XIV. МАЛЫЙ СОВЕТ
1
Пробуждение было тяжёлым. Сон, который долго не приходил и который в конце концов овладел воспалённым сознанием Дербенёва, был бесцеремонно прерван волей командира.
— Юрий Михайлович, вызывай ко мне механика, связиста, разведчика… — высунувшись из открытой двери штурманской рубки, приказал Чуйков своему старшему помощнику и добавил, обернувшись к Апилогову:
— Олег Станиславович, буди штурмана. Пора.
— Товарищ командир, он спит-то всего ничего — два часа. Может, я справлюсь… чтобы не оставаться вечным «групманом»? — возразил младший штурман, раскладывая путевые карты, на которых они с командиром штурманской боевой части уже проложили маршрут подводной лодки в соответствии с новым приказанием, полученным на сеансе связи.
— Нет, умник. Во-первых, кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево, а во-вторых, подслушивать, впрочем, как и подглядывать, — премерзопакостнейшее занятие, тем более для потомственного офицера. Так что, буди!
Апилогов нехотя открыл лючок в гиропост и, скорее, предложил, чем приказал:
— Командиру штурманской боевой части прибыть в рубку к командиру.
Старшина команды штурманских электриков, несший вахту на навигационном комплексе, тихо повернулся в своём кресле-вертушке и произнёс почти на ухо Дербенёву:
— Александр Николаевич, пора вставать. Вас в центральный пост, к береговому телефону какая-то девушка зовёт, с приятным томным голосом, наверное, чего-то хочет... — с удивлением для самого себя пошутил Евгений Михайлович, пытаясь как можно осторожнее разбудить старшего штурмана.
— Какая такая девушка, может, Софи Лорен? — не поддавшись на уловку Михалыча, ответил мгновенно штурман. Отодвинул марлевую ширму, направил на себя струю воздуха от дежурного вентилятора, в простонародье называемого «лопухом». Сладко потянувшись, свесил ноги с лежака и попросил бутылочку холодненького «боржоми». Открыв бутылку, Дербенёв жадно припал губами к горлышку с живительной влагой и, не обращая внимания на струи, льющиеся по шее, допил всё содержимое до капли. Теперь сон отступил. Появилась какая-то ясность мышления. Можно было вновь адекватно реагировать на происходящее.
В помещении гиропоста на период боевой службы всегда оборудовалось два дополнительных спальных места: одно, над помпами охлаждения компасов, — для штурманов, а второе, в шахте астронавигационной системы, — для штурманских электриков. Причём второе в южных широтах считалось самым лучшим, после электромоторного отсека, т. к. при температуре забортной воды +23 — +27 градусов и температуре воздуха в отсеках подводной лодки до +45 градусов температура в шахте АНС никогда не превышала +20. Благодать — почти Сочи, зимой… А вот что касается минеральной воды, то её покупали ящиками, скинувшись на каждого по потребности. Причём за матросов деньги вносили офицеры и мичманы.
Вообще-то корабельным расписанием штурману отведено место отдыха в четырёхместной каюте второго отсека, но отдыхать там при температуре выше + 45 градусов и влажности воздуха почти 100% могли только особо стойкие офицеры или офицеры, судьба которых просто лишила выбора.
2
Первым из этих несчастных был минный офицер капитан третьего ранга Хомичев. Как «годок» и как старший каюты, он был попросту вынужден проживать в четырёхместке в связи с тем, что в первом отсеке, командиром которого он являлся, постоянно проводились партийные или комсомольские собрания. Когда же не проводились, подводники свободной смены смотрели фильмы под неусыпным контролем замполита, несущего бесконечную односменку. А если и этого не было, личный состав всё равно участвовал в каких-нибудь занятиях по специальности и пр.
Вторым «постояльцем» значился командир радиоразведчиков капитан-лейтенант Котов. Человек удивительного спокойствия и невероятной способности ко сну. Этот уникум мог спать двадцать пять часов в сутки. На «гражданке» такая способность присуща только одной категории служащих... Котов размещался вместе с минёром только потому, что, во-первых, в его рубке было столько аппаратуры, что сами операторы втискивались в помещение как рижские шпроты в банку. А во-вторых, наш корабельный врач — капитан медицинской службы Галльский, нужно сказать, очень одарённый в области знания человеческой психики человек, пообещал провести специальный эксперимент над разведчиком, если тот даст своё согласие, а каюта врача (она же — лазарет, она же — изолятор, она же — процедурная) находилась также во втором отсеке, почти напротив «четырёхместки». Эта многофункциональная раскладушка представляла собой идеальное помещение для «экспериментов» и других, «очень важных» для нашей медицины изысканий, которые почему-то необходимо было проводить именно в корабельных условиях. Очевидно, это было связано с тем, что из всего многообразия медицинской аппаратуры каюта врача имела целых два свободных дивана — для больных и страждущих.
Третьим членом этого коллектива был самый невезучий член нашего экипажа, вечный «групман» — младший ракетчик капитан-лейтенант Жарков.
