Цукан

(Повесть)

Цукан, как обычно, шел вечером в кино со своими дружками – отъявленной шпаной с поселка Берберовка...
Почему так назывался поселок никто не знал. Одна из непроверенных версий гласила, что жил будто бы в Ростове до революции некий восточный князь Бербер или Берберов, в его честь и назван поселок. Чем знаменит был восточный князь, если он существовал на самом деле, оставалось загадкой. Берберовка же стяжала себе в городе нелестную славу одного из самых бандитских районов, вроде знаменитой Нахаловки.
Верховодил в компании Колька Кадук, коренастый, хулиганистого вида, тип с повадками закоренелого уголовника. Кольку боялись и уважали, считая непререкаемым авторитетом.
Берберовцы шли, задирая по пути прохожих, особенно местных ребят, не давали прохода девчонкам. Все в модных расклешенных брюках, под рубашками – полосатые матросские "рябчики", на глаза натянуты армянские фуражки-"аэродромы", во рту сигаретки.
В соседнем поселке, где преобладали старые, послевоенные трехэтажки (берберовцы ходили сюда в летний клуб), Кадуку сообщили: его злейший враг Артур Мунтян - в клубе.
Кадук давно вылавливал Мунтяна. Тот как-то здорово отколотил пьяного Кольку в пивной на «Втором поселке», как называли 2-ой поселок Орджоникидзе. И вот, наконец, удача!
Сашка Цукан вместе со всеми подошел к клубу. У него сегодня не было особого желания драться, хотелось просто посмотреть фильм, но у Кадука, как всегда, чесались кулаки. Он оставил часть своих орлов у входа, с остальными ввалился в зал. Артур Мунтян сразу смекнул в чем дело. Он угрюмо окинул взглядом своих врагов и, отвернувшись, закурил папиросу. Положение у него было действительно невеселое. В клубе - ни одного стоящего пацана из его поселка, одна мелюзга.
Кадук, широко, как довольный кот, улыбаясь, прошел между рядов к Мунтяну.
- Здорово, чувак! Ты-то как раз мне и нужен. Погнали выйдем.
- Не пойду, - отрицательно качнул черноволосой головой Мунтян, - сейчас фильм начнется. Ничтяк фильм, говорят. Вот закончится, тогда и побазарим.
Мунтян понимал, что ничто его теперь уже не спасет, что из клуба ему никуда не деться. Но выходить сейчас один на один с кодлой пьяных, обкурившихся анаши, берберовцев?.. Выходить, не смирившись еще со своей участью, не настроившись на мордобой? Да ни за что в жизни! Пусть хоть силком тащат к выходу через весь клуб. Нет, лишь бы не сейчас, не в сию минуту, а потом - будь, что будет!..
Кадук не настаивал. Как ни велико было желание сразу же расправиться с пойманным ненавистным врагом, приходилось подчиняться обстоятельствам. «Ладно, никуда, сука, не денется, после фильма за всё расчитаемся!» - злобно подумал Колька и,
по-приятельски хлопнув Мунтяна по плечу, сел с ним рядом на лавку...
- Хрен с тобой, чувак, смотри свое кино. Только учти: я на тебя злой, после кина хуже будет!
- Поглядим, - уклончиво ответил Мунтян, пуская папиросный дым прямо в лицо Кадука.
Сашка Цукан пристроился тут же. Его поразило самообладание Артура. Мало кто в его положении не пал бы духом. На что тут еще можно было рассчитывать? Что могло ему помочь после сеанса? Только чудо, больше ничего.
Много видел уже драк на своем веку Сашка, На этой дикой восточной окраине города, состоявшей из поселков, постоянно кипела отчаянная вражда между пацанами. Один поселок «шел войной» на другой, одна хулиганская группировка на другую. Вечерами, где-нибудь в роще, на пустырях или в жилых кварталах, вспыхивали
порой целые побоища - жестокие и бессмысленные. Били только за то, что не свой, что живешь не на том поселке, не в той школе учишься... Били кулаками, ногами, свинцовыми кастетами, кусками металлической арматуры, цепями, а иной раз в ход шли «пики» и даже «поджигняки»-самопалы.
Редко какая драка обходилась без приезда милиции. Цукан и сам не раз бывал в отделении. Ничего хорошего там не было.
«Менты», как называли пацаны блюстителей порядка, мало чем отличались от самих хулиганов. Заведут иной раз в кабинет - форточку, например, закрыть заставят. Только ты на цыпочки встал, к форточке рукой потянулся, тут тебя и огреют валенком по почкам, а в валенке утюг или что-нибудь в этом роде. Это чтобы, значит, следов на теле не оставлять. Почти как в анекдоте про Вицына, Никулина и Моргунова, анекдоте, который любил рассказывать Колька Кадук.
Избили Никулин, Вицын и Моргунов мужика. На суде у них спрашивают: «Чем били?» Моргунов говорит: «Руками». Никулин: «Ногами». До Вицына дело доходит. «Газеткой бил» - говорит Вицын. «А что в газетке было?» - «Разводной ключ»...
То, что намечалось сейчас, мало чем походило на драку. Скорее - на экзекуцию. Цукан точно знал, что даже бить Мунтяна будут не все. Возможно, что один только Колька Кадук. Остальные будут стоять вокруг и смотреть. И не станет несчастная жертва сопротивляться, ибо это равносильно самоубийству. И отчего-то жалко становилось Сашке этого парня, хоть и видел его первый раз в жизни. Но что Цукан мог сделать?
Разве что, самому не принимать участия в избиении.
В то же время, Цукан стыдился своих сентиментальных чувств, не присущих, по его понятиям, настоящему мужчине. Загонял их глубоко в подсознание. Он ничем не хотел отличаться от остальных пацанов и, скрепя сердце, подчинялся злой воле толпы, а главное - Кольки Кадука, который воплощал в себе эту волю.
Цукан видел, что на таких, как Колька, держится блатной мир, что такие и в огне не горят, и в воде не тонут, что вся их жизнь на воле - только преддверие той, основной жизни в тюрьме, через которую - по твердому убеждению Берберовки - должен обязательно пройти всякий настоящий мужчина.
С детства замешав на таком тесте, лепила Берберовка характер Сашки Цукана. И Сашка никогда не прислушивался к голосу разума, топя его в табачном дыму и алкогольном дурмане. Как и все "правоверные" берберовцы, Цукан с детства готовился
к "тюряге". Даже народная мудрость, которую здесь вспоминали чаще всего, гласила: "От сумы и от тюрьмы не отрекайся".
К семнадцати годам Сашка окончательно уверовал, что мир - это трамвай, в котором одни сидят, другие ждут своей очереди, что люда - волки, готовые "схавать" друг друга, а настоящий мужчина должен быть злым и сильным. Но что-то иногда шевелилось в душе человеческое. Как и в этот раз. Да, это была жалость...
Мунтян, казалось, смирился со своей участью. Он с интересом смотрел фильм, курил, то и дело угощая "строчившего" у него папиросы для "косяка" Кольку Кадука, так что, глядя со стороны, можно было подумать, что они - два хороших приятеля. Никто не мог предположить в тот момент, что внешне спокойный и равнодушный ко всему, кроме происходящего на экране, Мунтян лихорадочно искал выход. Усыпив бдительность своих врагов, в середине фильма он вдруг резко сорвался с места и, подскочив к давно облюбованной металлической лестнице справа от киноэкрана, стрелой взлетел наверх и перемахнул через забор клуба.
