ИЛИАС САРО
АРКОР
ПОЛИГОН ЯХВЕ
(часть II)
ГЛАВА 9.
Подожди, Гена, ты, вот, сам себе противоречишь, - Евгений Геннадиевич был возбуждён спором о политическом мировоззрении Геннадия.
Геннадий, проходя мимо, ненароком заглянул к Лавскому в мастерскую, притащив с собой десятилитровую канистру пива, зная, что всё равно кто-нибудь заглянет на «огонёк». Так оно и вышло. Евгений Геннадиевич не успел докончить мысль на первом литре, как в дверь постучали.
- А вот и наш молодой философ Аркадий. Проходи. Пиво будешь? – Вместо приветствия предложил Евгений Геннадиевич.
- Спасибо, не откажусь. Здравствуйте!
- Привет! – привстав, крякнул Геннадий, и протянул руку для рукопожатия.
- Ты присаживайся, а я посуду подходящую подыщу, - пригласил Евгений Геннадиевич Аркадия.
- Как жизнь, Аркадий? – Поинтересовался Геннадий.
- Спасибо. Так – ничего.
- А я про «ничего» не спрашиваю, я про жизнь спросил.
- Скоро сессия.
- Такое дело без пива не разберёшь, - сочувственно сказал Геннадий.
- Ты, вот, Аркадий, скажи, - обратился Евгений Геннадиевич, - какие, вот, идеалы у молодежи сейчас, когда бывшие диссиденты, получив реабилитацию, в открытую поднимают голову, компартия слабеет, а комсомол, тот во-обще в заднице сидит?
- Всё проходит, - сказал Моисей, - ответил Аркадий.
- Да, но в какую сторону проходит? – Спросил, наливая Аркадию пиво, Евгений Геннадиевич.
- Вперёд по пространственно-временному конвенту.
- Ты не умничай, ты пальцем покажи, - потребовал уточнения Геннадий.
Аркадий в ответ показал пальцем в керамическую кружку с пивом, поднял её, и отпил мутную, горьковато-ядрёную жидкость.
- Слушай, соображает! – Оценивающе произнёс Геннадий. – Ты, Аркадий, далеко пойдёшь. Главное, чтоб не ко дну.
- Ты, Ген, фарватер укажи, - подколол Евгений Геннадиевич.
- Вот уж – хрена! Я лоцман никудышный, и в навигаторы не гожусь. У меня, даже, не хватает таланта организовать союз литраторов, а не то, чтоб наставлять молодежь на фарватер. Кстати, молодёжь! – Обратился Геннадий к Аркадию. – Держи «трояк». Возьми, пожалуйста, косточек в «Поплавке».
- Ген, у тебя тёща заболела? – Спросил Евгений Геннадиевич.
- Не тваво ума дело. Сходи, Аркадий, а то у нас не «пиво», а попойка маляров.
- А, может, рыбки? – Предложил Евгений Геннадиевич.
- Нет, Жень, вонять будет. Решено – косточки.
Аркадий обернулся быстро. Кафе «Поплавок» находилось в ста метрах от мастерской, через дорогу.
- Вот увидишь, Гена, у коммунизма нет перспектив, - услышал Аркадий молотобойный ответ Евгения Геннадиевича, когда вошёл в мастерскую.
- Вы б хоть дверь заперли, что ли? – Сказал он.
- По хрену, Аркадий! Гласность! Мать её так, - ответил Геннадий. – И всё-таки, Жень, согласись, что централизованная экономика и монополия на госзаказ – это колоссальное преимущество перед постоянным волчьим бегом за конъюнктурой.
- Несомненно, Гена! Но должно существовать и это и то. Должно существовать разнообразие. Есть постоянная величина, а есть и на попсу. Вот, колбаса – величина постоянная, а туфли со штанами – попса. Да, я согласен, что должно существовать три, четыре, пять сотен сортов этой колбасы, а не четыре: сервелат, докторская, любительская и ливерка, и то, из крысятины с бумагой. Но это должно быть на уровне госзаказа, то есть, под строгим контролем государства! А туфли пусть выпускает кооперативщик, потому что через пару лет они выходят из моды, а колбаса – нет!
- Да что ты, блин, до колбасы докопался?
- Ну, я образно…
- Да, ты хоть натурально, блин. Пойми, что как бы хреново не было, но все пристроены и при деле. Безработица на ноле. Дай ты этому траханному народу демократический капитализм, и ты увидишь, как вымрет советская нация. Небоскрёбы на кладбище строить придется, с крематорием на крыше, понял?
- Да, ты перегнул…
- Не хрена! Пока коммунизм над страной, всем хлеба хватит, даже, если всю Африку кормить, а когда каждая козявка свою жопу беречь начнёт, и соседа из-за бабок топить, вот тогда и петь по-другому станешь! Ты, вон, у Аркадия спроси, у него тезисы, как свежие огурцы, только вчера по грядке бегали.
- Коммунизм, как очередная формация – неизбежность, - сумничал Аркадий.
- Как день после ночи, - добавил Евгений Геннадиевич. – Ладно, ребят, об этом можно спорить до бесконечности, так и не придя к правде, к истине.
- Правильно, Жень, а истина в вине, как сказал Омар Хайям, - консенсусировался Геннадий. – Не знал звездочёт, что есть пиво, так бы и вино не воспевал.
- А как бы тогда звучало: «В том, что я пью вино, скажи мне, чья вина?» – Спросил Аркадий.
- В том, что я пиво пью, скажи, кого люблю? – Ответил Геннадий.
Эта импровизация здорово развеселила компанию, за что и была выпита очередная порция мутного пива.
- А, вот ведь, посмотри, как времена меняются. Когда-то, помню я, рекламировали вина на Кавказе, говоря о них, как об источнике живительной силы, кладезе витаминов и минералов. А сейчас, как о самой великой ошибке человечества. Но, при этом, никто не может доказать ни стопроцентной пользы, ни стопроцентного вреда алкоголя, - сказал Евгений Геннадиевич.
- На японских сигаретах написано: «Кури в меру». А русская пословица гласит: «От работы лошади дохнут». Вот, и мы тут, культурно отдыхаем, - выразил свою точку зрения Геннадий. – Главное, относиться к делу с душой, проникновенно, без пошлости, блин.
- Слушай, и действительно, когда вино сделано с душой, то от него не мутит, и не болеешь с утра, - подметил Евгений Геннадиевич. – И от самогоночки душевной не тяжко…
- А ты заметь, что и от компании душевной много значит. Кстати, про это и Омар Хайям упоминает, - добавил Геннадий.
- Душевность должна быть во всём, - продолжил мысль Евгений Геннадиевич, - без этого – дело дрянь, особенно наше.
- Вот и я говорю что «художник» от слова «дух», а не от «худо», - сказал Геннадий. – Если б Бог не одухотворил художника, то кто бы народу его лик показал?
- Да и морду Дьявола тоже, - вставил Евгений Геннадиевич.
- Вот поэтому-то, блин, на всех художниках лежит огромнейшая ответственность, я скажу. Фотография, какая бы она ни была – хренатень всё это! Никакая камера не покажет того, что здесь, - и Геннадий постучал себя указательным пальцем по голове, потом показал пальцем вверх, - или там.
- А там что, Ген? – Спросил Евгений Геннадиевич.
- Бог.
- Где?
- Там.
- Не звезди!
- Да в натуре!
- Ой, да! – С сарказмом улыбнулся Евгений Геннадиевич, махнув на Геннадия рукой.
- Что ты хочешь сказать? – Привстал из-за стола Геннадий.
- Не там, а здесь, - ответил Евгений Геннадиевич, ткнув Геннадия пальцем в грудь. – Вот здесь Бог, а там, наверху – Создатель. Понял? И никогда не путай этого, так же, как учение с религией. Учение – это знание, а религия – бизнес.
- А что есть Бог? – спросил Аркадий.
- Бог – это совесть. А там, - Евгений Геннадиевич показал пальцем вверх, и сам посмотрел туда же, - Создатель. Ты что думаешь? У Бога грехи свои замаливают? Не хрена! У совести своей! А Создателю важно не то, что ты попросил у него прощения за свои прегрешения, а то, насколько ты осознал свои ошибки, и не повторишь ли ты их снова. Каким путём ты дойдёшь до осознания, это твоё дело. Можешь с попами, с кришнаитами, с эскимосами или коммунистами.
- Ну, ты сказал! – Возмутился Геннадий. – Атеистов рядом с религиями поставил!