Учась на первом курсе Ленинградского высшего военно-морского училища подводного плавания, среди своих именуемого просто «Ленком» (не путать с названием знаменитого театра), курсант Юрий Жарков познакомился с дамой не совсем строгого поведения. После периода бурных, не всегда продолжительных, но всегда очень жарких встреч в скверике, что напротив училища, будущий рыцарь морских глубин с ужасом узнал, что его пассия беременна. И ему, бедолаге, надлежит сделать выбор: суд, алименты и конец мечте об офицерских погонах или жена, ребёнок, автономки и перспективный шанс приобрести главное достоинство «сохатого папаши». Недолго размышляя, курсант Жарков выбрал второй вариант. Последующие четыре года, отданные семье, ребёнку и учёбе, пролетели незаметно. Сразу после окончания училища Юрий был направлен на Северный флот, назначен на одну из подводных лодок и вскоре ушёл в свою первую автономку. Возвратившись домой через полгода с чемоданами, полными «колониальных» товаров из братских африканских стран, молодой отец понял: венец сохатого жителя лесов весит гораздо больше, чем он, лейтенант, мог предполагать. Весь заполярный посёлок только и говорил о женских прелестях и сексуальных возможностях его жены. Попив некоторое время водки и спустив в магазине «Альбатрос» на свою дочурку всю валюту, Юрий Николаевич развёлся и уехал в санаторий залечивать раны.
Там, в подмосковной здравнице, нашлось немалое количество «целительниц», стараниями которых молодой офицер забыл обо всех своих проблемах. По крайней мере, до тех пор, пока не закончились деньги. По возвращении в дивизию «пострадавший» не без удовольствия узнал, что его «Эммануэль» уехала в Ленинград. Оставив бывшему мужу, кроме алиментов, ещё и неоплаченные квартирные счета за последние семь месяцев. На радостях собрался мальчишник. После непродолжительного ликования и «обмывания» свободы молодым офицерам захотелось женского тепла, а запасы водки уже иссякли. Офицер Жарков, пока его друг Саня Картавин бегал в поисках жриц любви, взялся изготовить некий благородный напиток из заначки КВШ. Вскипятив на газовой плите литр спирта, чтобы выпарить из него вредные примеси и смолы, Юрий Николаевич начал заливать горячую жидкость в узкое горлышко бутылки. Учитывая состояние «поющей души», невыключенное пламя газовой горелки, дымящуюся во рту «алхимика» сигарету и потоки спирта, стекающие по рукам и одежде Жаркова, нетрудно представить, какая картина предстала взорам гостей, вошедших в квартиру.
Вместо дикой, необузданной, горячей и страстной любви вошедших встретило ревущее пламя горящей квартиры. Живой факел тушили всем подъездом…
В новый поход лейтенант Жарков не пошёл. Последующие девять месяцев его лечили. Собирали кожный покров из того, «что было», и, нужно сказать, врачам это удалось. Теперь, спустя несколько лет, следов ожогов практически не было видно. Правда, курить Юрий Жарков бросил навсегда.
Четвёртое место, как правило, пустовало. Иногда его занимал командир моторной группы капитан-лейтенант Щербатов. Случалось это тогда, когда находиться в пятом отсеке, где размещалась двухместная каюта стармеха, было невмоготу. По причине или высокой температуры, или остроты запахов с круглосуточно работающего камбуза. Эти яркие запахи заполняли все закоулки отсека, от них не было спасения даже в герметично устроенных аккумуляторных ямах № 3 и № 4. Пищевые «раздражители» вызывали непрерывную работу поджелудочной железы, судороги желудочно-кишечного тракта и обильное слюноотделение, как у собаки Павлова. Тогда Николай Щербатов просто сбегал во второй отсек и отсыпался между вахтами в «четырёхместке».
3
Не прошло и пяти минут, как назначенные для участия в «малом совете» офицеры подтянулись в центральный пост. Стали протискиваться в узкую половинчатую дверь штурманской рубки.
— Ну что, «архаровцы», готовы проявить себя на благо флота и Отечества? — обратился к младшим офицерам Чуйков и, глядя на стармеха, продолжил:
— В твоей готовности, Михаил Александрович, я не сомневаюсь.
Офицеры молча, кивая в знак согласия, столпились вокруг автопрокладчика. Командир ещё раз окинул взглядом всех прибывших, как бы проверяя — все ли. И закрыл створку двери.
— Главнокомандующий ВМФ поставил нам задачу форсировать пролив... Цель: выявление структуры и организации противолодочной обороны в этой части Средиземного моря, а также выявление времени реакции оперативного соединения ОВМС НАТО, по данным недавно развёрнутой в районе пролива широко эшелонированной противолодочной системы «SOSUS», в случае нашего обнаружения. В последнем, кстати, сомневаться не приходится. Глубина моря в проливе ограничена огромным по площади и практически плоским подводным плато. Средняя глубина в пределах ста метров, а по маршруту следования, с учётом территориальных вод с двух сторон пролива, минимальная глубина составляет сорок восемь. При прозрачности воды в среднем 58 метров и протяжённости маршрута на плато более 90 миль только ленивый не сможет нас обнаружить. Какие в связи с этим есть предложения? — спросил, пронизывая присутствующих колючим взглядом, командир лодки.
