ИЛИАС САРО
АРКОР
ПОЛИГОН ЯХВЕ
(часть II)
ГЛАВА 5.
Наутро Аркадию было несколько не по себе от ночного любомудрствования Ворона. Но вскоре пришли соседи: дядя Сеня и тётя Даня, и началась предпраздничная суета. Аркадий, увлёкшись приготовлениями, забыл об увиденном во сне.
Раньше всех с Первомайской демонстрации пришёл дядя Рустам. Он работал художником, и мыслил, прямо сказать, иногда неординарно.
- Николай, мало ли что было, и что будет? Аркадий – наш сын. Мы его знаем, когда он ещё пешком под стол бегал стоя. Давай во двор! Каждый по чуть-чуть, шашлычок всё равно на веранде не сделаешь, и плов, сам Бог велел, на костре готовить! Тем более что сегодня великий праздник всемирного пролетариата! А кто из нас буржуй? Никого! Давай, Николай, во дворе, на свежем воздухе, птички поют, цветы цветут – красиво!
- Тебе, Рустам, только бы - красиво!
- А как же, Николай, художник я или карандаш в стакане, а?
- Да мы, вроде, и не готовились к такому…
- Брось, Николай! Если что, зам секретаря обкома – мой кент. Понял?
- Чего тут непонятного?
- Пошли, соседей позовём. У Валентина с Машей сын в армии, на Дальнем Востоке. У Гены с Людмилой, не сегодня – завтра вернется. У Полины по осени пришёл, на подлодке три раза вокруг «шарика» прошёл. Пусть твоего поддержат, с одного двора же, как никак. Николай?
- Ну, разве что…
- Значит, решили? Я сейчас иду к Саиду, он мне не откажет, попрошу у него столы, скамейки, ну, там, посуду-масуду… Его пацаны – золотые парни! Так что, ты не волнуйся, мы всё принесём! Ха-ха! Николай, парнишке нужен праздник! Нам всем нужен праздник! Война войной, а обед – по распорядку! Правильно? Так, я пошёл.
Действительно, дети Саида, общественного квартального старосты, быстро принесли во двор столы, скамейки, и кое-что из посуды. Соседи повыносили кто что смог, покрыв скатертями и тарелками столы. В углу двора дядя Коля установил казан, и приступил к приготовлению плова. Возле него суетилась тётя Даня. Вскоре начали собираться и рассаживаться за длинным столом соседи, поздравляли Аркадия с возвращением, и друг друга с Первомаем. Кто-то из соседей выставил колонки из окна, и включил музыку. Началось веселье. Хоть и противоалкогольный закон ещё витал в воздухе, но он уже не имел такой силы, чтоб не откупорить бутылку-другую за этим столом. Вот уже стемнело. Соседи, захмелев, вели застольные беседы. Подошли знакомые ребята с девчонками из соседнего двора.
- Привет, Кока, с возвращением!
- Привет!
- Здорово!
- Как жизнь?
- Спасибо, ничего.
- Ну, как ты?
- Когда вернулся?
- Вчера. Как видишь – живой!
- Сильно досталось?
- Да, жарковато было…
- Главное – что живой!
- Это правильно, - подняв указательный палец, произнёс Славик.
- Садитесь, ребят, наливайте, - пригласил Аркадий.
- По такому случаю, грех отказываться, но, и на халяву неудобно. – Славик развернул из газеты бутылку водки.
- Ты всегда в гости со своим «хлебом» ходишь? – Спросил Аркадий.
- Ни в коем разе! Только по праздникам к друзьям. А так, в общем, я больше никуда и не хожу.
Ребята начали рассаживаться за столом, поближе к Аркадию, и соседи, понимающе, уступили места. Тут Аркадий увидел только что подошедшую Катю. Они встретились взглядом.
- Привет.
- Здравствуй.
- Сколько зим, сколько лет…
- Здравствуй.
- Я вижу, ты не одна?
- А ты?
- Я?… Один…
- И я одна
- И никого?
- Никогда. А ты помнишь наши встречи? Ты специально брал пиджак с собой?
- Приятно было думать, что мой пиджак греет, обнимая тебя.
- Как и ты.
- Как и я?
Безмолвный диалог длился не больше секунды. Но им обоим показалось, что они не виделись тысячу лет, и говорили сейчас, глядя в глаза друг другу, не меньше часа. Вдруг волна наваждения отхлынула. Аркадий стушевался и пролепетал.
- К… Катя? Садись… Садись, пожалуйста.
Катерина села напротив Аркадия.
- Тебе плов, салат?… Чего налить? – Аркадий никак не мог собраться от волнения.
- Спасибо, налей мне вон того, домашнего, из графина. – Катя снова встретилась взглядом с Аркадием, её щёки моментально зарделись, как только что распустившиеся розы, и она, прикусив нижнюю губу, стеснительно улыбнулась.
- Сейчас, минутку. – Аркадий потянулся за графином, но его остановил Славик.
- Аркадий, садись. Анвар, налей, пожалуйста, Кате. У меня уже рука отсохла. – Славик держал две полные рюмки, и, как только сказал, подал одну из рюмок Аркадию.
Анвар, быстро сообразив, взял пустующий бокал, и налили Екатерине красного густоватого вина.
- С возвращением! – Двинул Славик тост нагора.
- С возвращением! – поддержали окружающие, и стукнулись посудой в солидарность.
Не успели проглотить закуску, как Анвар со Славиком снова налили в пустующую тару по кругу. Поднялся Андрон, и произнёс тост за то, чтоб, не дай Бог, никто «там» не побывал, и что он сам был в командировке в Афгане два раза, технику перегонял, и что по осени демобилизовался, и Аркадия считает своим братом.
- За дружбу! – заключительно салютовал Андрон, и все дружно выпили.
Пока закусывали, подошёл дядя Коля. Он с самого начала наблюдал за всем происходящим. Положив руки на плечи Аркадия, он поздоровался с ребятами. После традиционного обмена любезно-заботливыми вопросами, дядя Коля сказал.
- Ну, что вы сидите как чужие? Наливайте, не стесняйтесь!
Славик быстро налил дяде Коле водки в рюмку, встал, и подал ему рюмку, держа в другой руке тарелку с салатом.
- Ох! Спасибо! Хочу выпить за вашу молодость, ребята, за вашу красоту, здоровье и весну. Спасибо, что пришли, - сказал дядя Коля. Все выпили за хорошие слова уважаемого всеми дворами дяди Коли, и он добавил. – Вы, молодежь, не подумайте, что я вас уже провожаю. Это – от сердца. Но, чтоб всё по-мирному, без шума. Ладно?
- Да что Вы, дядя Коля, мы же к Аркадию, к другу пришли, - сказал Андрон, славившийся своей задиристостью и гордостью за армянский народ. – Всё будет спокойно! Сегодня – праздник!
- Ну, отдыхайте. Вон, Дима поставил что-то модное, потанцуйте, - сказал дядя Коля, и отошел от ребят.
- Спасибо, дядя Коля.
- Спасибо.
- Потанцуем, - сказал Славик, и, как только дядя Коля сел к своим собеседникам, скомандовал. – Чего сидим? Н-н-наливай!
- Слышь, Кока, - обратился Анвар в полголоса к Аркадию, когда выпили и закусили. – А Катька ведь тебя ждала. Все об этом знают. Мы все следили, чтоб она ни с кем, пока ты в армии. Понял? Давай, пригласи её, как раз музон кайфовый, медляк. Что ты как чужой сидишь? Если что, мы опять Димку попросим что-нибудь кайфовое поставить. Давай, пригласи.
Аркадий застеснялся, ему стало как-то не по себе. Может, они даже и целовались когда-то, но это всё было где-то в тумане, не в его жизни, он её почти не знал и не помнил.
- Давай-давай, Кока, музон кончится, - подтолкнул Аркадия Славик, слышавший Анвара.
Аркадий, сгорая от стеснительности, встал, и, обойдя стол, подошёл к Кате.
- Пошли, потанцуем? – Сказал он негромко, наклонившись к её уху.
Катерина повернулась к нему, и, улыбнувшись, ответила согласием, сверкнувшим в её обрадованных глазах.
- Смотри-ка, помнють ещё друх друшку, - сказала бабулька из соседнего подъезда своей соседке, такой же бабульке.
- Ох, Катька-Катька. Ну, зачем он ей нужин, камиссованый да кантужиный?
- Молодость, Клавдия! Будет потом локоток кусать, да не дотянется.
- Не говори, Пятровна. У них семья богатыя. Вон, девочку-то по моде одивають. Посмотри: жинсики, красцовочки, да и блузычка не за три рубля куплена. А он – сирота, камиссованый, на дядиной шеи, да ещё и кантужиный.
- Ничё, Клавдия, отец с матерью образу-мють. Не с одного поля ягодки они.