- Гена, ты наивный, как чукотский парень. У всех народов на земле есть защитники и угодники, которых ругать не принято, но с которых, иногда, для проформы, спрашивают. Их часто восхваляют и ублажают, и это длится многие тысячи лет. Христиане, мусульмане, иудеи, буддисты – все они, в корне, язычники, потому что расплодили кучу святых, и поклоняются им так же, как в древней Греции Богам: Зевс – пахан, а остальные – «бугры».
- Женя, ты не прав!
- Ты ещё скажи, что я тебя не уважаю, и тогда я поверю, что у нас попойка маляров!
- Дерьмовое у нас пиво делают, мутное, как вода в Даргоме. Горбачёв, небось, такое даже по телеку не видел, - поставил свою оценку Геннадий.
- Это пиво, Гена, для строителей коммунизма, а для народа делают за кордоном, - поучительно изрёк Евгений Геннадиевич.
- Жень, я худею с тебя, и чего ты не уйдёшь в народ, а всё коммунизм строишь?
- Рождённый ползать, летать не могёт, Ген. Вырасти ворона в клетке, да подержи лет десять в четырёх стенах, вот тебе и карликовая чёрная курица с атрофированными крыльями и ожирением гузки, - ответил Евгений Геннадиевич.
ГЛАВА 10.
После, порой изнурительных, экскурсий по Ташкенту, Урсула всё-таки дождалась необходимые документы для беспрепятственного передвижения по республикам Средней Азии. Для удобства ей в помощь выделили двух сопровождающих, молодых врачей: терапевта Сергея, и хирурга Данияра.
В первую очередь Урсуле порекомендовали посетить одно из самых густонаселённых мест планеты – Ферганскую долину. После периферийно-чопорного стольного града Ташкента, Фергана показалась Урсуле мусорной кучей с копошащимися в ней людьми. Фергана сразу нахлынула на Урсулу наглостью, смесью запахов навоза и яств, пылью и яркостью. Послушавшись совета Бориса, Урсула постаралась одеться соответственно местному населению, но, всё равно, пацанята, нет-нет, да язвительно приветствовали её.
- Оу, Амэрика, хилоу!
Ей однажды даже сделали комплимент – сказали, что она похожа на горную таджичку, но с утончёнными, не по-азиатски, чертами лица и белой кожей. Видимо, это и выдавало её как иностранку.
- Дэньяр, откуда эти малчишки могут знать, что я из Амэрика?
- Для них все иностранцы из Америки.
- Видимо, оно так и есть, - подумала Урсула. – Ведь все, кто приезжал к ним из СССР, на взгляд американца являлись русскими. – Раздумывая об этом, Урсула увидела непривычную картину, и возмущённо спросила. – Сэргей, как это можно сидеть у стени, и кушать? Руками кушать горох и сандвич? Здес грязно и пиль! Есть кафе, ресторан, но вот так – некорошо! Очень много людей болеет после этава! Дэньяр, Ви скажите им, что так нельзя!
- Урсула, успокойтесь, для них это так же безопасно, как и езда в общественном транспорте. Это национальная традиция, - постарался ответить Данияр. – У местного населения за многие годы выработался иммунитет на определенный ряд бактерий, поэтому, употребляя пищу таким образом, они мало чем рискуют. Но, если сейчас Вы попробуете съесть этот вареный горох, даже в стерильных условиях, или плов, или самсу, то у Вас по любому будет расстройство живота. Но, месяца через два-три, Ваш организм адаптируется к местной кухне, хотя и не абсолютно. А у этих людей, бактерии, живущие в их организме, способствуют перевариванию этой пищи. В отличии от нас с Вами, они рождаются с этими бактериями, а мы их приобретаем, и заставляем организм дружить с ними. Порой у нас это не совсем получается.
- Вы, Дэньяр, меня не убедили. Какой гуманитарний помощь может помогать этим людям, если они не желают соблудать элементарний чистота? – Продолжила возмущаться Урсула. – Вы мне скажите, почему у меня нет статистика, э-э-э-э, рождаемости? Это рашн милитари сикрет? Какой социальний слой много умирает бэби? Э-э-э… дети? - Негодованию Урсулы не было предела, она была ошарашена знакомством с непривычным для неё укладом жизни, но внутри, в каком-то укромном уголке, что-то радовалось, видя бедноту этого быта. Это ей доставляло некоторый дискомфорт и неловкость.
После Ферганы был Наманган. Этот городишко Урсуле понравился больше. Наманган поменьше Ферганы и не такой наглый, хотя телесно-пышных красавиц, со смуглыми блестящими лицами и разодетыми в разноцветные шелка и парчу и здесь хватало. Однажды, в беседе с ведущим хирургом полузабытой Наманганской городской больницы Урсула услышала от него интересное мнение.
- Честно говоря, гуманитарная помощь – идея прекрасная и своевременная, но она проблемы не решит, даже, может быть, с мёртвой точки не сдвинет. Эту гуманитарную помощь будут иметь те, кто в первую очередь с ней столкнётся: работники транспорта, распределения, их родственники, знакомые и, естественно, власть держащие.
Урсула не стала оспаривать мнение хирурга, её дело – предоставить информацию о масштабах гуманитарной помощи, а личные впечатления – всего лишь эмоции.
В общем, Ферганская долина показалась Урсуле каким-то кошмаром. Ей с каждым днём, с каждым часом всё сильнее хотелось уехать отсюда. Куда угодно, но побыстрей. Своё желание она высказала Данияру и Сергею, получив в ответ обоюдное согласие и солидарную брезгливость в отношении местности. Урсула была по горло сыта нескончаемыми жалобами местного населения на плохую жизнь, и поэтому упросила своих спутников отправиться обратно в Ташкент на самолёте.
- А разве мы отправимся не в Джизак, в Голодную степь? - Спросил Сергей.
- Мне надо сделать короший доклад о Фергана, и у меня есть проблем. Мне лучше это делать в Тачкент, у Б;риса, - ответила Урсула.
По приезду в Ташкент Урсула почти неделю не могла прийти в себя и отделаться от хандры. Её никак не покидало тревожное чувство. Наконец, она собралась с силами, поговорила с Борисом, трезво осмыслив обстановку, написала отчёт, и, связавшись со штаб-квартирой, получила «добро» на поездку по городам: Джизак, Самарканд, Навои, Бухара, Хива, Нукус, Гурьев, и близлежащим к ним поселениям. Штаб-квартиру в основном волновала проблема иссыхающего Аральского моря, воздействие поднимаемых ветрами донных отложений на здоровье людей. Урсулу так же настойчиво попросили больше не глупить, отнестись к миссии с большей ответственностью, и держать связь каждые три дня. Урсула была на грани отчаяния, ей хотелось плюнуть на всё и уехать куда глаза глядят. Но, смирившись с обстоятельствами, она заставила себя поехать в Джизак, что пошло ей, несомненно, на пользу. Джизак оказался небольшим чистым и гостеприимным городком. Радушность приёма джизакцами развеяла угнетающее настроение, Урсула втянулась в круговорот дел, а от прежнего её состояния осталось только тревожное чувство, которое усилилось по приезду в Самарканд.
Самарканд напомнил Урсуле чем-то Фергану, но через несколько дней она убедилась в том, что это абсолютно другой город, с открытыми, но более утончёнными взаимоотношениями. Её, вместе со спутниками, поселили в гостинице «Интурист» на седьмом этаже, с видом на старую часть города. Им дали разные номера, и Урсуле, чтоб спуститься вниз, нужно было пройти к лифту мимо дверей Данияра и Сергея. Ей уже стало абсолютно безразлично, кто из них агент КГБ.