В зале поднялся переполох. Опрокидывая лавки и сбивая на пол зрителей, дружки Кадука, матерясь, бросились вслед за Мунтяном к лестнице. Фильм прекратился. В зале зажгли свет, испуганные зрители с криками начали покидать клуб. Чей-то визгливый женский голос у входа истерически призывал милицию. Мужчины, как всегда, угрюмо помалкивали.
На улице Цукан отстал от своих приятелей. Гоняться по поселку за Мунтяном не хотелось. "Ну его к лешему, этого Кадука, вечно он кого-нибудь ловит, за кем-нибудь гоняется!" Сашка закурил и пошел вразвалочку, как привык всегда ходить у себя на Берберовке, по центральной улице к автобусной остановке. "Молодец парень, - думал Сашка, глубоко затягиваясь, о Мунтяне, - ловко Кадука околпачил!"
На дальнем краю поселка, куда рванул Кадук со шпаной, грохнул вдруг дуплетом выстрел из охотничьего ружья. Сашка насторожился. "Черт его знает, что там у них за шухер? Еще пришьют кого-нибудь..."
Цукан пошел быстрее, но едва повернул за угол крайней от шоссе трехэтажки, увидел поворачивающую на поселок с включенным синим проблесковым маячком желтую милицейскую машину. Мгновенно сработал инстинкт самосохранения, и Сашка, крутнувшись на сто восемьдесят градусов, побежал. Он сознавал, что этого делать не следовало, что от милиции, как от собаки, не побежишь - не тронет. Но было уже поздно. Врубив сирену и не выключая проблескового маячка, милицейский "бобик" устремился за Цуканом.
Сашка метнулся вбок, в темный проход между двумя домами. Машина, взвизгнув тормозами, повернула следом. Цукан наддал ходу, ловко перемахнул через забор палисадника, ломая кусты, пробежал на другую сторону. Он хорошо знал этот поселок, и бежал к гаражам. Там, за гаражами, - лесопосадка. Там ни за что не поймают. Только бы добежать до гаражей.
Сирены и проблескового маячка позади уже не было. Цукан спиной ощущал топот и тяжелое дыхание гнавшихся за ним опергрупповцев. Он похолодел от страха при одной только мысли: что с ним сделают, если поймают... "Нет, ни в коем случае не попасть к ним в руки! Но и до гаражей не дотянуть, устал. Что же делать?"
Тяжело дыша, с вылетающим из груди сердцем, Цукан сделал отчаянный рывок, намного опередил преследователей и незаметно юркнул в подъезд углового дома.
Милиционеры проскочили мимо и, потеряв его из поля зрения, заметались по двору. Сашка слышал их злые голоса, и, опасаясь, как бы они не принялись обшаривать подъезды, на цыпочках поднялся на третий этаж. Выше был только чердак, который, как и
следовало ожидать, оказался заперт на массивный висячий замок.
Хорошо было бы сейчас под любым предлогом проникнуть в какую-нибудь квартиру. Даже и вовсе без предлога - Цукан знал, что квартиры в этом доме коммунальные, лишь бы не оставаться на площадке, куда в любую минуту могли подняться его преследователи.
Он решил: "Будь что будет!" - и позвонил в ближайшую дверь. Открыла какая-то испуганная девчонка примерно одного с ним возраста или немного младше.
- Мне бы к Вере Максимовне, - назвал он наобум имя и отчество своей матери и, не дожидаясь ответа, слегка отстранил потеснившуюся в проходе девчонку, зашел в квартиру и захлопнул дверь...
- Вам какую Веру Максимовну? Здесь нет никакой Веры Максимовны, - растерянно пролепетала девчонка. Она явно не знала, что ей делать с незваным гостем.
Цукан тоже не знал, что говорить. Он своего добился, и теперь нужно было только протянуть время. Всё еще продолжая тяжело дышать, он сказал:
- Ну как же нет? Вера Максимовна - наша классная руководительница... Неужели я ошибся подъездом?
- Возможно, что и не только подъездом. В нашем доме вообще таких жильцов нет.
Испуг у девчонки не проходил. Она с опаской отступила вглубь коридора и покосилась на дверь ближайшей комнаты, видимо, намереваясь позвать соседей. Сашка растерялся, не зная что предпринять. Выходить на лестничную площадку было нельзя,
но и врать было уже решительно нечего.
- Постой, ты куда?! - вкрадчивым голосом проговорил Цукан и сделал шаг по направлению к девчонке, пытаясь ее удержать...
- Не подходи, я соседей позову! - чуть не вскрикнула та и отпрянула еще дальше.               
Положение было безвыходное. Еще немного - и на шум непременно кто-нибудь выглянет, а тогда...
- Не кричи, послушай,что скажу, - нервно заговорил Сашка. - Бог с ней, с Верой Максимовной... Понимаешь, за мной хулиганы гонятся, зарезать хотят! Нельзя мне ни               
как на улицу, они возле дома меня караулят. Можно я у вас пока побуду? Ты скажи, если что, соседям, чтобы кипеш не поднимали, я скоро уйду. Лады?
-  Это правда? - недоверчиво протянула девчонка.
- Стану я врать, - обиделся Сашка. - Они меня уже месяц вылавливают.  С Берберовки кодла,  знаешь?! Шпана еще та... Я как-то их центровика Йогу отлупил, с тех пор и пошло. Ходишь и оглядываешься... Сегодня в клубе попал в непонятное, еле от «пера» умотал. Они там еще кого-то ловят, слышала выстрелы?
Девчонка действительно слышала несколько минут назад выстрелы. На их поселке такое было не в диковинку. Последнее время здесь часто происходили потасовки: местные ребята дрались с приходившими в летний клуб берберовцами.
Волна первого неосознанного испуга постепенно проходила, уступая место неловкости. Ей было неудобно стоять в коридоре с незнакомым парнем, а уходить он, видимо, еще не собирался. Парень ее отпугивал своим хулиганским видом, грубыми манерами, воровским жаргоном. Кто он? Вероятно, такой же хулиган как и те, кто за ним гнались. Девчонка никогда еще не сталкивалась с такими людьми. На улице десятой дорогой обходила блатные компании.
Видя ее нерешительность и сам испытывая некоторую скованность, Сашка порылся в кармане и, вытащив пачку сигарет, спросил:
- У вас тут курить можно?
- Можно, только не здесь, соседи заругают.
Девчонка провела его на кухню, молча пододвинула табурет и стала в отдалении, скрестив на груди руки.
- Ты давай, покури и уходи, мне еще уроки учить надо. Там, пода, никого уже нет, возле дома.
Цукан протянул сигарету и ей...
-  Куришь?
- Нет, ты что!.. - замотала головой девчонка.
- И правильно делаешь, - одобрил Цукан, глубоко затягиваясь. - Терпеть не могу курящих чувих.
- Что ж сам дымишь?
- Дурная привычка... С шести лет курю, не веришь?
- Почему же, верю. Дурное дело нехитрое.
- Вот и я о том говорю...
Он расслабленно привалился спиной к стене и задумался. Девчонка в напряженном ожидании застыла по другую сторону кухонного стола. За стеной, у соседей, пробили часы. Замолк плакавший всё это время ребенок.
Пукан мало-помалу отходил от недавних потрясений. Сигарета действовала успокаивающее. Милиционеры, наверняка, уже ушли, и можно было выходить на улицу, но почему-то не хотелось. Ему нравилось вот так сидеть в чужой квартире, курить и разговаривать с незнакомой симпатичной девчонкой.
Цукан вдруг вспомнил, что в подобных случаях принято знакомиться, и запоздало представился:
- Кстати, меня Сашкой зовут, а тебя?
- А меня Надей, - та настороженно улыбнулась, искоса наблюдая за парнем.
