Как-то под Рождество собрались подружки на лыжах покататься. День субботний. На улице мороз, небо синее, и солнышко светит ласково. Набегались девчонки, раскраснелись и зашли к Катерине погреться да чаю попить. Сидят на кухне, из чашек прихлебывают, ногами болтают, о делах своих девичьих разговаривают.
Дом, в котором живет Катерина, в новом районе построен. Квартира у них большая, просторная, окна на обе стороны дома выходят. С одной стороны большое озеро открывается, а за ним – лес. С другой стороны – весь город как на ладони: красивые дома, широкие улицы и купола храма старинного.
Подружкам нравилось бывать у Катерины. Комната у нее отдельная. Недавно родители ее отремонтировали и сделали это с любовью и выдумкой. Теперь комната на теремок похожей стала. На стенах обои с сюжетами из детских сказок. На тумбочке – красивая лампа с абажуром.
Девочки помаленьку согрелись. Катерина им и говорит:
– Я вам, девочки, кое-что показать хочу.
Она подошла к шкафу и достала оттуда куклу. Смотрят девчонки на нее, даже дыхание затаили. Кукла уж больно красивая: волосы белые, ручки и ножки сгибаются, наряд на ней необычный, иностранный.
– Ее Барби зовут, – поясняет Катерина. – Мне ее папка из заграницы привез.
Девочки куклу крутят, восхищенно головами кивают. Только Дарья у окна стоит, на озеро задумчиво смотрит. Один раз только и повернулась, на куклу посмотреть.
– Дашенька, – спрашивают ее девочки, – неужели тебе на куклу красивую посмотреть не хочется?
– Нет, – говорит Даша. – Мне больше живые игрушки нравятся.
– Как это? – девочки интересуются. – Ведь игрушек живых не бывает.
– Ну почему ж не бывает? – отвечает Даша. – Я вот пока на озеро смотрела, речку нашу деревенскую вспомнила. Я в ней каждое лето купаюсь. Она у нас неширокая совсем. По краям осока растет. Если метров на сто по течению вниз спуститься, то можно увидеть, как она на рукава делится. Какой там только живности нет. И выдры, и бобры, и щука здоровенная живет.
Я этим летом заплыла в такое место, а там семья бобров плотину строит. Стала я за ними из воды наблюдать. Хорошо они работают, дружно. Дерево, словно карандаш, зубами острыми стачивают, а потом точно на плотину его роняют. Я на берег реки вышла, смотрю, как бобры трудятся. Вдруг вижу: старый бобер дерево подточил, да видать что-то не рассчитал. Оно между двух пней упало да и застряло там. Мучается он, никак вытащить не может. Я подошла, дерево колышком поправила и в речку спихнула. Потом сама в речку спустилась и стала бобрам помогать. Они на меня сначала с опаской посматривали, а потом успокоились. В этой семье пятеро бобрят маленьких. Они все вокруг меня крутились, поиграть приглашали.
Я когда с плотиной помогать закончила, стала с бобрятами баловаться. Они такие смешные оказались. Плавают быстро и ныряют уморительно. Мы с ними и в прятки, и в догонялки играли. А самый маленький меня лапками щекотал и наутек пускался. А когда я за другими бобрятами гонялась, этот сорванец неожиданно прямо передо мной выныривал. Лизнет меня прямо в нос, точно собачка, и снова на дно ныряет. Я так хохотала, пока за ними гонялась, насилу из реки вылезла. Никогда не думала, что бобры такие ласковые да веселые. Теперь я к ним иногда в гости приплываю.
Слушают девочки, удивляются.
– Хорошо тебе, Дашенька, – говорит Таня, – да только не у каждой из нас есть речка чистая.
– Это верно, – говорит Даша, – не у каждой. У Катерины вот точно есть, мы с ней в одной деревне летом отдыхаем.
Катерина головой кивнула и вдруг спохватилась:
– Девочки, я ведь вам самое главное сказать забыла. У меня день рождения через неделю. Мы гостей пригласили, папка торт большой заказал. Знаете, день моего рождения прямо на католическое рождество выпадает. Мне папа рассказывал, что у католиков есть традиция – в Рождество на праздничный стол гуся в яблоках подавать. Теперь и у нас такая традиция будет. Папа для этого дела гусенка весной купил и у дедушки в деревне оставил. Гусь за лето подрос, теперь мы его есть будем. Я вас всех к себе на день рождения приглашаю.