На улице стоял разгар лета, и это затрудняло работу, так как столбик градусника днём поднимался за сорок, при, почти, безветрии. В итоге, все эти обстоятельства настолько изнурили Урсулу, вместе с неотступно находившимися рядом с ней спутниками, что в один прекрасный вечер она, сославшись на усталость и недомогание, отвязалась от своих сопровождающих, и заперлась у себя в номере. Обождав немного, она, как можно незаметнее, выскользнула из гостиницы, и пошла в одиночку прогуляться по городу, стараясь огибать центральные улицы. Ей хотелось просто пройтись по неофициальному городу. Немного развеявшись, она села в первый попавшийся автобус, который привёз её на железнодорожный вокзал. Урсула доехала до конечной, и решила пройтись пешком в обратном направлении от вокзала. Через несколько кварталов она оказалась среди четырёхэтажных домов, постройки 60-70-х годов. Она с любопытством смотрела на висящее бельё на протянутых между домами тросах, на пожилых женщин, сидящих возле подъездов и судачащих о житейских «мыльных пузырях», на детей, играющих везде, где им казалось интересно. Ноги сами вели её куда-то. Уже свечерело, и начало смеркаться, но это обстоятельство как-то не очень волновало её. Урсула оказалась в каком-то небольшом парке с эстрадой и летним кинотеатром, возле которого толпился народ, и уже слышались первые аккорды начавшегося кинофильма. Поседев на парковой скамейке и немного передохнув, она поднялась, и пошла к выходу из парка. Она уже почти дошла до выхода по слабоосвещённой аллее, когда её окликнули.
- Эй, девишка!
Урсула остановилась и обернулась. На краю аллеи стоял человек, которого она, проходя мимо, не заметила: толи была занята своими мыслями, толи он прятался.
- Куда спешишь? – Спросил человек по-русски с явным национальным акцентом.
- Домой, - ответила Урсула.
- Погуляем? – Предложил человек, приближаясь к ней.
- Нет, я спешу, - Урсула хотела повернуться к выходу из парка, но ей помешала крепкая рука подскочившего человека, схватившего её за локоть.
- Молчи, а то совсем плохо будет! – пригрозил человек, и потащил её в сторону от аллеи.
Урсула и так от неожиданности забыла, как издавать голос, а тут ещё этот нахальный тип пригрозил ей. Она была обескуражена таким оборотом событий. Не успела она собраться духом, как оказалась поваленной на сухую траву за какими-то кустами. Человек навалился на неё, дыша неприятным запахом изо рта, и стараясь сдёрнуть с неё трусики, задрав для этого юбку.
- Вот что ему нужно! Насильник! – Мелькнуло в голове Урсулы, но сопротивляться было уже поздно.
Человек, по-видимому, молодой, одной рукой закрыл рот Урсуле, другой рукой быстро расстегнул свои штаны и принялся за совокупление.
- Ты корощий девишка, не кричи, я бить не буду. Адын палка бросаю, ты молчи, понял? – Комментировал свои действия человек.
Урсуле стало совсем невмоготу, она была абсолютно не готова к таким событиям. В глазах у неё потемнело, и она потеряла сознание.
От резкой боли в паху человек вскочил на ноги, и глянув себе между ног, завизжал.
- Вай! Сука! Джаляп!… - На большее его не хватило, так как он упал навзничь от захлестнувшей его боли.
Урсула приподнялась на локти, и, поднатужившись, выплюнула из промежности член насильника. Её передёрнула судорога, она тяжело вздохнула, и от неё отделилось тело негра, резко вскочившего на ноги.
Дзысс посмотрел на Урсулу, с лёгкостью поставил её на ноги, осмотрел вокруг, отряхнул с платья пыль и сухую траву, затем положил ей руку на голову. Урсула была его контейнером, пеналом, средством передвижения по планете, и он совсем не ожидал этого инцидента. Дзысс привёл Урсулу в порядок, не оставив следов ни внешне, ни в памяти. Урсула медленно, в блаженном трансе, пошла к выходу из парка, села в поджидавшее её такси, которое организовал Дзысс, и поехала в гостиницу. Дзысс очень редко позволял себе делать благодарственные жесты, это было одно из немногих, ему чем-то была симпатична Урсула.
Проводив её взглядом, он подошёл к незадачливому насильнику, и, сев ему на живот, втянул остатки жизненной энергии, высосав, для большего удовольствия, глаза. Поднявшись на ноги, Дзысс встряхнулся, и принял облик молодой девушки. Урсула преподала ему очень полезный урок, ему понравилось быть в женском обличии. Так можно добиться большего успеха в поисках Аркор’Олла. Мужчины с идиотским упорством стремятся ублажать женщинам во всём, потакая им во всём, этим и решил воспользоваться Дзысс, чтоб незаметнее подобраться к Аркор’Оллу. Дзысс учуял Аркор’Олла ещё в ташкентском госпитале, и старался поторопить события. Он его долго искал, рисковал навлечь на себя всю суровую мощь Великого Течения Времени, и вот нашёл, а тут, чуть все его планы не сорвал похотливый придурок. Теперь Дзысс был совсем рядом от цели, но он чуял ещё одно присутствие – Кауло. Этот верный пёс Ариор’Олла был рядом с Аркор'Оллом и стерёг его. Он сразу учует Дзысса, что грозит крупной стычкой. Ввиду смены обстоятельств, Дзысс решил обдумать будущий план действий, и поэтому он не стал торопиться с поиском, а отдохнул на ближайшей крыше пятиэтажки. Наутро, незаметно спустившись с крыши и проходя по парку мимо сидящих на скамейке двух тёток в годах, он краем уха услышал их диалог.
- …Ты представляешь, ладно бы где-то в другом месте, а то, ведь, прямо здеся! Детишки бегають кругом, а он лежить себе! Тама всё в крови, и глаз нету…
- Да ты что!…
- Да-а-а! Тут и милицию сразу вызвали. Я-то с балкону смотрю, а они его быстренько так на носилки, и в «скорую», в морг повезли. Да. Так вот… А через часик, где-то, стучаться: «Вы не видели?...» – «Что, - говорю, - видела?» – «Да, вот, там вот…» - а я им сразу: «Чурку, - говорю, - замочили?» – а они мне: «Вы, гражданка, не паникуйте, да и выражения подбирайте», - да. Ну, я им возьми, да и скажи: «Мало этих чурок поубивали. Обкурются тут, и ходють по ночам. Лучше б патрулировали, не было бы такого безобразия!» – а то мой племянник, вон, что рассказывает. Он же у меня видики крутит. Да. Ну, вот, кажный раз они к нему приезжають, и видик на ночь беруть. Патрулирують они! Наберуть видиков, где сисек-писек побольше, да мордобой один, и всю ночь «патрулирують» у телека…
- Ох, и времена, куда всё катится?
Дзысс не стал специально останавливаться, чтоб дальше послушать бабскую трепотню. Для тёток Дзысс был просто мимо проходящей молодой смуглянкой. Тем более что у Дзысса были другие цели. Слабый запах временного убежища Аркор’Олла витал в воздухе, но среди железобетонных «скворечников» было трудно сразу выйти на него.
Проходя через один из тихих двориков между пятиэтажками, Дзысс увидел троих ребят, лениво сидящих в беседке.
- Здравствуйте, - подойдя, поздоровался Дзысс с ребятами, которым на вид было лет около восемнадцати. – Вы не знаете ли тут одного парня, высокого такого. Его толи Коро, толи Коля зовут? Лет двадцати?
- Послеармейский что ли? – С ленцой спросил один из ребят.
- Да, послеармейский… Видимо…
Ребятки переглянулись в задумчивости.
- По-моему, вон в том дворе один какой-то долговязый живёт. Сега, ты его знаешь?
- Коро или Коля говоришь? Бек, это не тот, что шмоткой фарцует?
- Точно, он, - ответил Бек. – Ваха, это тот, из третьего подъезда, рядом с братаном Сенькиным живёт.
- Его, что, Коро зовут?
- Коро, Коля, Костя – какой разница?
- А где это, ребят? - Спросил Дзысс.
- Да, вон, в том доме, - показал кивком Бек, и, изучающе посмотрев на фигурку молодой, аппетитной смуглянки, вызвался. – Пойдём, провожу. Только придётся через гаражи пройти. Вокруг – это а-аж за котельню идти. По такой жаре! А тут – рядом.
- Спасибо, - ответил Дзысс.
Бек многозначительно посмотрел на друзей, и, вскочив с перилл беседки, направился к гаражам, осмотревшись внимательно вокруг. Пройдя по узкому проходу между гаражами первого ряда, Бек резко развернулся, и впихнул девушку между рядами гаражей.
- Ты что?! – Возмущённо воскликнула девушка.
- Молчи, сука! – Сквозь зубы процедил Бек. – Трахаря своего ищешь? Поделись, не жадничай!
С этими словами Бек прижал девушку к горячему железу гаража, и задрал подол сарафана, быстро просунув свою ладонь между её ног. Тут с обеих сторон появились Сега с Вахой.
- Что, меньжуется?
- Помочь, Бек?
- Не скули, дура, а то юбку помнёшь!
