В Литве, в столице, в Вильнюсе, ранним прохладным воскресным утром, когда ненавязчиво светило солнце, в доме приторно-голубого цвета спала безмятежно юная леди...
... Уже два часа дня, а эта дамочка все никак не желала просыпаться, несмотря на бесконечные уговоры матушки и будильника.
Свершилось. Поднялась с мягкой перины девчушка с ясными голубыми глазами. Она непрочь была бы ещё поваляться - отдохнуть ото сна, но, увы, необходимость вынуждает. Осторожно потягиваясь, Асидора решила сегодня не умываться, а сразу пойти на прогулку.
На улице тихо поддувал зефир, неосторожно теша её уныние. Какой-то необычно-обычный день предстоял: на небесах из облаков строились пышные символы, деревья шуршали резонансом так, что со стен зданий сыпалась штукатурка, птиц не было, гул толпы напевал моцартовский "Реквием" - монотонно и нечетко.
Часа, этак, на четыре затянулась бессмысленная прогулка. Бесполезно, сухо и в бесконечной печали, перерастающей в депрессию, ведущую в бездну самоубийства, тянулись эти раз-два-три-четыре часа.
Вернувшись домой с пустой головой, Инерциада глядела поодаль окна своей комнаты, затем на картинки в книге, затем вновь в окно, сквозь сероватое стекло на уходящее солнце.
У Вас никогда не было чувства, будто закат подменили на восход. Именно эта фальшь клонит в сон, вселяя веру во "что-то", которое непременно должно скоро случиться - оно(это нечто) непременно будет, и все изменится.
Солнце ушло. Его лучезарный свет сменил огонек лучинки, зажженной на письменном столе. Блики свечи, крича, отражались в зеницах юного человечка. Но этот человечек был слеп, глух и неуклюж. Неловким мановением руки источник света был обронен на раскрытую книгу. Крохотный огонек разросся до размеров Солнца. "Люблю смотреть как горят рукописи, наполняя душу пеплом". Сон.
Какая непривычная атмосфера веселья и трудолюбия. Все улыбаются, и эти улыбки не похожи на маски - они настоящие. Множество людей. В стороне от толпы сидит старушка в инвалидной коляске и вяжет розовый шарф, подле нее радостная, здоровая девушка. Подходя к ним Инерс думала как начать разговор.
Тринна. Здравствуй, Асидия. Как поживаешь?
Асидора. Тут так необычно: воздух сладкий, небо голубое и солнце, небывалых размеров, затмевает половину небосвода.
Тринна. Тебе это непривычно, верно?
Асидора. Есть немного. Почему я здесь?
Тринна. Здесь со временем оказываются многие. Ты в мире реалий ленива и ветрена, меланхолична и грустна, уныла и пуста. Поэтому ты здесь.
Розель. Нельзя отправляться в царство Морфея,
Не сделав сегодня для завтра хоть что-то.
Нельзя жизнь прожить, печали лелея -
Это ведет непроглядно в болото.
Улыбкою нужно кого-то оснежить,
Давить пустоту, что жизнь твою гложет.
Холе-лелеить душевный подснежник,
Священной водой удобрять свою кожу.
Из бисера нужно строить хоромы,
И тело раскрасить в звездное небо.
Сейчас уж ты, Ася, отходишь от дремы -
В тебе просыпается сладкая нега.
Когда ты проснешься, мир перевернется,
И в зеркале кто-то тебе улыбнется.
Под звуки прекрасные, чудные арф,
Прошу тебя, милая, примерь этот шарф.
В недоумении Асидия приняла розовый шарф и тут же замотала его себе на шею. Улыбнулась.
Тебе нужно лишь моргнуть,
Чтоб к реальности прильнуть.
В окно проникнуло солнечное тепло и озарило светом всю комнату. Заря - это заря. Все иначе. Все по-другому. Ася подошла к зеркалу и увидела в отражении улыбающуюся незнакомку, на шее которой был розовый след ...