- Не говори, Пятровна, были б живые Борис с Лизкою, можить, и мальчик служил бы возли дому. Эх…
Но Аркадий с Катериной не слышали, как старые соседки промывали им косточки. Им было сейчас приятно танцевать в медленном кружении музыки, и, как бы невзначай, прикасаться телами друг друга.
- А тебя больше не заберут?
- Не должны.
- Тебе страшно было «там»? – Спросила Катерина, потому что ей хотелось за что-нибудь пожалеть Аркадия. Она не осмеливалась сделать это беспричинно, просто так. Ей очень хотелось обхватить его голову и прижать сильно-сильно к груди, говоря нежные слова шёпотом, только для него, быть с ним рядом, долго-долго, и не расставаться. Она ведь ждала его. Ждала только его. Она этого заслужила! Но он вернулся другой. Чужой. Это был не Аркадий, и Катерина это чувствовала своей молодой, и ещё целомудренной душой. В ней всё больше росло и поднималось желание разобраться во всём, что сейчас происходит с Аркадием, она же ЖДАЛА его, и теперь ей нужна компенсация за её ожидание. Она писала письма. Она получала от него письма. Он ей писал такие слова, от которых её девичья душа пела и летала. Ей было радостно от этого. Ей было тоскливо от этого. Она плакала в подушку. Она ждала только его. Она хотела, чтоб он быстрей вернулся! И он вернулся. Вернулся на полгода раньше. Катя слышала, что с ним произошла беда, и что оттуда вообще все возвращаются с травмированной психикой. Она готовила себя к этому. Она, вроде бы, была готова к этому, но вернулся… не Аркадий.
- Было страшно, но чаще – просто некогда, - ответил Аркадий, улыбнувшись.
- Аркадий… Кока, а ты часто о доме вспоминал?
- Каждый час, - соврал Аркадий, он вообще не помнил, вспоминал он о доме или нет?
- А на мои письма ты сразу отвечал или не сразу?
- Незамедлительно, - опять соврал Аркадий, потому что эта ложь была приятна Кате.
В голове Аркадия что-то промелькнуло, как будто кто-то сбоку пробежал, стараясь быть незамеченным. Аркадий понёсся вслед за мыслью. Догнал. Письмо. Он получил письмо. Да. Он получил письмо от Кати, от Катюньки, от Коки. Он вспомнил, как он называл её – Кока. Почему? Он сел под раскидистый тутовник, чтоб не жариться на палящем солнце, вскрыл письмо, но дочитать его не дали ему до конца. Тревога! Все запрыгнули по машинам. Тряска. Пыль. Стрекот «калашей». Разрыв гранат. «Духи» с фланга. А он только полгода как в армии! Они подошли совсем близко. Рукопашный бой на закате. Темнота. Теснота. Свет от разрывов выхватывает движущиеся копошащиеся фигуры людей. Он резко приседает на корточки, и, показывая сьюфином вверх, кричит: «Хук па дза! Верх!»
- Хук па дза! – Услышал он ответный боевой клич гномов вокруг. Над гномами, в воздухе, проплыл чёрный-причёрный негр, с огромным мечём в руках.
- Коро! – Кричал кто-то очень знакомый. – Коро!
- Кока! Аркадий!
Он очнулся от видения. Его кто-то тряс, взяв за руки. Он с удивлённым испугом посмотрел на Катерину и взглотнул пересохшей глоткой, тяжело дыша. Капельки пота медленно стекали по лбу.
- Аркадий, что с тобой? – Глядя в опустевшие глаза Аркадия, озабоченно спросила Катя.
- Пить. Воды. Я сейчас. – Аркадий подошёл к столу, Катерина вслед за ним.
Аркадий взял со стола бутылку «минералки» и залпом выпил её. Дядя Коля, всё время следивший за Аркадием, подошёл к нему, и, взяв за плечи, спросил.
- Тебе плохо, Кока?
- Дядь Коля, откуда гномы в Афгане?
- О-о-о, Кока, пойдём…
- Нет, дядь Коль…
- Не шуми, Кока, не удобно. Соседи тут. Пойдём. – Дядя Коля взял под руку Аркадия, и потащил домой.
Катерина, чувствуя ответственность за происходящее, пошла с озабоченным видом за ними.
- Дядя Коля, дядя Коля, Вам помочь? – Спросила она, поравнявшись с ними.
- Ох, Катенька… - Вздохнув, сказал дядя Коля. – Ну… идём.
Они вошли в квартиру. Аркадий чувствовал себя слегка выпившим, хотя вливал достаточно, и со стороны выглядел вполне трезвым. Он скинул с себя кроссовки, прошёл в зал, и плюхнулся в кресло с отрешённо-задумчивым взглядом. Следом за ним вошли дядя Коля и Катя.
- Катенька, ты присядь, - предложил дядя Коля.
- Дядь Коля, откуда в Афгане гномы? – Недоуменно спросил Аркадий.
Катя с беспокойством посмотрела на дядю Колю.
- Ты что, Кока, ты посмотри, как ты испугал девушку!
- Не бойся, Катя, «крыша» у меня на месте, и «дрянь» я не курю. Я даже там её не курил. Я просто разобраться хочу…
- Ох, ребятки мои, - вздохнул дядя Коля. – Понимаешь, Катенька, это – не совсем Аркадий. Вернее, Аркадий, но не тот, который был. Тот умер. Погиб, понимаешь? Это - уже другой человек. Пойми меня правильно, девочка, я старый человек, и знаю жизнь. Вам лучше не встречаться. Или совсем, или, во всяком случае, какое-то время. Если я сейчас это не сделаю, вам потом обоим будет в сто раз больнее. Внуши себе, что это – просто хороший знакомый, и не больше. Не строй никаких планов. Дело даже не в его контузии. Его жизнь не для тебя.
- Но я его ждала! Я ему письма писала! Как Вы смеете?! Мы сами разберёмся!
- Нет, Катенька, - как можно мягче сказал дядя Коля. – Нам предстоит очень суетливая жизнь с…
- Суетливая?! – Спросил возмущённо Аркадий. Интонация самого слова показалась ему настолько знакомой, что его как лезвием хлестануло по памяти. – Суетливо! Быть черепахой суетливо! Но я не черепаха!
Дядя Коля с беспокойством посмотрел в вернувшееся из бледности лицо Аркадия.
- Катенька, не подумай, что у него действительно «крышу» скинуло в Афганистане. Это – наши с ним дела про суетливую черепаху.
- Что у вас тут происходит? Дурдом какой-то! Дядь Коль, это вы специально? Да? Аркадий, а ты? – Катя посмотрела на Аркадия, ища у него спасительную взаимность, но тут она чуть ли не в воочию увидела тот катящийся на неё снежный ком подозрений, что это – не тот Аркадий, который был её ПАРНЕМ. Снежный ком подкатился совсем рядом, и застрял в гортани.
- Извини, Катя, я тебя почти не помню. Я только помню, что тебя называл Кокой. Помню пиджак (откуда он у меня?), помню, письмо читал перед боем… Стрельба, мы пошли в рукопашную, «духи» напирали. Вечером… Ночью… Но откуда там гномы? Откуда этот негр с мечём? Он плыл по воздуху, а гномы старались задеть его сьюфинами…
- Чем? – Спросила Катя осипшим дрожащим голосом.
- Сьюфинами. Это такие, небольшого размера мечи, с двойной ручкой…
- Боже! Аркадий! – Со слезами вскликнула Катя, и выбежала из квартиры, впрыгнув по пути в свои белоснежные кроссовки.
- Эх, Аркадий! – Как-то досадливо произнёс дядя Коля, и сел на диван.
* * *
- Это «ж-ж-ж-ж» – неспроста! – Определил Анвар, когда мимо них пробежала, вся в слезах, Катерина. – Девушку обидели.
Анвар, Андрон и Костя только что курнули анаши за углом, и направлялись обратно к празднеству.
- Похоже, Кока через хрен кинул Катьку, - сказал Андрон.
- Не по кайфу такой расклад, пацаны, - вставился Костя. – Надо бы Аркаше звездюлей вправить.
- Надо. Пошли. – Решительно сказал Анвар.
Аркадия за столом не оказалось. Ребята увидели, как из подъезда выходит дядя Коля. Это обстоятельство вызвало у кайфующих молодых людей вскипание крови в жилах.
- Вот падло, в хату заныкался, сука. – Обрисовал ситуацию Андрон. – Пошли, разберёмся – на хрена бабу обижать? Она его по-честному ждала, а он с ней как пидор обошёлся.
Ребята подошли к дяде Коле.
- Дядя Коля, а где Аркадий? – Спросил Костя.
- Ребята, у него праздник на сегодня кончился, - ответил дядя Коля.