Сега с Вахой схватили девушку за руки, а Бек принялся раздвигать ей ноги.
- Сами напросились, - услышали вдруг мужской хрипловатый голос ребята. Оглянувшись вокруг, они и не заметили, как перед ними, вместо миловидной смуглянки, появился негр.
Дзысс резким движением ухватился за Сегу и Ваху, а Бека плотно придавил к противоположному гаражу.
- Девочку хочется? – от этого вопроса у Бека помутнело внутри. – Будет тебе девочка. – Дзысс подпихнул Бека низом живота. – Смышленый ты парень, Бек. – Дзысс сильней прижал Бека. – Хочешь, я тебя в глаз поцелую?
- Не… Не надо, - дрожащим голосом ответил Бек, и почувствовал слабость в ногах.
- Тебе головку напекло, застегни штанишки. – Дзысс отпустил Бека, и с силой придавил к гаражам Сегу и Ваху.
- Ты кто такой? - Спросил Бек, всхлипывая и застёгиваясь.
- Это твои друзья?
- Да.
- Ты им хороший друг?
- Да, - ответил Бек, предчувствуя что-то совсем недоброе.
- Вот они не будут помнить эту встречу. Во-первых, потому что я так сделаю. Во-вторых, потому что я их убью из-за тебя.
- Почему?
- Ты сейчас пойдёшь мне искать этого человека, и найдёшь мне его. Понял? Это же твои друзья? – Дзысс отпустил парализованные тела Сеги и Вахи.
- Я… Я пойду.
- Вытри сопли, слизняк, - Дзысс ещё плотней, чем в первый раз, прижался к Беку, от чего тому стало крайне жаль, что он вызвался проводить симпатичную девушку. Он уже сознался сам себе в беспомощности, и был готов к тому, что этот кошмарный негр сейчас изнасилует его. Бек сильно зажмурил глаза с мыслью: «Только б никто не видел!» – И почувствовал, как его что-то распёрло изнутри, потом всё вернулось в прежнее положение. Бек открыл глаза. Всё окружающее он увидел своими глазами, но как будто не он смотрел ими. Негра не было. Сега и Ваха, очнувшись, поднимались с земли. Бек посмотрел вверх, и присел на корточки. Сега с Вахой, не обращая внимания на Бека, отряхнулись и пошли прочь.
- Чего расселся, слизняк сопливый, давай, двигайся! – Услышал внутри себя Бек.
- Ты кто такой? – Крикнул Бек, и схватился за голову, из-за резкой боли.
- Заткнись, - как будто сквозь зубы кто-то сказал внутри его.
Боль так же резко отпустила, как и началась. Бека вдруг охватило чувство, которое он мог сравнить, разве что, с кайфом от анаши, но это казалось ещё лучше, как бы слаще, без галлюцинаций, сухости во рту и спазм в горле. Стало вдруг спокойно, хорошо и безразлично всё. Бек встал на четвереньки, и уткнулся головой в противоположный гараж.
- Тебе нравится? – Прогремел в голове голос, да так, что Беку показалось, что он отозвался эхом в гараже.
- Да.
- А так? – Снова резкая боль в голове, но при этом ещё и горло перехватило, потом так же резко всё отпустило. Бек глубоко вздохнул, и повалился на землю. - Вставай, слизняк, ты же хороший друг?
Бек поднялся на ноги, и, пошатываясь, вышел из гаражей. Доковыляв до беседки, он присел отдышаться и собраться с мыслями.
- Вытри сопли! Поднимайся! – Прозвучал голос изнутри.
- Оттрепись, мне фигово.
- Ты мужик или тряпка? – Спросила девушка, стоявшая рядом с беседкой.
- Ты кто такая… такой?
- Заткнись! Вперёд!
Бек поднялся на ноги, его снова сплющил кайф, и он в полусознательном состоянии поплелся бродить по кварталам. Он смотрел на окна домов, на прохожих, в его голове всплывали образы обстановки комнат, лиц предметов, он чуял какие-то запахи, но всё это было не то, кто-то изнутри ему говорил, что всё это не то. Он снова ходил и смотрел на окна домов, на прохожих, на балконы. Всё это время неподалеку от себя он видел фигуру девушки-смуглянки в сарафане, которая то сидела на скамеечке возле подъезда, то неторопливо проходила по двору, то стояла под деревом, внимательно ковыряясь в коре.
Незадолго до заката голос изнутри сказал.
- Здесь.
- Что здесь? – Спросил Бек.
- Смотри, - сказал голос.
Бек посмотрел на окна второго этажа, но ничего не увидел, тогда он посмотрел на окна соседней квартиры этого двухэтажного дома, и увидел обстановку, какую-то женщину, мужчину, лежащего на диване и смотрящего телевизор. Бек снова посмотрел на те окна, но ничего не увидел – темнота.
- Здесь живёт один парень, и ты должен с ним познакомиться. Понял? – Командно прозвучал голос изнутри.
- Зачем? – Спросил Бек равнодушно, но тут же его стошнило, вывернув желудок наизнанку.
- Теперь ты понял? – Прозвучал голос.
- Да, - отплевавшись, сказал Бек.
- Теперь иди домой.
- Да.
Бек доплёлся до своего подъезда, и когда входил в дверь, то почувствовал, как его разрывает изнутри. Его охватил шок. Превозмогая боль, он повернул голову, и увидел в полумраке подъезда стоящего на площадке негра.
- Не забудь, ты ведь хороший друг своим друзьям? – Прозвучало в голове у Бека, от этого ему стало дурно, и он потерял сознание.
ГЛАВА 11.
Аркадий шёл по аллее центрального городского парка в сторону университета, когда со скамейки поднялись ему навстречу двое парней.
- Браток, дай закурить? – Попросил Сега, один из парней.
- Я не курю, - ответил Аркадий, и собрался идти дальше.
- Сега, ему за падл;, ты что не видишь? – Заносчиво сказал Ваха, второй из парней.
- Пацаны, давай не будем, - сказал Аркадий, пытаясь предотвратить конфликт.
- Ты что? – Спросил Сега.
- Что вам надо? – Спросил Аркадий.
- Курить хочется, сбегаешь за сигаретами? – Попытался насесть на Аркадия Ваха.
- Ищи «Ваньк;», - ответил Аркадий. – Дайте, я пройду.
- Что ты хочешь? – Толкнув Аркадия в грудь, спросил Сега. – Что ты хочешь?
- Пацаны, не надо, - улыбнувшись, ответил на дерзость Аркадий, но ребята, оказалось, были настроены конкретно. Аркадий, из-за очередного Серёгиного толчка в грудь, пропустил Вахину зуботычину. Сега сильно толкнул Аркадия, в это время Ваха подставил ногу, и Аркадий, споткнувшись, сел на пятую точку. Заметив надвигающуюся на его лицо чью-то подошву, Аркадий перевернулся, и хотел вскочить на ноги, но получил крепкий пинок. Он врезался между кустами «живой» изгороди в палисадник, и распластался на полувытоптанной траве. Аркадий заметил под кустами оставленную дворником метёлку, и ринулся к ней, в это время Сега с Вахой перемахнули через «живую» изгородь. В голове Аркадия промелькнули образы большеглазых карликов, и длинноволосого блондина в чёрном одеянии с металлическими застёжками. Он быстро оценил обстановку, вскочил на ноги, и, вращая метелкой, нанёс колющий удар Сеге в живот, а Вахе метлой в лицо. Затем он молниеносно нанес удары Сеге по шее, а Вахе по рёбрам.
- Атаза! Менты! – Услышал Аркадий чей-то крик, и увидел подбегающего к ним парня.
Не отпуская метёлки, Аркадий сорвался с места и побежал. Парень, поравнявшись с ним, скомандовал.
- Сюда!
Они нырнули в какую-то калитку, свернули за угол дома, и перелезли через кирпичный забор.
- Ты «партсъездовский»? – спросил, тяжело дыша, парень, опёршись руками на колени.
- Ага, - ответил Аркадий, всё ещё держа метлу в руках.
- Веник выкинь, а то на дворника похож.
Аркадий посмотрел на метлу, и швырнул её в сторону.
- А я смотрю, - продолжил парень, - рожа знакомая, вот и помог. Бек, - представился парень, протягивая руку.
- Аркадий, - ответил взаимностью Аркадий. – Спасибо.
- Пожалуйста. Пошли?
- Куда?
- Туда, - Бек показал кивком головы, - на выход. Здесь общий двор, обычно тихо.