Гробовая тишина воцарилась в штурманской рубке. Всем вдруг стали ясны безысходность ситуации и нелепость каких-либо предложений. Но командира это безмолвие не удовлетворяло, и он обратился к механику:
— Михаил Александрович, если удастся зарядиться в эту ночь «под завязку», на сколько часов хватит ёмкости батареи, при условии режима полной экономии и движения под одним мотором экономхода?
Старший механик — капитан второго ранга Арипов достал из папки свою любимую, в кожаном переплёте, рабочую тетрадь и, углубившись в какие-то записи, ответил, не поднимая головы:
— Максимум на двое суток, без заряда аккумуляторной батареи, Владимир Артемьевич.
— Хорошо, — задумчиво произнёс командир.
— А сколько времени понадобится на форсирование рубежа, штурман, с учётом выхода на большие глубины за пределами плато?
— На ход полтора узла, товарищ командир, по кратчайшему пути нам понадобится двое с половиной суток…
— Нестыковочка, штурман. Так не пойдёт, не вытянем. Пересчитай ещё раз, — без явного энтузиазма потребовал Чуйков и взял в руки измеритель, чтобы перепроверить расчёты штурмана. Всё сходилось, но не в нашу пользу.
— Значит так, — выжал из себя решение командир подводной лодки. — Сегодня в ночь всплываем в надводное положение для заряда АБ и пополнения запасов воздуха. Михаил Александрович, будь готов к форсированному заряду и «рывку» полными ходами «под дизелями». Наша задача — под прикрытием ночи проскочить мимо вероятного противника как можно дальше на плато. Всё плато проскочить до рассвета не успеем. Штурман, ты прокладывай курс ближе к островам, но без нарушения территориальных вод Мальты. Посчитай разницу в расстояниях. Глядишь, «с дерьма пенку снимешь», может, нам это и пригодится. Тебе, Александр Васильевич, принимать всю информацию, во всех сеансах связи, после погружения всплывать будем нескоро. Готовь своего Суворина для работы в составе корабельного расчёта. Начальнику разведки и начальнику РТС быть готовыми выявить наряд сил, способы действий и средства, используемые противником против нас. А ты, Юрий Михайлович, возглавляй всю организацию корабельных боевых расчётов. Я жду от тебя предложений в этих непростых условиях. Готовиться тщательно. На войне — как на войне! Всё. По местам!
— Василий Иванович, — обратился командир к прибывшему замполиту, — а для тебя у меня только одна задача: чтобы лишних разговоров и кривотолков по отсекам не витало, о том, где мы и что мы… Займи личный состав чем-то дельным, только не устраивай повальные комсомольские собрания, очень прошу. Помнишь, ты собирал фонотеку обращений матерей к сыновьям перед боевой службой? По-моему, самое время её запустить по трансляции. Например, во время приборок или сразу после заступления смен на вахту. И ещё, чаще бывай на постах, в гуще людей.
Когда все вышли, командир, обернувшись к штурману, спросил как бы у самого себя:
— И какой враг народа там… сидит, что Главкому на подпись эдакую уголовщину подсовывает. Это же преступление в чистом виде. За такие вещи в военное время трибунала не избежать. Или, может, я ошибаюсь. А, штурман?
Штурман ещё раз взглянул на карту и ответил в тон командиру:
— У меня самого голова пухнет вторые сутки от таких же мыслей. С того момента, как получили приказание из Москвы. А что толку… Прорываться-то нам, а не этим паркетным «рукамиводителям»!
4
Спустя четыре часа подводная лодка «Б-224» уже рассекала своим форштевнем волнистую гладь ночного Средиземного моря, всё ближе подходя к развязке хитросплетения загадочных и трагических узлов грядущих событий, предначертанных ей чьей-то неведомой рукой. От развязки этих узлов зависело не только настоящее, но и будущее всего экипажа в целом и каждого подводника.
А пока жизнь текла своим чередом. Шёл форсированный заряд аккумуляторной батареи. Свободные от вахты члены экипажа, пользуясь представившейся возможностью, мылись в душе, под драгоценной горячей водой из системы охлаждения дизелей. В пятом отсеке — офицеры и мичманы, а в восьмом — матросы и старшины.
Кормилец экипажа — корабельный кок и виртуоз кулинарии мичман Кузьмин вместе со своим помощником, матросом Азизовым — большим знатоком кавказской кухни, уроженцем местечка Куба, что на юге Азербайджана, колдовали над сюрпризом для именинника. Сюрприз представлял собой огромный, килограммов на пятнадцать, яблочный пирог в форме акватории Средиземного моря.
Буквально через два часа весь экипаж ожидал «рождение» старшего помощника командира капитана третьего ранга Манишевича.