- Нам с ним поговорить нужно, - сказал Андрон.
- Ребята, завтра поговорите.
- Дядя Коля, нам бы сейчас.
Дядя Коля, прищурившись, внимательно посмотрел каждому из ребят в глаза, и мило объявил.
- Аркадий спит, приходите завтра, - и пошёл к столу.
Через несколько минут, как бы опомнившись, Андрон сказал.
- Какого хрена, по натуре, нас сюда занесло? Пошёл я на хату.
- В натуре, - крякнул Костя. – Он там не в фантики играл. Пацану хреново, а мы с разборками. Пусть они с Катькой сами разбираются. Я, лично, чистый.
- Я тоже, - добавил Анвар.
С чувством выполненного долга ребята разошлись по домам. На следующий день ребята так и не зашли к Аркадию, а он с дядей Колей отправился на дачу.
- Ты, Кока, насчёт Катерины всё же подумай. Сам решай, порвать с ней или подождать, отложить всё на потом. – Сидя на скамеечке возле дачного домика, в раздумье сказал дядя Коля сидящему рядом Аркадию.
- Дядь Коля, может мне действительно «крышу» сорвало на этой чёртовой войне?
- Нет, Кока, здесь дело совсем в другом. После всех передряг, которые приключились с тобой, тебе нужно какое-то время, чтоб пообвыкнуться в этом мире. Эта война – всего лишь только малая часть, теперь уже, твоей жизни. Пройдёт время, и ты всё сам осознаешь и поймешь. Тебе сейчас никак нельзя связываться с Катериной. Когда будет можно, я скажу.
- Может ещё и как, скажешь?
- Может, - улыбнувшись, ответил дядя Коля.
- Ну, ты, дядя Коля… Ну ты даёшь!
- Я вчера, Кока, с Рустамом говорил, - чтоб переменить неприятный для Аркадия разговор, начал дядя Коля. – После девятого мая он тебя устроит на работу в производственные мастерские, грунтовщиком. Поработаешь пока с ним, у него в бригаде. А там – видно будет.
- И где это?
- В худфонде.
- А что там делать?
- Ну, что Рустам скажет. Он обещал, что никто тебя не обидит. Зарплата сдельная. Ещё обещал, что скучно не будет. С художниками не соскучишься.
ГЛАВА 6.
Время шло, жизнь продолжалась. Дядя Рустам, как и обещал, устроил Аркадия на работу в свою бригаду. Скучно действительно не было. Со временем Аркадий втянулся в работу, она ему нравилась и доставляла удовольствие. Про Катерину он даже и не вспоминал. А она его возненавидела. Возненавидела за поруганную, как ей казалось, честь. За несостоявшиеся ожидания, За осевший на душу пепел надежд. Даже когда она его видела на автобусной остановке, то вставала в стороне, чтоб он её не заметил, и ждала, когда он уедет. Только после этого она садилась в свой автобус, не обращая внимания на то, что опаздывает по своим делам, и из-за этого она злилась на него ещё больше. Она его по прежнему любила, и когда она признавалась сама себе в этом, то её ненависть к Аркадию достигала критического уровня, и выливалась, в лучшем случае, в подушку.
Какое-то время Аркадий проработал с дядей Рустамом, но однажды дядя Рустам предложил Аркадию помочь ребятам из другой бригады. Как раз в это время у него не было заказов, и Аркадий праздно проводил время. На предложение дяди Рустама он ответил положительно, да ему и самому было интересно поработать с другими людьми.
Работа предстояла грандиозная. Горный животноводческий совхоз подал заказ на художественно-эстетическое оформление административного корпуса. Директор совхоза, молодой руководитель с прогрессивно-перестроечными взглядами пообещал, что если обкомовским «галстукам» понравится, то он из них «выбьет» дотацию, и профинансирует вторую очередь своего плана эстетического оформления, то есть – всего совхоза. Но и на этом этапе работы было предостаточно. Даже одному из скульпторов досталось делать обелиск памяти павшим в Великой Отечественной войне 1941-45г.г. Как выражался сам скульптор: «Памъяти попавшим…»
Аркадий попал в бригаду, где бригадиром и руководителем проекта являлся художник Алексей Павлович, дядя Лёша. Он был компанейским мужиком, но требовательным. Приходя с утра на работу, он всей своей неуёмной энергией заражал всех остальных, при этом обладал широким теоретическим и практическим кругозором. У него в бригаде работали два художника и один грунтовщик. Аркадия он взял не только из-за большого объёма работ, но и по просьбе Рустама: парень, мол, хваткий, из него будет толк, наблатыкается – глядишь, в люди выбьется, а то, что он с некоторыми странностями, так художникам не привыкать. Художник без странностей, что солнце без пятен.
Вся бригада дяди Лёши работала слаженно, все были универсальными мастерами своего дела, и не гнушались никакой работы.
- Настоящий мужчина должен уметь всё, и от случая к случаю демонстрировать свои способности, - повторял иногда чью-то цитату Алексей Павлович, при этом профессионально показывал ту или иную операцию.
Такими темпами, с огоньком, к осени они закончили подготовительный этап работы, теперь было необходимо всё упаковать и доставить на место для монтажа. Перед поездкой Алексей Павлович собрал всю бригаду.
- Ну, что, я думаю, мы вполне спиты для того, чтоб выезжать на объект, - начал собрание он. – Шухрат, ты уже был там, поэтому ты поедешь с утра первым, на нашей фондовской машине. Директор дал «добро». Мы её с рабочими загрузим, так, и - олгха! А пока, суд да дело, приедут их машины, и мы с ними отправим Володю. Володя, ты как?
- В полный рост!
- Ну, а мы на своих. Я с Аркадием, а Гена с Равилем. Шухрат с кормёжкой договорился, директор обещал, что повар будет кормить на убой. Жить будем в коттедже для обкомовских холуёв. Пока снег не выпадет, они туда носа своего не сунут. Они туда на лыжах кататься приезжают. Но до снега нам надо закончить, иначе на своей жопе с гор скатимся, и бабки хрен получим. Кстати, тёплые шмотки не забудьте. Ну, а сейчас, за успех в нашем гиблом деле. – Алексей Павлович поставил на стол сумку, расстегнул её, и вытащил две бутылки водки с «дежурной» закуской.
- А я – за рулём. – Мило улыбаясь, сказал Гена.
- Ну, ты, Гена, кайфолом, - брезгливо объяви Алексей Павлович. – Знал ведь, что этим закончится, нет – «за рулём»! Давай, машину здесь оставишь.
- Да пошёл ты! Здесь… Чтоб я потом гаек не досчитался? – С серьёзным видом сказал Геннадий. – Я художник, а не идиот. Вот, когда будешь жить на Брайтоне, тогда и оставляй свою «тачку» в ихнином худфонде, а пока ты в «совке», то слушай меня сюда. Моя Татьяна с сыном весь день носилась по базару, и ты думаешь, что я после этого буду в антисанитарных условиях водку жрать? Не угадал! Короче, блин, берите своё пойло, и ко мне! Не хватит – у меня ещё найдётся.
- А я уже открыл, - растерянно произнёс Шухрат.
- Ну, закрой, маленький, что ли? – Ответил Геннадий.
- Гена, я знал, что у тебя дерьмоньтиновый характер, но, чтоб до такой степени! – Поморщившись, сказал Алексей Павлович.
- Не нравится чахохбили, будешь сырым луком закусывать на балконе, - отпарировал Геннадий.
- Ну, ты хотя бы предупредил, что ли? Я ж не против комфорта, - развёл руками Алексей Павлович.
- Если б я тебя предупредил, то ты сейчас ехал бы в автобусе вместе со своей женой и тёщей, вместе с детьми и без бутылки! – Глядя, как Шухрат изолентой закупоривает бутылку, сказал Геннадий.
- Когда это было? – Обиженно спросил Алексей Павлович.
- Будущее - за медициной профилактической! Павлов. – Подняв указательный палец, вставил мудрость Геннадий.
- Вот я сейчас тебе, для профилактики, вторую дырку в заднице просверлю, - поднимаясь, сердито сказал Алексей Павлович.
- О! Хорош звездеть! Смотри, Шухрат уже бутылку заизолировал, теперь током бить не будет. Если кто не против выпить и закусить, приглашаю к себе. Бли-и-ин! Уже шестой час, а мы ещё не в одном глазу! – Завершил дебаты Геннадий.
Оказалось, что все не против. Хором поднявшись, бригада вышла из мастерской, Алексей Павлович запер двери на ключ, и все направились к «Жигулёнку» Геннадия.