- Пошли, если знаешь куда.
- А ты где, за «Дом быта» живёшь?
- Да, - ответил Аркадий.
- Я так и думал. Андрона знаешь?
- Знаю. В соседнем дворе живёт.
- Они с моим братаном в армии вместе служили. Братана моего знаешь? Бекмурада?
- Мурку, что ли?
- Да.
- Знаю.
- Он сейчас дискач по вечерам в нашем парке крутит, возле «Гвардии». Там все свои пацаны, приходи – покайфуем!
- Лады, приду.
- Хай! – Попрощался Бек.
- Пока.
Уладив свои дела, Аркадий к вечеру вернулся домой, и увидел, что дядя Коля чем-то встревожен. Он ходил из комнаты в комнату, брал то одну вещь, то другую, что-то переставлял с места на место, и, наконец, подошёл к Аркадию.
- Кока, у меня дурное предчувствие…
- Случилось что, дядь Коль?
- Кока, мальчик мой, сегодня что-то было?
- Ой-й, дядь Коль, пацановские дела. Я же не мальчик… Ну, порехтовал слегка двух сопляков, чтоб не курили на халяву…
- Нет, Кока, здесь что-то другое. Будь осторожен.
- Постараюсь…
* * *
Бекзод сидел на корточках, и забивал гильзу от папиросы смесью табака с коноплёй. От взора посторонних его прикрывали сидящие рядом тоже на корточках Сега и Ваха.
- Привет, мальчики, - услышали друзья девичий голос у себя над головой.
Сега с Вахой резко вскочили, а Бек от неожиданности сел на пятую точку опоры. Лицо его сразу побледнело, и он выронил недозабитую гильзу. Перед ними стоял Дзысс в облике симпатичной девушки-смуглянки. Ваха и Сега, как по команде, быстро ушли, оставив Бека наедине с гостьей.
- Что скажешь, кайфурик?
Бек поднялся на ноги, его всего трясло мелкой дрожью, во рту были Каракумы, вернее, как будто он съел в Каракумах верблюжьих фекалий.
- Я… Я познаком… - Бек сухо взглотнул. - …ился.
Девушка приложила ладонь к щеке Бекзода.
- Оригинальный способ знакомства. Впрочем, этого и следовало было ожидать. В силу своего воспитания, ты другого ничего бы и не придумал.
- Мне пацаны, чисто, помогли. Мы пивка выпили, вот, решили расслабиться… Я, чисто, не знал, что он так бодается. Пацанов не слабо помял, вот я и раскрутился на пиво, а это, - Бек кивнул на гильзу, инвалидно лежащую на грязном песке, - на лечение пацанам.
- Ну, ты, пургомёт, - прищурившись, сквозь зубы процедила девушка. – Завтра пойдёшь, и вытащишь мне его из норы. Понял? Сюда приведешь. Как хочешь, но приведёшь!
- В… Во сколько?
- Как только приведёшь, так и я появлюсь. Понял, слизень?
- Понял. – Бек поднял глаза, но девушки уже не было перед ним.
На следующий день Бек пришёл к Аркадию. На его удачу, Аркадий был дома, и Бек, воспользовавшись этим обстоятельством, пригласил его вечером на дискотеку. Аркадий принял приглашение Бека, и, собравшись к назначенному времени, уже хотел выйти, как в дверь ворвался с возбуждённым видом дядя Коля.
- Кока, - встав в проёме двери, обратился дядя Коля, - с Катей беда!
- С какой Катей? – Почти равнодушно спросил Аркадий.
- С твоей Катей, Аркадий!
- Да, не моя она! Папина-мамина!
- Перестань! Её машина сбила. Сейчас она в «республиканке», в реанимации.
- Значит, не на смерть.
- Давай, дуй туда! – Скомандовал дядя Коля, пропустив замечание Аркадия.
- Меня на дискотеке ждут.
- Ты что, не понял? Давай бегом в «республиканку»! Дискотека! Подождут! Не поедешь – в порошок сотру! Понял? И чтоб одна нога здесь – другая там! Понял? Дискотека! Ждут! Вот она - ждала! А эти, так как она, не будут ждать! Понял?
- Ты что орёшь на меня?
- Дурак! Давай быстрее! Чтоб через пять минут ты возле неё уже был! Понял? – И дядя Коля вытолкнул за порог Аркадия, захлопнув дверь.
Через минуту в дверь позвонили. Дядя Коля отпер дверь. За порогом стоял Аркадий.
- Дядь Коль, извини, - потупив взгляд, тихо произнёс Аркадий. – Я всё понял. Я еду к ней.
- Давай, да поскорей, - как-то ласково сказал дядя Коля. Аркадий посмотрел в лицо дяде Коле, и увидел в его голубых добродушных глазах что-то такое, что пробудило в нём глубочайшую нежность к Катерине, свою унизительную глупость, и крайнюю необходимость присутствия там, в больнице, рядом с ней.
Аркадий выскочил из дома, поймал тут же такси, и в скорости был на месте.
Узнав в приёмном покое, где находится Катерина, он поспешил в отделение. Вбежав в больничное фойе, он увидел сидящих на кушетке родителей Кати.
- Дядя Саша, тётя Вера…
- Аркадий?! – Тётя Вера поднялась с кушетки, и обняла вошедшего Аркадия. – Катенька… Аркадий… - Заплакала тётя Вера.
- Ну, что вы, тёть Вера? Ну, не надо, - утешительно сказал Аркадий, похлопывая по спине расплакавшуюся тётю Веру. – Дядь Саша, как это случилось? Что произошло? Мне дядь Коля сказал, что её машина сбила. Я как услышал, сразу сюда…
- Ты молодец, Аркадий, всё правильно, ты… Она шла по обочине, а этот… Говорит, что не заметил её… - Отец взглотнул подкатившийся к горлу комок. – Не заметил…
- Дядь Саш, тёть Вер, я сейчас, подождите. Ладно? – Аркадий осторожно отпустил руки матери, грустно улыбнулся отцу, и, посмотрев на равнодушно дремавшую на стуле вахтёршу, решительно пошёл в сторону реанимации.
Его что-то само собой вело к этой палате. Он беспрепятственно прошёл по коридору, открыл дверь и увидел лежащую на койке, под простынёй, Катерину. В её руку была воткнута капельница, из под повязки на голове и из под простыни шли провода к прибору с осциллографом. Аркадий подошёл к койке, и осторожно взял свободную от капельницы руку.
- Катя, - полушёпотом сказал Аркадий. – Катя, это я. Здравствуй. Ты… прости… Прости, что так получилось, Катя. Я, как узнал, сразу… Приехал… Катя, я знаю, всё будет хорошо…
- Коро… - Еле слышно прошептала Катя, слегка повернув голову в сторону Аркадия.
- Катя? – Недоумённо произнёс Аркадий.
- Молодой человек, что Вы тут делаете? – Спросила вошедшая врач.
- Я тут… Здравствуйте. – Растерялся Аркадий.
- Здравствуйте, - ответила врач.
- Я зашёл узнать, как она?
- И что?
- Меня зовут Аркадий, я её… Я её парень…
- Очень приятно, а я Эвелина Артёмовна, дежурный врач. Здесь, Аркадий, находиться нельзя.
- Извините, Эвелина Артёмовна, я, как узнал, сразу приехал… Скажите, как она?
- Состояние стабилизировалось, уже нормально, - врач подошла к Аркадию и взяла его под локоть, приглашая к выходу.
- Это всё – очень серьёзно?
- Уже всё в порядке, хотя, мы её чуть не потеряли. Множественные несущественные ушибы, сотрясение мозга, переломов нет, внутренние органы, по-видимому, целы.
- Она сейчас в коме?
- Что Вы, Аркадий, кто Вам это сказал? Она сейчас отдыхает. От резкой боли и испуга у неё был сильнейший шок, но, поверье, всё будет хорошо.
- Там её родители…
- Ох… - Вздохнула Эвелина Артёмовна. – Я знаю. Но нельзя им пока сюда. Да, и Вам тоже…
- Но, Эвелина Артёмовна, разрешите мне побыть с нею. Говорят…
- Аркадий, я отлично понимаю Ваше желание, но присутствие Ваше в палате недопустимо, - категорично сказала врач.
- Эвелина Артёмовна, но я чётко слышал, как она прошептала моё имя. Мне необходимо с ней посидеть. Я осторожно, шуметь не буду…
- Нет, я сказала! Приходите завтра. Завтра мы её, скорее всего, переведём из интенсивной терапии в общую палату, вот там и посидите с ней, а выпишется – так хоть всю жизнь! – Показательно улыбнулась врач.
