться – Холмс не отпустил его.
- Червиковер! «Клеватель» Червиковер из «Спотс»! Я встретил его в коридорах психиатрической клиники. Он очень плох, Лестрейд. Я не знаю, что он натворил, не знаю, что с ним, но он погибнет. Это так же верно, как то, что меня назвали при крещении Шерлок.
Лестрейд нахмурился и открыл было рот, но тут же снова закрыл его, продолжая внимательно смотреть на Холмса.
- Я понимаю, что напрямую вы едва ли можете..., - Холмс говорил сбивчиво, выпустив локоть, но перехватив Лестрейда за пуговицу – я отметил это стремление касаться собеседника, как ещё одно проявление его редкой для англичанина сенситивности. – Но, наверное, можно придумать предлог... Пусть он обвиняется в убийстве, в государственной измене... Тюремная больница, например..., - он умолял Лестрейда тоном.
- Ну, хорошо.., - ошеломлённо пробормотал инспектор, высвобождая свою пуговицу. – Я попробую... постараюсь...
- Спасибо! – Холмс так внезапно выпустил его, что он едва не упал. – Ещё одно...
- Да? – теперь уже в тоне инспектора звучала настороженность.
- Как вы догадались, что Джай был со мной? Мне кажется, возле управления нас никто не видел. Сержант Брайан, может быть?
- Нет, - Лестрейд самодовольно усмехнулся. – Мы вычислили вас через вашего компаньона. Вот, - и он извлёк из кармана и положил передо мной на стол мою табакерку. Красивую, довольно массивную, спасшую мне жизнь табакерку с дарственной надписью: «Джону Хэмишу Уотсону».
- А, понятно, - сказал Холмс. - Я забыл, что вы нюхаете табак, доктор. Бывает приятно от души чихнуть на все неприятности, не так ли? – я не понимал по тону, смеётся он или злится, и, пожалуй, что злится. – Здесь ещё немного осталось – смотрите-ка. Прошу вас! – он откинул крышку и протянул табакерку мне.
Я, честно говоря, растерялся, не понимая, чего он добивается.
- Берите, - с нажимом сказал он, щуря глаза.
- Если бы я не бросил в него табакеркой, - наконец, проговорил я обиженно, – он убил бы меня. А потом и вас, между прочим. По сути, я спас вам жизнь.
Лестрейд при этих моих словах почему-то рассмеялся. Не знаю уж, что ему показалось смешным.
- Бросили в него табакеркой? – переспросил Холмс, удивлённо подняв брови.
- Ну да, вы не видели, - вспомнил я. – Я выронил оружие и не мог поднять, потому что он всё время пытался ударить меня цепью. Тогда я и бросил в него табакерку, а он растерялся. Это дало мне ту секунду, которой мне так не хватало.
Лестрейд рассмеялся ещё веселее:
- Всё, сказанное вами, может быть использовано против вас обвинением – вы это помните, Холмс? Самопризнание доктора Уотсона исчерпывающе, не так ли? Значит, вы, доктор, швырнув в некоего джентльмена табакерку, получили возможность подхватить своё оружие? И что было дальше? Вы выстрелили? Ранили вашего обидчика? Убили?
- Уотсон, - грустно сказал Холмс. – Иногда лучше чихать, чем говорить. Возьмите понюшку, прошу вас, и постарайтесь как следует расчихаться на четверть часа – не меньше. Так расчихаться, мой друг, чтобы этому милому господину инспектору не пришло даже в голову, что вы в состоянии отвечать на его вопросы – хотя бы и односложно.
Я растерянно замолчал. Я понимал, что делаю что-то не так, но никакой вины за собой не чувствовал и не понимал, почему следует умалчивать о нападении на нас и моей роли – на мой взгляд, вовсе не постыдной.
- Это были обыкновенные уличные громилы, - неохотно проговорил Холмс. – Охочие до чужих кошельков. Мы с доктором вынуждены были обороняться.