* * *
На дворе стояло время сезонного промежутка. Дни были тёплыми, но осень уже объявила о своих правах. Хоть деревья и стояли ещё зелеными, но краски зелени как-то померкли, как будто устали за всё лето, и готовы были откликнуться на первый же призыв осени. Ночи стали заметно прохладнее. Всё это заставляло душу и тело ждать, что вот-вот, и грянет неистовство природной стихии с ярким карнавалом осенней листвы на фоне серо-лилового, постоянно обещающего, и выполняющего свои обещания, неба.
«Жигулёнок» мягко шуршал по асфальтированной дороге к горам, вгрызшимся рваным фиолетовым силуэтом в небо. В последний момент было решено, что Аркадий поедет с Геннадием. И вот они ехали вслед за машиной Алексея Павловича.
- Да нет же, Аркадий, пойми, этому нельзя научиться. Художник – это не профессия. Это – стиль жизни. Вахтёр, прапорщик, попрошайка – это национальность, а Художник – это склад ума, - сказал Геннадий, беседуя по дороге с Аркадием. – Он видит по-другому, он чувствует по-другому, он слышит по-другому. Постоянный творческий процесс. Понимаешь? Если это ему от Бога дано, то этого не отнимешь. Но есть ещё немаловажный нюанс: ты можешь по наитию отлично петь, рисовать, играть, танцевать, но есть грамота, выверенная тысячелетиями. Грамота гармонии. Человек умеет говорить, но не умеет писать. Его научили писать, правильно складывать буквы в слова. Так? Теперь. Человек умеет рисовать, но не умеет грамотно ложить цвета, ну, там, светотень, блики, рефлексы, перспектива, плановость. Грамота добавляет силу любому Художнику. Понимаешь? Всё это в совокупности развивает логику. Ну, представь себе любого Художника, который написал, нарисовал, сыграл то, о чём совсем не знает, или знает плохо. Машина, нарисованная обобщённо – раздражает, песня, сложенная без знания предмета – вызывает насмешки. Чтоб не попасть впросак, нужно расширять кругозор знаний. Понимаешь? Да, вот, хотя бы сейчас, нарисуй корову или барана не так, как они выглядят, и твой профессионализм поставят под сомнение. Чем больше кругозор у Художника, и чем сильнее развита логика, тем выше его профессионализм. Ну, и практика, естественно, не последнее дело.
- А технология?
- Без технологии, конечно, тоже никуда. Есть, конечно, годами, веками выверенные приёмы, но каждый отрабатывает свои методы. Так сказать - руки затачивает. Ты только подумай, для кого всё это делается? Для людей! Никто, кроме таких же людей, такого не сделает. Ни кошки, ни бараны, ни обезьяны, никто! Понимаешь? Всё, что создаёт человек, он создаёт своим умом, с помощью рук, а значит, и другой человек может сделать это же. Только леность ума не даст ему это сделать. Понимаешь? Про людей, у которых мозги ленивые, говорят, что руки у них из бёдер растут, то есть, далеко от головы.
- Это что, дядь Ген, значит, если я немного поднапрягу свои мозги, то я смогу и космический корабль сделать?
- От чего ж? Любой искусственный спутник сделан людьми, и если это тебе в кайф, то, почему бы не сделать? Надо по-философски смотреть на мир, но не усложнять. Вообще, чем больше упрощено, тем гениальнее. Всякие, там, навороты – это от дилетантства, или, опять же, от лености. Вот, возьми «Чёрный квадрат» Малевича – гениально! Ничего лишнего!
- Абсолютно ничего!
- Ха-ха-ха! Это точно! Но гениально! Или японский флаг? О?! А ты: «Космический корабль!»
* * *
Деревья в горах сменили свой летний наряд раньше, чем их братья и сёстры в долине. Да и дней ясных здесь было больше. Часто приходилось наблюдать, как тучи стояли над долиной, закрывая своей дымчато-серой массой местность. А однажды утром Аркадий увидел картину, которая потрясла его. Он проснулся перед рассветом. Сходив по нужде, и выйдя из туалета, он опешил от увиденного. Перед ним раскрылась панорама долины Заравшана, освещенная заревом утреннего солнца, которое брызнуло оранжево-красным светом поверх распластавшихся серым ровным руном облаков. Вдалеке, где-то на горизонте, сквозь дымку, просматривался бледно-лиловый горный кряж. Сверху нависало тёмно-ультрафиолетовое небо. По ущелью были разбросаны яркими пятнами деревья, уже встретившие осень. Это обстоятельство создавало впечатление богатой золотой рамы, обрамляющей безумное нерукотворное полотно.
Всё увиденное взволновало и растревожило потаённые недра памяти Аркадия. Он где-то уже видел подобное. Что-то во всём этом было, до боли знакомое, на столько, что подкативший к горлу ком надавил на мозг, и он чуть не потерял сознание.
За завтраком Аркадий поделился впечатлениями с бригадой.
- Красота – великая сила! Теперь, Аркадий, это надолго, - оценивающе сказал Алексей Павлович.
- Что надолго? – Спросил Аркадий.
- Красоту видеть, Аркадий. – Ответил Алексей Павлович. – С кем поведёшься, от того и наберёшься. Любоваться природной красотой – это состояние души. Пусть он, даже, слесарь-гинеколог, но если он этого не видит, значит, он в душе не Художник. А если художник этого не видит, значит, он калека.
- А если он видит, но стесняется сказать или не находит слов? – Спросил Володя.
- Это излечимо. – Диагностировал Геннадий.
- Надо чаще говорить «Я люблю тебя» не только женщинам, но, даже, помойному ведру, не говоря уже о Земле, на которой ты живёшь. Тогда и ведро дольше не прохудится, а Земля подарит всё, что у неё есть, только успевай глотать, - ответил Алексей Павлович.
- Что-то у тебя, Лёша, потенция поднялась, - подколол Геннадий.
- Дурень ты, Гена, мы тут о возвышенной любви, только не подумай о колокольне, - парировал Алексей Павлович.
- Нет. Я о колокольне и не подумал, - сделал свой ход Геннадий. – Я только подумал, что мы в горах, это тоже высоко. Эх! Не ровен час, возьму пастушку-проводницу, и пойду тоже любоваться красотой вон на ту вершину…
- Эка ты загнул! Подумай, как обратно возвращаться будешь, - Алексей Павлович принял ход Геннадия, и продолжил дуэль острот. – Но прежде, привяжи свой «плуг» покрепче к груди, иначе, тебя по борозде найдут. Ну, всё! Домой едем в пятницу вечером, а не в субботу вечером. Я не хочу иметь среди друзей друга-евнуха.
- Всю сказку испортил! – Раздосадовано сказал Геннадий. – Как всегда: пришёл господин поручик Ржевский, и всё опошлил.
Но в пятницу им не удалось разъехаться по домам. Прибежал директор совхоза, и слёзно, чуть ли не на коленях, попросил ускорить завершение, так как должны приехать функционеры и осмотреть место предстоящей попойки чиновников на грядущие праздники. Это обстоятельство несколько расстроило, придётся работать без выходных, но все решили, что в субботу вечером надо дать эмоциональный передых, и разрядиться водочкой. За словом – дело. Но, видимо напряжённые дни дали о себе знать, и все, быстро опьянев, отправились по своим кроватям. Самыми стойкими оказались Геннадий и Аркадий.
- Ну-у-у, Аркадий, как тебе сказать? – Длинно объяснял Геннадий. – Вот, с женщинами проще, они делятся на «ДАМ» и «НЕДАМ». Дамы в свою очередь, делятся на «ДАМ», и «ДАМ, НО НЕ ВАМ». А вот с мужиками сложнее. В основном, они делятся на смышлёных и пофигистов. Пофигисты живут в свой кайф под девизом: «Могу копать, могу не копать», - и звездец! Их целью является максимум кайфа. Их можно сравнить с капризным элементарным рычажным механизмом, иногда с моторчиком. А вот со смышлёными сложнее. Им всегда чего-то не хватает, и, в большинстве своём, они трудоголики. Вот, взять тебя, хотя бы. Ты, наверное, раньше и не думал, что можно работать, не замечая, как устаёшь? Правда ведь? Это завлекает. Когда предмет приобретает под твоими руками другой цвет, форму, содержание! А какой кайф, когда добиваешься своего, даже в мелочи! Когда вот то, что ты сделал, ласкает взор! Вот, скажи, раньше ты замечал такой рассвет?
- Нет, почему же…
- Нет, Аркадий, не вот эта вот мощь природы, а нюансы красок, создающие общую гамму?
- Ну, как сказать…
- Вот! – Геннадий потянулся за бутылкой, в которой оставалось чуть меньше четверти. – О! Надо растянуть на два раза. Так вот! Я наблюдаю за тобой: ты, не так, чтоб на лету, но схватываешь всё быстро, вот. Ты рисовать пробовал? Вот, посмотри, вот, на этого суслика, на Шухрата. Вот он – не Художник! А если и сможет рисовать, то он – ремесленник, но не Художник! Он хороший грунтовщик, мастеровитый, но у него нет секса. Он не умеет абстрагировать и не чувствует объём. А, вот, за тобой я почувствовал это. Ты вообще пробовал рисовать?