- Эвелина Артёмовна…
- Всё, молодой человек, не мешайте мне работать, у меня ещё вся ночь и полбольницы. Ясно?
- Эх… - Досадливо вздохнул Аркадий.
- Идите, идите, до свидания, - врач в ожидании смотрела на Аркадия. Ему ничего не оставалось делать, как смириться с баррикадной неприступностью больничного этикета в лице Эвелины Артёмовны.
- Спасибо, что обнадёжили.
- Родителям тоже скажите, убедите их, чтоб не мучались тут и не ждали. Пусть едут домой, всё будет хорошо.
- Хорошо… До свидания.
* * *
Аркадий и родители Катерины сели в троллейбус. Тётя Вера сразу, взяв Аркадия под локоть, посадила к окну, а сама села с краю. Дядя Саша сел на переднее сиденье, и полупустой троллейбус с гудением тронулся от остановки.
- Аркадий, хоть ты мне расскажи, что у вас с Катюшей тогда произошло? Вы просто поссорились или как? Никто толком не знает! Катя вообще сказала, чтоб ты пошёл, и знать тебя больше не хочет! Одни сплетни вокруг. Вот я и спрашиваю у тебя, что у вас там произошло? Катюша, так ведь, ни с кем и не встречается после тебя. У вас что – пока вдали друг от дружки были, то письмами грелись, а как съехались, так и обожглись?
- Тёть Вер, вот честно, глупо как-то всё получилось…
- …с пьяну?
- Нет, тёть Вера… Ну… Я признаюсь, в тот день выпил, конечно, но я не пьяный был. Наверное, Афган, ранение…
- …контузия…
- Тёть Вер!
- Ты мне брось это! Ты честно скажи – любишь её?
- Не знаю…
- А чего ты примчался?
- Когда дядь Коля сказал, ну, меня так и подстегнуло как-то…
- Знаешь что, дружок? Ты всё это брось. Она сегодня, за всё это время, впервые собиралась пойти на свидание. Ты понял?
- Куда собиралась? – Повернувшись, спросил отец.
- Ой, Саша, что было – то прошло, - отмахнулась тётя Вера от мужа, и продолжила беседу, когда дядя Саша отвернулся. – Вот так, Кока – не судьба. А ты говоришь: «Не знаю…» – Правду скажу: ты мне всегда нравился. Когда Катюша была с тобой, я всегда была спокойна, потому что знала – вы с ней никогда глупостей не сотворите. Потому-то я и отпускала её с тобой, и не ругала никогда за гулянья под луной. А, вот, только она собралась к другому – и тут же такое несчастье!
- Тётя Вера, всё будет хорошо, поверьте, Вы же сами слышали, что врач сказала. – Утешительно произнёс Аркадий, услышав предслёзную интонацию в голосе тёти Веры.
- Да что ты, Кока, я не об этом, - тётя Вера достала из сумочки платочек, и приложила его к носу. – Ты, Кока, не думай ничего плохого, и всё будет хорошо.
Аркадий понял, что это она сказала не для него, а для себя. Он увидел на лице тёти Веры улыбку, не вымученную, а полную оптимизма, и тоже улыбнулся ей в ответ. Тётя Вера промокнула глаза, обняла Аркадия за плечи, и прижала к себе.
- Вы что, до вокзала ехать собрались? – Спросил дядя Саша, повернувшись.
- А что, уже приехали? – С налётом наивности, спросила тётя Вера.
- Приехали, - ответил дядя Саша, глядя на свою жену и Аркадия.
ГЛАВА 12.
Ну, как там Катя? – С порога спросил у вошедшего Аркадия дядя Коля.
- Врач говорит: «Жить будет!» – Ответил Аркадий.
- Завтра поедешь к ней?
- Обязательно. Я с её родителями говорил…
- И что? – Прервал затянувшуюся паузу дядя Коля.
- Я думаю, дядь Коль, мы друг другу нужны.
- Я. Думаю. – Передразнил Аркадия дядя Коля. – Вот! Вырастил на свою голову, теперь он думает! Ты мужик или нет? О чём ты раньше думал?
В глубине Кауло знал, о чём думал Аркор'Олл, но сейчас надо было как-то пристыдить Аркадия за его непричастную вину.
- Не знаю, дядь Коль. Всё как-то сложнее, чем кажется.
- Вот в этом ты прав! И с каждым днем все будет еще сложнее. Ты, вот с кем в парке подрался?
- Когда?
- Кока, ты, ведь меня знаешь. От меня ничего утаить нельзя.
- Дядь Коль! – Аркадий улыбкой решил уйти от неприятного разговора.
- Кока, мальчик мой, это вот ещё сложнее, чем твои отношения с Катей. Понимаешь?
- Дядь Коля, ну, было, там, угрел двух придурков метлой… Закурить попросили… Типично… Урла…
- А потом?
- Что?
- Подмёл метёлкой мусор и пошёл, насвистывая «Амурские волны»?
- Нет, побежал. Парень один спугнул нас криком: «Менты!» – и мы с ним дали дёру через забор. Он здесь недалеко живёт. Тоже «партсъездовский». Беком зовут.
- Понятно…
- Дядь Коль, мелочи. С кем не бывает?
- Да нет, Кока, это может быть только с тобой. Если этот Бек (или как его там?) тебя куда-нибудь пригласит – не ходи!
- О! Как раз он меня на дискотеку пригласил, сюда, в парк, я же и собирался пойти. А тут…
- Кока, ты уже не пацан сопливый, я тебе ничего плохого не желаю, но не ходи никуда с ним, и будь при встрече крайне внимателен, особенно с теми, с кем он тебя будет знакомить.
- А в чём дело?
- Очень скоро я всё тебе расскажу.
- Давай сейчас, дядь Коля, а то ведь я спать не смогу.
- Сможешь. Одно скажу – может случиться беда, а ты знаешь, это трудноизлечимо.
- Подожди, дядь Коль, это всё с Катей связано? Да?
- А вот и не угадал. Нет такой буквы в этом слове. Штрафное очко тебе! Так что, жди развязки, и будь на чеку!
- Вот, блин, дядь Коль!
- Кока! – Укоризненно произнёс дядя Коля.
* * *
Катя быстро шла на поправку, и через несколько дней после случившегося она уже выходила на прогулки с Аркадием по больничному скверу. Но когда она впервые увидела перед собой Аркадия, сидевшего рядом с койкой на стуле, и державшего её ладонь в своих руках, то она тогда одёрнула руку и отвернулась.
- Катя? – Негромко, но обрадовано произнёс Аркадий, но в ответ последовало молчание и глубокий вздох. Аркадий повторил. – Катя, это я.
- Вижу…
- Видишь? Это же здорово! Как ты себя чувствуешь?
- Нормально.
- Катя?
- Уйди, Аркадий.
- Почему?
- Уйди, - сказала Катерина, и после некоторой паузы, которая показалась для Аркадия вакуумной вечностью, произнесла. – Приходи потом.
- Когда? – С воскресшей надеждой спросил Аркадий.
- Завтра.
- Катя?
- Уходи, Аркадий, я ещё нездорова.
Аркадий раздосадовано вышел из палаты, теряясь в догадках. Он был рад тому, что она его не прогнала навсегда, но и не рад этому, он сейчас и сам не знал, чего он хотел от неё, да и сам от себя.
- Вай-вайо-о-о, ёшлик-ёшлик! (Ударение на «и») – Вздохнула, глядя на Катю, соседка по палате. – Кизимжон, посмотри, какой хороший парень, да? Как он тебе любит, да. Твой папа, мама ушёл, а он сиди-и-ит-сидит, никуда не ходит, не смотрит, только на тебе смотрит, да.
На следующий день, чтоб как-то оправдаться, Катя сказала Аркадию, что ей было просто стыдно за свой внешний вид, и она очень стеснялась, но сегодня она уже посмотрелась в зеркальце, и настроение у неё великолепное, только подташнивает, и голова кружится.
Как-то позже, прогуливаясь по скверу, они присели на скамейку, и Катерина, как бы невзначай, попросила Аркадия поцеловать её. Аркадий, оглянувшись по сторонам, осторожно поцеловал её в щёку.
- Хи-хи, - кокетливо усмехнулась Катя. – Не так.
- А как?