- Вот и познакомились, - улыбнулся в ответ Сашка. – Ты в какой школе учишься?
- В пятьдесят четвертой
- А-а, знаю. Мы там дрались несколько раз по пьяни. Там еще Бозяна с Королём «менты» повязали. Клёвые кенты были...
- А сейчас где они?
- На киче чалятся.
- Что, что, где чалятся? - с улыбкой переспросила Надя.
- Ну, в тюряге сидят, на Богатяновке, - пояснил Сашка.
- На какой-такой Богатяновке? - снова не поняла девчонка.
- Да ты что, не ростовчанка, что ли? Города не знаешь? - удивился Сашка. - Богатяновка, это Кировский. Там при Петре Первом был Богатый источник, с того и назвали район Богатяновкой.
- Интересно. А я и не знала, хоть всю жизнь в Ростове прожила, - заинтересовалась Надя.
- У нас все Богатяновку знают, - хвастливо заверил ее Цукан. - Там - перед судом сидят, и после суда, когда этапа дожидаются.
- А где это - у вас?
- На Берберовке, знаешь?.. Наш поселок по всему Ростову гремит. - Сашка оседлал своего любимого конька. - Ростов еще до революции прославился как самый воровской город. Недаром его Ростов-папа прозвали.
- Интересно, - снова повторила Надя.
- А то нет, - все более воодушевляясь, продолжал Сашка. - У нас мужик по соседству живет, Жорик, четвертак по лагерям отмотал. Ты бы его послушала. Он бывший вор в законе. Такое рассказывал...
- А что это, вор в законе? - переспросила Надя, с каким-то боязливым уважением взглядывая на Цукана.
- Вор в законе - это авторитет, не признающий никаких других законов, кроме своих, воровских. На зоне - он всегда отрицаловку держит, «козлов» давит... По жизни - только ворует. Это человек, короче.
- А остальные что же, не люди?
- Это, смотря, как посмотреть. Вон, Колька Кадук сидел, рассказывал. Есть черти, за пайку «куму» продадут, стукачи... Есть «козлы» - хозяину подметки лижут. Всякие бывают.
- А ты сам не сидел? - с опаской спросила вдруг Надя.
- Бог пока миловал.
- Послушай, а тебе не надоела такая жизнь? Пьянки, драки?..
- Спрашиваешь! Еще как надоела, да куда денешься, у нас все ребята такие.
- А ты брось этих ребят, ведь добром всё это не кончится. Хорошо, что сегодня обошлось.
– Ты про это?.. – Сашка немного поколебался. - Знаешь, я ведь соврал тебе всё про хулиганов, от «ментов» я убегал. По-глупому все вышло. Рассказывать - долгая история... Они ведь тоже, не думай, не ангелы. Поймают – в «ментовке» все почки отобьют. Я уже был у них пару раз, знаю.
- Я так и догадалась, - сказала Надя. - Глупая, думаешь, я, ничего не понимаю? Если хочешь знать, мы тебя с Танькой Мунтян, моей одноклассницей, как-то у нас в клубе видели. Когда тебя пьяного дружинники выводили. Ваши еще тогда драку затеяли.
-  Точно, было такое дело!  - чему-то обрадовался Цукан. - А у подруги твоей случайно брата старшего нет? Что-то фамилия знакомая.
-  Есть.  Он шофером на рейсовом автобусе работает. Хороший парень.
-  Ничего чувак, - согласился Сашка. - А ты в общем-то тоже неплохая девчонка. Такие мне еще не попадались.
-  А какие попадались?
- Ну, сама знаешь... Не в этом дело, короче... Можно я еще закурю?
Девчонка Сашку чем-то притягивала. Прежняя натянутость в разговоре пропадала.
- Кури, уроки, так и быть, подождут, - сказала Надя.
- А "предки" твои ничего... хай не поднимут?
- Они на работе.
- Может, тогда погуляем? - робко предложил Сашка.
- Нет, лучше не надо, - испуганно вскинула глаза Надя.
- Сашка уловил этот испуг.
- Что, думаешь, - хулиган? Заведет куда-нибудь... - В словах его прозвучала обида.
- Нет, что ты... Просто поздно уже. Да и милиция, наверное, еще не уехала. Ты ведь сам говорил...
Цукана удивило, что она побеспокоилась о нем.
- Брось ты, что мне милиция! К тому же, я не дрался сегодня.
- Нет, давай лучше чаю попьем! Или кофе. Ты что будешь пить?
- Мне все равно, давай чаю, - согласился Сашка.
- Только пить будем у нас в комнате, хорошо? Я сейчас чайник закипячу.
- Можно и в комнате, - кивнул головой Сашка.
Комната была небольшая, но уютная. Сразу возле двери стояла мебельная стенка, отгораживая угол, где находилась Надина кровать и письменный стол, от остального помещения. Над столом несколько книжных полок.
- Можно посмотреть? - спросил Цукан, кивая на книги.
- Смотри, пожалуйста, что спрашиваешь, - с улыбкой пожала плечами девчонка.
Она хлопотала возле стола, наливая в кружки дымящийся кипяток и заварку.
- Мне больше всего про войну нравятся, - перебирая тома, говорил Сашка. - А вот школьную программу терпеть не могу. Всяких там Лермонтовых и Гоголей. Когда, помню, в восьмом классе "Мертвые души" задали читать - чуть не загнулся со скуки. Такая чертовщина!
- Ну не скажи. Я Гоголя очень люблю, особенно "Мертвые души". А ты "Вия" Гоголя не читал? Его по программе не проходят.
- Это какой "Вий", кино, что ли?
- Да, экранизация повести. А ты книгу читал?
- Нет. А что, разве есть такая?
Надя, поискав, достала с полки увесистый том Гоголя в коричневом переплете.
- Если хочешь, возьми почитай. Только потом верни, пожалуйста. Книга не моя, мамина.
- О чем разговор. Будет в целости и сохранности, - обрадовался Сашка. - А кино мне очень понравилось. Я после него ночь не спал, всё кошмары чудились.
- А вот и чай! - объявила Надя. - Книгу дома будешь читать, садись к столу.
- Знаешь, а мне тут нравится, хорошо живете, - прихлебывая из блюдца, говорил Сашка. - Книжек у тебя сколько, чистота...
- Квартира маленькая, - пожаловалась девчонка. - Папе вот-вот должны новую дать. Двухкомнатную. В этой повернуться негде.
- Пустяки. Видела бы ты как мы живем! - не согласился с ней Сашка.
- Что, тоже комната маленькая?
- Нет, хата у нас нормальная. Как три ваши. Только что толку? Отец пьет почти каждый день, мамашу с Витькой гоняет.
Цукан тяжело вздохнул и зло докончил: – Выведет, убью его когда-нибудь!
– Ты что, Сашка?! – быстро взглянула на него Надя.
– Да, это я такс... не обращай внимания. Надоели эти пьянки-гулянки.
– А у меня папа никогда не выпивает. Он мастером на «Сельмаше» работает. А мама контроллером ОТК.
– Тебе легче. – Сашка помрачнел и угрюмо глядел в кружку.
– Ну что ты, Саша! – пробовала его расшевелить Надя. – Хочешь я проигрыватель включу? Ты музыку любишь?
– Валяй.
– Софию Ротару поставить?
– Ставь, что спрашиваешь. – Отодвинув чай, Цукан снова приблизился к книжной полке.
Надя включила проигрыватель и подошла к нему.
«Над землей летели лебеди солнечным днем...» – полился из проигрывателя голос
популярной певицы.
Сашка сосредоточенно листал томик стихов Есенина.
– Ты любишь стихи? – спросила Надя.
– Люблю, особенно блатные песни.
– Ну песни – само собой, я их тоже люблю, только не блатные. – Девчонка смутилась. – А вот стихи?
– Смотря какие.
– Например, Есенина... Читал ты когда-нибудь Есенина?
– Читал. Не в книжках, правда, – перелистывая сборник, говорил Сашка. – Когда брат Кольки Кадука из тюряги откинулся, он мне тетрадку давал почитать, со стихами. Там много всяких стихов было. Мне особенно это понравилось:

Вот снова луной осветило
Тот старый кладбищенский двор,
А там над сырою могилой
Рыдает молоденький вор.

– Ну, это не Есенин, – поморщилась девушка.
– Наверно, но мне нравится, – пожал плечами Сашка. – Клёвые стихи, за душу берут. Я, честно говоря, и сам как-то пробовал сочинять, да Юрка Митрохин, наш поэт, высмеял... Вот у него стихи, так стихи! Тоже про лебедей.
– Может, прочтешь?
Цукан отложил книгу, немного задумался и начал читать:

В озерке два лебедя белеют,   
Целый день белеют на воде.   
И от горя закричать не смеют,
Молчаливы лебеди в беде.

К облакам вытягивают шеи,
На траву выходят и дрожат.
И трава становится рыжее
От того, что в ней они лежат.

Цукан вдруг запнулся, и виновато посмотрел на, Надю.
– Я слушаю, слушаю, – торопливо заверила та.
 Приободренный, Сашка продолжил:

Им подняться б над осенней тундрой,
Крепкой грудью облака пробить,
Задышать прерывисто и трудно,
Над землей прощально протрубить.

Но печальны, тщетны их усилья
Оторваться от холодных скал.
Кто, зачем подрезал птицам крылья?
Для чего к земле их привязал?

Пусть всегда летает – что летает,
Пусть ползет – чему ползти дано,
Пусть неволи никогда не знает
То, что для свободы рождено.