- Нет, не пробовал… Ну, разве что в школе…
- Не-е-ет, Аркаша, не танки-пушки в тетрадке в клеточку. А, вот, рисовать на листе. Выкладывать свои наблюдения за миром на листе бумаги «простым» карандашом?
- Нет…
- А ты попробуй. Вот, давай, прям сейчас! Вот… Где?… Вот, прям на этом планшете с проектом. Лёшка до сих пор – студент. Всё работу делает – как диплом сдаёт. Ватман натягивает на планшет, как в институт. Вот, давай. На - держи карандаш, и, вот, на пустом месте, попробуй.
- Дядь Ген, но тут же…
- Э-э-э! По фигу! Не хрена не будет, не бойся!
- А что рисовать?
- Ну, что? Ну, что-нибудь… Ну, вот это… Мышку нарисуй! Только, вот, не этого американского выкидыша, Микки Мауса, а нормальную советскую мышку, которая в магазине печенье портит и на крупу дуется.
- Нет, дядь Ген, я не смогу.
- А ты пробовал?
- Нет. Да у меня и не получится, - улыбаясь над своим неумением, сказал Аркадий.
- Ну ты кадыр! Ты попробуй, а потом говори! Давай, для смелости накатим.
Они опрокинули содержимое пиалушек, заранее предусмотрительно наполненное Геннадием, в рот. Аркадий, поморщившись, закусил помидорами из салата, взял планшет на колени, и начал в правом нижнем углу рисовать мышь. Оно, как-то, получалось само собой. Такая серая маленькая с длинным хвостиком. Вскоре он её закончил, и удовлетворил томные ожидания Геннадия, продемонстрировав своё произведение.
- Аркадий, тудыт твою! Вот это здорово! Я ж тебе говорил! Вот, только, вот, здесь вот, лапку чуть-чуть подправь. Такое впечатление, что ты её на «отвяжись» нарисовал. Вот! Теперь видишь? Она на место села. Ещё чуть-чуть души вложи в неё, и они станет как настоящая.
Аркадий внимательно посмотрел на свой рисунок. Подправил ещё раз лапку, подрисовал глазки, и несколько раз чиркнул по шкурке мышки. Закончив подправки, Аркадий с гордостью поставил планшет на стол.
- Мать твою! Не хрена себе! – Воскликнул удивлённо Геннадий.
Аркадий со страхом и любопытством посмотрел в широко раскрытые глаза Геннадия.
- Ну, как, дядь Ген? – С налётом скромности спросил Аркадий, глядя на реакцию дяди Гены, подумав, что он ошарашен его самобытным творчеством.
Но Геннадий был крайне изумлён другим обстоятельством. На столе сидела… мышь, любопытно принюхиваясь и поджав переднюю лапку. Рисунок на планшете исчез. Увидев это Аркадий, испугавшись, отшвырнул планшет. Создавшийся шум разбудил Алексея Павловича.
- Вы что там, полуночники, охренели? Вот, хрена вам завтра похмелка! – Произнеся сакраментальную фразу, Алексей Павлович повернулся к стене, и продолжил спать. Геннадий ничего не смог ответить Алексею Павловичу, так как у него во рту пересохло. Проглотив сухой ком, он поднял глаза на испуганного Аркадия, и выдавил из себя архиактуальнейшее слово: «Водки…»
Аркадий схватил бутылку, и вылил всё содержимое в пиалу Геннадию. Пока он всё это проделывал, мышь юрко соскочила со стола, и запряталась где-то в комнате. Геннадий посмотрел на количество налитого, взял чью-то пустую пиалу, отлил половину, и молча подал Аркадию. Выпив без тоста, они закусили, громко дыша носами, и Геннадий решительно произнёс: «Спать!»
Наутро, за завтраком, Геннадий всё косился в сторону валявшегося в углу планшета. Наконец, не выдержав, он встал и подошёл к планшету, поднял его, и стал внимательно разглядывать пустое место на планшете.
- Ты что там потерял? – Спросил Алексей Павлович.
- Мышку, - Ответил Геннадий.
- Я мышек не рисовал, я безмышевый интерьер разрабатывал.
- Да, блин, не твою малюнину я смотрю. Здесь вчера, блин, Аркаша мышку нарисовал, а она, хреняк с бумаги на стол, и смоталась.
- Ты что, Гена, «белку» поймал? – Спросил Володя. – Или «косяк» за углом без нас спалил?
- Ты, Вовка, не звезди! – Продолжая разглядывать планшет, отлаялся Геннадий, и вдруг, поймав угол освещения, воскликнул. – Вот! Вот, блин, смотрите! Была мышь, мать её так! Вот, на хрен, следы от карандаша!
- Да ну тебя на хрен, Гена, - недовольно буркнул Алексей Павлович. – Дай, блин, пожрать спокойно! Тебе, что, похмелиться надо? На! Специально для тебя заныкал, чтоб, если что, блин, подлечиться.
- Ну на хрен твой пузырь! Смотри! Вот, блин, следы! – Разгорячёно ткнул планшетом Геннадий.
- Гена, конь траханый! Сядь, поешь, а то гастрит заработаешь на нервной почве! – Ответил на выходку Геннадия Алексей Павлович. - Ну, нарисовал, блин, Аркаша мышь, ну, не художник он, блин, чтоб не позориться – стёр её. Так ведь, Аркаша?
Аркадий сидел, молча уткнувшись в тарелку, и пережёвывал завтрак.
- Ты смотри мне, Гена, блин, споишь пацана, сам будешь, блин, отвечать перед его дядькой. Аркадий, скажи ты этому, блин, алкоголику, что ты эту грёбаную мышку ластиком стёр.
- Да, - Коротко ответил Аркадий.
- Что «да»? – Возмутился Геннадий. – Ты ж сам, блин, нарисовал её! Поставил планшет на стол, ну, показать мне, а я смотрю – она хреняк с планшета, и на стол. Сидит и смотрит на меня. Ты ещё от испуга планшет швырнул вон туда. Ну? Лёху разбудил. Лёшь, ты помнишь, как, блин, сказал спросони, что похмелку мы хрен получим?
- Не помню.
- Стоп! Мужики, а была ли мышка? – Спросил Шухрат.
- Не помню, - ответил Аркадий.
- Ну? – Спросил Алексей Павлович, посмотрев на Геннадия.
- Я худею! – Сокрушительно промолвил Геннадий.
- Ты, Гена, сам, как порося, нажрался, и пацана до беспамятства напоил. Ай-яй-яй, нехорошо, - пристыдил Алексей Павлович Геннадия.
- Да пшёл ты! – Раздосадовано брызнул Геннадий, и швырнул планшет на кровать.
Оставшиеся дни все старались не вспоминать этот случай, чтоб дебаты не мешали работе. Но в последний день, когда уезжали, возле кровати Аркадия все увидели дохлую мышь, со странной, как будто нарисованной «простым» карандашом, шерстью.
ГЛАВА 7.
По приезду из командировки, Аркадий какое-то время слонялся без дела. Денег хватало, новой работы никто не предлагал, в общем, делать было нечего. Глядя на бесцельное времяпрепровождение Аркадия, дядя Коля настоял на том, чтоб Аркадий начал готовиться к поступлению в ВУЗ. Аркадия настолько увлекла жизнь художников, что он собрался поступать в Ташкентский театрально-художественный институт, но дядя Коля, хоть и с трудом, но отговорил его от этого шага, мотивировав, что в их семье все были «технарями», и никого из «гуманитариев». Аркадий согласился, договорившись с дядей Колей на том, что будет продолжать подрабатывать в худфонде. Дядя Коля знал, что Аркадий своевольный парень, но что он подаст заявление на поступление в Самаркандский государственный университет на факультет философии, он никак не ожидал. На удивление Аркадия, дядя Коля, узнав об этом, не стал его ругать, а обрадовался, правда, немного пожурил: «Ух, упрямый! Весь в мать!»
Чисто мирская фраза больно кольнула самого Кауло. Даже он не знал мать Коро. Ариор'Олл появился с грудным ребёнком на руках вдруг, и вручил его Элиссе, сказав, что это его сын. Выспрашивать подробности его рождения никто не осмелился, а строить предположения публично никто не решился, поэтому этот факт приняли как должное.
Аркор’Олл стал шестым его ребёнком. Трое старших сыновей, Аппор'Олл, Арнор'Олл и Ампор'Олл ушли на разведку Неизвестного Мира, и от них до сих пор не было никаких вестей. Самой старшей из детей осталась дочь, Амьёр'Олл, она была богиней одного из миров империи отца. Пятый ребёнок, сын, Аннкор'Олл, был отдан на обучение во дворец Большого Совета. Как-то ученики с детьми просили отца обратиться в Большой Совет, чтоб он посодействовал в снаряжении экспедиции в Неизвестный Мир, на поиски старших сыновей, но Ариор'Олл сказал, что время ещё не пришло.