- Уличные громилы? Ну-ну, - со странной недоверчивой интонацией протянул Лестрейд. – Может, вы и в лицо их сможете узнать?
-Ну, едва ли, Лестрейд, едва ли. Было темно, мы переволновались...
- Отчего вы предприняли самооборону со стрельбой, а не обратились в полицию, как законопослушные граждане?
- Ну, с самого начала полиции под рукой не случилось. А потом эти разбойники нас немного помяли, и мы предпочли постель полицейскому участку. В этом да, виноваты. Простите нас. Не столь страшная, впрочем, вина, как будто бы?
Лестрейд так скривил лицо, словно отведал чего-то чрезвычайно кислого. Но ничего не сказал, закричал только громко:
- Грегсон! Чёрт вас побери, Грегсон! Мы уходим.
Грегсон с готовностью показался из ванной. Холмс звучно захлопнул табакерку и бросил её на стол.
- Сделайте одолжение, доктор, проводите гостей. Желательно молча.
Лестрейд фыркнул, но никаких вопросов мне не задал. Только буркнул многообещающе: «До встречи», - и отбыл.
Когда я вернулся, Холмс лежал, откинувшись на подушки. Влажный лоб в мелких бисеринках пота. Глаза закрыты.
- Вы очень устали, – сказал я ему, и в моём голосе откуда-то взялась невольная виноватость.
- Да, – выдохнул он. – Я неважно себя чувствую. Послушайте, доктор, вы не обиделись на меня? Я просто очень не хотел вмешивать в наши дела Скотланд-Ярд.
- Это я понял, но всё равно не могу понять, почему? Разве не их прямая обязанность пресекать преступления, особенно столь чудовищные?
- Настолько чудовищные, что могут себе позволить примеривать корону, - пробормотал Холмс.
- Что?! – опешил я.
- Красотка Тэдди почти как леди, - спел Холмс своим высоким голосом неприлично и даже опасно громко и рассмеялся.
Я содрогнулся:
- Что вы такое говорите?
- Вам повторить?
- Холмс, вы опасный тип!
- Разве я не говорил вам, что герцог Кларенс принимал участие в проблемах «Добрых друзей». Своих добрых друзей, как я полагаю.
Намёк был прозрачнее некуда. Я сжал ладонями голову – мне сделалось нехорошо.
- А вы думали, - вкрадчиво спросил Холмс, - что «Волки» пекутся об удобствах мальчиков-шлюх из «Голубого Озера»?
- Холмс, мы... вы подвергаете себя смертельной опасности.
- Спасибо вам за такой выбор местоимения, - усмехнулся он, - Но первый вариант был правильнее. Доктор, как ни приятно мне ваше общество – а оно мне очень приятно, поверьте – я не могу отделаться от чувства вины за то, что втягиваю вас в авантюру, опаснее которой трудно представить.
- Прекратите, Холмс, - неуверенно пробормотал я. – Я сам себя волен втягивать или не втягивать – при чём тут вы? Это мой выбор.
- Выбор должен быть осознанным, – проворчал он.
- По-вашему, я не ведаю, что творю? – обиделся я.
- Да, похоже на то, Уотсон.
- К чёрту! – сказал я. – Нельзя снова и снова начинать всё о том же. Я уже вам всё сказал, Холмс. «Волки» или овцы, но я не отступлюсь от своего, пока не узнаю об этой истории всё до конца. Давайте снова сделаю компресс, и оставьте, наконец, уговаривать меня, оставьте.
Он замолчал, но я видел, что не удовлетворился и не успокоился. Почему-то этот человек с самого начала решил брать на себя ответственность за мой выбор. Правда, не буду кривить душой, он оказывал на меня ощутимое влияние. И всё же я оставался самостоятельным и хотел бы втолковать ему это, только не знал, как.