Девчонки от радости даже запрыгали. Все им нравится: и день рождения, и торт, и гусь в яблоках. Только Даша молчит, хмурится. Заметила это Катерина и спрашивает:
– Ты что, Дашенька, хмуришься, не заболела ли?
– Нет, – отвечает Дарья, – я здорова.
Помолчала немного, а потом вдруг и говорит:
– Ты прости меня, Катюша, не смогу я прийти к тебе на день рождения.
Удивились девочки и спрашивают:
– Это почему же, Дашенька? Ведь без тебя и праздник – не праздник, ты же из нас самая веселая да остроумная. А песню нашу любимую, как мы без тебя петь будем, а шарады загадывать, а танцевать?
Даша отвернулась и молчит.
– Подождите, девочки, – говорит Катерина. – Дашенька, ты толком объясни, что случилось?
Даша и отвечает:
– Помнишь, Катерина, ты в конце мая в деревню нашу с родителями приезжала? Именно в тот раз вы гусенка привезли.
– Помню, – Катерина отвечает.
– Я тогда во дворе была, – стала Даша рассказывать, – и видела, как машина ваша подъехала. Когда вы из машины вышли, вслед за вами гусенок вывалился. Он был такой смешной и неуклюжий, прямо в пыль грохнулся. Потом встал, отряхнулся и, переваливаясь, во двор пошел. Вы еще долго над ним смеялись. А папа твой сказал, что гусенок – Кузьма неповоротливый. Мама тогда заметила, что гусь весь в папу, и поэтому гусенка нужно назвать Кузьмой Петровичем. Ведь папу у тебя Петром Николаевичем зовут?
– Да, – отвечает Катерина, – и день я этот помню, ну и что?
– Ты, Катюша, тогда целый месяц в деревне прожила и все время с Кузьмой играла. Ты и кормила его, и на пруд водила. Я даже видела, как ты его своим полотенцем вытирала. Кузьма за тобой как собачка бегал. А потом ты на все лето с родителями на море уехала, а Кузьма в деревне остался. Он за два месяца вырос и в здоровенного гуся превратился. Красивым да важным гусь сделался. Вот только характер у него был не больно ласковый. Ведь никому проходу не давал. По двору бегает, крыльями машет, шипит грозно. А когда на пруд купаться ходил, то все норовил ущипнуть кого-нибудь. Мне от него два раза доставалось. Да только я на него не обижалась. Смеюсь да от клюва его уворачиваюсь. А он еще больше хорохорится. Мне с ним подружиться хотелось. Я все понять пыталась, отчего Кузьма Петрович такой сердитый. Уж я ему и поесть приносила, и слова ласковые говорила, а он все равно шипит да ущипнуть меня старается.
Как-то раз пошла я в соседнюю деревню, за молоком. Коровка у нас заболела и молока совсем не давала. Налили мне там банку трехлитровую, иду я обратно. Погода чудесная. Птицы поют, бабочки летают. Воздух ароматами цветочными переполнен, хоть пей его. Настроение великолепное, я песню напеваю. По дороге меня толстый шмель догнал, летает вокруг, жужжит – пообщаться хочет. Такой болтун оказался. Рассказал мне о том, что в соседней деревне трактор в речку упал. Васька-тракторист навеселе был. А еще сказал, что наш пастух в лесочке заснул, а коровы на луг клеверный забрели, и к вечеру там совсем поживиться нечем будет. Потом на плечо мое опустился и замолчал. Едет на мне, по сторонам смотрит. Улетел только тогда, когда невдалеке полянка белая показалась. Там ромашки на ветру покачиваются, нектар собирать приглашают.