Когда БариопОлл совершил дворцовый переворот, то Ариор’Олла никто не смог найти, как и его детей с его учениками. Никто не знал, куда он мог отправиться сам и отправить всё своё окружение. Кауло даже предположить не мог, кто и куда направился, тем более Ариор'Олл. Единственное, все знали, где находится Аннкор'Олл, но к нему допуска никому не было, потому что Большой Совет боялся провокаций со стороны недругов Ариор’Олла. За Аркор’Оллом, несомненно, должна была начаться охота. Врагам он нужен как предмет торга, Бариоп'Оллу – чтоб уничтожить, союзникам – вместо знамени на мачте, чтоб объединиться. Но, сейчас Аркор’Олл находится вместе с Кауло на полигоне у Яхве. Большой Совет наверняка знает об этом, и обязательно вмешается в ход событий, если сочтёт, что происходит что-то, что необратимо повлияет на Великое Течение.
Ситуация была не из лёгких. От Кауло сейчас требовалось быть максимально выдержанным и наблюдательным, и не терять самообладание. Если БариопОлл узнает, где находится Аркор’Олл, то любой сопливый бродяга, встретившийся на пути, может оказаться охотником от Бариоп’Олла. Дзысс может послать только агента-разведчика. Бинпем – то же самое. Но это явные опасности. Помимо них есть ещё целая куча корыстолюбивых «доброжелателей», в том числе и сам Яхве, который бывает непредсказуемо коварным, иначе, он сейчас бы не стоял над полигоном, выдумывая всё новые испытания, одобряемые Большим Советом.
Коро держался в этой мешанине людских амбиций молодцом. В университете, куда он поступил без особых трудностей, даже и не обратили внимания на его контузию. Для Кауло, с одной стороны, то, что Аркор’Олл поступил в ВУЗ, было на руку. У него появилось больше времени на контроль обстановки. Не торопись, а то успеешь, или поспешай не торопясь. Вот Кауло и не торопил события, нужно было только выждать и не срываться. Для него, так же как и для Коро, земное время не играло особой роли. Коро, достигнув возраста зрелости, при желании, мог навсегда остаться таким. А сейчас он и без особого старания был молод и красив. Некоторая отчуждённость делала его личность с налётом загадочности, что, несомненно, привлекало женскую половину общества к его персоне. Статный, рослый, герой Афганистана, с доброжелательным, внимательным взглядом и неглупым лицом. Порой он являлся объектом женских подколок и сплетен, а так же различных версий среди парней насчёт его аскетизма.
Как-то один из однокурсников спросил, есть ли у него подружка, на что Аркадий ответил, что нет.
- А что так?
- Не знаю. Нет и всё, - пространно ответил Аркадий.
- Да ты что, Аркаша!? Любой из наших телок кивни, она в потолок кипятком ссать будет, и ломанётся за тобой куда захочешь!
- Да ну?
- Отвечаю! Ты, в натуре, классный кент, и бабы про тебя часто звездят между собой, а ты, как хрен его знает что. У тебя, может, после Афгана, того, не стоит?
- Да всё у меня в порядке, - улыбаясь над глупой любознательностью однокурсника, ответил Аркадий. – Просто, не хочу.
- А как ты без бабы?
- Ну, ты, блин, докопался. Не бойся, я не импотент, не «голубой», и не «рукодельник», - уже со смехом сказал Аркадий, и тут же пространно рассказал вполне правдивую выдумку. – Было тут дело. Была у меня девчонка, да вот, не сложилось у нас немного, далеко она сейчас. А другую заводить пока не хочу. Может, наладиться. Вот приедет зимой на каникулы, тогда конкретно и разберусь, а пока, как бы и нет у меня никого, и есть. Понял?
- Ну, ты, блин, в натуре, как в индийском кине с фашистами за углом, - выразил своё восхищение однокурсник.
Через некоторое время всё успокоилось, и к Аркадию все стали относиться с налётом уважения к его верности, потому как однокурсник быстро разнёс выдумку Аркадия среди студентов.
Студенческая жизнь особо не напрягала Аркадия, и он, в свободное от учёбы и работы время, частенько захаживал в мастерскую к художнику Евгению Геннадиевичу Лавскому, с которым его познакомил Геннадий во время выполнения одного из заказов. Лавский был высокопрофессиональным художником, и они тогда быстро втроём разукрасили стену патриотическими лицами, фигурами и знамёнами союзных республик на фоне индустриального пейзажа. За это время они успели подружиться и найти общий язык. В мастерскую к Лавскому часто заходил и Геннадий, и его посещения не всегда заканчивались пиалой чая. А за бутылочкой и разговор клеился по иному. Аркадию нравилось это общество, и он им не был противен. Лавский пробовал приучить Аркадия обращаться к нему на ты, и называть его просто Женей, но из этого ничего не получилось, ввиду врождённой интеллигентности и застенчивости Аркадия, но Аркадий позволил всё-таки себе называть его дядя Женя, а не по имени-отчеству.
- Вот смотри, Аркадий, - сказал как-то Евгений Геннадиевич, разукрашивая холст портретом очередного вождя советского народа, - ты думаешь, мне эту морду рисовать в пяти экземплярах несравненное удовольствие? Ни в коем разе! Но таков наш «хлеб». А по сему, чтоб не было изнурительно тиражировать нашего очередного вождя, я ему галстук то в мелкий горошек пишу, то волос на лысине погуще. Запомни, Аркадий, - оторвавшись от полотна, нравоучительно произнёс Лавский, - ко всей этой суете надо относиться с приколом, иначе проглотит тебя суровая тётка – жизнь.
- И что, дядь Жень, во всех этих ваших картинах тоже есть приколы? – И Аркадий посмотрел на висящие на стенах картины.
- Разумеется! Кроме тех, которые либо ещё не написал, либо не выставлял, как вон ту, маленькую, без багета, - и Лавский показал на небольшое полотно, размером чуть больше писчего формата, на котором была буквально вылеплена масляной краской, наложена сочными пастозными мазками, голубая роза. – Я её руками, голыми руками написал. Я заранее знаю, что любой выставком не пропустит её, по этому она нигде не «светилась» ещё. Я её назвал: «голубая роза Альманзора». Был такой средневековый учёный, который первым описал симптомы дальтонизма, а я просто представил, как может увидеть дальтоник алую розу. Всего-то. Я её лепил на полном серьёзе. Зато вон тот натюрморт, в стиле соцреализма, полстраны объездил. Я его прям здесь написал. Собрал как-то банки на стол, и решил запечатлеть для будущих поколений, пусть любуются, чем советские художники свои шедевры малевали. А вон та банка, видишь, слева на картине, с подтёками такая, и из-под них как будто «Охра» читается, а от всей надписи там только «Х» целиком осталась. Я эту банку только недавно малярам сплавил. Лет пять, наверное, стояла открытой, так и не высохла, даже корочкой не покрылась. Хреновая краска была. Так я её на картине и запечатлел, что хреновая.
- А какой прикол был в том панно, которое мы с вами рисовали?
- Да оно всё абсурдное. Вот сам посуди: такие республики, как Эстония, Латвия, Литва, Белоруссия, Украина, Молдавия, Россия, Туркмения и Узбекистан, изображены женщинами, а Грузия, Армения, Азербайджан, Казахстан и Киргизия, изображены мужчинами, и не потому, что у них характерными являются те или иные национальные костюмы, а потому что одни республики трахают другие. Кто кого – на этом панно ясно.
- Дядь Жень, а не боитесь?
- Чего? Перестройка! Гласность! Жвачка! Дальше Колымы не отправят, а там тоже художники нужны. Если все художники разом исчезнут, то кто ж тогда будет иллюстрировать пропаганду общественного строя? Художники везде нужны! И коммунистам, и попам, и капиталистам, и мусульманам, и буддистам – всем! Художники нужны людям! Поэтому люди породили художников, а вот собаки с кошками в нас не нуждаются. У них есть стаи, но нет партий и религий. Хотя, по-моему, что партия, что религия, что стая - один хрен.
- Как это?
- Видишь ли, и те и другие верят в светлое будущее. Вон Ленина в мавзолей положили и охраняют, чтоб как Иисус не смылся, воскресившись. Почётный караул выставили! Только вот Иисус-то был идеалистом, а Ленин материалистом.
- А вы, дядь Жень?
- Я? Я до смерти напуганный совком художник и философ-самоучка. Испуг этот после смерти пройдёт, а вот моё творческое начало – это кредо. Тут уж никак. Это как в том анекдоте.