Ночью ему снова стало хуже, и на этот раз значительно хуже. Он кричал и метался в жару, не приходя в себя и, по-видимому, испытывая нешуточные боли. Но и утром никаких положительных изменений в его состоянии не наступило, а к вечеру стало и ещё хуже – температура поднялась настолько, что ртуть из резервуара градусника просто взлетала к верхнему её ограничителю в считанные секунды. Мне сделалось очевидно, что без хирургического вмешательства здесь не обойтись, и я едва дождался утра, чтобы всё-таки резать при дневном свете.
Пока я готовил инструменты, миссис Хадсон то и дело с опаской заглядывала в комнату и что-то бормотала. Наконец, решившись, сказала:
- Неудобно ябедничать, доктор, но мистер Холмс иногда принимает наркотики. Это может вам помешать, не так ли?
- Спасибо, миссис Хадсон. Это, действительно, может помешать, но я в курсе пагубных привычек мистера Холмса. Пожалуйста, приготовьте ещё чистые простыни.
На деле всё оказалось хуже, чем я ожидал. Введённый морфий не произвёл на Холмса впечатления – он по-прежнему оставался неадекватен и беспокоен. Я добавил немного – его вырвало.
-Чёрт побери! – сказал я вслух. – Ладно, буду резать так, как есть.
-Вот это разумное решение, - еле слышно одобрил Холмс.
-Вы очнулись? – я наклонился к нему. – Вы меня пугаете, Холмс. Жуткая ночь. Вашу гематому придётся вскрыть и вычистить. Это не слишком приятно, но совершенно необходимо. А морфий на вас, я смотрю, не действует.
- Нет, он действует, просто не совсем так, как надо, - возразил Холмс, весь дрожа и обливаясь потом.- Голубые мышки, розовые лебеди...
- Что?
- Ничего. Шучу. Вы плюньте, доктор. Вы работайте так, как привыкли. Я вам не помешаю.
Я с сомнением посмотрел на него, но делать было нечего, и ждать тоже нельзя.
Он мне не помешал. Не застонал, не дёрнулся ни разу, даже сознания не потерял. Молча терпеливо перенёс всю чистку – процедуру крайне неприятную и болезненную – только пальцы, вцепившись в край простыни, побелели и затвердели. Я удалил гниющие сгустки крови, щедро засыпал рану антисептиком и стянул края, не зашивая, впрочем, наглухо, чтобы дать отток гною.
- Останется шрам, - сказал я, закончив.
- Я думал, они убьют меня, - без затей ответил Холмс. – По сравнению с этим шрам – нестрашно. Доктор, я не слишком благодарный тип, но я помню, что мой кредит у вас растёт.
- Зато вы забываете о том, что выплатили мне кое-что в «Озере», - напомнил я.
- Я – сыщик, - возразил он, чуть хмурясь. – Это часть моей работы.
Я не нашёлся, что ответить на это, поэтому вместо возражений потрогал ладонью его лоб – горячий и мокрый.
- Как вы? Я боюсь, честно говоря, давать вам ещё успокоительное, но если очень больно, всё-таки, видимо...
- Да нет, терпимо. Только что-то трясёт всего.
- Ну-у «трясёт»... Я вас резал, всё-таки, да «на живую». Должно трясти.
Я присел рядом, взял его руку, чтобы посчитать пульс. Он, действительно, сильно дрожал, даже зубы стучали.
- Мистер Уотсон! Доктор! – окликнула миссис Хадсон из-за двери, и голос её показался мне каким-то уж очень испуганным. Холмс чуть сощурился и поджал и без того тонкие губы.
Я потрепал его успокаивающе по плечу и вышел.
- Доктор, - миссис Хадсон казалась бледной и встревоженной. – Вас там спрашивают. Такой... такой человек... Ах, будьте осторожны, доктор!
- Какой человек? Он назвал себя?
- Он дал мне визитную карточку и ожидает в гостиной, - она протянула мне кусочек глянцевого картона.
Я вспомнил визитную карточку Мэртона. Они были похожи, две эти визитные карточки – без завитушек, без орнамента - без затей. Так же прямо и чётко на этой было отпечатано: «Джон Эдуард Уоррон».