К тому времени я уже почти до самого дома дошла. Задумалась, размечталась. Вдруг прямо на меня огромная собака выскочила. Я от неожиданности оступилась и прямо в канаву упала. Когда падала, ногу подвернула, от боли аж вскрикнула. Банка с молоком опрокинулась, все платье мне залила. Лежу на дне канавы, подняться не могу. А собака ко мне кинулась, лает, зубы скалит, того и гляди, укусит. У меня обычно с животными хорошо ладить получается. А тут, или потому что ноге больно, или потому что все неожиданно произошло, я совсем растерялась. Пытаюсь сказать собаке что-нибудь ласковое, а у самой голос срывается, на плач похожим становится. Ничего у меня не выходит.
А собака все ближе подбирается и все злобнее лает. Смотрю я, а собака-то не наша, не деревенская. Я наших всех знаю. «Ну, совсем худо дело», – думаю. Видно, ее кто-то из дачников привез, да плохо привязал. Я ведь знаю, что, когда собака на человека кидается, лучше спокойно стоять, не двигаться, тогда собака сама успокоится. А я-то в канаве лежала да, видно, шевельнулась неловко. Собака, наверное, подумала, что я на нее напасть собираюсь. Еще громче залаяла и еще ближе ко мне подобралась. Честно говоря, я тогда сильно испугалась, даже глаза закрыла.
Вдруг слышу: возня какая-то началась, а собака уже в другую сторону лает. Открываю я глаза и вижу: на собаку Кузьма Петрович нападает. Собака большая, да ведь и гусь здоровенный. Закружились они на пыльной дороге. Кузьма Петрович подпрыгивает высоко, крыльями хлопает, шипит, от меня собаку отогнать пытается. А пес лает да на него кидается.
Сколько времени прошло – не знаю, только я страх пересилила и из канавы выбираться начала. Когда до самого верха добралась, вижу: изловчилась собака и сбила гуся на землю. На грудь его запрыгнула, вот-вот загрызет.
Так жалко мне Кузьму стало, что я даже про боль в ноге забыла. Чувствую, что ничего сделать не успеваю. Вдруг неожиданно, даже для самой себя, я изо всех сил крикнула: «Ко мне!».
Собака только на мгновение отвлеклась, но Кузьма успел на ноги вскочить. Я думала, убежит он, да только гусь настоящим бойцом оказался. Снова на собаку кинулся. Крылья у Кузьмы огромные, он ими, как кулаками, машет. На этот раз собака увернуться не успела, Кузьма Петрович ей со всего размаха крылом по голове заехал. Удар такой сильный получился, что пес в воздухе перевернулся и в ту канаву улетел, где я до него лежала.
Через несколько секунд собака в себя пришла, заскулила и домой кинулась. А вокруг меня суета началась. Кто-то из теток деревенских битву нашу в окно видел. Из соседних домов люди сбежались. В этой суете Кузьма Петрович исчез.
Дядя Егор, кузнец наш, меня до дома донес. А бабка Матрена ногу осмотрела, повязку тугую сделала и лежать наказала.
Я в этот день заснула быстро, наверное, переволновалась. А на следующее утро к своему спасителю в гости пошла. Меня, Катерина, твой дедушка встретил. Он уже знал, что вчера произошло, и сказал, что Кузьме сильно досталось.
Когда я во двор вошла, гусь под деревом сидел, немного на бок завалившись. Ему собака ногу повредила, а на теле следы глубокие от зубов оставила. Я когда к нему подошла, он голову вверх поднял. Взгляд грустный и какой-то безучастный. Мне твой дедушка сказал, что Кузьма, наверное, не выживет. Только я твердо решила, что вылечу его. Я в лес сбегала, целебной травки нарвала, кое-что у бабки Матрены попросила. Две недели я гуся лечила. Сначала у меня плохо получалось, а потом он на поправку пошел. Когда я травку к его ранам прикладывала, он не сопротивлялся совсем, понимал, наверное, что я ему помочь стараюсь.
Когда Кузьма Петрович совсем поправился, лето уже к концу подходило. Дни теплые стояли, и я каждый день на речку приходила. Гусь меня там уже поджидал. Мы с ним в речке поплаваем, а потом на травке сидим. Хорошо с ним. Он после драки с собакой тихим стал. Ни на кого не бросался, только вдаль смотрел и о чем-то своем думал.