Попадает мужик в хихишку, ну, и соседи по палате сразу к новенькому, что, мол, и как, за что тебя, сердешный?
- Да вот, - говорит мужик. – Долго пришлось мне топтаться по просторам нашей сказочной страны. Бомжевал. А тут подфартило – душевный дядька попался, бугром в ЖЕКе работает. Ну, пристроил он меня дворником к себе, каморку организовал. Работа, прописка, угол, что ещё надо? С полгода проработал там, а недавно мету улицу, часиков, этак, в десять, народ-то по работам весь рассосался, ну, и на улице-то никого, а тут памятник открывают какому-то мужику. А я мету неподалёку. Ну, скинули они простынку-то с плеч бронзовых, и глядь на меня, а я - на памятник. Тут подлетают два «галстука» в шляпах, и под боки меня: «Пройдёмте, - говорят, - гражданин!» - Ну, обрили они мою шевелюру, а волос-то какой был! И бороду мою густую обрили, а какая борода-то была! Ну, а с этим-то что делать?! – И Лавский постучал указательным пальцем себе по лбу.
- Ха-ха! Не плохо! – Отозвался на анекдот Аркадий.
- Вот так вот. А ты говоришь. Это вам не паражки с котятыма. Это – диссидентство! Архипелаг Гулаг, - Евгений Геннадиевич, набросав ещё несколько мазков, промурлыкал себе под нос мотив известной песни. – Ведь ты па-хан, Мишка, а это значит, что не страшны тебе не горе не беда-а-а-а…
- Дядя Женя, а почему же всё-таки портреты маслом, а не фото. Можно же портреты наших руководителей печатать и на фотобумаге. Это более реалистично, и чётче, - после некоторой паузы спросил Аркадий.
- В том-то и дело, Аркадий, что фото более реалистично. Тем более что портрет, писанный рукой, выглядит солиднее, чем то же самое фотоизображение, пусть даже отретушированное. Кстати, только коммуняки да приплюснутые тиранией любят изображать и тиражировать своих предводителей, чтоб после их смерти было что топтать и жечь. Вон, посмотри: аятолла Хомейни, Ким Ер Сен, Садам Хусейн, незабвенный Мао… а ты где-нибудь видел на Марсовом поле, к примеру, портрет Жоржа Помпеду? Или на торце Импайр Билдинг портрет Рейгана? Культ личности, мой дорогой. Авторитарное государство. Этими портретами и транспарантами прикрывается помойка ханжества и лицемерия. Европа, консервативная и чопорная, и то не сравнима с самой демократичной соцгерманией, где относительно свободные нравы, а об Америке и говорить нечего. Ты учти, что власть – это огромная кормушка для Иванов-дураков, где в роли щуки выступает общество. Пропуская слова: «По Щучьему велению…» – О чём речь? Оставляя только: «По моему хотению», - начинаются великие стройки, передвижения, войны. Человек по своей сути эгоист, и для удовлетворения своего эго, он идёт на всё, даже на лицемерные высказывания о благе народа и о светлом будущем. Ты что думаешь, Гитлер пёкся о благе Великой Германии, толкнув её на мировое господство под видом завоевания всей Европы? Нет, конечно. Его эго переросло в высшую стадию – паранойю – а безграничная власть позволила ему диктовать судьбоносные решения для всего общества. Одержимый этой идеей своего эго, он почти весь мир втянул в горнило войны, но силёнок не хватило. Просчитался. Споткнулся о русский менталитет. Он не учёл, что русские – азиатские европейцы, или европейские азиаты. Гитлер противопоставил «чистую» расу гибриду, а, как известно, гибрид всегда качественно превосходит чистокровку. Коварство у русского человека в крови. И пусть у нас атрофировались некоторые функциональные органы, зато другие прошли неимоверную закалку в кузнице лагерей. То, что умеет творить русский человек, ни одному буржую не снилось. Смекалистый наш народ. Тем и живы.
- Дядь Жень, а как вы здесь оказались? Я всё как-то не решался спросить, но очень интересно.
- Видно, под счастливой звездой родилась наша фамилия. Графьёв с баронами в роду не было, но, насколько я знаю, все были из интеллигентов. В основном инженеры, учителя, строители. Дед мой был хитёр, он вовремя повернул нос по ветру. Партийным не был, но его приписали к сочувствующим РКП(б). Он вызвался на призыв: «Даёшь электрификацию!» - и, прихватив с собой семью вместе с «лампочкой Ильича», приехал в Туркестан, где, как крупный специалист-энергетик, стал нести электросвет коммунизма в дома туземцев. Здесь уже родились мой отец и обе мои тётки. Великую Отечественную отец застал совсем немного, но вернулся оттуда членом партии, исколесив планету от Гданьска до Манчжурии. По приезду сразу решил, что стране нужны люди, и в течении десятка лет, прибавил население на четыре человека, в том числе и меня, причём без отрыва от учёбы и производства! Правда, раскидало нас по просторам нашей необъятной Родины. Я ведь один из всей семьи «отличился», хотя, окончил архитектурный, а остальные, и сестра в том числе, все инженеры. Сестра и брат Игорь – энергетики, а Володька – строитель-железнодорожник, на БАМе сейчас вечную мерзлоту грызёт. Отец на меня долго дулся-сердился, а когда мой сын закончил институт, и пошёл по стопам деда, вот тогда мой отец оттаял, гордость за внука растопила старое сердце. Они с дедом всё ветряк на даче мастерят. Сын генератор сам сконструировал и рассчитал, а у отца мысль шальная мелькнула – сколотить кооператив по выпуску таких ветряков для сельскохозяйственных и отдалённых районов. Вот они и маракуют, откуда что взять, да экономический эффект получить. Этот ветряк им как фейерверк над Шанхаем сниться. Вот такие дела.
ГЛАВА 8.
Строгое лицо Внуковского таможенника не выражало ничего, кроме внимания к документу и к персоне, предоставившей его.
- Надолго к нам? – задал дежурный вопрос таможенник
- Как полючица, - ответила молодая симпатичная брюнетка в очках. – Я по пр;грамм,э-э-э, «Врачщи бэз границс».
- Я вижу. Запрещённого ничего нет: оружие, наркотики, контрабандные товары?
- Оу! Нэт! – с улыбкой ответила девушка. – Я, даже, жвачка не визу!
- Урсула Узарек, - прочитал таможенник. – Прошу.
И с суровым лицом он подал ей документы.
- А-а-а, вы подскажите… Тачкент… Как мне летать дальше, Тачкент?
- После того, как вы пройдёте аккредитацию, вам помогут с транзитом. Прошу, проходите.
Этим же вечером Урсула Узарек, переехав из Внуково в Домодедово, летела в, по-советски комфортабельном, Ил-62 в Ташкент. Как жителю другого государства, ей предоставили место в первом классе, но курить не разрешили.
- О! Я не курю! Я – медиик, э-э-э, доктча.
По соседству с ней сидел довольно разговорчивый мужчина в годах, в белой рубашке и при галстуке, несколько тучноватый, безликой национальности, и с явными признаками партийного работника.
- А вы откуда, позвольте поинтересоваться? – приступил к знакомству сосед.
- Я из Америка, - мягко, по-американски, картавя, ответила Урсула.
- А как вас зовут? – с улыбкой на одутловатых щеках спросил мужчина.
- А вас-с-с?
- Меня Петр Сергеич, извините, что сразу не представился.
- А меня, Урсула.
- Редкое имя.
- Не знаю.
- Значить, вы – американка?
- Может быть – да. Мой папа и мама – маджар. А я уже Америка родилась.
- Маджар?
- М-м-м, как это? Сейчас… Венгриа!
- А-а-а! Так вы, значит, венгерка!
- Да! Но американка.
- А где вы так хорошо научились говорить по-русски?
- Это условие «Врачщи бэз границс». Помоч катастроффа Арал. Много маленький дети умирает. Много мужщина, женщина болеет. Арал – это эколоджи катастроффа.
- У вас очень интересное, а, главное, очень нужное для людей дело. И какова ваша задача в этой программе?
- О, это ошинь сложно! Я делаю анализ, потом штаб-квартира саабщаю: медикамент столька, детское питание столька, оборудований столька. Потом штаб-квартира мне делает ответ, и я полючщаю медикамент, детское питание, оборудований, встречаю доктчари. Потом доктчари разговариваю, они едут там, где нада помочщ, а я еду на штаб-квартира, делаю доклад.
- А кто же здесь вместо вас помогать будет?
- А-а-а, другой чщеловек приходит. Это есть май мишн.
- Скажите что-нибудь по-английски, - промурлыкал Петр Сергеич.
- Уау! Ха-ха! Я извиняюс, но мой русский не совсем кхорошо, я хочу много говорить по-русски, я хочу хорочшо говорить по-русски!