Катерина приложила указательный палец к губам.
- Прям здесь? – Спросил Аркадий, не ожидавший такого оборота.
- Гм-хм, - кивнула Катя.
- Сейчас? – Переспросил Аркадий.
- Гм-хм, - опять кивнула Катя, блеснув голубыми глазами.
Аркадий снова стеснительно оглянулся вокруг, не обращает ли внимания на них кто-нибудь, и осторожно, нежно, прикоснулся губами её губ.
- Хи-хи… Ох, Кока…
- Что?
- Кока, скажи честно, что с тобой случилось?
- Когда?
- Ты, признайся, вернулся совсем другой от туда, как будто тебя подменили. А в тот день вообще «крышу» сорвало, начал чушь нести какую-то, до сих пор помню.
- Афганский синдром, Кать, но - всё уже далеко позади.
- Точно?
- Так точно!
- А я ведь всё это время тебя ждала и боялась. Сначала от туда, потом здесь. Хотела тебя видеть, но когда видела, старалась уйти, чтоб ты не заметил меня. Вот дура!
- Ты что, Катя?
- Ой, - вздохнула Катерина. – Да так, не обращай внимания. Это я так, по-девчачьи. Аркадий, а ты помнишь наш прикол?
- Какой?
- Ну, кто мы такие?
- Хм-м, - Усмехнулся Аркадий.
- Что, забыл?! – В голубых глазах Катерины сверкнули искорки, она нежно, по-кошачьи, положила ладонь на щеку Аркадию, и посмотрела ему в глаза.
- Нет.
- Ну?
- Я Кока, и ты Кока. Мы – тёзки, вот кто мы такие!
- Ха-ха-ха! – Закатилась в смехе Катя. – Ой! Ха-ха-ха!
- Катя?! – С тревогой в голосе сказал Аркадий.
- Ой! Хо-хо-хо!
- Катя, ты в норме?
- Да. Ха-ха-ха. Я вдруг представила… Ой… Да, ну тебя!
- Давай-давай, что там у тебя?
- Ладно. Я представила семейную идиллию, ха-ха, сидит сын на горшке, и, ха-ха, кричит: «Кока! Кока!» – но никто не подходит. Ха-ха. Оба думают, что не его! Хо-хо-хо! Ой!
- Ха-ха-ха! – Рассмеялся в ответ Аркадий. – Ты это серьёзно?
- Да ну тебя! – Шутливо обиделась Катя. – Уже и пошутить нельзя.
- А что? В каждой шутке есть доля… шутки.
- Ах, ты, вумник! Всё! До свидания! Приём окончен! – Стукнув Аркадия кулачком по плечу, Катерина поднялась со скамейки, и медленно направилась к больничному корпусу.
- Катя, ты что? Извини, если плоско пошутил.
- Ладно. Извиняю Вас, сударь. Но на «бис» не исполнять! – Погрозила пальчиком Катя, продолжая идти. – Кока! – Катя остановилась, и, развернувшись, сказала. – Мне действительно пора, я устала что-то.
- Ой, прости…
- Ничего. Проводишь меня?
- Конечно!
Пролежав в больнице около двух недель, Катерина выписалась. После примирения, Аркадий почти всё время пропадал с нею. Им вместе было хорошо и легко. Ничего не хотелось, только просто быть вместе, рядом друг с другом.
Однажды, возвращаясь вечером с прогулки, они повстречали во дворе соседей. Анвар, Костя, Славик и Андрон сидели на скамейке, и мирно тянули разливное пиво из пластиковых бутылок.
- О! Мужики, Аркаша, живой! – Воскликнул Костя.
- Привет, ребят! – Аркадий отпустил талию Катерины, и поздоровался с друзьями.
- Здравствуйте, - поприветствовала их Катя.
- Привет!
- Здравствуй!
- Как здоровьице, Катя? – Поинтересовался Анвар.
- Спасибо, отлично!
- Как это тебя угораздило? – Спросил Славик.
- Нечаянно, - ответила Катерина.
- Аркадий, слышал? У Мурки братишка разбился, - сказал Андрон.
- Пиво будете? – Предложил Славик.
- Нет, спасибо, не хочу, - ответил Аркадий.
- Мне нельзя, - попутно ответила Катя.
- Если с кайфом, то всё по барабану, - сказал Анвар, протягивая бутылку.
- Нет, Анварчик, мне серьёзно нельзя, - с улыбкой отказалась Катя.
- Зря. Пиво свежее, - принял отказ Анвар, и пригубил бутылку.
- Анвар, что ты там за Мурку говорил? – Спросил Аркадий. – Это Бек разбился, что ли?
- Ага, - кивнул Андрон, взглотнув пиво. – Мурка говорит, что он с какой-то бабой снюхался, как зомби перед ней ходил, а потом начал жаловаться на боли в голове. А в тот день у него вообще «крыша» поехала. Мать «скорую» вызвала. Ты же знаешь, как они приезжают – курица пешком быстрее дойдёт! Бек совсем шизанулся, анальгина полкило сожрал, башку под холодный душ засовывал, а потом разбежался по всей хате, и ласточкой с балкона сиганул. Как в бассейн. Даже не кричал. Молча в асфальт воткнулся. С третьего этажа. Мать чуть «кондрат» не хватил. «Скорая» приехала, соскребли его с асфальта, и всё. Пахан его сразу побелел. Даже усы белые стали.
- Ничего себе! – Негромко сказал Аркадий.
- Бр-р-р, какой ужас, - передёрнула плечами Катя, и обняла руку Аркадия, прислонившись щекой к его плечу.
- Завтра похороны, - объявил Костя, отхлебнув пива.
- Я в парке Горького, возле «Клетки», средь бела дня, с двумя придурками столкнулся как-то, а он шуганул: «Менты!» - Кричит. Ну, мы с ним и дали дёру через забор, дворами. Смылись, короче. Надо же. Он меня на дискач к своему брату приглашал. Вот это жизнь… А что за баба? Никто ничего не знает? – Аркадий вопросительно посмотрел на ребят.
- Хрен его знает! Говорят татарка какая-то, залётная. Вроде как поступать приехала. Не местная, короче, - сказал Анвар.
- А откуда? – Спросил Аркадий.
- У неё спроси, - ухмыльнулся Славик.
- Да… Невесёлая история. Жаль пацана, - задумчиво сказал Аркадий. – Ладно, ребят, мы пойдём.
- Аркаш, Кать, вот честно, это вы молодцы! – Вдруг выразился Костя.
- Ты это насчёт чего? – Спросил Аркадий.
- Это, насчёт, что снова вместе! – Ответил Костя, и отхлебнул из бутылки.
- Да, вот… - Замялся Аркадий.
- Не было бы счастья, да несчастье помогло, - ответила Катерина.
* * *
На дворе стоял тошнотный конец лета. Август. Жара, высушив всё, что ей было под силу, напоследок решила устроить пляску, взяв в партнёры Суховей. Жара поднимала своим подолом высоко в небо пыль и песок, а Суховей разносил всё это, на радость Жаре, далеко по земле. От этого веселья небо стало днём красным, а ночью мутным. Но всему приходит предел, вот и веселью Жары с Суховеем настал конец. Суховей успокоился, и превратился в ветерок, изредка порываясь на подвиги, но тут же успокаиваясь, а Жара не так уже опаляла землю, и всё чаще стала уступать Ночной Прохладе своё превосходство.
Проснувшись утром, Аркадий машинально включил телевизор, и пошёл умываться.
- Дядь Коль! Опять кто-то помер, что ли? – Спросил Аркадий вытираясь. – Что это они с утра пораньше «Лебединое озеро» гоняют? Не по программе это.
- Да нет, Кока, никто не помер. Переворот в Москве.
- Вот те раз! Вот мы и поженились!
- А я тебе говорил, что идут большие перемены.
- И что теперь, война?
- Нет, Кока, войны не будет, но нервы потрепят народу. Зачем стрельба-пальба? Морально гораздо эффективнее. Сказал три слова из телевизора, и сразу двести миллионов на лопатки положил. Сказал ещё три слова, и семьдесят миллионов похоронили.
- Это конец всему!
- Нет. Пока это только конец Советскому Союзу. Видимо, кое-кто на кое-что надеется, и думает, что это у него получится. Невозможно изменить то, что должно случиться, можно лишь усугубить обстоятельства происходящего.