Перед отъездом в город я последний раз искупаться пришла. Через некоторое время Кузьма появился. Я из речки вышла, на травке растянулась, глаза закрыла, лежу, сохну. Вдруг чувствую, что-то мне на грудь опустилось. Открыла глаза, а это Кузьма Петрович свою голову мне на грудь положил. Я лежу, не шевелюсь, на гуся смотрю. А у него в глазах такая тоска несказанная – прямо хоть плачь. Уж очень он в этот момент на человека был похож, у которого горе случилось. Вдруг вижу: из глаз Кузьмы Петровича слезинка мне прямо на грудь скатилась. Я даже ее тепло на себе почувствовала. В тот момент я чуть сама не разревелась. И ты знаешь, я поняла тогда, почему Кузьма таким буяном был. Он ведь скучал по тебе очень. И откуда только у птицы взялись такие чувства сильные. Никто ему тебя заменить не мог. Я ведь ему лишь другом была, а ты самым родным существом на свете.
И еще я тогда поняла, он каким-то неведомым образом знал судьбу свою. Он точно знал, что никогда тебя больше не увидит, знал и о том, что жить ему оставалось совсем недолго, и даже о том, что я уеду сегодня.
Кузьма голову поднял и долго мне в глаза смотрел, он чувствовал, наверное, что я его понимаю. Потом он встал и домой ушел. А я на берегу целый час проревела. Я ведь перед отъездом к твоему дедушке ходила, просила гуся продать. Деньги у меня были. Я летом грибы и ягоды собирала и в магазин за деньги сдавала, целую тысячу заработала. Только не согласился дедушка гуся продать, ведь он не ему принадлежит, а папе твоему.
Вот поэтому, Катюша, не смогу я прийти к тебе на день рождения. Не смогу я есть своего друга и спасителя. Да и смотреть на это я не смогу! – закончила свой рассказ Даша.
Замолчала она и голову вниз опустила. Девчонки растерянные сидят. У некоторых слезы на глазах, и как-то от этой ситуации всем неловко сделалось. Наконец, девочки торопливо простились и по домам разошлись, а Катерина одна осталась.
Ходит она по квартире, заняться чем-нибудь хочет, да ничего у нее не выходит, все из рук валится. Мысли сами собой к Кузьме Петровичу возвращаются. Долго так Катерина по квартире металась, пока родители не пришли. Она к отцу кинулась, объяснить что-то хотела, да только слов подобрать не смогла, поэтому сразу и выпалила:
– Папочка, давай мой день рождения отменим!
– Да ты что! – хохотнул отец. – Ты же у меня дочка единственная, любимая. Да ведь я уже и гостей пригласил, и подарки купил. С чего это мы будем день рождения отменять? А как же торт праздничный, а гусь в яблоках? Представляешь, Катюша, гусь жаренный, маслом политый, корочка хрустящая. Объедение!
– Папа, – заревела Катерина, – не убивай Кузьму Петровича!
– Какого Кузьму Петровича? – опешил отец.
Он с работы пришел, о своем думал, а тут дочка просит кого-то не убивать. А Катерина объяснить пытается, всхлипывает, бормочет что-то непонятное. Совсем запуталась, сидит плачет. В комнату мама вошла.
– Что тут у вас стряслось? – спрашивает.
Отец плечами пожимает.
– Да я бы и сам понять хотел, – говорит.
Мама Катерину успокоила и просит рассказать, что случилось. Катерина сбивчиво рассказала о том, что ей Даша поведала.
Родители сидят, друг на друга смотрят.
– Да, – говорит отец, – вот так история. Да только это не причина, день рождения отменять. А если мы гостей пригласим, чем же мы их угощать будем?
– А ты, папочка, попроси дедушку, чтобы он капусты из деревни прислал и картошки, а у бабушки всякие заготовки есть. А еще пусть дедушка яблок пришлет, он их долго хранить умеет.
– Ну не знаю, не знаю, – отец отвечает. – Подумать надо.
Катерина, видно, решила, что не смогла отца убедить, к телефону кинулась. Схватила трубку и стала номер деревенский набирать. Когда дедушка на том конце провода ответил, Катерина стала говорить торопливо:
– Дедулечка, если ты хочешь, чтобы я к вам хоть один раз приехала – не убивай гуся. Убьешь – никогда больше не приеду!