- Ну, скажите.
- Waw! What you annoying! (Какой вы приставучий!)
- А что это значит?
- Кхорошо летим!
- А вот и не правда! Вы что-то про меня сказали. Я, как бы, тоже, немного знаю английский.
- ???
- Ну, ладно. Я хочу вам предложить, Урсулочка, можно я буду вас так называть? Я хочу вам предложить выпить со мной немного коньяка, за наведение врачебных мостов без границ во всем мире!
- О! Урсулечка? Я плокхо понимайт, но лучще – Урсула, - пока она пыталась возмущенно ответить, перед её лицом нахально закоричневела своей жидкостью бутылка молдавского коньяка, подставленная сально улыбающимся Петром Сергеичем. – No, no! Я совсем не пью алкохол!
- За компанию, Урсула! Тем более что тост уже произнесен! Позвольте вам представить моего друга и коллегу Игоря.
- Игорь, - представился сидящий у окна, и протянул через Петра Сергеича руку.
- Очщень приятно, - любезно ответила с язвительной улыбкой Урсула, и саркастически посмотрела на протянутую руку. Такой оборот ей совсем не нравился. Начинать миссию в дикой стране с распития алкоголя в самолете с двумя, по-видимому, высокопоставленными ловеласами (что у них было написано на лицах), это не входило в ее программу пребывания. Пока Петр Сергеич нахваливал коньяк и закуску к нему, Урсула нажала кнопку вызова стюардессы.
- Слушаю вас, - с добродушной улыбкой обратилась появившаяся стюардесса.
- You speak English? (Вы говорите по-английски?)
- Yes.
- I ask to change to me a place, and to relieve of this society. (Прошу поменять мне место, и избавить от этого общества).
- One minute. I shall make verification, excuse. (Одну минуту. Я сделаю сверку, извините).
- Вы что-то спросили? – Поинтересовался Петр Сергеич, до этого молча наблюдавший диалог. – Может быть, одноразовые стаканчики? Не бойтесь! Эти тоже чистые! Да еще из богемского стекла! Это не какая-нибудь пластмасса! Коньяк – напиток благородный, и пить его нужно из благородной посуды. Как эта, к примеру.
Пока продолжались словоизлияния Петра Сергеича, снова появилась стюардесса.
- Only in English, I ask you (Только по-английски, прошу вас), - предупредила Урсула.
- Undoubtedly (Несомненно), - любезно ответила стюардесса, - You will make the place in second-class salon? Excuse, that we can not offer the best. (Вас устроит место во втором салоне? Извините, что не можем предложить лучшего).
- Certainly will arrange. If only far away from this society (Конечно устроит. Только бы подальше от этого общества).
- Then let's go, I shall show you your place (Тогда пойдемте, я вам покажу ваше место).
- I apologize, я покину вас, - обратилась Урсула к Петру Сергеичу и Игорю, у которого уже начали наливаться блудом глаза, в предчувствии от предстоящего вожделения, навеянного воспаленной фантазией.
Из ручной клади у нее была только сумочка, которую она тут же прихватила с собой.
- Блин, неженка, - сокрушительно эпилогировал Петр Сергеич.
- А, может… - начал Игорь.
- Хрен она вернется! Эти сучки заграничные фига с два на халяву подстелятся. Это наши долбалки за сто баксов куда угодно, а для них сотня – как пыль на тапочках. Ты что думаешь? Она сейчас в неделю не меньше трех штук имеет, иначе, хрен бы она подписалась на эту каторогу.
- А, может, пойдем к ней? Интересно поиметь американочку, - предложил Игорь.
- Ты что, Игорек, трахнулся? Давно в «конторе глубокого бурения» чай не пил? Сегодня ты ее поимеешь, а завтра сопливый лейтенант тебя будет по три раза днем и ночью! Да, ну-у-у…
- Да, если что, Русланчик не даст в обиду…
- Не смей, дятел! Твоя и так уже два раза на парткомиссию «телегу» пригоняла, а тут – с иностранкой. Ваще звездец! За ней, небось, точно топотун пасет. Вот бы я его понаждачил, если б ее напоил, а потом его заставил бы свечку держать, ха-ха-ха! – засмеялся над своей шуткой Петр Сергеич, Игорь тоже за компанию рассмеялся.
В аэропорту Петра Сергеича встречали. Урсулу тоже встречали.
Петр Сергеич активно беседовал с встречающими, и искоса поглядывал на Урсулу. Игоря не было видно.
- Борис Штительман, - представился встречающий Урсулу мужчина, делая ударение на «О» в имени.
- Урсула Узарек, - ответила с улыбкой Ур-сула.
- Hello, to me about you informed by e-mail. I at once have found out you. (Здравствуйте, мне про вас сообщили по электронной почте. Я вас сразу узнал).
- Thanks. You excuse for a tactless question, local? (Спасибо. Извините за бестактный вопрос, вы местный?)
- Not absolutely (Не совсем), - ответил Борис, посмотрев куда-то в сторону, и добавил, - С вашего позволения, перейдем на другой язык общения?
- Something not so? (Что-то не так?)
- Это для вас, говорите больше по-русски, здесь почти никто не знает английского.
- Thanks. Excuse, and you do not know, who it? (Спасибо. Извините, а вы не знаете, кто это?) – Урсула кивнула в сторону готовящегося усесться в черную «Волгу» Петра Сергеича.
- Один из партийный боссов. Он является парторгом, то есть, организатором партийной работы на одном из крупнейших строительных трестов региона. Лично с ним не знаком, но знаю, кто он. Для нас он существенной роли не играет, но «подсолить» может.
- That it – «podsolit»?
- Ну, создать некоторые препятствия, а что?
- Мине пришлос лететь второй класс, он кхотел меня, э-э-э, алкохол давать пить, бренди.
- Приставали? М-м-м… Хотели напоить?
- Да. Это могло некхорошо закончица.
- Ну, что ж, если вы не против, поедем? – Борис открыл дверь «Жигули» и жестом пригласил в салон.
- About, yes, thanks, - Урсула села на заднее сидение чисто убранного салона, Борис захлопнул за ней дверь, а сам сел спереди.
- Познакомьтесь, мой племянник, его зовут Исаак. А это Урсула, наш коллега, - представил их друг другу Борис, когда Исаак мягко отъехал от обочины. Он посмотрел в зеркало заднего вида и представился: «Исаак. Айзек».
- Очщень приятно, - улыбнулась глазам в зеркале заднего вида Урсула.
- Я уговорил миссию, и они разрешили взять с собой водителя, моего племянника. Пусть полюбуется городом, где родились его дедушка с бабушкой. Чтоб исконную Родину больше любил. Но, сразу введу вас в курс дела местных особенностей. Население здесь очень гостеприимное, до назойливости. Поэтому, я вам советую всерьез не принимать их приглашения на плов с чаем. Кстати, здесь во многих местах предпочитают пить зеленый чай. И еще, присмотритесь повнимательнее, как одевается местное белое население, и приобретите себе что-нибудь подобное. Здесь, в Ташкенте, ваша повседневная одежда воспринимается нормально, а, вот, в других городах, а особенно в сельской местности, ваш вид будет привлекать к себе не всегда здоровый интерес. У вас с собой есть темные джинсы?
- Нет, толко white jeans.
- Придется приобрести, они более практичны. Так, что еще? Белые халаты я вам выдам, они одноразовые, так что, можете их либо выбрасывать, либо дарить, чему местные будут очень рады. Они их, представляете, умудряются отстирывать, так же, как и пластиковые пакеты. Они, даже, пытались вторично использовать одноразовые капельницы и шприцы, но сейчас дефицит сократился, итальянцы успешно осваивают этот рынок, и местные стали выбрасывать шприцы с капельницами. Теперь о сам;й вашей миссии. Двое из местных врачей уже готовы поехать с вами. Меня предупредили мои друзья, что один из них – агент КГБ, так что, постарайтесь не совать нос на секретные объекты. Пусть там хоть тысячами помирают ежедневно, это их проблемы, а наши – провести инспекцию, и оказать посильную помощь. А пока некоторые бюрократические формальности будут улаживаться, вы ознакомитесь с медицинскими учреждениями по согласованному с министерством списку, в том числе, с военным госпиталем. Посмотрите городские достопримечательности. Будет еще некоторая культурная программа, но об этом потом. В общем, осмотритесь.
- Спасибо, Б;рис. Мне надо денги. Здесь кредит-карт можно вечщь покупайт?
- А вас не предупредили?
- Что предупирдили?
- Здесь кредитки – вещь из фантастического будущего. О каких кредитках может идти речь, если инфляция растет со скорость цунами? Но, не беспокойтесь. Через государственный банк «Ингосстрах» я вам помогу.
- Спасибо.