Это были дни гнетущего ожидания, но всё кончилось благополучным снятием первого президента СССР с поста, и роспуском Союза. Первого сентября все студенты собрались в своих учебных заведениях. Аркадий тоже пришел на день Знаний. Катерина специально отпросилась на работе, и они с Аркадием, после торжественной части, с постно-отчётной всем надоевшей болтовнёй, пошли прогуляться по городу. Аркадий предложил зайти к Евгению Геннадиевичу. Катерина была не против, тем более, ей нравилось бывать в мастерской у художника, где пахло красками, романтизмом, дружелюбием, и непостижимой духовностью.
- А вот и наша золотая молодежь! – Поприветствовал Евгений Геннадиевич вошедших Аркадия и Катерину.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, Евгений Геннадиевич, - поздоровалась Катя.
- Здравствуйте-здравствуйте, проходите, присаживайтесь, как поживаете?
- Спасибо, жизнь не проходит мимо.
- Ай, молодцы! Чай будете? – Ради приличия спросил Евгений Геннадиевич, так как всё равно чай будет.
- Будем, дядь Жень, - ответил по-свойски Аркадий.
- Как вам последние новости? Мы теперь, друзья мои, будем жить в независимом государстве, наше правительство объявило мустакиллик! Так что сегодня праздник огромного значения, впитавший в себя многовековые мечты гордого народа о независимости. Суверенитете. Об отдельной миске на общем столе.
- О чём это Вы, Дядь Жень? – Спросил Аркадий.
- Да всё о том же, Аркаш, об идиотизме человечества. Ну, сами подумайте, ребята: жил-был слон, огромный такой слон, и на этом слоне завелись вши, мелкие такие вши. И начали они делить этого слона, вернее, внешнюю площадь шкуры слона – кому где жить. Кто-то захотел за ухом слона, кто-то на животе, кто-то под хвостом, но у всех этих вшей была одна мечта: как бы захватить побольше территории слона, да ещё и пленить побольше своих сородичей. Делили долго они территорию между собой, насиловали друг друга как могли, а слон взял, да помер. Возраст пришёл ему. А вши потом от голода передохли, главного кормильца-то не стало. Вот вам и притча о слоне и вшах.
- Не плюй в колодец…
- Не пили сук на котором сидишь, не рой другому яму, и так далее. И заметьте, никто ведь не решился за всё это время попробовать создать государственную систему, построенную на абсолютно иных качественных понятиях. Вот сейчас, Узбекистан отделился от Советского Союза, или как там его, вот вам и прямой прецедент тому, чтоб начать новую жизнь! Создайте новое государство, где ценности будут совсем иные, чтоб не потонуть в зловонии недоразвитого капитализма, потому что, пока разовьют капитализм, жить в нём будет уже некому. Человечество никак не может осознать, что тот дар, который был дан ему свыше, был дан только человечеству, то есть тому виду животного мира, который смог бы воплотить в жизнь всю мощь этого инструмента. Я сейчас, только чай заварю. Я вас не сильно заговорил?
- Нет, что Вы, Евгений Геннадиевич! – Сказала Катя. – Даже интересно. Вы нас заинтриговали.
Евгений Геннадиевич заварил чай, поставил приборы на стол, и пока накрывал, продолжал свою мысль.
- Представьте себе ситуацию. Государство, где самой главной ценностью является не денежная единица, как универсальный товар, а интеллект. Как вы думаете, сможет ли существовать такое государство?
- Даже не знаю, - ответил Аркадий. – Думаю, что нет.
- Почему?
- А чем оно будет торговать с другими государствами?
- Это уже второй вопрос. Такое государство может иметь что-то вроде нашего инвалютного рубля, который не имеет ценности на внутреннем рынке. Единственную ценность имеет только интеллект, на базе которого и строятся все взаимоотношения между людьми государства. С помощью внутренней пропаганды производится воспитание мировоззренческих принципов, по которым формируется бытовой уклад и производственная дисциплина. То есть, от каждого по способностям, каждому по заслугам.
- Дядь Жень, а как же, всё-таки, материальные ценности? Элементарные бытовые удобства?
- Всё это становится всеобще достижимым. В таком государстве должна существовать интеллектуальная комиссия, которая тестирует каждого гражданина государства, и на основе заключения комиссии, делаются выводы, достоин ли тот или иной гражданин определённого положения в обществе, а значит и каких-то более высоких материальных благ. Ну, скажем, лучшего дома, лучшего автомобиля, лучшей бытовой аппаратуры, ковров, люстр, сантехники. При этом, питание должно быть для всех одинаково, так же как и всевозможные мероприятия.
- Но это же коммуна, Евгений Геннадиевич! – Сказала Катя.
- Нет, именно не коммуна. В коммуне всё становится общим, а в таком государстве каждый имеет право на личное, но при этом не имеет ничего личного. Другими словами, всё общество воспитывается в духе единственной ценности – интеллект. Если у тебя, скажем, произошёл несчастный случай, пожар там или ветром сдуло твой дом, то это не беда, государство возместит всё утраченное, главное, чтоб ты остался жив, потому что ты являешься гораздо ценней этого дома со всем его хламом вместе взятым!
- К чему и стремятся развитые государства всего мира.
- Не совсем. У них всё-таки на первом месте стоит единица универсального товара – деньги, валюта, боны, фантики. Чем большее ты имеешь значение в обществе, тем больше ты способен запросить за свою работу, пусть даже за углом сидит такой же «мастер» и умеет делать то же самое не хуже тебя, но у тебя популярность, а значит, к тебе обращаются как к мастеру более высокого класса. Возьми Страдивари и Гварнери. Разве скрипки Гварнери звучат хуже? Нет, они звучат по своему прекрасно, но на них церковь наложила анафему, чем и воспользовался Страдивари. Чем и пользуются до сих пор торговцы функционирующей старины. Я же рассматриваю эту проблему с другой точки зрения. Да, ты прекрасный мастер своего дела, но докажи это на комиссии, и тогда ты будешь признан как лучший, пройди специальное тестирование, и гордись своими интеллектуальными способностями в своей сфере труда.
- Подождите, дядь Жень, а если получится так, что человек умеет делать какую-то вещь мастерски, а вот с умом ему не повезло, ну, врождённое там, или травма, тогда как?
- Не так всё просто, как оно кажется на первый взгляд. Я же говорю: специальное тестирование. Если человек смышленый от рождения, то его интеллект без сомнения высок. А если человек метёт всю жизнь улицу, и в силу своей лености ума не способен ни на что больше, то пусть метёт улицу, это его трудовая ниша, кто-то же должен улицу мести.
- А со спортом как?
- Как? Спорт, безусловно, должен существовать и приносить радость, но не в таком извращенческом качестве, в каком он сейчас существует. Спорт должен существовать на уровне сознательной необходимости каждого гражданина, а не как средство заработка, хотя, некоторые виды спорта могут существовать в таком государстве как одно из видов развлекательных мероприятий. Нельзя же абсолютно исключать из жизни индустрию развлечений! Зачем тогда мы нужны будем?
- Вот именно! Я как раз хотел спросить насчет творческих людей. Куда им?
- А ты знаешь, скорее всего, таких людей надо ставить на вторую ступень. Сразу после руководящего эшелона, а после них ставить военных, которые должны всё-таки не столько мышцой брать противника, сколько умом. Тогда и армию можно держать небольшую, но профессиональную.
- Значит, если ты пошёл в военные, то сразу становишься чуть ли не на вершине иерархии?
- Опять же, не совсем. Сначала ты должен доказать, с помощью тестов, сможешь ли ты вообще быть военным.
- А как же с религиями и верой? Согласитесь, Евгений Геннадиевич, что человек без веры не может жить, ему постоянно нужна какая-то цель, к которой он должен стремиться, - спросила Катя.
- Конечно, и этой целью будет являться увеличение своего интеллектуального уровня. А бога можно придумать любого, но этого лучше не делать. Это очень деликатный вопрос. Лучше сделать соединение религий, то есть, пусть они существуют все рядом, как, скажем, у нас. Узбеки празднуют Новый Год, а мы празднуем Навруз. Однако все хотим узнать, под какой китайской звездой мы родились. Это, с моей точки зрения, более демократичный подход, плюрализм, паритет. Что может быть прекраснее отбалансированного житейского механизма, когда все знают, на что надеяться, и чего ждать завтра.
- Вообще-то, дядь Жень, извините, что прерываю ход Ваших мыслей, мы с Катей решили пожениться, и хотим пригласить Вас на нашу свадьбу.