– Да я и сам бы этого не хотел, – дедушка ей отвечает, – да только не мой это гусь, а папки твоего.
– Это мой гусь, дедулечка, – заплакала Катя, – не трогай его!
Петр Николаевич трубку из рук Катерины взял и говорит:
– Ты, батя, того… повремени пока с гусем-то, мы тут что-то решить ничего не можем. Пришли нам, отец, овощей каких-нибудь да банок с салатами. А яблоки у тебя сохранились?
– А как же, – дед отвечает, – сохранились, конечно. Они у меня в газету завернуты и в сено зарыты, как новенькие лежат.
– Ну, вот и хорошо, – говорит Петр Николаевич, – тогда и их пришли. И знаешь, батя, приезжайте-ка вы с мамой к нам, на Катин день рождения. А то как-то некрасиво получается: чужих людей пригласили, а родных бабушку с дедушкой нет.
– Вот спасибо, сынок, – дед отвечает, – мы ведь в городе уже год как не были.
– И захвати, бать, гармошку свою, может, споем, – попросил Петр Николаевич.
На том их разговор и закончился.
В субботу днем гости у Катерины собираться стали. Многие дети с родителями пришли. Катерина всех встречает и в комнату провожает. Новое платье на ней, а на голове банты белые. Все подружки ее пришли, и Даша пришла. Подарков ей надарили множество. Вот уже и двенадцать часов – пора гостей за стол усаживать. Только хозяева все медлят. Наконец Петр Николаевич говорит:
– Садитесь за стол, гости дорогие, родители мои что-то запаздывают. Мы им место оставим, как приедут, тоже за стол посадим.
Расселись гости за столом. Петр Николаевич взрослым шампанского налил, детям – лимонада, и уже хотел тост сказать за Катин день рождения, как звонок в дверь раздался. Мама открывать пошла.
Катерина слышит в прихожей возгласы удивленные, хотела к гостям опоздавшим выйти. Тут дверь открылась, и в комнату вошли дедушка с бабушкой. Все даже ахнули. У дедушки в руках корзина плетеная, а в ней гусь сидит, а вокруг него яблоки красные уложены.
– А вот и наш подарок, внученька, прибыл, – говорит дедушка. – Принимай гостинец.
Выскочила Катерина из-за стола и к деду кинулась. А дед корзину на пол поставил и рядом стоит ухмыляется:
– Больно тяжел, наш подарок получился!
Катерина Кузьму Петровича обнимает, а сама смеется радостно. А Кузьма ей голову на плечо положил и замер. Гости тоже к корзине подошли подарок диковинный посмотреть. Только Даша за столом сидит, улыбается.
Радостно всем стало. А Петр Николаевич говорит:
– Что ж это мы главное блюдо на пол поставили.
Раздвинул он тарелки на столе, взял корзину с гусем и в самый центр ее поставил. Взрослые хохочут.
– Ну, – говорят, – Петр Николаевич, удружил. Действительно славное угощение у тебя получилось – настоящий гусь в яблоках.
Дедушка с бабушкой за стол сели. Дедушка и говорит:
– Раз уж вы решили Кузьму в живых оставить, то я ему на будущий год подружку куплю, не век же ему одному мыкаться.
– Вот здорово! – Катерина воскликнула, – значит, у нас гусята маленькие будут!
– Обязательно будут, – ответил дедушка. Потом он из чехла гармонь достал и говорит: – Я смотрю, вы тут без нас праздновать собирались, а ну-ка и мне бокал налейте.
Поднял он бокал и говорит:
– За твой день рождения, Катюша, и за второй день рождения Кузьмы Петровича!
Выпил он шампанского и на гармони заиграл, да так задорно, что Катерина удержаться не смогла, стала деду подпевать. А песня была про то, как жили у бабуси два веселых гуся. Даша тоже песню подхватила, а за ней и все гости запели.
Радостной и шутливой была эта песня, да только всем гостям показалось, будто когда девчонки поют, они какой-то особый, только им известный, смысл в слова вкладывают.
Это был самый веселый день рождения у Катерины. Все здесь было и стол богатый, и гости веселые, и песни, и танцы, и настоящий живой гусь в яблоках.