Путь, который кто-то где-то начал
Пусть не рвётся по вине людей!
Это говорю вам я, кто плачет
Возле тех бескрылых лебедей.

Сашка закончил читать и сел на своё место. Он не решался взглянуть на Надю.
– Хорошие стихи, – похвалила девчонка. – Мне понравились.
– У нас всем чувакам нравятся, – сказал Сашка.
– А хорошие у тебя друзья?
– Еще бы! Один Колька Кадук чего стоит. А Прокоша, Алик, Камикадзе... Они в огонь и в воду со мной! Только свистну – сейчас же как из-под земли вырастут.
- А что это, фамилия такая - Камикадзе? Грузинская фамилия, да?
- Нет, это Лешка Овсянников. Мы его Камикадзе зовем за то, что он мотоциклы угоняет. Сядет на чужую "Яву", спичками заведет - и поминай, как звали! Никакая милиция не догонит. Покатается, а мотоцикл потом где-нибудь бросит. Два раза в колонии уже сидел.
- Н-ну, это нехорошо! - нахмурив брови, осуждающе произнесла Надя.
- Нехорошо, - согласно кивнул Цукан, - а куда денешься, если у него пахан из тюрьмы не вылазит, а мамаша таскается...
- Как таскается? - не поняла Надя.
- Ну, гуляет, - покраснел от чего-то Сашка, - с мужиками... У них так принято, у женщин этих...
- А-а! - искоса взглянув на него, протянула девчонка, - понятненько...

Цукан возвращался домой поздно, сжимая под мышкой книгу. Настроение было приподнятое. Из головы не выходили детали проведенного с Надей вечера. Никогда еще на душе не было так легко и радостно. Будто в родник с живой водой окунулся. Идти
домой не хотелось. При воспоминании о доме у Сашки сами собой нахмурились
брови. Кто его там ждет? Пьяный до полусмерти отец? Мать - измотанная нуждой и постоянными пьянками отца - злая, рано постаревшая женщина? Что он видел дома за свои семнадцать лет,  кроме вечных скандалов и драк родителей? Отец пил, сколько себя помнил Сашка. Бухал «по-черному». Хмельной - колотил мать, гонял Сашку с младшим братишкой Витькой о Мать с горя тоже иногда прикладывалась к рюмке. Участковый давно махнул на их семейку рукой. Милиция уже не выезжала по вызову - мать всякий раз прощала непутевого супруга, чтобы не платить за вытрезвитель. Денег и так было в обрез. Сердобольные соседки сколько раз советовали развестись, но мать с непонятным упорством продолжала тянуть лямку. Привычка ли тут действовала, жалость ли, слабохарактерность, а может, боязнь одиночества?.. Кто его знает. Женская душа загадка. Чем ближе подходил Сашка к дому, тем шаг его становился неувереннее. Не хотелось омрачать так хорошо проведенный вечер. Не доходя квартала до своей улицы, Цукан решительно свернул в знакомый переулок и через несколько минут был возле дома Кольки Кадука, где обычно собиралась их компания. В окнах горел свет. Из открытой форточки вырывался бессвязный гул голосов и звон гитары.
- А-а, Цукан явился! - встретил его на пороге сильно подвыпивший Кадук. - Мы думали, тебя повязали.
- Ничего, смылся? - Сашка прошел вглубь прокуренной, полной народа, комнаты. Бережно положив свою книгу на шифоньер, присел к столу.
- Ему тут же протянули граненый стаканчик с прозрачной жидкостью. Цукан быстро опрокинул его, почувствовав себя в родной, привычной стихии.
Помимо парней здесь было и несколько девиц. Одна, черноволосая, смуглолицая Анжела, пела «Таганку», аккомпанируя себе на гитаре. Голос у нее был приятный, и песня Цукану нравилась.
- Ну что, Кадук, поймали Мунтяна? - спросил Цукан у присевшего рядом Кольки.
- Подорвал, козел, в гараже закрылся. Крыса стекло кирпичом кокнул, а он «дуру» где-то надыбал и - по нас из обеих стволов! Чуть Крысу не заделал. - Кадук налил себе и Цукану из стоявшей поблизости бутылки без этикетки, небрежно чокнулся, разбрызгивая на стол самогонку. - Давай, Цукан! Он, сука, от нас всё равно не уйдет, сам знаешь...
Сашка постепенно хмелел, и радость от проведенного с Надей вечера вспыхивала еще ярче. Он всё чаще поглядывал на сидевшую напротив Анжелу. Она, закончив петь и отложив гитару, задорно подмигнула парню.
- Что, Цукан, «чичи» пялишь? Изменилась, что ли?
- Давно не виделись... Ты, звонят, замуж вышла?
- Вышла, а что? Интересно, да?
- Где ж мужа забыла?
- Далеко, отсюда не видно.
- Ты что, Цукан, не знал, - это Бозяна баба, - встрял в разговор уже еле ворочавший языком Колька Кадук. - Ты гляди у меня, понял!.. Сам знаешь...
- Знаю, отвали, - отмахнулся от него Сашка. Он знал, что сидящий в тюрьме Бозян - один из авторитетов Берберовки, но ему было всё равно. Сашке хотелось дополнить букет сегодняшних впечатлений.
- Пошли покурим, Цукан, - предложила вдруг, понимающе сверкнув глазами, Анжела. Встала из-за стола и первая направилась к выходу.
Сашка догнал ее в коридоре, жадно заключил в объятья, чувствуя, как податливо расслабляется в его руках тело Анжелы и как распускаются для поцелуя ее влажные, горячие губы.
Сашка прижал ее к стене и, уже не владея собой, одурманенный водкой и поцелуем, скользнул дрожащими руками по ее выпуклым бедрам.
- Ты что, Цукан, не здесь... Брось, дурак, увидят, - простонала, отпихивая его и оправляя смятую юбку, Анжела. – Пошли в сад...

 Сашка за два дня прочел книгу и вскоре снова был у Нади.
- Ну как, понравилось?- спросила, принимая книгу, девчонка.
- Обалденно! Неужели это Гоголь написал? Никогда бы не подумал, - признался Цукан.
- Гоголь-очень хороший писатель. Тебе и "Мертвые души" непременно понравятся, нужно только, хорошенько сосредоточиться. Это такая вещь!.. - убежденно говорила Надя.
- Ну их, с "Мертвыми душами", - поморщился Сашка. – Мне бы что-нибудь вроде "Вия".
- Ну это кому что. Ты чай будешь пить?
- Нет, давай лучше воздухом подышим, что дома сидеть, - предложил Сашка.
- Хорошо. Только зайдем сначала к подруге, мне вещи передать нужно. - Надя что-то завернула в газету, и они вышли.
На улице Цукан растерялся. Легко найти общий язык, сидя с глазу на глаз в уютной комнате, прихлебывая чай и слушая музыку. Но здесь, среди прохожих и то и дело проезжающих по дороге машин, все мысли мгновенно выветрились из Сашкиной головы. Он сосредоточенно молчал, сознавая свое глупое положение, и не знал, куда девать длинные и неуклюжие руки, умевшие хорошо надавать по шее и ловко откупорить бутылку вина, но ставшие такими беспомощными сейчас, в обращении с такой девчонкой, как Надя.
Надя, поняв его затруднение, как будто невзначай взяла под руку...
- Тут недалеко, вон в том доме.
- Ничего, мне всё равно, - буркнул еще более смущенный Цукан. Его никогда до этого не брали под руку.
Они поднялись на второй этаж. Надя позвонила. Открыл высокий, одетый в синий спортивный костюм, парень. Пукан, едва взглянув на него, отшатнулся. Это был уже знакомый ему Мунтян.
- Ты что, Саша? - удивилась Надя. - Артур, познакомься, это Саша... Татьяна дома?
- Дома, - утвердительно кивнул Мунтян, тоже не отрывая глаз от Цукана. - Да мы, кажется, с тобой, парень, знакомы!
- Было такое дело, - с вызовом процедил Сашка, стоя в нерешительности позади Нади. Он не знал, чего можно ожидать от Мунтяна, и на всякий случай приготовился к худшему.
- Ну что вы, ребята? Что случилось? - Надя переводила встревоженный взгляд с одного на другого. - Как петухи, в самом деле... Саша, пойдем, что ты не заходишь?
- Ты иди, мы тут с Артуром пока перекурим, - предложил Цукан и глянул примирительно на Мунтяна. - Закурим, брат?
- Давай. - Артур вышел из квартиры, пропуская Надю. - Иди, иди, Надя, у нас тут свои дела. Танька в спальне «Ну погоди!» смотрит.
- Глядите тут мне, чтоб без глупостей, - предупредила, проходя в коридор, Надя.
Сашка протянул Мунтяну сигарету.
- А ты ничего чувак! Помнишь, позавчера в клубе?.. Я думал, тебе хана. Молодец, короче.
- Ты один? - спросил, прикуривая сигарету, Мунтян.
- Что, подраться хочешь? - усмехнулся Сашка.
- Да нет, вообще...
- Со мной никого, не понтуйся... Дa и не нужен ты мне. Это всё Кадук, дурак... С ним лучше не связывайся, а в общем, как знаешь. - Цукан сплюнул на пол и затер плевок ногой.
- Давно ты с Надькой гуляешь? Что-то раньше не замечал, - поинтересовался Мунтян.
- Недавно... но дело не в этом... - Сашка запнулся, подыскивая слова. - Ничтяк она девчонка, как думаешь?
- Ничего, клевая «бикса», - понизив голос, ответил Мунтян.
- Бикса? - встрепенулся, быстро взглянув на Мунтяна, Сашка.
-  Что, бикса? - не понял Артур.
-Да вроде, не похожа, она на «биксу», - смутился Сашка. - Я уж их навидался. У нас на поселке оторвы еще те...
-  Да нет, хорошая она девчонка, - заверил Мунтян. - С моей Танькой в одном классе учится.
-  А свистишь – «бикса»!
- Это я так, к слову...
- Из квартиры вышла Надя со своей подругой.
- Ну давай, Таня, до завтра. Мы пошли.
- Счастливо! - Татьяна быстрым, оценивающим взглядом окинула Цукана.
Сашка затушил ногой окурок и подал руку Мунтяну.
- Бывай, брат! Если что - говори, что знаешь Цукана с Берберовки, ни один шакал не тронет.
На улице Надя снова взяла Сашку под руку.
- Побеседовали о своих делах?
- Так, побазарили малость. Он вообще-то чувак правильный. Предупрежу наших, чтоб не трогали.
- А тебя послушаются?
- Не все, но для многих мое слово - закон. - Знают, с кем связываться...
- Интересно вы вообще-то живете.
- Живем, как все. Взрослые, думаешь, не так живут? Кто сильнее - тот и наверху. Только у нас морды нужно бить, а у взрослых - в партию записаться. А так, одна чертовщина...
- А у Татьяны отец тоже партийный. Недавно в ГДР ездил, говорящую куклу Таньке привез, джинсы, жвачки - целую кучу подарков. Мешочек еще есть, со смехом. Кнопку нажмешь - он как захохочет на всю комнату. Но мне особенно кукла понравилась,
такая забавная.
- Куклы и у нас есть, я как-то в ЦУМё видел. Тоже говорящие, - сказал Сашка, и тут же запнулся. В голове у него родилась идея...

Через несколько дней он шел к Наде, сжимая под мышкой большую картонную коробку с говорящей куклой, купленной на не совсем честно добытые деньги.
Цукан решил, что это, уж верно, в последний раз!.. Но что ему еще оставалось делать: у вечно пьяного отца рубля никогда не допросишься, злая, как мегера, мать еле сводила концы с концами, а Сашке позарез нужны были деньги для приобретения приглянувшейся в Центральном универмаге вещи. И он, подобрав компанию, пошел, как всегда, к общежитию гэпэтэушников на Сельмаше. Сашке нужны были только деньги, и он предупредил своих, чтоб зря никого не трогали.
На улице было уже темно. Прохожие, наученные горьким опытом, обходили подозрительную компанию по другой стороне улицы. Сашка с дружками стоял за углом пятиэтажного общежития. Они перестревали подходившие жертвы, грубо требовали "бабки". "Бурсаки" не сопротивлялись, так как были все приезжие, в основном из деревень, торопливо выкладывали на Сашкину ладонь серебро, скомканные рубли и трешки. Подозрительный Колька Кадук приказывал кому-нибудъ еще и попрыгать, не зазвенит ли припрятанная мелочь!
Один здоровый - косая сажень в плечах - заплакал.
- Немае у мэнэ грошей, хлопци! Немае!
"Хохол", как сразу окрестили его пацаны, плакал, а сам норовил выскользнуть из
плотного кольца. Сашке стало вдруг противно и стыдно за плачущего. Сам он никогда ни перед кем не унижался, и не терпел это в других.
- Брось эту, мразь, Кадук, ну его! Руки марать...
Но Колька Кадук левой рукой ухватив "бурсака" за грудки и чуть-чуть потянув на себя, зверски ударил в зубы. "Бурсак" замычал, захлебываясь кровью, и рванулся с такой силой, что оставил в Колькиных руках выдернутый "с мясом" ворот рубашки.
Цукан шел к Наде и с отвращением вспоминал этот случай. Раньше он, может быть, и не придал бы ему большого значения, но теперь, после знакомства с девушкой, в Сашкиной душе назревал какой-то перелом. Он понимал: узнай, Надя о его вчерашних
проделках у общежития - конец их дружбе! Даже слабое оправдание, что сам он лично никого не бил, не успокаивало. Конечно же, вчерашнему не было никакого оправдания.
Цукан убыстрил шаг, стараясь поскорее миновать рощу, издавна служившую пристанищем для всякого рода городского хулиганья. Сашка был парень не робкого десятка, многим пацанам в поселке доставалось от его крутых кулаков. Но сейчас он не хо
тел встретиться с кем-нибудь из дружков, опасаясь непременных насмешек по поводу говорящей куклы.
Была осень. На дорожке стояла грязь. От быстрой ходьбы по влажному асфальту он заляпал неумело отглаженные брюки.
Впереди, за деревьями, мелькнули вдруг какие-то фигуры, раздался пронзительный, разбойничий свист, и на дорожку высыпала живописная компания Кольки Кадука.
«Легки на помине!» - с досадой подумал Цукан и, изобразив на лице вымученный призрак улыбки, поздоровался:
- Здорово, Колька!
- Привет, Цукан! - откликнулся тот и подмигнул своим. – На ****ки канаешь? Что за «бикса»?
-  Да так, снял одну телку, - небрежно, в тон ему, ответил Цукан и сделал слабую попытку миновать веселую компанию.
-  А что это у тебя за коробок, Цукан? - спросил Колька с нотками издевки в голосе.
- Не видишь, обувь, - криво усмехнулся Сашка.
- А что такая большая?
- Сорок седьмой размер!.. Ну всё, Кадук, я погнал, некогда.
- Погоди, Цукан, дело есть! - остановил его Кадук и кивнул на рощу. – Погнали побазарим?
Цукан взглянул на часы и согласился. У него еще было время.
Ломая ветки молодой поросли, прошли неглубоко в рощу. Расположились на поваленной сухой акации. Колька Кадук вынул "Беломор" и черный, остро пахнущий коноплей, шарик. «Дурь»! - догадался Цукан, с интересом наблюдая за действиями приятеля.
Колька размял на ладони шарик, смешал его с табаком, выпотрошенным из папиросы. Затем снова ловко забил всё это в "беломорину". Кто-то поднес спичку.
- Будешь? - спросил Кадук, глубоко затягиваясь и выпуская в лицо Цукану облако сизого пьянящего наркотического дыма.
Сашка не удержался от соблазна, хватанул пару затяжек. До этого он не раз уже пробовал анашу, но сильно этим делом не увлекался, считал - лучше выпить.               
«Косяк», как называли папиросу пацаны, торжественно поплыл по кругу.
- "Пяточку" мне оставьте, да смотрите пепел не сбейте! – предупреждал курильщиков Колька.
Ему вскоре передали "пяточку" - почти сгоревшую папиросу со столбиком едва державшегося на ней пепла. Как объясняли заядлые курильщики, в "пяточке" был самый смак!
От выкуренного - в Сашкиных глазах зарябило. Роща снялась с места и медленно поплыла вместе с Колькной компанией. Откуда-то издалека до Цукана доносился слабый, еле слышимый голос, Кадука:               
- Йога с Пецей вчера с полей вернулись... из Краснодарского края. Два чемодана "дури" приперли... Едем, Цукан! Завтра...
Цукан отстранил Кадука и, взглянув, на часы, поднялся на непослушные ноги.
- Едем, Цукан!.. на поля, - продолжал тянуть волынку Колька.
- Пошел ты, Кадук... Не хочу! - с силой тряхнул головой Сашка и, сжимая под мышкой коробку с куклой, решительно зашагал прочь.               
"Анаша, анаша, до чего ж ты хороша!" - дурашливо кто-то затянул позади. Оргия была в полном разгаре.
"Это уж верно - в последний раз!" - думал Цукан, выныривая из рощи. Мир перед глазами ломался и уплывал кусками... Цукан сделал шаг на шоссе, отделявшее рощу от поселка, где жила Надя, и... перелетел его, мягко приземлившись на другой стороне, под липами!
При виде подарка, Надя растерялась.
- Зачем, Саша? Нет, я это не возьму, не выдумывай! Что у меня день рождения, что ли?
- Да брось ты, в самом деле... Бери, какое день рождения. Сашка чуть ли не силой всучил девчонке коробку с куклой, смущенный не меньше самой Нади.
- Знаешь, если ты мне будешь делать такие подарки!.. - Надя не договорила, не зная, чем бы пригрозить Сашке, но по лицу Цукан догадывался, что подарок пришелся ей, по душе.
- Ладно, хватит об этом. Пойдем лучше по улице прошвырнемся, - нарочно грубовато предложил он.
- Саша! - Девчонка с напускной строгостью взглянула ему в глаза. - Обещай мне, что больше такое не повторится. Что это еще за новости?!
- Ну обещаю. Пойдем погуляем.
- Хорошо, подожди меня немножко, я переоденусь. – Надя сделала шаг вглубь квартиры, затем, что-то вспомнив, быстро обернулась.
- Большое спасибо, Саша! Я сейчас.
Дверь за ней захлопнулась. Цукан, не успев сказать "Пожалуйста", с шумом сбежал на первый этаж. Анаша всё еще давала о себе знать. Настроение было непонятное: голова кружилась, во рту пересохло, сильно клонило ко сну.
- Послушай, пошли в кино, в аэропорту четкий фильм идет,- предложил он Наде, когда она вышла из подъезда. Ему не хотелось сейчас бродить по поселку, а в клубе можно было незаметно покемарить во время сеанса.
- Это на "Неуловимых мстителей"? Я этот фильм уже три раза смотрела, - призналась Надя.
- А я целых пять, и еще бы пошел! Но если ты не хочешь... замялся Цукан.
Надя колебалась...
- Уроков на завтра много задали... И маме помочь надо.
- Ну что ж... - огорченно пожал угловатыми плечами Сашка. У него был такой растерянный вид, что девушке стало его жалко.
- Хорошо, пойдем в кино... Я только не знаю, как мама...
Разговор по дороге не клеился. Сашка невпопад отвечал на Надины вопросы, курил одну сигарету за другой и никак не мог придумать, о чём бы спросить в свою очередь. Настроение испортилось совсем. Во рту по-прежнему горело от выкуренной анаши, воспоминание о вчерашнем случае у общежития «гэпэтэушников» вызывало мучительную душевную боль.
- Что сегодня, с тобой, Саша? - заметив его состояние, осторожно спросила Надя.
- Так, дома с "предками" поцапался, - угрюмо буркнул Цукан. Он с горечью подумал сейчас о несоответствии между Надиной чистотой и невинностью и тем миром зла и насилия, в котором вращался он. Это несоответствие можно было ликвидировать
только одним способом: навсегда порвать с этим миром. Но как порвешь, если он засасывает, как болото?
На улице между тем стемнело. Зажглись редко где горевшие фонари. Подул сырой, пронизывающий ветер.
- Ты смотри, как похолодало, - зябко поежилась Надя. – Мы в прошлое воскресенье с ребятами на базу отдыха ездили, купались. Вода еще ничего была, а сейчас, наверное, не искупаешься
- А что за ребята? - насторожился Цукан.
- Мои друзья. Девчонки из нашего класса были, Артур Мунтян.
Цукан помрачнел.
- Он что, ухаживает за тобой, Мунтян этот?
- Что ты, Саша?! - Надя рассмеялась, взглянув в его хмурое лицо. - С чего ты взял?.. Да что с тобой, в самом деле?
- А ничего. Не хочешь со мной гулять, так и скажи, - с обидой в голосе проговорил Сашка.
- Ну это уже совсем никуда не годится! - строго сказала Надя и остановилась. - Саша, я тебя не узнаю.
- Да это я так... настроение что-то паршивое. Ладно, пошли.
Сашка понял, что сморозил глупость. Однако в душе остался неприятный осадок. Задело то, что помимо него Надя, оказывается, гуляет еще с кем-то и даже ездит на базы отдыха.
Когда приблизились к кинотеатру в аэропорту, оба невольно вздрогнули. За углом, прямо на их пути, стояла какая-то шумная компания. В полумраке маячили многочисленные светлячки сигарет. Кто-то с бульканьем прикладывался к бутылке.
- Хорош, Крыса, присосался! - донеслось оттуда.
Сашка узнал пьяный голос своего дружка Кадука. Надя замедлила шаг, сильнее сжала Сашкину руку.
- А-а, Цукан! - шагнул Колька Кадук навстречу приятелю. В руке у него была водка. Колька был невменяемый. Давно не стриженый чуб его зло лез на глаза, поднятый воротник куртки придавал фигуре хищное выражение. Вслед за главарем двинулись собутыльники - в основном не знакомая Сашке шпана с верхнего края поселка.
Надя потянула прочь от этих пьяных, злых хулиганов, но Сашка ее удержал. Он понимал, что Кадук так просто не отвяжется. Пьяный дружок был противен, как вообще любой пьяный трезвому. В душе закипала злоба.
- Пей, Цукан! - Кадук протянул Сашке водку. Тот резко оттолкнул бутылку и с ненавистью посмотрел в глаза Кадука.
- Зажрался, Цукан? - обиженно протянул Колька, хватая его за руку. - А это что за чувиха? Твоя?.. Чуваки, Цукан ссучился!
- Уйди, Кадук, убью! - угрожающе прохрипел Сашка, делая попытку выбраться из обступившей его толпы. Надю он пропустил вперед и шепнул:
- Иди, я догоню.
Дальнейшее произошло в считанные минуты. Надя вскрикнула, увидев, как на Сашку навалились со всех сторон. Принялись бить, попадая в сутолоке друг в друга. Цукан расшвырял их. На него насели новые. Колька Кадук бил бутылкой, из которой выплескивалась на дерущихся недопитая водка.
- По-мо-ги-те! - закричала девушка и бросилась в Дом културы авиаработников, возле которого происходила драка. Позади раздался звон разбиваемого бутылочного стекла и страшный в своей решительности крик Цукана:
- Не подходи, падла, убью!
Где-то вдали, у здания аэровокзала, затрещали милицейские свистки. Надя оглянулась. Громко топоча по асфальту, шайка Кадука разбегалась в разные стороны. На месте недавнего побоища остался один Сашка. Он стоял, тяжело привалившись к беленой стене кинотеатра. В правой руке поблескивало разбитое розочкой горлышко подобранной бутылки. По липу его текла кровь, смешиваясь с потом. Ноги подрагивали в коленях.
- Сволочи, хулиганьё проклятое, что с парнем сделали! - завыла дурным голосом выскочившая на шум из кинотёатра кассирша.
Опередив ее, Надя метнулась к нему.
- Сашенька, родной, что с тобой?! - по лицу ее градом катились слезы. Она целовала в щеки, в губы, чувствуя на своих губах соленый, приторный вкус чужой крови.
Сашка через силу улыбнулся. Несмотря на боль во всем теле он ощутил необычный прилив радости. Ведь так как Надя, Сашку целовали едва ли не первый раз в жизни.
Их обступили. Бестолково загалдели, заспорили... Сашка ничего этого уже не слышал. Силы внезапно оставили его. Он выронил горлышко бутылки, приложил ладонь к рассеченному лбу, отнял ее, посмотрел на кровь и начал медленно сползать по стене на землю.

1987 – 1991